Якут

Глава 14. Заскучал я, что-то

Невольники мои оказались людьми ничем не примечательными. Делали, что велят, без поспешности, но и от работы не отлынивали. Обычай каждый день после завершении трудов мыться в бане и переодеваться в чистое, быстро вошёл у них в привычку. Дело в том, что гигиенические традиции моего народа в этот период скорее соответствовали европейским обычаям, чем русским. То есть купались редко, можно сказать — только по особым случаям. Это и неудивительно, когда живёшь в не слишком тёплых домах с земляным полом. Удаление жировой прослойки с поверхности кожи неблаготворно сказывается на самочувствии при низкой температуре окружающей среды.

Я же люблю и горячую баню, и тёплый дом — эти "устройства" следует использовать совместно. Если, например, живёшь в тепле и не моешься — это тоже здоровью не способствует. Так вот. На моё несложное разумение. Ну, а поскольку население предприятия устроилось в тёплых деревянных домах, то и обычаи мытья не встречали полного отторжения. Опять же ткани для исподнего было в достатке: магазин в соседнем доме, а в средствах я не стеснён.

Айтал хихикала, что этак я совсем разбалую "личный состав" — это она у меня словечко выцепила.

Сани с оловянными пуговицами пошли в Верхоянск уже по снегу. Подсвечники, кружки, тарелки и немного фигурок стрельцов размером с указательный палец. Айтал с удовольствием позанималась вырезанием макетов всяких красотулек — орнаментов, завитушек и зверей. В новом доме было просторно, а делание из жира стеарина и мыла потихоньку входило в бытовые обычаи в местах, где мы успели пожить. На Бытантае хозяйки в окрестных стойбищах давненько освоились с этими немудрёными процессами, тем более что и соду и уксус купить в магазине можно всегда.

Жизнь понемногу меняется. Тунгусы нередко привозят откуда-то с побережья животный жир. Видимо, зверя морского бьют: моржа или нерпу, а может тюленей? Китов в здешних морях встречается не так много, чтобы рассчитывать на их промысел всерьёз. Хотя в подобных вопросах я не эксперт.

Трудами праведными на оловянном поприще я себя сильно утруждать не старался — скучный однообразный труд меня не слишком привлекает. Хотелось чего-то для души. Не помню, рассказывал ли я, что всегда увлекался оружием? Много о нем читал и всегда восхищался изобретательностью конструкторов различных стрелковых систем. Если бы существовала хотя бы воображаемая возможность разжиться порохом, наверняка занялся бы изготовлением чего-нибудь, способного потрясти воображение окружающих. Но, увы, важнейший компонент метательного взрывчатого вещества — селитра — в наших местах отсутствует. А готовый продукт казаки привозят только для себя, и якутам не продадут ни за какие деньги. Как и огнестрельное оружие, кстати. Даже те пищали, что взял я уже больше года тому назад в бою с напавшими на меня злоумышленниками, казаки, сопровождавшие Никодима, просто забрали, совершенно не интересуясь моим мнением по этому поводу. Ну а сам я, конечно, не возражал. И "не вспомнил" при этом о том, что огневой припас убиенных аккуратно собран и припрятан. Вещей моих никто не обыскивал. Ну, как-то не акцентировалось внимание на подобных "мелочах".

Одним словом, отлил я бронзовую пушечку. Меди у отца с дедом теперь стало заметно больше, потому что они подрядили на её выплавку совсем другого кузнеца, что поселился как раз возле выхода руды. Так что и мне перепало, сколько попросил. Про разные хитрости с литьём я уже знал немало, никакими украшениями баловаться даже не пробовал и сделал примитивный конус снаружи с глухим цилиндрическим каналом внутри. Этот канал сразу вышел у меня идеально гладким — он был сформирован хорошо отполированным стальным стержнем, сразу укрепленным в форме, который после остывания зажало намертво. Извлечь его так и не удалось, и больше я с огнестрелом решил не связываться.

Старшенькому нашему уже четвёртый год и, как и полагается нормальному якутскому мальчишке, на лошади он сидит уверенно. Младший едет то со мной, то с матерью. И все мы, едва погоды уверенно повернули на весну, отправились обследовать реку Селеннях. Снега ещё не собираются таять — положительных температур не бывает даже днём. Но настоящие морозы уже не вернутся и сильных снегопадов ждать больше не следует. Крепкий наст уверенно держит копыта, а если и нет — так глубина снежного покрова невелика. Лошадка ногу не сломает, потому что мы никуда не торопимся. Едем себе потихоньку и ни о чем не тужим.

Движемся мы на север северо-восток. Никакого желания преодолевать отроги Хребта Черского у нас нет. Мы обойдём одну из гряд, а потом, слегка отклонившись к югу юго-востоку, пройдем через понижение во второй.

Скажете — безумие отправляться с маленькими детьми через дикие заснеженные пространства? Хе-хе. Не забывайте, я — якут. Это мой мир. Живу я здесь. Мы не ищем приключений и неторопливо объезжаем то, пробираться через что полагаем рискованным. Во вьюке у нас имеется палатка и тёплые спальники. Маленькая печка и запас провизии. Лошадки прекрасно добывают себе корм прямо из-под снега, а младшего из сыновей Айтал от груди пока не отлучила, потому что мы опять собирались в поездку без коровы, причём в места ненаселённые.

Обычная картина. Русский сказал бы, что инородцы куда-то отправились. Но так уж вышло, что в Нижнеянский острог мы в этот раз заезжать не стали — нет причины делать крюк. Так что о нашей поездке казаки не проведают, а мы поищем, где спрятаться. Что-то подсказывает мне — стоит усилить осторожность. Я нынче весьма состоятелен и, даже не подозревая об этом, мог возбудить зависть в ком угодно. И нет на свете никого, опаснее завистника. Среди просвещённых цивилизованных русских легко обрести неведомого, коварного и могущественного врага, потому что они алчны и амбициозны — иначе что они забыли в этих холодных и неприветливых землях.

Симпатичная погода стоит. Немного ветрено, но мы хорошо одеты, так что едем себе потихоньку и по сторонам поглядываем. Соболя в этих местах встречается много, но задерживаться для охоты нам нынче не с руки. Волчьих следов не замечали и воя не слышали. Одно неудобство — около встречных речек не стоит указателей с названиями. Я в своё время много работал с картами и, в силу рода деятельности, обращал внимание на рельеф. Более того, многие места видел с вертолёта, а память у меня крепкая. Поэтому я не боюсь заблудиться.

Особых происшествий у нас не случается. Вечерняя остановка, разбивка лагеря, ужин, сон. Утром подъём, завтрак, быстрые сборы — и в путь. Рассказывать не о чём. Разве что о всё учащающихся ровных участках — замёрзших озёрах. Их тут особенно много, на любой вкус.

За две недели мы добрались до цели. До реки, что течёт на восток в Индигирку по относительно ровной широкой долине. Таких морозов, как у нас в Верхоянске здесь не случается, зато в среднем по году заметно холоднее. Реки вскрываются позднее, а замерзают раньше. А ещё наледи — ледяные мосты, перекрывающие путь — держатся тут почти до августа, то есть плавать на лодке, считай, некогда. Однако великих заломов, как на Адыче, не бывает, потому что вскрывается река, начиная с юга.

Растительность тут скудная. Мелколесье, я бы сказал. Ольховники, кедровый стланик, красная смородина. Строевого леса, считай, совсем нет.

Откуда такая заинтересованность, спросите? Так дело в том, что в устье Селенняха имеются неслабые залежи угля. А в среднем течении мне известно так называемое малое месторождение отличной железной руды. Малое оно с точки зрения великой страны, занимавшей некогда шестую часть Земной суши. А вот с точки зрения Якутии, где в эти времена живёт не более сотни тысяч человек, руды этой более чем достаточно. Одним словом, все предпосылки для организации тут выплавки стали налицо.

Дорогу мы только что разведали и с уверенностью можем утверждать, что санный путь от Яны до этих мест месяцев семь в году работать будет. Теперь — дело за геологом. Проблема в том, что само это месторождение мне практически незнакомо. Я не только не помню его точного местоположения, но даже не являюсь специалистом по поиску руд такого состава.

Словом, лагерь мы разбили с расчётом на длительное проживание, и я принялся бродить по окрестностям с лопатой и молотком. Крепись, геолог!

Хе-хе. Магнетит, он ведь влияет на стрелку компаса, если кто забыл. А компас у меня ещё из старой жизни. Так что никуда от меня это месторождение не денется. Да и торопиться нам некуда — до ледохода около двух месяцев, а раньше в низовьях делать нечего. Тем более что искать уголь я тоже не умею. Особенно, под снегом.

Выходов руды на поверхность отыскать мне не удалось. Да и само рудное тело не слишком охотно обнаружилось. Изрядно побродить пришлось по отрогам и распадкам, пока приметил аномальное поведение стрелки. Естественно, шурф я бил не вслепую, и до цели добирался целых четыре мёрзлых метра — это, поверьте мне, немало. Но качество сырья приемлемое и его тут много. За десяток тысяч тонн ручаюсь, то есть, не зря старался.

Пока я занимался своими поисками, весна принесла тёплые погоды. На припёке да за ветерком снег стал сходить со склонов, стало быть, дело к лету. Мы немного охотились с гастрономическими целями, и ещё я бродил по прибрежным равнинам, по склонам, обращённым на юг, и пытался представить себе, как мои соотечественники смогут тут наладить себе жизнь.

С одной стороны возводить тёплые постройки придётся из привозного леса. И гнать его нужно с верховьев Индигирки. Топливо тоже понадобится завозить от устья. Но его, по-любому, потребуется сюда доставлять. Множество ровных безлесных участков обещают просторные пастбища, откуда, пока из-под снега наши лошади добывают себе траву. Есть и другие, тоже просторные пастбища, но там произрастает в основном ягель — а это уже корм для оленей. Только он, насколько я помню, возобновляется не каждый год.

Озёр тут видимо-невидимо так, что рыбы местные жители всегда наловят. Сетями. Однако по всему выходит, что без подвоза извне, промышленность в этом краю не заработает. То есть потребуется организация добычи и доставки угля, это как минимум. И строевого леса.

В мои времена историки спорили, была ли у якутов государственность. В какой-то мере она есть и сейчас. Просто концентрации усилий населения на решении общих для всего народа задач не обеспечивает. Имею ввиду, созидательных задач. Повоевать или, скажем, уйти всем народом оттуда, где стало опасно — это несомненно проделывалось. Но вот собраться с силами и забабахать шахту и металлургический заводик — этого не бывало. Такого рода события стали возможны только при высокой концентрации ресурсов в частных руках. И, естественно, подобные мероприятия проводились с целью извлечения прибыли.

Ничем подобным я не располагаю. Никодима на это вряд ли удастся подбить — он, и меньшими хлопотами своё возьмёт. А ведь тут быстрой отдачи не получишь. Если бы он свёрла мои тоннами продавал — тогда другое дело. А то ведь за весь год их и полсотни не ушло.

Когда бы люди тут уже жили, можно было бы потихоньку научить их сначала уголёк копать, потом металл плавить. Так бы малыми шагами и развивался район, благо до Нижнеянского зимовья путь отсюда не так уж далёк, а там нынче магазин стоит.

Тем не менее, план наших изысканий мы продолжали выполнять, как ни в чём не бывало. Шли вниз по течению по прибрежным равнинам. Сворачивали куда хотели и наблюдали и таяние снегов, и освобождение рек от зимнего покрова. Забавно оно проходило. Сначала оттаяли верховья Индигиргки, и сквозь скалистые теснины пришла высокая вода, разломавшая ледяную корку в устье Селенняха. То есть нижнее течение этого притока великой реки вскрылось чинно и благородно, отпуская откалывающиеся льдины беспрепятственно уплывать вниз по течению. Километров на сто, наверное, лёд сошел с весёлым потрескиванием — тут уклон местности просто ничтожный и течение медленное. Так вот, этих ста километров недостаточно, чтобы водой добраться до рудника. Это и не хорошо и не особенно плохо. Длительность навигации в плане завоза угля получается куда как меньше, чем на Яне, но здесь и санями возить удобно.

В общем, угленосного района мы достигли, когда уже наступило настоящее тёплое лето, и я снова взялся за лопату. Компас, увы, на наличие угля не реагирует, так что копал я много и в разных местах. Мёрзлые грунты ковырять — дело неблагодарное и вообще не знаю, чем бы дело завершилось, если бы Айтал, когда гуляла с детьми по окрестностям, не отыскала уголь на берегу. Просто-напросто из подмытого обрыва торчал чёрный пласт. Ну а дальше от этого места я уже "затанцевал" уверенней поглядывая на рельеф и вспоминая разные примеры из учебника.

Уголь был чёрный, жирный и легковоспламеняющийся. Если мне не изменяет память, такой называется "длиннопламенным". Он не коксуется. Что же, это лишь указывает на то, что доменные печи мне строить не стоит. Так я как-то и не собирался.

Значительно интересней оказался обратный путь. Мы возвращались той же дорогой, что и приехали вдоль берега реки, поднимаясь вверх по течению, как вдруг в один прекрасный день путь нам преградил её приток, втекающий с южного направления. В прошлый раз мы преодолели его по льду, что не вызвало ни малейшего затруднения, а тут перед нами оказалось водное препятствие изрядной ширины с плавным равнинным течением. Те ручейки, что встречались раньше, мы легко преодолевали вброд, не слезая с сёдел, а тут, не иначе, придётся плыть.

Долина реки, насколько хватало взора, была равнинной и даже не казалась повышающейся по мере удаления. Мы с Айтал молча повернули лошадей и продолжили путь в теперь уже не на запад, а на юг. Вот захотели, и поехали. Мы уже давно кормимся охотой и несколько месяцев не встречали людей. Ну и что? А стало нам интересно поглядеть на незнакомое место и нет ни одной причины отказывать себе в такой малости.

Я говорил, что неплохо помню добротные карты, в том числе — построенные с использованием изображений, полученных со спутника. Так вот, про эту речку я забыл абсолютно и до сих пор ничего не смог вспомнить. Даже когда стрелка компаса дала мне понять, что неподалеку имеется магнетит, в памяти ничего не зашевелилось. Нет, я конечно покопал немного там, где возмущения достигли максимума, и нашел вполне пристойный пласт, но ни капельки этим не озадачился. Мы к этому моменту продвигались на юг уже четыре дня.

Более всего меня пленяли деревья, росшие по пологим прибрежным склонам. Привычная редкостойная лиственничная тайга — это стройматериал. А ещё здесь есть и ольха, и берёза и осины встречаются. То, что считается сорными породами для лесозаготовителей, для меня дрова. Много дров и древесного угля.

Однако местность всё-таки поднималась. Прибрежные кручи становились всё более убедительными, и характер течения реки делался горным. Прикинув в уме, что к чему, я сообразил, что мы добрались до мест уже неподалеку от Батагая. А потом, глядя с ровного места на правом берегу на каменистые кручи левобережья, вдруг словно прозрел. Нет, названий рек я так и не вспомнил, я вспомнил место, о котором мне рассказывал один любитель побродить по нашим местам. Вот же оно!

Повернувшись спиной к речушке, мы километров через пять выехали к другому водному потоку, текущему встреч. Теперь, двигаясь на запад по берегу ручья, а местами и по его неглубокому руслу, буквально через двадцать километров въехали в бассейн Адычи и оказались в верховьях какого-то из правых притоков Туостаха.

Дома мы были уже через пять дней неторопливой езды. Вот уж отпуск, так отпуск! Отлично прогулялись.

Конечно, открытая нами дорога на Селеннях не на всём протяжении годится для нарт, но для вьючных лошадей никаких рискованных участков на ней нет.

Дома. На этот раз — в юрте родителей. Во-первых, бабушка решительно требовала внуков для общения. Во-вторых, хотелось поговорить, как следует, с отцом семейства. Как ни крути, но из инструментов, что охотно вывозит сейчас Никодим, самый главный — напильники. И делаются они здесь.

Как оказалось, действительно, объём заказа устойчиво превышает возможности производства, что мастеров устраивает — купец даже не пытается снижать цену. Ещё непрерывным потоком уходят отсюда двигатели. Их производство отладили и за год успевают изготовить штук пять-шесть. Тоже придерживают темп, старые хитрецы и обдирают клиента неимоверно. Они ведь и в десять раз могут увеличить выход, но не торопятся, пока не чувствуют конкуренции. Если цена снизится — получится больше работы за то же вознаграждение. А, если размер этого вознаграждения надёжно превышает потребности, кто же станет торопиться работать?!

Что же, этот расклад мне откровенно нравится. Ну какой смысл нам горбатиться на русских?! Они ведь пристанут со своим вечным: "Давай, давай", — и будешь давать как миленький по сорок замесов в смену, а потом ни кола, ни двора, и всем должен. Нет уж, пущай они вокруг наших мастеров попляшут и позаботятся о том, чтобы… вот, скажем, изюм стали привозить. За это можно и ещё на один двигатель больше "успеть" сделать. А как Вы думали? Положительное подкрепление — основа конструктивного взаимодействия. Не я это придумал.

Нет, не желаю я зла казакам и прочей братии, что вокруг них вертится. Их дело — оружие у якутов поотбирать и самых несговорчивых тойонов притормозить, потому что на этих просторах устраивать войнушку, это… ну, не по-взрослому.

— Привет, Миха! — оба-на! Кинээс здешний пожаловал. Якут этот — глава небогатого рода, однако, самого большого и сильного в этом стойбище. Мудрый уважаемый человек.

Мы сказали друг другу все полагающиеся слова вежливости, младшая из сестёр Айтал поднесла нам по чашечке кумыса — ритуал официальной беседы, как ни крути.

— Тойон лючи присылал людей найти тебя. Я обещал, что отправлю к нему весть, когда узнаю от кого-то, где ты находишься. Мой сын уже седлает коня, чтобы ехать в острог.

Мы обменялись кивками. Если на то пошло, в наших краях начались политические подвижки, и их отголоски докатились и сюда, на берега норовистой Адычи. Иными словами, вождь сделал то, что обещал, но не станет мешать мне поступить так, как я захочу.

— Спасибо тебе, уважаемый. Твоему сыну не стоит так торопиться. Завтра утром я присоединюсь к нему. Или, отправившись немедленно, он может предупредить тойона русских о скором моём прибытии.

Потом мы поговорили о погоде и о видах на предстоящую рыбалку, о том, что мастерицы стойбища спряли прекрасные нити из конского волоса, и что огромный невод уже почти готов.

После ухода гостя я заторопился в баню. Будете смеяться, но в нынешней поездке мы изрядно провоняли. Ни я, ни Айтал не любим холодную воду. Ну, не полагаем её полезной для здоровья. То ли дело горячий пар и мягкий веник!

Здешний казачий атаман принял меня без промедления. Он присматривал, как стаскивают в воду пузатый коч. Тот же самый Илья Перфильев, что и, ёлки-моталки, шесть лет тому назад. Меня этот человек признал, запомнил видать, кто в тот раз "сорвал" потеху: "мордобой против хапсагая". В горницу он меня не приглашал, а присели мы на открытом воздухе за стол, на который легли сразу две шашки, сработанные мною ещё в бытность мою на Бытатнтае.

— Ты ковал?

Я вытянул клинки из не мною сработанных ножен и с интересом осмотрел. Немало зазубрин оставили на них прошедшие годы, но в целом режущая кромка всё ещё оставалась в неплохом состоянии.

— Я ковал.

— А еще сможешь?

— Отчего же не смочь. Осилю. А почём брать станешь, вдруг я с голоду помру — тут ведь на полгода работы. Я себе пропитания не запасу, пока буду с молотом упражняться.

— Ох, и хитрый ты, якут. Ведь пришел сюда — гол как сокол, а нынче, говорят, как сыр в масле катаешься. Аж лоснишься от удовольствия. Не то, что мы, люди служилые.

Гоняемся, понимаешь, за вашим братом, инородцем, чтобы не друг другу, а государю Московскому платили ясак. И тут еще сабли наши об пальмы ломаются, а на морозе и вовсе на куски разлететься могут.

Ага! Вот и понятно, чем баловство моё понравилось атаману. С хладноломкостью я угадал, ну и просто вязкость получилась приличная. Что же, приятно осознавать, что не булат тоже может сгодиться.

— Так что, Миха? Станешь клинки нам делать — от ясака освобожу твой род, — Илья ухмыльнулся. — Один клинок — и год ты никому ничего не должен.

Не сказал бы я, что это щедрая плата, но с представителем власти долго спорить не стоит. Ударили по рукам. В конце концов, рецептура записана — повторить нехитро.

Хотел уже прощаться, но Илья остановил меня:

— Слушок идёт, что Никодим речи твои слушает и дела его от этого идут всё лучше и лучше. А мне ты чего присоветовать не хочешь? — и смотрит насмешливо.

— Так чего тут советовать-то?! Чай ты и без меня видишь, как купчина магазины обустраивает. Сам ведь то же на свой манер ладишь — с землицы Бытантайской тамошний тойон тебе за весь наслег ясак привозит. И вместо того, чтобы с пищалями по тайге куралесить, ты с ним разговор дружелюбный заводишь. Другие кинээс посмотрят на это, да заместо того, чтобы воевать, лучше в гости приедут, ясак привезут, на погоду пожалуются ли на утеснение от соседей.

— Дурак ты, Миха, что с тебя взять? — атаман отчего-то выглядит радостным. — Ступай, давай, сабли делай.

Не, ну форменная ерунда ведь получилась. И не слезет теперь с меня казачина — подавай ему клинки. Думаете, он удовольствуется одной саблей в год? Как бы не так. Вот уж что влип, то влип. Пора, однако, перепрятываться, причём срочно. Нашли, понимаешь, саблекуя себе… — весь трагизм ситуации дошел до меня не сразу. Вот есть люди, умеющие встраиваться в узлы государственной машины и даже приобретающие от этого какие-либо выгоды. Мне же это даётся с трудом. Даже в школе — а это, как ни крути, слепок с со страны, вернее, с отношений между людьми, страну населяющими — не был на хорошем счету. Правда, там мне удавалось и не сильно обнаруживать свои наклонности, потому что было нас много. И ни одного идеального ребёнка на весь класс.

Но тут-то — чисто прыщ на ровном месте.

Так вот, сетуя на неудачное стечение обстоятельств и на свою непредусмотрительность, я уже совсем было засобирался домой, как приказчики нашего купца взяли меня под белы рученьки и доставили на торговое подворье. Тут уж ничего не скажешь — учтивость и предупредительность из них просто пёрли. Хоть и нет нынче дома хозяина, и даже не говорят мне, где он, но и угощение выставили, и разговор повели о делах. Сложилось впечатление, что отнеслись ко мне, как будто я тут никак не меньше, чем в половинной доле.

Ну да, наверное, если по сути дела, то никак не меньше. Да только Никодим бы этого мне ни за что не показал. Хотя, если по-честному, далёк я от этого. Какую цифру мне ни назови — хлопну глазами и головой кивну. Собственно, так я и делал между глотками медовухи, и приказчиков нахваливал, и про ловкость их и поворотливость отзывался с великим одобрением. Заодно вызнал и цену доброй сабли. И очень доброй. И такой, которая лучше всех. Потихоньку огорчение меня отпускало, и ещё я узнал, что из оружия, отобранного у якутов, русские кузнецы тоже неплохие клинки делают, хотя и поплоше моей, но тоже на морозе не ломаются.

После уж кто-то проговорился, что с верховьев Лены был от Никодима гонец, будто нашли они Байкал-озеро. Строят там магазин — с местным населением торговать. А лодки из реки повезут зимой на полозьях за лошадьми. Пока дорогу разведывают и собираются что-то в ней улучшать. Ну да, там двенадцать километров всего, но это всё же гористое место. Да хоть бы и просеку прорубить — всяко время требуется невеликому их отряду.

По всему выходило, опыт прокладки трасс через Сибирские просторы Никодим приобрёл и никуда не торопится. На будущее сразу делает, не на один поход. Так что рассказал я про то, что из того Байкала стоит поискать пути в Амур. Ну и про то, что якуты должны крепко полюбить чай.

А вот тут мне и налили кружечку.

Да, чай я люблю. Наверное, это такая у нас национальная черта. Просто большинство моих соотечественников об этом ещё не знает. Не помню я точных дат, однако до сей поры никто этим напитком меня ни разу не угощал и никаких упоминаний о нём я не слышал. Ясное дело, поинтересовался я ценой. А нет её, цены. Не сложилась. Это пока диковинка, угощение, а вовсе не товар. Ну что тут поделаешь — видать как раз угодил я в момент, когда это роскошь, доступная немногим, только входит в употребление.

Отсыпали мне примерно фунт почерневших чуть скукоженных листьев. Либо готовить их пока толком не умеют, либо сохранять при перевозке — очень много мелкой, похожей на пыль трухи, такой, что в моё время в одноразовые пакетики паковалась. Ну, эти, на ниточках.

Разговор вышел для приказчиков интересный. Они от меня получили указание и на товар, обещающий стать востребованным, и на самый короткий путь, которым до него можно добраться. Хе-хе. Что-то разбаловал я купечество русское.