Яблоки преткновения

Глава 13

Папа долго доказывал, что врагов у него нет и быть не может, а если бы вдруг были, то не стали бы столь замысловатым способом порочить его репутацию. Яблоня в ларе бушевала отчаянно. То ли была с ним солидарна, то ли стремилась наружу, чтобы доказать, что по меньшей мере один враг есть: тот самый, что натравил её на папу.

– Никто не поверит, что столь убогое создание – моих рук дело, – убеждённо говорил он. – Не по силам какому-то дилетанту дискредитировать мои разработки.

Я невольно посмотрела на Рассела, он внимательно изучал папино лицо, наверняка надеясь найти признаки того, что мой родитель врёт. Но папа выглядел уверенным в своей правоте. Хорошо ещё, он не знал, в чём именно могут его обвинить. Ибо одно дело – потенциально опасное создание, и совсем другое – создание, которое уже сожрало сколько-то жителей Дисмонда и, если ему не помешать, сожрёт ещё сколько-то.

– А предположения, кто мог такое сделать, у вас тоже нет? – вкрадчиво спросил Рассел. – Это же не поделка первого попавшегося мага. Здесь нужны знания определённого толка.

– Разумеется, нужны, – с энтузиазмом согласился папа. – Но такой маг должен иметь и соответствующий склад характера. – Он задумчиво свёл ладони перед лицом и постучал пальцами друг о друга. – Разве что… инор Браун?

– Который написал разгромную статью о твоих опытах в «Вестнике растительной магии»? – скептически уточнила я. – Мне кажется, этого недостаточно, чтобы его обвинить.

– Разве? – ничуть не смутился папа. – Он назвал мои эксперименты бессмысленной тратой времени и магии. Представляете, Рассел, он заявил, что моих результатов может добиться любой, даже не имеющий Дара, на одних артефактах. – Папа гневно фыркнул, наверняка представив перед собой недруга, с которым они регулярно ругались: как на расстоянии – в журнальных и газетных публикациях, так и лично, на всяческих конференциях и встречах, которые папа хоть не слишком часто, но посещал, особенно если они проводились недалеко и можно было возвращаться на ночь домой. – Утверждал, что занятия магией не должны иметь столь приземлённый характер, а должны быть направлены на познание мира. А мир – это не только яблони. Это я сейчас его цитирую, если вы не поняли. Какой наглец, а? Как можно принижать роль яблока? Ведь это, можно сказать, наш мир в миниатюре. Кроме того, он разрабатывал охранную живую изгородь. Шарлатан, одним словом.

При последних словах Рассел, основательно заскучавший во время жаркой папиной речи, обличающей недруга, снова собрался. Я тоже вспомнила порванную колючками юбку леди Эллиот. А ведь кусты, стройными рядами стоявшие за её спиной, вполне могли быть той самой охранной изгородью, немножко вышедшей из-под контроля. Или напротив – специально натравленной.

– Инор Браун из Дисмонда? – сразу уточнил гость.

– Слава Богине, нет, – экспрессивно ответил папа. – Я бы не пережил, если бы с ним соседствовал. Этакая бездарность, притворяющаяся гением!

Яблоня в ларе затихла, словно прислушивалась к нашему разговору. Возможно, так оно и было: кто знает, какими умениями наградил создатель это существо.

– Но он тут бывает хотя бы изредка, не знаете?

– Разумеется, бывает, – неохотно ответил пап. – Ездит к Хелене.

– Хелене?

– Леди Галлахер.

– С кафедры по растениям?

В голосе Рассела прозвучало удивление. Я с ним была полностью солидарна: не представляю, чтобы кто-то ездил к этой противной даме по доброй воле. Скорее, по суровой необходимости или в результате шантажа. Хотя леди Галлахер слишком высокомерная особа, чтобы опускаться до столь банального занятия, как шантаж.

– И какие отношения их связывают? – заинтересовался Рассел.

– Не знаю, вправе ли я передавать сплетни, – заколебался папа.

– Разве это сплетни? – удивился Рассел. – Не думаю, что причина визитов такая уж страшная тайна. Общие разработки?

– Богиня, да какие у них могут быть общие разработки? – возмутился папа. – Браун только украсть чужую идею способен. Украсть и исказить её до неузнаваемости. Если бы вы только знали…

– Вернёмся, пожалуй, к причине его встреч с леди Галлахер, – мягко, но непреклонно прервал его Рассел.

– Хорошо. Это действительно не секрет. Он неоднократно предлагал Хелене выйти за него замуж после смерти её супруга. А она также неоднократно ему отказывала, – даже с некоторой гордостью ответил папа, словно имел непосредственное отношение к отказам, так печалившим его недруга. – Но он всё шастает сюда в надежде её уговорить.

Ну и вкусы у этого Брауна! Представить кого-то влюблённым в ту противную особу я не могла, а ведь, ко всему прочему, она отнюдь не юна. Но дело даже не в её возрасте. Она следит за собой: и одевается элегантно, и наверняка не пренебрегает нужными косметическими процедурами, – но всё это не отменяет того простого факта, что личность она неприятная.

– И как часто он приезжает в Дисмонд?

– Откуда мне знать, Рассел? – удивился папа. – Я с Хеленой отношений не поддерживаю. Если и узнаю, что к ней опять приехал этот хлыщ, то только от Долли.

– Долли?

– Нашей экономки, – гордо возвестил папа. – Если уж вам столь интересно, сколько раз за последний год этот шарлатан приезжал в Дисмонд, спросите у неё. Она удивительным образом оказывается в курсе всех местных сплетен. Давайте я быстренько дорасскажу, всё, что не успел, и вы пойдёте в дом расспрашивать уже её.

Зря Рассел обрадовался. «Дорасскажу» относилось к экскурсии по саду, а не к трагическим происшествиям и инору Брауну. Чувство такта гостя было весьма относительным, поэтому он сразу прервал папину вдохновенную речь, не имевшую ни малейшего отношения к интересующим нашего гостя вопросам.

– Можно ли определить, кто приложил руку к изменению вашей яблони?

Рассел носком ботинка постучал по ларю, словно папа мог подумать про какую-нибудь другую. На удивление, пленница не отреагировала: изнутри не донеслось даже самого тихого стука.

– Даже не знаю, – растерялся папа. – Основа моя, это видно невооружённым глазом, а вот кто её довёл до такого состояния…

– У любого мага есть излюбленные приёмы, – терпеливо добивался поставленной цели Рассел. – И кому, как не вам, знать особенности работы коллег?

Папа вздохнул, уже безо всякого энтузиазма осмотрел сад, укрытый ночной темнотой, и решил:

– Для начала нужно внимательно изучить пойманную яблоню. Но не тут. У меня в лаборатории. Пойдёмте.

Он попытался ухватить ларь, но Рассел его опередил и цапнул первым. Яблоня внутри всё так же не проявляла признаков жизни, и это, как ни странно, вместо того, чтобы успокоить, начинало тревожить. Разыгравшееся воображение подсказывало самые разнообразные картины: от выпускаемой яблоней кислоты, разъедающей дно ларя, до отращённых ушей, ловящей наш разговор в точности, чтобы потом передать хозяину. А ведь у неё ещё может быть управляющий артефакт, вероятность создания которого мы не так давно обсуждали…

До папиной лаборатории я не дошла, свернула по дороге к Долли. Странная яблоня меня интересовала, но ещё больше интересовал вопрос, с ней не связанный. Или связанный? Пока я не была в этом уверена. Горничную я обнаружила в голубой спальне, тщательно взбивающей подушку.

– Пришли проверить, каково будет жениху? – игриво спросила она.

– Если ты забыла, он от меня отказался, – напомнила я.

– Так это он вас не видел, – оптимистично ответила Долли. – И отказался не он, а его отец. А по виду этого инора сразу понятно, что согласен.

Она последний раз пихнула подушку, придав ей уж совершенно невероятные объём и пышность и аккуратно пристроила на кровать. Романтичная она особа: видит любовный интерес даже там, где есть один лишь азарт сыщика, но разочаровывать её не буду, а то обидится и откажется утолять моё любопытство.

– Так моего согласия никто не спрашивал, – заметила я. – Долли, я, собственно, по другому вопросу. Что связывает моего папу и некую леди Галлахер?

– Оу, – выдохнула Долли. – Вот уж не думала, что вас это заинтересует. Да и нужно ли оно вам, инорита Сильвия? Дело давнее…

Значит, я не ошиблась и имел место какой-то скандал. Теперь нужно только выбить из Долли подробности, чтобы понять, насколько он был серьёзным.

– Леди Галлахер предлагает идти к ней на кафедру, – как бы невзначай бросила я. – Размышляю, соглашаться или нет.

– Разумеется, нет, – всполошилась Долли. – Ничего хорошего от неё ждать не приходится. Говорят, она и по молодости отличалась дурным нравом, но сами, понимаете, я её тогда знать не могла, а вот то, что сейчас она превратилась в сущую мегеру, – это точно. Нет, конечно, при желании она может быть очень милой, да только желание это у неё редко появляется. Знаете, сколько она горничных за последний год сменила? – Я помотала головой, но Долли моего ответа не требовалось, она продолжала тараторить: – И не пересчитать. А знаете, что они рассказывают? Вот то-то.

Она отвернулась и притворилась, что смахивает пыль с картины. Пылью там и не пахло: в этой комнате бытовые артефакты работали без остановки, о чём Долли неусыпно заботилась и напоминала папе о необходимости перезарядки. Так что сейчас она просто пыталась уйти таким образом от неприятного разговора.

– А что они рассказывают?

– Ничего хорошего, уж поверьте мне, – буркнула Долли, досадуя, что проболталась.

– И всё же, мне нужно знать, почему не сто́ит идти к ней на кафедру, – твёрдо сказала я. – Может, она весьма приятная дама и выгнанные горничные жаловались на неё потому, что она поймала их на воровстве.

Долли поджала губы. Недовольно помолчала, но всё же расщедрилась на ответ:

– Она так и говорит, инорита Сильвия, да только врёт всё. Взять ту же Мэри, я её с детских лет знаю. Честнейшая девочка была. Не то что чужого не возьмёт – соврать не сможет, а поди ж ты…

– Долли, что было между папой и леди Галлахер? – не выдержала я. – Они что, были любовниками?

Горничная поперхнулась восхвалениями несправедливо выгнанной горничной и возмущённо на меня вытаращилась.

– Да как вам голову этакое пришло, инорита? – выпалила она. – Ваш батюшка… Как вы могли такое о нём подумать. Помолвлены они были всего-навсего.

– Вот как? И почему же дело до Храма не дошло?

– Почему не дошло? Дошло, – неохотно ответила Долли, вспомнила, что она вытирает пыль, и весьма артистично замахала метёлочкой. – Только батюшка ваш не явился. Представляете: невеста в храме, ждёт жениха, а он и думать забыл, заперся в лаборатории и что-то там проверяет. – Она хихикнула, сочувствуя скорее папе, чем его несостоявшейся супруге. – Я тогда здесь ещё не работала, меня тётя куда позже привела, когда решила, что пора ей на отдых. Так что, сами понимаете, с её слов рассказываю. Она говорила, что невеста пришла и жуткий скандал учинила, да только батюшка ваш всё равно ничего не слышал, поскольку активировал щиты, чтобы не отвлекали. Так что она побилась в дверь лаборатории, каблук сломала, пару ваз разбила и гордо удалилась.

Я сама прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Почему-то было ни капельки не жаль, что брак не состоялся: и меня тогда не было бы, и отец вряд ли был бы счастлив с такой женой. А уж представить её живущей в одном доме со мной… Нет уж, спасибо, такое и врагу не пожелаешь.

– А потом? – спросила я, видя, что горничная не собирается продолжать.

– А что потом? Вышел инор Болдуин из лаборатории, узнал, что пропустил, за голову схватился – и к ней. Прощение вымаливать. Она тогда сильно оскорбилась, не приняла, а у него исследования незавершённые, которые постоянно отвлекали от извинений. До того отвлекали, что он в конце концов про извинения напрочь забыл. Но для неё сложилось всё неплохо: вскоре подвернулся лорд Галлахер, за него и вышла. Детей только Богиня не дала. Может, поэтому и характер такой вздорный?

Ответить, что характер наверняка такой был изначально и Богиня хранила папу от опрометчивого брака, я не успела, поскольку раздался звонок артефакта, вызывающего прислугу. Долли сразу прекратила обмахивать несуществующую пыль и рванула к моему папе. Поспешила с ней и я.

На удивление, и папа, и Рассел были в гостиной. Вид оба имели расстроенный.

– Комната для инора Болдуина готова? – сразу спросил папа.

Когда нужно, Долли умела выглядеть эталонной экономкой. Вот и сейчас она приняла столь гордый вид, что с неё хоть картину пиши и вставляй иллюстрацией в книгу об идеальной прислуге.

– Разумеется, инор Болдуин, – величаво ответила она. – Проводить вашего гостя?

– Мы ещё выпьем чаю, – решил папа. – Долли, будь так любезна, собери нам что-нибудь.

Если горничная и не была довольна тем, что её рабочий день затянулся и заканчиваться не хочет, то она этого никак не показала и скромно отправилась на кухню.

– А почему вы не в лаборатории? – спросила я. – Вы же собирались изучать подкинутую яблоню?

– А! – расстроенно махнул рукой папа. – Там блок был на ограничение движения. Сработал вскоре после того, как мы яблоню заперли. Теперь там не яблоня, а труха.

– Артефакт, – поправил Рассел. – Блок бы мы заметили, а про артефакт я не подумал.

– Так в артефакте всё равно блок – заспорил папа. – Хорошо экранированный управляющий.

– То есть кто-то этой яблоней со стороны управлял, а мы не видели? – напряглась я. – Получается, её специально натравливали на тебя?

– Натравилась она наверняка сама, – возразил папа. – Для этого направлять не нужно: такие особи атакуют всё живое поблизости.

– Что там было в артефакте, мы не знаем, – заметил Рассел., - поскольку он тоже развалился.

Был он чрезвычайно раздосадован собственной непредусмотрительностью, из-за которой мы остались без единственной на сегодняшний день улики. Было ли это печально? Разумеется. Но зато у меня появилась подозреваемая. Леди Галлахер, против которой говорила всё: мстительная натура, разрыв помолвки с моим папой, кафедра растений, навязчивое желание совместной работы с кафедрой артефактов, близкое знакомство с неприятным инором Брауном и, наконец, племянница, обнаруженная на месте происшествия.