Якут

Глава 18. Вверх по Индигирке

Домой я добирался долго. Объезжал стороной встречные стойбища, чтобы весть обо мне не донеслась до казаков. Подолгу задерживался около рек, не решаясь форсировать их. По одним шел лёд, другие — вздувались, перегороженные плотинами заломов. Такое время лучше пересидеть у тёплого камелька в кругу родных или с друзьями. Или в мастерской хлопотать. Но, увы. Не в этот раз. А лезть с риском для жизни в холодную воду или на готовые в любой момент рухнуть перемычки — это занятие не для семейного человека.

Я немного побродил по обнажившимся откосам, но обнаружил только пласты меденосных песчаников. Довольно тощие, кстати, и, кажется, не слишком обширные. Весна вступала в свою бурную стадию, когда и травка вылезает, и листочки проклёвываются. Земля впитывает влагу тающих снегов и медведи выбираются из берлог.

На берегу озерца я устроил хижину, и приспособился ловить рыбу прямо с берега, обколов лёд над глубоким местом. Неплохо брали караси, но размер улова я чётко ограничивал вместимостью собственного желудка. Лошадки отъедались прошлогодней травой и держались неподалеку от костра.

Наверное — по привычке. Ведь гнуса ещё нет и, следовательно, надобности в дыме. Я же заготовил сучьев для арбалетных плеч. Их вечно не хватает. Если честно, то это и есть основной фактор, сдерживающий производство. Остальное можно тиражировать почти без ограничения в количестве.

Вопрос о том, как вооружить своих людей чем-то таким, могучим и ужасным постоянно шевелился в мозгах, но, с другой стороны, я осознавал ограниченность и местных ресурсов и своих возможностей. Никакой альтернативы механическим метателям у меня нет. А значит — придётся аккумулировать мышечную энергию стрелка и сообщать её снаряду. Ни пороха, ни взрывчатые вещества мне недоступны. А в качестве накопителей есть только пружины или сжатый воздух. Хотя… вспомнились самодельные воздушки из ружейной гильзы и медной трубки. Там воздух служил в качестве своеобразной "трансмиссии", переводя силу, накопленную растянутой резиной, в скорость пластилиновой пули.

В голове закопошились разные конструкции, позволяющие обойтись без тетивы. Я начал прикидывать и так и этак, но вспомнил, что ничего, кроме кожи, для уплотнений у меня в наличии нет. То есть добиваться плотности между поршнем и цилиндром придётся кропотливой подгонкой. Конструкция пневматического оружия, а я с ней знаком, требует высокой точности и чистоты обработки многих деталей. Словом — всё сложно. Однако по себе знаю, что если какая-то мысль в голову вступила — не будет мне покою ни днём, ни ночью. Проест она мне печёнки и, пока не наработаюсь, от затеи не отступлюсь. Правда, за успех не ручаюсь.

Домой я вернулся уже, когда не только завершилось вскрытие рек, но и пришло тепло. Затея с рыбалкой на озере по-прежнему меня волновала, и мы отправились в отпуск на лодке, рассчитывая начала приблизиться к цели по Индигирке, а уж потом, остаток пути, пройти пешком. По крайней мере, знаток этих мест Ивул рекомендовал мне такой вариант. В путь мы пустились не одни, в смысле, не одной семьёй. Тот мой помощник, что женился на дочке соседа-тунгуса, попросился с нами.

С одной стороны, меня это устраивало потому, что когда сразу две мамки с грудничками, то им веселее — где-то могут и подменить друг друга на время. С другой — познания свои в области геологии лучше передавать в дороге, показывая ландшафты и давая объяснения на реальных образцах. Разломы всякие, метаморфические породы, выходы и прочие моменты. Когда их глазами видишь, оно доходчивей получается. А то ведь рудознатцы-то когда ещё в наши края пожалуют? В одиночку же мне со всем не совладать.

Была ещё и третья сторона — эвенкийка бывала со своим родом во многих местах, в том числе и там, куда мы отправлялись. Подскажет дорогу в случае чего.

Неожиданность случилась уже когда мы вышли из Селенняха в Индигирку. Я в это время дремал, а Тургун ничтоже сумняшеся свернул из протока разветвлённой речной дельты не налево, а направо. Он у меня способный мальчишка, но иногда ошибается — путает руки. С кем не бывает. Собственно, проснулся я, когда Айтал, повизгивая от удовольствия, извлекала из воды ленка. Взял на блесну. Я подумал, и вместо того, чтобы разворачиваться вниз по течению, вообще ничего говорить не стал. В районе озёр местность ровная и для занятий геологией не слишком подходящая. А выше Индигирка огибает Момский хребет, где можно надеяться встретить весьма любопытные обнажения. Дальше течение нас, скорее всего не пропустит — там немало довольно бурных мест с водоворотами, из-за которых ходившие здесь казаки назвали эту реку Собачьей.

Но дотуда ещё далеко. А сынишка — молодец — аккуратно проводит лодку вдоль самого бережка, где и течение нам не мешает, и рыбка ловится. Главное — лапушка моя довольнёшенька.

Возрастание скорости встречного течения вызвало среди экипажа заметное оживление. Словно страсть преодоления поселилась во всех нас. Мы с помощником сели на вёсла, женщины на носу соорудили парус, а рулевой-кочегар подтопил. На солярке нынче идём, так что это не сопряжено с очень уж великими трудозатратами. Тем более что заметный северный ветер очень хорошо нам помогает. Прошли мы несколько узостей и поворотов, а потом река успокоилась и снова сделалась равнинной.

Вообще-то этот участок не считается сложным — по-настоящему свой норов река проявляет много выше. Тем не менее, и здесь встречается всякое. Например — юкагирские стойбища. Мы обнаружили чумы на левом берегу и спокойно пристали. Айтал — вот полиглотка — спокойно объяснялась с местными жителями. Нам друг от друга ничего не было нужно, как я думал. Визит вежливости, так сказать. Род как раз находился на марше — они направлялись на юг к озёрам, чтобы поохотиться на гусей. Но без поспешности.

Мы с помощником моим безбоязненно отлучились побродить по кручам и несколько подзадержались — прослеживали один из разломов и делали промывки шлихов. Так вот, вернувшись, я чуть не крякнул от огорчения. На лодке ступить было некуда от тюков с мехами. Принимающей стороне так понравился арбалет моей суженой, что они её "убедили" отдать им его. Охотники. М-м-дя! Конечно, и пуль и запасных тетив Айтал для них не пожалела. В общем, похоже, всем родом клянчили, хотя, не так уж трудно уговорить женщину.

Разумеется, после этого мы заторопились дальше и больше старались ни к кому не заезжать. По правде говоря, меня интересовал Зашиверск. Сведения об этом поселении несколько противоречивы. То есть сейчас он, скорее всего, присутствует в виде одной-двух избушек, оставленных сухопутными экспедициями казаков, прошедшими сюда от Верхоянска южнее Хребта Черского. А вот по-настоящему поселение должно возникнуть только после того, как русские сумеют подняться на своих кочах до того места, где стоят постройки, возведённые пешими казаками. Хотя, доберёмся ли дотуда мы? Не знаю. Судя по тому, что я слышал, для этого необходимо преодолеть шиверу — мелководный участок реки, усеянный торчащими из воды камнями. Обычно в таких местах ещё и течение очень сильное, так что не знаю, вытянем ли.

Так вот, про Зашиверск. После того, как казаки до него доберутся водным путём, он сделается центром этой земли и будет даже влиятельней Верхоянска. Русские станут собирать со здешних юкагиров богатый ясак, и ещё сухопутная дорога на Колыму пройдёт тут же. Несколько Якутских родов переселится в Момскую долину со своими табунами и стадами, создав традиционный для нашего народа комплекс по производству продуктов питания.

Крепкий городок простоит до тех пор, пока оспа не выкосит всех его обитателей. Немногочисленные выжившие, бросив всё, разъедутся, кто куда. Например, вниз по реке в селение Русское Устье, что основано, говорят, ещё новгородцами, бежавшими от гнева Ивана Грозного. Такая вот трагическая страничка истории.

Надо же, что память иногда добывает из своих закромов. А ещё я помню, что далеко в верховьях этой великой реки находятся богатейшие запасы золота. В том числе и рассыпного, удобного для добычи с использованием примитивнейшего оборудования. Но об этом я никому не скажу. Только разгула хмельных старателей нам тут не хватает… казаков более чем достаточно.

Нет, ну что за люди эти русские! Вот, скажем, юкагиры: я в их стойбище шёл без малейшей опаски, потому что они, хотя и все разные, но адекватные. Неважно даже, что знакомы мы не были. А в родном, можно сказать, Верхоянске лучшие по всем статьям предсавиели рода человеческого дважды мне свинью подложили. Вот чего они решили, что я им дерзю… то есть держу… тьфу на этот их великий и могучий, даже выразиться на нём как хочешь нельзя!

И чего это я расчувствовался? Наверное, из-за приближения шиверы. Ведь захочу её пройти, наверняка захочу. Но не лодкой же, в которой сидит вся моя семья. И не одна она, кстати, в этой лодке сидит. Поэтому я стараюсь не торопиться. Мы часто пристаём к берегу и занимаемся геологией. Основные породы, осадочные. Наслоения и напластования. Охота на горного барана (Айтал локти себе кусала, что осталась без арбалета), наблюдения с детьми за евражкой, слежка с прибрежной кручи за медведем, копающимся у самого уреза воды. Я думал, что косолапый станет рыбачить, но нет — что-то он другое делал. С такого расстояния не разобрали, а подходить ближе… сами понимаете. У нас ведь отпуск, а не экстремальный спорт.

Чего-то особенного наши геологические изыскания не принесли. Всего в меру, всего помаленьку. Несколько скромных линз лимонита и совсем тощие на медь песчаники. На полиметаллические руды никаких указаний приметить не удалось. Несколько юкагирских кочевий мы посещать не стали. Айтал заходила одна, обменяться словами вежливости и узнать, не слышно ли чего-нибудь худого. Арбалета-то теперь у неё нет, значит, больше не выклянчат. Хе-хе.

И больше не будет. Я придумал, как сделать пневматичку. У меня ведь теперь есть пружинная сталь. Как ни крути, а воздух значительно удобней, чем тетива, для передачи пуле энергии, запасённой в напряжённой пружине. По крайней мере, не изнашивается.

Мы исследовали несколько глин. Я как-то рассказывал о наших мучениях с заточкой свёрл. Так вот — с тех пор ничего не изменилось. С режущими кромками инструментов из твёрдых сплавов мы продолжали мучиться, как ни в чём ни бывало. Между тем в глинах обычно присутствует окись алюминия — та самая, что по химическому составу соответствует корунду — одному из самых популярных абразивных материалов. Проблема в том, что она там находится в виде мельчайших частиц — не крупнее, чем у пудры — и в смеси со столь же мелкими частицами множества других соединений — окислов или нерастворимых в воде солей.

Так вот! Мы наткнулись на глину, в которой содержались мелкие песчинки чего-то твёрдого. Этому твёрдому я смело дал наименование искомого — корунда. А потом мы этот корунд промывали в длинном лотке, похожем на золотоискательский, который построили в удобном месте. И чтобы глину носить недалеко, и чтобы вода сама поступала по жёлобу в верхнюю часть этого многометрового узкого корыта.

"Сырьё" наше в воде расходилось неохотно, отчего, после загрузки, требовалось приложить заметные усилия, чтобы его "размутить". Разделение на фракции тоже шло не так, как это бывает при промывке золота, отчего установку свою мы несколько раз переделывали. Стояли тёплые погожие деньки, и настроение оставалось устойчиво хорошим. Никто никуда не торопился, что наполняло мою душу довольством — мы оставались на одном месте и не приближались к шивере.

Корунда намыли четыре увесистых мешочка килограммов по сорок, если на глазок. Еще у нас образовалось втрое больше глины, плотность которой примерно вдвое больше, чем то, что вода согнала в нижний конец лотка. Я рассудил, что это тоже оксид алюминия, просто мелкий, и, когда она просохла, тоже "прибрал" в лодку. Если удастся сделать из этого добра хорошие тигли, есть надежда, что они будут не столь хрупкими, как те, что рассыпаются у нас после каждой плавки.

Женщины сварили клей и, смазав им кусочек кожи, я щедро припорошил липкий слой корундовым порошком. Излишки смёл пучком птичьих перьев, дождался высыхания и получил наждачную шкурку. Вот после её опробования на самых разных предметах и стало мне окончательно ясно, что трудился я не напрасно. Прямо тут мы и спекли первый точильный брусок — благо моя походная кузница была со мной, так что и с формой справились, и горн соорудили и даже подобрали нужный режим. Собственно, он сродни гончарному обжигу. Тут и посетила меня мысль о том, что если заготовки керамики подвергать перед обжигом воздействию давления, чтобы "отогнать" из них воду, то, может быть, они станут меньше трескаться? А может быть стоит пытаться прессовать заготовки из сухой глины? Или вообще вести прокаливание, воздействуя на будущее изделие внешним давлением?

У меня, как Вы, наверное, заметили, начало всё более и более разыгрываться воображение. Знания и наблюдения человека двадцать первого века стали влиять на осмысление традиционных технологий, сложившихся за тысячелетия накопления опыта нашими предками. В мыслях крутились философские мысли и обобщения. Хорошее дело — отпуск. Сознание раскрепощается, и реальность раскрывает перед разумом новые, ранее скрытые грани.

Вот взять, например, это месторождение кажущейся мне столь ценной глины. Понятно, что работать здесь можно только в тёплый период — месяца три в году. С поправкой на капризы погоды скажу: от двух до четырёх. Прокормиться тут сложно. Вернее, если кормиться, то работать будет некогда. Только до реки идти надо пару часов, чтобы порыбачить. С дровами неважно — склоны по большей части голые. По всему выходит, что приезжать сюда нужно летом со своим топливом и запасом провизии. Лучше всего ещё по снегу санным обозом забрасывать работников, а потом забирать обратно, тоже по снегу осенью. Что же касается технологии разделения фракций этой глины, то она вполне посильна, считай, любому. Мы всё зарисовали и описали, так что умел бы человек разбирать по-писанному… вот ёлки. А грамотеев-то вокруг меня не так уж много.

Лето явно заканчивалось. Ночные сумерки сделались продолжительными и довольно густыми. В обратный путь мы пустились, пользуясь попутным течением лишь немного подрабатывая вёслами время от времени, когда возникало желание размяться. Айтал вовсю блеснила, мастерски управляясь со спиннингом. Ряпушка, чир, муксун, нельма, омуль, сиг — что только ей не попадалось. Не всё на блесну, ясное дело, кое-что неплохо шло на обычную удочку. Пользуясь отсутствием мух посреди широкой реки мы вялили роскошные балыки. Ну и на юколу пускали кое-что, досушивая несолёных рыбок у котла до каменной твёрдости. Это Вожаку на зиму.

Но, как я уже поминал, разжигали мы топку редко. Не спешили, да и солярки оставалось мало, а нам ещё по Селенняху подниматься.

Хорошее нестроение улетучилось, когда мы подошли к нашему угольному разрезу. Нет, ну это надо же, прямо на берегу встречает меня знакомый казак. Правда, ни пищали, ни сабли при нём нет — мирно выглядит. Но ведь нашёл же как-то мою схоронку. Делать нечего, надо приставать и здороваться.

Ясное дело — начали мы с разгрузки лодки — она так "присела" от груза, что смотреть на неё было больно. С такой осадкой мы против течения можем до самого ледостава добираться домой. Да и припасы рыбные здешним обитателям лишними не будут. Опять же от мехов избавились — Вы себе просто не представляете, как они нас утомили, ведь прорву места занимают, а груз нежный, пинать его неудобно как-то. Глину отмытую тоже почти всю здесь оставили, зато солярки залили полный танк. Хе-хе. Забыл ведь я, что мимо заправочной, считай, станции будем проезжать.

Ну а казак прямо мне сказал, что атаман разослал казачков повсюду, чтобы перенять меня и к нему зазвать. Добром. В общем, повеселились мы с этим парнем от души. Он ведь тоже понимает, что доверчивости моей есть предел, и что ни в какой Верхоянск он меня ни на каком аркане не затащит. Зато от Никодима письмо привёз с отчётом об объеме заказов, что разослан по мастерским. Не только на Бытантай и в Батагай, но и на Адычу, и на Тенке Элляю. Я прочитал и сам же в эти места отписал, кому чего в какой адрес отгрузить, потому что наша примитивная промышленность имеет уже некоторую специализацию и кооперацию, которые обслуживает транспортная система купчины. Так что и Никодиму всё, что нужно дал знать. Хозяйствуем мы тут. Помаленьку.

На словах же казак передал, что якуты, живущие в верховьях Яны перестали отстреливать сборщиков ясака. Ким в тех местах от стойбища к стойбищу мотался, разговоры разговаривал и вообще у них с атаманом что-то вроде союза или даже дружбы. Средняя сестрица моей супруги с мужем своим — приказчиком — перебралась в магазин, что в устье Туостаха. А больше этот человек ничего интересного не знал.

Письма я с ним отправил. Одно из них — атаману. Честно в нём признался, что являться пред ясны оченьки воеводы не стану потому, что гнева его боюсь. Но остаюсь верным и преданным слугой Государя Московского и его, воеводы, тоже, так что, если есть какая нужда — пускай говорит о ней разным людям, а уж они донесут эту весть до моих ушей.

Вот так. А то, понимаешь, решил поймать якута в Якутии.

Потом меня позвали на горку, с которой открывался вид на распростёршееся в отдалении русло Индигирки. По нему вверх по течению шли четыре больших морских коча. На всех парах.

Во как! Стало быть Пелым расстарался, и теперь водное сообщение между казачьими острогами сделается более регулярным. Да и шиверу пройти сейчас им, может быть, удастся — прохладно ведь уже становится, подмораживает ночами, так что течение в Индигирке вялое. Могут и проскочить, если на мель не выскочат.

Казак ускакал. Что он будет врать воеводе про способ получения письма от меня — его дело. Не маленький — сообразит. Уж во всяком случае, дорогу в эти места никому не покажет. Денежку он любит, а я не поскупился.

Обстановка вокруг нашего шахтёрского городка особой тревоги не вызывает — юкагиры тут кочуют и, как Вы понимаете, арбалет нашего угледобытчика стал теперь ихним. Так что наши меха добавились к примерно такому же количеству в просторном рубленом амбаре. А ведь это всё ещё и вывезти отсюда потребуется. Охо-хонюшки! Зато у жителя здешнего теперь есть жена. Юкагирку взял. Вон и олени пасутся, и собаки выясняют отношения с Вожаком.

На производственном же поприще, как и на научном, никаких подвижек не произошло. Летом люди занимаются хозяйством и готовят запасы на зиму. Здесь это основной закон жизни. Спорить с Природой не стоит, как и с опытом многих поколений людей, живших тут до нас. Поэтому работа промышленности в наших северных краях неизбежно подвергается влиянию сезонности. Абзац.