Стрельба как вспыхнула, также быстро и затихла, теперь уже окончательно. Пошла перекличка:
— Демьян, живой?
— Живой! — отозвался неизвестный мне Демьян. — Прохору вот не повезло. И Емельяну недолго осталось, отходит уже, брюхо в рукопашной вскрыли.
Получается, двое убитых, раненых я не считал, их судя по перекличке немало было. Вот тебе и уверенность в своих силах, а также выбор места и возможность первого выстрела. Правда нужно признать, что в основном все раненые и убитые из-за рукопашной, когда первым залпом ошеломили и бросились у выживших хунхузов похищенных девочек отбивать, иначе могли бы и вовсе в сухую всех бандитов сработать.
Подпоручик тоже выжил, как и Анисим, слышал, как им про спасенных барышень докладывали, мол обе целы, только сильно напуганы.
— Назара Сямичева нашли, — донесся до меня спустя некоторое время очередной крик. — Готов. Сначала брюхо прострелили, потом горло ему перехватили.
Судя по звукам, найденного Назара к остальным убитым понесли.
— Погодь! Так рядом с ним же проводник наш должен был быть.
О, про меня вспомнили.
— Не, проводника не видели.
— Да он, наверное, до дому уже добегает, — хохотнул какой-то остряк.
— Ага, добегает, — совсем невеселым голосом поддержал шутника тот первый, что про меня вспомнил. — Сначала Назара подстрелил, горло ему вскрыл, и только потом домой рванул.
На какое-то время все затихли.
— Ты чего мелешь-то, Маркел?
Не знаю, где я этому Маркелу умудрился дорогу перейти, может морда моя ему не понравилась, но он снова принялся доказывать, что это я Назара убил.
— Тиха! Раскудахтались, как воронье.
О, знакомый голос! Дядька Захар на шум подтянулся, единственный, кому я рад, что он выжил.
— Кто проводника последним видел? — спросил он у всех, после того как вник в причину шума.
— Да вон, господин урядник, Назар его последним и видел, — все не унимался Маркел.
— Тиха, твою бога душу мать, я сказал! Проводник… тьфу, — сплюнул досадливо бородач и тут же по имени меня позвал: — Егорка, ты где?
Ну, выходить в любом случае надо, а то и вправду этого Назара на меня повесят. Так что я аккуратно поднялся и к зарослям направился, за которыми и происходило основное действо.
— Тут я, дядька Захар, — сбрасывая с себя «маскировочный покров», вышагнул я из-за кустов.
— Вот, лешак, прости господи, — чуть не подпрыгнул от моего появления Захар Авдеевич. — Ты где был?
— Там, где мне велели сидеть, там и был, — пожал я плечами, не обращая никакого внимания на злобно на меня смотревшего, видимо, Маркела.
Впрочем, остальные тоже дружелюбными взглядами не отличались, заронил в них сомнения мой недоброжелатель.
— Да это он Назара…
— Молчать! — господин урядник так голосом придавил, что все чуть по стойке смирно не встали, в том числе и только подошедший благородие с унтер-офицером Анисимом и тремя казаками, двое из которых на руках девочек лет пяти-шести несли. — Оружие свое сюда дай.
Урядник протянул в мою сторону руку, в этот раз доброжелательности во взгляде даже намека не было, сердит был Захар Авдеевич. Но я, чуть подумав и прислушавшись к себе…
«Если что, на пару малых „шагов“ и на „покров“ у меня еще точно сил осталось».
Протянул ему Шарпса, а то смотрю остальные казаки мою заминку заметили, вон как подобрались, в любой момент на части разорвать готовы.
У урядника мой Шарпс не задержался, он протянул его в сторону вышагнувшего из толпы молодого казака. Он же и в доме тогда мое оружие у урядника забирал. Вот и сейчас казак взял в руки карабин, привычным движением отжал курок, скинул на землю капсюль, открыл затвор и достал из патронника бумажный патрон.
Под молчаливыми взглядами окружающих, он внимательно осмотрел мое оружие, заглянул в ствол, даже понюхал его, и…
— Оружие ухоженное, вычищенное… не стреляли из него седня, — вынес он вердикт.
— Вот как? — протянул урядник, недобро смотря на говорливого. — Ты все еще настаиваешь на том, Маркел, что пацан Назара убил?
— Да что я, — тут же пошел на попятную тот. — Они рядом были… — и тут этот Маркел взбодрился. — А и вправду, ведь они рядом были, почему тогда Назар мертв, а этот, — кивнул он в мою сторону, — жив живехонек? Нечисто тут что-то.
— Что скажешь? — посмотрел на меня хмурым взглядом урядник.
Понимал, что своими словами сейчас недоброжелателями, а то и врагами обзаведусь, но смолчать не мог, нужно до них донести, что они неправы были с таким к моей семье отношением. И если решат со мной прямо тут вопрос закрыть, так я теперь уже готов в любой момент в сторону «шагнуть» и под «покровом» укрыться. Ну а потом, мы еще посмотрим кто кого. Это с братьями мы бы в сухую с ними не справились, а вот сам я с ними думаю управлюсь, если конечно случайно не подстрелят. Тем более лоб в лоб сходится с ними я не собираюсь, со стороны пощипывать буду, так всех и изведу постепенно.
«Как вовремя умение пробудилось, хоть бери и „няньку“ покойного благодари за это», — промелькнуло в мыслях.
Но тут же иронию отбросил в сторону, приготовился действовать, так как неизвестно какая реакция сейчас последует.
— Так вы же, дядька Захар, когда в дом к нам пришли, настойчиво велели только найти похитителей, как и его благородие на этом же настаивал. О том, чтобы помогать вам воевать, речь не шла. Я нашел, — пожал я плечами, мол что вы еще от меня хотите.
Все всё прекрасно поняли, вон как урядник желваками под бородой шевельнул, да и остальные не дураки.
— Так ты что, курва, видел, как Назара убивали и…
— Нет, не видел я, кто и кого убивал, — прервал я Маркела. — Назар ваш еще до боя от меня ушел, велев на месте оставаться, с тех пор я его… — бросил взгляд на труп, — живым не видел.
Если Маркел и хотел мне возразить, еще чего-нибудь добавить, то не успел.
— Тиха! Закончили базар, — поставил точку в разговоре урядник. — Отдай ему оружие, — бросил он взгляд на молодого казака с моим Шарпсом, после чего посмотрел на смутьяна. — А ты, Маркел, поменьше языком попусту болтай.
Тот внял, притих, но таким взглядом меня наградил… второй враг у меня точно появился. Впрочем, добродушных взглядов в мою сторону я вообще не заметил. Но на это плевать, мне с ними детей не крестить, желательно вообще никаких совместных дел больше не иметь.
Но сомневаюсь я, что такое возможно, очень уж мой первый враг, из этих пришлых, унтер-офицер Анисим смотрел на меня… даже не знаю, как его взгляд описать, одно ясно, не успокоится и подляну со смертельным исходом он мне сделает. Попытается, во всяком случае, как вот недавно попытался. Так как он, увидев труп Назара, ни секунды не сомневался, что это я его умерщвлению поспособствовал, хоть доказательств и не было.
Одно непонятно, почему ни он, ни подпоручик к обвинениям не присоединились, так и простояли молча в стороне, пока урядник Захар Корниенко со всем разбирался. Не оспорили они и его вердикт, когда я Шарпс забирал. В этот раз заряжать я его уже не стал, а то так никаких зарядов не напасешься, будут при малейшем подозрении каждый раз оружие отбирать да проверять. Ну их. Нужда появится, так зарядиться недолго. Так что молча его на плечо повесил, разряженным.
В этот момент из зарослей вывалились тройка моих знакомых, с которыми я в разведку ходил. Они-то окончательно и отвели внимание от меня и от Маркела с его обвинениями, все переключились на новые новости.
— … двое ушли, из последних семерых, ваш бродь, — докладывал подпоручику вахмистр Харлан Сухарев. — Так дали драпака, что только пятки и сверкнули вдали. Прикажете организовать преследование?
— Нет, пусть бегут, — каким-то умиротворенно-расслабленным голосом, совсем ему не соответствующем, ответил подпоручик. — Мы свою задачу выполнили, так что возвращаемся в Никольское.
Ха, вот теперь понятно все, в том числе и почему молчит Анисим. Подпоручик в нирване находится, девочек спасли, теперь он видимо мечтает о славе и наградах, на него уже практически свалившихся. До меня и других убитых-раненых ему теперь уже дела нет, что он и показал:
— Командуй, — кивнув Анисиму, даже не взглянув на рядком лежащих мертвых казаков, подпоручик повернулся к казакам девчат на руках державших.
И все это так показательно безразлично, что даже меня покоробило в душе, что уж говорить про других, уцелевших и особенно — раненых. Про Маркела и его обвинения теперь уже окончательно забыли, все вокруг зашевелились, принялись в обратную дорогу собираться.
Тут повезло, что все лошади хунхузов уцелели, даже царапины на них не было, так что быстренько собрали волокуши, уложили на них мертвых и раненых, не способных самостоятельно передвигаться, а также собранные трофеи. В темпе прикопали трупы похитителей, и уже через пару часов мне было велено показывать дорогу обратно.
Показал.
Выбирая проходимые для лошадей тропы, чтобы раненых как можно меньше тревожить, но и не петлял особо, чтобы они быстрей до лекарей добрались. Приемных дочек «высокородного господина» все это время на руках несли. И уж точно эти малявки не выглядели испуганными, как ранее озвучивалось, так и сверкали своими ярко-голубыми любопытными глазками по сторонам. Что еще удивило, так их абсолютно одинаковые лица, разницы не заметил, сколько не приглядывался, видимо близняшки.
К хутору мы вышли, как и я в прошлый раз, во второй половине дня.
Радости от встречи родные не выказывали, чтобы не раздражать никого. Да и не до радости было, Анисим сходу распорядился реквизировать у нас телегу, что и было тут же исполнено, еще и сеном ее от души загрузили. Так что все мои хмуро наблюдали, как у нас на подворье чужаки хозяйничают.
Но и это наконец закончилось, казаки своих лошадей оседлали и сразу в дорогу отправились. В середине их растянувшейся колоны трофейная лошадка потянула нашу телегу.
— Держи, проводник, заслужил.
Сверкнув на солнце, на дорогу в пыль упала серебряная монета, так как никто и не пытался ее поймать. Подпоручик, а именно он и кинул ее мне, от вновь вспыхнувшего бешенства лицом мгновенно покраснел. Думал прибьет. Но нет, ничего не сказал, резко дернул повод и отправился восвояси, взяв с места в карьер. От него не отставал Анисим, тоже в этот раз промолчавший, хоть рука к сабле и дернулась, вслед за благородием рванул, как и казаки их сопровождающие.
— Прощавай, паря, не держите зла, — сидя на коне, попрощался с нами со всеми Корниенко Захар.
Он с десятком казаков и остальными трофейными лошадками с волокушами, гружеными мертвыми телами и добытыми трофеями, последними неспеша потянулись по дороге в сторону Никольского.
Провожал их взглядом, пока они не скрылись за поворотом, и только тогда повернулся к родным. Сказать, впрочем, ничего не успел…
— Живой, родной мой! Живой, — утонул я в объятиях бабушки и сестер.
Когда бабушка успокоилась слегка, я глазами указал Маше на серебряную монету, целым рублем прошлогоднего выпуска меня подпоручик наградил. Та, радостно вспыхнув лицом, тут же его в кулачке зажала, пусть потом с сестрами на торгу на себя его целиком потратят. Прошли в дом, где меня сначала в баню умываться отправили, ну а потом остаток дня и вечер в разговорах прошел.
Ни о чем серьезном не говорили, это все на завтра отложили. Просто рассказал подробно, как казаков водил и что там и как происходило. Стоило же только стемнеть, как я сразу спать завалился. Каким бы там двужильным меня не считали, вымотался я изрядно, так что вырубился сразу и до самого утра.
С утра тоже разговора не получилось, так как стоило только солнцу подняться, как в наши ворота снаружи постучали.
— Утра доброго, хозяин, — бесшабашно улыбнулся совсем молодой казак, лет двадцати на вид. — Господин урядник Корниенко Захар Авдеевич велел вам вернуть. В целости и сохранности возвращаю, — махнул он рукой на нашу реквизированную вчера телегу. — Прощевайте.
— А-а… — это и все что вырвалось у деда, который сам калитку открыл, так как с утра пораньше во дворе уже возился.
Больше ничего сказать он не успел, казак вскочил на до этого привязанную сзади к телеге лошадь, и только оседающая на дороге пыль указывала на то, что он действительно только что тут был.
— И что нам с ней делать? — услышал я заданный бабушкой деду вопрос.
Урядник не только телегу вернул, но и запряженную в нее одну из вчерашних трофейных лошадок нам подогнал. Так что вопрос в тему, ведь у нас и так, помимо коровы, молодого бычка, свиней, кур и гусей, в хозяйстве две лошади было. Тягловой мерин Яман, которого мы для хозяйских нужд используем: огород вспахать или в ту же телегу запрягаем, когда на торг едем. И такая же неказистая, как нам сейчас подарили, низкорослая лошадка Тиса, она у нас охотничья. Когда на заготовку мяса или каких других даров природы в тайгу идем, то ее с собой берем. Пусть она неказистая, но по выносливости и неприхотливости многим другим лошадям фору даст.
Так что третьей лошади нам просто не нужно, вроде как, но не отказываться же. Хорошо конюшня просторная, еще пару лошадок могла бы вместить, с размещением проблем не возникло. А вот с кормами, вроде и должно хватить, всегда с запасом заготавливаем, но лучше сена с соломой еще докупить. Хотя «монголки» и неприхотливые, способные вообще на подножном корму жить, но мы не настолько жестокие, так что на всякий случай потом у корейцев фуража еще прикупим.
Не успели мы толком с утренними делами по хозяйству управиться, как снова в запертую калитку стукнули, снаружи раздалось лошадиное ржание.
— Да что ж ты будешь делать? — взмахнула руками бабушка. — Кого там еще принесло?
Принесло Петра и Дашку.
В сопровождении Тугала, как самого старшего, Лавката, Арата, Барласа и Хагана с Солгором брат с сестрой вернулись домой. Все верхом, да еще и в поводу несколько хорошо-груженых лошадок с собой привели.
Шустро Петька управился, видимо вообще эти дни не отдыхал, иначе не объяснишь их столь скорый приезд. Ну и дауры, видимо нам на подмогу приехали, не усидели дома.
Бабушка было обрадовалась возвращению внуков, но тут она разглядела гордо восседающую на лошади Дашку. В короткой, по бедра рубахе, поверх которой жилетка надета, и, ох ужас, без юбки — в штанах, заправленных в красивые сапожки с низким голенищем. На голове платок, но не как обычно повязанный, а как у пиратов. Наискосок через плечо за спиной капсульный мушкет висит, мной ей подаренный. Опоясана красивым кожаным поясом, с висевшими на нем ножом в ножнах, а также подсумками с капсюлями и с бумажными патронами. Ну и, само собой, сумка с аптечкой при ней, во время наших тренировок заставлял ее таскать, так и привыкла. Всегда с собой в поездку теперь берет, медицинская сестра на выезде.
Валькирия!
— От безсоромна девка! — взмахнула бабушка руками, хлопнув себя ими по бедрам. — Ты во что вырядилась, а? Ты что, енда[1] какая, нас с дедом позоришь.
— Ну, бабушка! — Мигом соскочив с лошади, только пыль поднялась, с такой скоростью Дашка в дом рванула, покраснев лицом. Теперь до вечера не покажется, будет в каком-нибудь закутке плакать.
Сама виновата, сколько раз ей говорил, что бабушка ей не разрешит в таком виде на людях ходить.
Мы с братьями, когда тренироваться в тайгу уходили и ее с собой брали пострелять, так она в кустах во что-то подобное переодевалась. Но этих одежек я на ней еще не видел, наверное, Алтана подогнала, подруга сестры и дочка старшего брата Оюун, которая почему-то в мой прошлый к ним приезд на глаза мне так и не показалась.
В первую очередь на нее думаю, потому что: во-первых, Дашка со своей старшей подруги пример во многом берет, во-вторых, насмотрелась, как многие, та же Алтана и другие женщины у дауров в штанах, особенно управляясь по хозяйству, ходят. Да и корейцы, живущие по соседству с нами, их некоторые женщины, работая в полях, тоже в штанах щеголяют.
Вот и ей прям неймется.
Но то неруси, моим сестренкам бабушка так одеться никогда не разрешит. Хотя, кроме Дарьи, остальные и не стремятся штаны на себя напяливать.
Вот так, из-за Дашки встреча с гостями оказалась слегка скомкана. Приехавшие парни, да и я с братьями давили улыбки, чтобы бабушка не заметила, а то и нам достанется.
Тугал, именно он стучал в калитку, еще раз поздоровался теперь уже с подошедшим на шум дедом, и мы шустро увели всех прибывших в дальнюю часть двора к конюшне, подальше от продолжавшей ругаться бабушки.
— Как у вас тут дела, Егор?
— Разрешилось все, — понял я, о чем спрашивает Тугал.
Пришлось в темпе рассказывать обступившим меня парням, что в эти дни происходило.
— Петь? — рассказав все новости, я на своего младшего брата вопросительно посмотрел.
— Сделал, — расплылся тот в довольной улыбке.
— Отлично, — настроение у меня резко вверх скакнуло, и я, улыбаясь, кивнул на тюки, спросил: — Что вы тут такого привезли?
— Так заказ твой, — тут же отозвался Тугал. — Оюун нас тканью нагрузила, велела тебе ее доставить. А таже муку, барбус вам на пробу привезли, авчихи молочной чуть, последняя уже, ну и уже созревшую, калпаны ягод и сок из ее колючек. Ну и так, еще несколько гостинцев вам и вашим родным наши передали. Там орехи, ягоды, мед, деду твоему табак, ну и еще кое-что, потом посмотришь. Куда это сгружать все?
— Степ, — кивнул я брату, он знает куда все деть, сам же Арата и Тугала в сторонку отвел. — Ты с Гардасом в поиск ходил? — обратился я к первому. — Нашли?
— Нашли одного мертвого, — подтвердил Арат. — Потом еще следы двоих чужаков нашли, но откуда они пришли, — мотнул он головой, — уже не понять. Время упущено, тайга дальние следы скрыла. Вы же тоже мертвого нашли? Мы следы ваши видели.
— Да, мы его тоже нашли, — не стал я из этого секрета делать. — Тугал, — перевел я взгляд на здоровяка. — Эти чужаки где-то рядом с вами россыпь золота обнаружили. У этого мертвеца с собой золотые самородки были, видимо из-за них его и подстрелили. Так что вы бы там побереглись, патрули по округе пустили, надо осмотреться и поискать откуда может опасность исходить.
Теперь уже озадачился Тугал, не обрадовали его такие новости. Из-за этого парни ночевать у нас и не остались, быстренько перекусили, иначе бабушка их со двора бы не выпустила, забрали мои трофейные стволы с лошадкой, дед подсуетился и сплавил ее им, отправились обратно.
Ну а мы, проводив гостей и надеясь, что сегодня уже больше никого не будет, начали распаковывать привезенные подарки. Только предварительно сестер, в том числе и Дарью, а также бабушку с дедушкой позвали, при них мешки начали вскрывать.
Стоило только всем нам собраться в амбаре, куда Степан с парнями все гостинцы сложили, я сразу же сеструху вперед вытолкнул.
— Дашь, давай показывай и рассказывай, что здесь и где находится, — отдал я ей первенство, пусть командует.
Она уже успела переодеться в домашние вещи, но окончательно еще не успокоилась, глаза красные от пролитых слез, да носом продолжает шмыгать и на бабушку искоса поглядывает. Бабушка же молчала, хотя взгляды на непутевую внучку бросала многообещающие, но не ругалась, еле уговорил ее отложить воспитание на потом. С этим она согласилась, самой было интересно, что там такое привезли. Ну а потом, в этом я уверен, ей уже не до воспитательных процедур будет.
— Тут ткань, — Дарья, в очередной раз шмыгнув носом, по очереди ткнула пальцем в два мешка, в которые та была упакована.
— Это потом посмотрим, — торопливо я отложил мешки в сторону, а то весь остальной показ на этом и закончится.
Потом сами посмотрят, там половина им на обновки пойдет, пару отрезов всего на показ во Владивосток повезу.
— Тут барбус, — ткнула она пальцем в следующий мешок.
— Кхе, — не сдержал любопытства дед. — Это что за зверь такой?
Степан торопливо шагнул вперед, поднял мешок и развязал его горловину, демонстрируя его содержимое.
— Так это же картошка, — опознала ту бабушка. — Крупная какая.
Бросив взгляд на Машутку, егоза мелкая, которая «картошкой» не заинтересовалась, тишком к отложенным мной мешкам с тканью подбиралась.
Погрозив ей пальцем, на что та невинно так глазами хлоп-хлоп, я, сделав вид, что поверил, повернулся к бабушке:
— Это не совсем картошка, совсем другой вид растения, хоть на вкус и внешне плоды на нее очень похожи.
— Ну пусть будет барбус, — не стала спорить бабушка. — Что там дальше?
— Авчиха, — Дашка сама плетеный короб открыла, демонстрируя содержимое. — Здесь в мешочке уже сухая, а вот тут молочная, ее в первую очередь съесть надо, а то она долго не хранится, вянет.
— Бобы… не бобы, а авчиха, — сам себя поправил дед, бросив на меня насмешливый взгляд. — Я понял.
— В этом коробе, — Дашка открыла следующий, чем сразу Машку от ощупывания мешка с тканью отвлекла, — ягоды калпаны. Не помялись, — выдохнула она облегченно. — Для варенья нарвала.
Калпану они уже пробовали в прошлом году, но совсем немного, так как за детворой дауров не успеешь, чуть всю не обнесли, как распробовали. С трудом некоторое количество ягод на специи и на семена удалось сохранить. Так что сейчас бабушка с девчатами взялись за них и, если бы не насмешливое дедовое Кхе, на варенье ничего бы не осталось. А так, услышав его, бабушка быстренько по рукам сестрам надавала и короб закрыла, не обращая внимания на их нытье. С сожалением закрыла, надо сказать, но тут даже дед ничего ей не сказал, из чувства самосохранения, а то еще на голове у него этот короб бы оказался.
— Я там еще обезболивающего привезла, — вытерев руки тряпой, сказала Дашка бабушке. — В сумке у меня, потом отдам.
Чуть подобревшая бабушка кивнула ей, мол услышала, уже не пытаясь ее взглядом испепелить. Вот что значит вкусная сладкая ягода калпаны, успокаивающе на нее подействовала.
— Вот в этих двух мешках мука из думиса…
Степан, развязав горловину одного из них, показал содержимое.
— Желтая? — удивился дед, да и бабушка от него не отставала.
— Тут не цвет важен, а качество…
— Очень хорошая мука, — перебила меня Дашка, вот кто в полном восторге был, ведь она ее уже опробовала. — Хлеб мягкий-мягкий получается, а какой думхняный… ууу.
Закрыв глаза, она, как будто и сейчас запах свежеиспеченного хлеба чувствовала, полной грудью в себя его вдохнула.
— А что ж она каменная-то такая? — Бабушка заинтересованно вытянула кругляш из мешка и постучала по «скорлупе» пальцем.
— Ну это же не пшеничная и не ржаная мука, она из думиса, — в этот раз Дашка бабушке начала объяснять. — Он на вытянутую тыкву похож, здоровый такой, — как заправский рыбак, раскинула она руки в стороны, показывая его размеры. — Как спеет, его на сок давят и отстаиваться оставляют. Мука осадком выпадает и в соке этом начинает защитной коркой покрываться.
— Скорлупой она покрывается только в соке думиса, в других жидкостях мука себя, как и обычная ведет, — добавил я пару слов. — Размеры «головок» еще будем подбирать, тут как хозяйки решат. Ну а скорлупа, в ней она хранится лучше: не отсыреет, и никакой жучок в ней не заведется.
— Ага, — бабушка еще раз заинтересованно осмотрела приплюснутый кругляш муки, на сырную головку похожий, постучала по скорлупе пальцем, и вернула ее обратно в мешок. — И вот это все вы там выращиваете из тех семян…
Бабушка, шмыгнув носом, замялась, не решаясь вслух произнести то, что я колдовством занимался. Вино то я на их глазах преобразовывал, как и семена, но если вино сразу попробовать можно было, то что из семян получилось, только теперь вот увидели.
— Да, из тех семян, ради которых я кровь для их преобразования проливал, — подтвердил я, не совсем понимая, почему бабушка слезы лить начала.
А та, еще раз шмыгнув носом, шагнула ко мне и крепко-крепко обняла, чуть отстранила, расцеловала в щеки и снова прижала мое лицо к своей груди. Но прежде, чем она это сделала, я успел заметить, что и у деда вид вдруг стал расслаблено-умиротворенный.
И я вдруг понял, в каком напряжении, оказывается, дед с бабушкой все эти годы находились. Внук то их, как его «статуя непонятно чем наделила» сильно изменился. Все же заметили, как я ни старался под его поведение подстраиваться. Но они, не демонстрируя своего беспокойства и всеми силами помогая мне, оказывается этого «благословения» очень боялись. Кто знает, к чему бы оно в итоге привело, может какой нечистый ихнего Егорку проклял. Но благословение привело к тому, что я хлеб домой принес, а также другие продукты. И вот это их успокоило: не нечистый, добрая богиня их внука одарила. Ну а то, что кровь потребно было лить для «колдовства», так богиня же древняя, языческая, а те все такие были, пролитую в их честь кровушку полюбляли.
— Петр, — кивнул я растерянно улыбающемуся брату, все они сейчас в непонятках, что такое происходит. — Показывай.
С остальными подарками потом разберемся, не до них сейчас, надо стариков окончательно успокоить раз и навсегда. Чтобы больше никогда во мне и моем даре не сомневались.
[1] Енда (Шленда) — непотребная баба.