Папа вдохновенно рассказывал о своих опытах, а Болдуин осторожно его расспрашивал об утилизации неперспективных экземпляров. Настолько осторожно, что не будь я в курсе проблемы, даже не поняла бы, что он интересуется не просто из вежливости.
– И всё измельчается и отправляется в компост, – ответил папа, не скрывая огорчения, что результаты многолетних трудов пошли именно туда.
– Но древесина яблонь может быть использована куда более рационально, – заметил Болдуин. – Неужели вам не жаль её просто так уничтожать?
– Жаль, а что поделаешь? После магических вливаний она больше никуда не годится, – папа откровенно вздохнул. – Одно время мы отправляли неудачные экземпляры на кухню, но потом кухарка взбунтовалась.
– Дрова пытались её покусать?
– Покусать? Что вы, это было задолго до того прискорбного случая с котом… Гм… Обед приобрёл несвойственный еде вкус.
Да уж, вкус был совершенно несвойственный еде, в то время как запах соответствовал нормальному. До сих пор помню, как взяла в рот ложку супа и не смогла его там удержать. Не сказать, чтобы я была плохо воспитанной, но против рефлексов никакое воспитание не устоит.
– Вы потратили столько времени и сил, неужели не было желания как-то сохранить образцы?
Виду Болдуина был участливый, но я им ничуть не обманывалась: не доверяет он нам, как бы ни пытался убедить меня в обратном. Как бы ни пытался уверить, что действует и в наших с папой интересах.
– Вы видели наш сад, инор Болдуин, – резко сказала я. – Где, по-вашему, мы могли спрятать бегающие яблони? Отправлять на день на прогулку по соседям?
– Логичнее было бы на ночь… – усмехнулся он.
Его слова показались намёком, весьма неприличным намёком.
– Нет, теоретически, их можно было бы спрятать, – некстати влез папа, – но не при доме, а где-нибудь подальше. Что касается сада, уверен, Сильвия умолчала о самом интересном. Ей иной раз кажутся незначительными такие перспективные экземпляры.
– Папа, у нас ещё десерт, – напомнила я. – Инор Болдуин засомневается в нашем гостеприимстве, если ты потащишь его сейчас на улицу.
– Сильвия, почему бы вам не обращаться ко мне Рассел, как вашему отцу?
– Боюсь запутаться, где к вам можно обращаться Рассел, а где – инор Болдуин, – хмуро ответила я. – Конечно, Уэбстер это не смущает, ну так я – не она.
Болдуин откинулся на спинку стула и удивлённо на меня посмотрел, словно я выдала нечто неприличное. Впрочем, может, Уэбстер как раз и была для него весьма неприличной темой? Не зря же она столько за него цеплялась, ласково называла по имени и требовала прийти к ним на ужин?
– Ещё немного – и начнёт темнеть, – не сдавался папа. – Можно сейчас пройтись по саду, а к десерту приступить потом.
– К десерту потом приступить нельзя, – возразила я. – Чай уже заварили, и он будет не столь хорош, если перестоит.
– Но в темноте наш гость ничего не увидит…
– Подсветим, – предложил Болдуин. – В конце концов, что нам стоит создать пару «светлячков»?
– А нарушение режима дневного освещения? – папа почти сдался и протестовал только по привычке.
– Однократное нарушение даже полезно, – заметила я. – Ты же сам говорил, что чем больше комфорта у яблонь, тем хуже результат.
Папа поджал губы, недовольный моей хорошей памятью. Я его понимала: при солнечном свете сад смотрится выигрышнее – одуряюще пахнут цветы от кипенно-белых до насыщенного розовых, в зависимости от сорта, блестят упругими боками плоды разных размеров, и всё это прекрасно оттеняет сочная зелень. В нашем саду яблони почти никогда не болели, а уж вредителей папа отлавливал лично и предавал мгновенной казни безо всяких сомнений. У него при себе всегда была баночка с гадко пахнущим алхимическим раствором для этих целей.
– Почему же? – подал голос Болдуин. – Мне кажется, в комфортных условиях плоды должны быть крупнее.
– Я не за размером гонюсь, – начал объяснять папа, севший на своего любимого конька. – Хотя, конечно, и за ним тоже. Но главное – это вкусовые качества и возможная польза сорта. Кстати, вы правы в том, что я поторопился извести хищный сорт. Он бы мог отлавливать паразитов как на себе, так и на других яблонях. Только нужно было сделать акцент на размерах: карликовая яблоня крупным животным вреда не причинит, зато прекрасно могла бы передвигаться по стволам других деревьев…
– И по ограде, – напомнила я. – Нет уж, папа, хватит нам бегающих яблонь. К тому же у мелких яблонь и плоды будут мелкими.
– Так я не ради плодов бы выводил, – вздохнул папа. – Да что теперь говорить? – Он махнул рукой. – Повторить у меня всё равно не получается, хотя все этапы по выведению были описаны в журнале и я аккуратно их повторяю. Значит, был какой-то неучтённый фактор. Хотя…
Он глубоко задумался, что-то забормотал почти беззвучно, вытащил из нагрудного кармана блокнот и карандаш, что-то спешно застрочил, напрочь выпав из разговора, и предоставил нам с Болдуином развлекать друг друга, чем последний сразу же воспользовался и, недолго поговорив на отвлечённые темы, огорошил меня:
– Раз уж вам так не нравится моё имя, Сильвия, вы можете обращаться ко мне «кузен», всё не так официально.
– Почему вы решили, что не нравится? – удивилась я и сделала глоток из чашки, чтобы скрыть смущение.
Чай был хорош. Долли принесла молочник, но ни я, ни Болдуин портить напиток не стали. Папа обычно пьёт с молоком, но сейчас ему было не до чаепития: он уже исчертил символами лист и явно не собирался на этом останавливаться.
– Мне так показалось. Так что насчёт кузена?
– Мы не настолько близкие родственники.
– Но родственники, – заметил он. – У нас одна фамилия.
На лице Долли, застывшей в дверях, появилось выражение, которое невозможно было бы понять иначе как: «В случае чего и фамилию менять не придётся».
– Тогда уж лучше Рассел, – решила я.
– У вас замечательный дом, Сильвия, – улыбнулся он мне.
– Жалеете, что вам не достался? – не удержалась я.
Долли, которая всё так же торчала в гостиной и явно не планировала уходить, посмотрела на меня с возмущением, но я не собиралась производить нужного впечатления на кавалера, так что ничуть не смутилась.
– А надо жалеть?
– Как говорит папа, это родовое гнездо, – заметила я. – У нас одних только портретов предков целая галерея. Хоть выставку устраивай.
Невольно подумалось, что с такой выставки можно получить некоторую сумму на погашение долгов. Качество портретов было разным, но встречались работы известных мастеров, так что желающих посмотреть хватило бы. Наверное.
– Можно взглянуть?
– Разумеется. Папа, Рассел хочет посмотреть на портреты. Папа?..
Но папа лишь нахмурился и замахал руками, не собираясь отвлекаться и требуя, чтобы его не отвлекали. Когда он пытается поймать ускользающую мысль, лучше ему не мешать, а то мысль ускользнёт, а у меня уже не выйдет, так что я встала и предложила Болдуину:
– Пойдёмте, Рассел.
Вечерело, поэтому в галерее я сразу зажгла светильники и чтобы не отвлекаться на них потом, и чтобы уже сейчас можно было разглядеть самую мелкую чёрточку наших предков. Я думала, что придётся рассказывать про каждый портрет, но Болдуин их истории знал чуть ли не лучше меня, так что лекции не получилось, получилось лишь перебрасывание фразами с намёками, каждый из которых был прекрасно понятен второй стороне, но непонятен Долли, которая через некоторое время возникла в отдалении и явно не собиралась оставлять нас без присмотра. Интересно, она надеялась, что мы будем целоваться или рассчитывала это пресечь? В любом случае, чем дальше, тем разочарованней она выглядела, пока наконец не сказала:
– Нехорошо инора Болдуина надолго одного оставлять.
– Он никогда не остаётся один, – парировала я. – Его эксперименты всегда при нём.
– А должна быть при нём дочь, – пробурчала Долли. – Хотя бы тогда, когда приезжает домой.
Но портретов осталось всего ничего и как раз тех, о ком наш гость знал мало: ведь чем дальше, тем больше расходились ветки нашего семейного древа, и если на одних зрели яблоки, то ко вторым уже вполне могли привить грушу или, прости Богиня, сливу. Здесь мне было что сказать. Пусть не все мои предки были выдающимися людьми, но краснеть за них тоже не приходилось. Почти ни за кого…
– Полагаю, это ваша матушка?
Долли неодобрительно раскашлялась.
– Мы предпочитаем о ней не говорить, – ответила я, досадуя, что не догадалась убрать портрет раньше.
– Вот как?
– Она не интересуется нами, так почему мы должны интересоваться ею?
– Вы на неё мало похожи, – заметил Болдуин, смотря то на портрет, то на меня, – скорее, на отца. Но и от матери в вас что-то есть.
– Слава Богине, не характер, – заметила Долли. – Сильвия – скромная и послушная инорита.
– Я успел это заметить, – усмехнулся он.
Иронию Долли не поняла, поэтому обрадовалась и начала ему восхвалять меня в таких выражениях, что я не выдержала и предложила спуститься к отцу.
Папа уже ничего не писал, а прихлёбывал остывший чай и изучал написанное. При нашем появлении он сразу отвлёкся от блокнота, оживился и спросил:
– Ну как, Рассел, готовы к просмотру моего сада?
– Возможно, в другой раз, инор Болдуин? – неожиданно ответил гость. – Уже совсем темно, а мне ещё возвращаться в Дисмонд.
– А кучер уже ушёл, – гордо сказала Долли, словно это было её личным достижением. Возможно, так оно и было: в надежде устроить мою судьбу, она могла подговорить кухарку с мужем уйти пораньше.
– Вот незадача, – протянул папа, даже не делая вид, что расстроен. – Придётся вам переночевать у нас. Долли, подготовишь гостевую спальню?
– Голубую?
Долли уточнила столь важно, словно у нас была другая гостевая комната, а то и не одна. Но строго говоря, и эта гостевой не была, а была бывшей комнатой моей мамы, в которой поддерживалась видимость порядка.
– Голубую, – согласился папа. – Рассел, мне очень неловко, что так получилось, но завтра вас непременно отвезут. И у вас будет возможность осмотреть наш сад ещё и днём, что немаловажно. А пока я проведу для вас обещанную экскурсию при магическом освещении. Это, конечно, совсем не то…
– Возможно, у Рассела были планы на этот вечер, а мы их нарушаем, – мрачно сказала я.
– Да какие у него планы, Сильвия? – удивился папа. – Лечь пораньше спать?
– У меня не было планов, – согласился гость. – Но мне неудобно вас утруждать.
– Нам в радость, если вы у нас погостите, правда, Сильвия?
Папа бы очень расстроился, если бы я ответила нет, пришлось согласиться, что в радость, и даже пойти с ними в сад. Без света он выглядел мрачновато, а света от магических светлячков хватало только на небольшое пространство рядом с нами, но папе это ничуть не мешало наслаждаться каждым мигом единения со своим детищем. Он шёл, останавливаясь у каждой яблони, нежно гладил её по листочкам и рассказывал гостю то, что он уже от меня слышал. С небольшими дополнениями, конечно, но эти дополнения были столь незначительны, что Рассел хоть и вежливо кивал в такт папиным словам, но чаще оглядывался, чем смотрел на один из опытных папиных образцов. Наверное, поэтому он и заметил первым некую неправильность в нашем саду.
– Что это?
– Вы про что, Рассел? – недоумённо спросил папа, вглядываясь в темноту туда, куда указывал гость.
– Там что-то шевелится.
– Кот, наверное, – равнодушно предположил папа и продолжил: – Так, вот именно на этом экземпляре я выяснил, что соли железа при трансмутации дают столь поразительный эффект.
– Для кота слишком крупное, – возразил Рассел.
Теперь и я вглядывалась в темноту. Шевеление не прекращалось, и было в нём что-то неестественное.
– Возможно, собака? – теперь заинтересовался и папа. – Неужели дыра в заборе? Как это было бы некстати. Сейчас посмотрим.
Он отважно пошёл к шевелению, подсвечивая себе «светлячком», а шевеление двинулось к нему. Очень активно двинулось и даже попыталось ухватить немаленькими для такого существа зубами. Зубами, находящимися на кончиках хорошо развитых корней.
– Но это же яблоня?! – в голосе Рассела удивление граничило с возмущением, что мы его беззастенчиво обманули.
– Это не наша, – сразу заявил папа, бросая заклинание обездвиживания.
Чужая яблоня явно обладала небольшим иммунитетом к магии, потому что хоть её движения и замедлились, но не прекратились.
– Не наша, – подтвердила я. – Нам её подбросили.
– Кому-то подбрасывают котят в надежде на то, что их приютят, а вам – яблони? – скепсиса в голосе родственника хватило бы на всю дознавательскую комиссию. – И кому это понадобилось?
– Тому, кто знает то, зачем вы приехали в Дисмонд, и то, что вы поехали к нам в гости. Тому, кто хочет обвинить моего отца.
– В чём обвинить, Сильвия?
Надо же, я думала, что папа так внимательно изучает приблудную яблоню, что не слышит, о чём мы говорим.
– В том, что вы создаёте потенциально опасных растительных особей, – пришёл мне на помощь Рассел. – Эта, конечно, загрызть не может, максимум покусать, но это тоже опасно.
– Это не моё, – папа сразу начал объяснять, почему он так думает: – Форма дерева совершенно другая и листьев. Видите? Листья вытянутые, словно это не совсем яблоня, а гибрид с ивой. Какое кощунство. Скрестить мою яблоню с орк знает чем! Это настоящее преступление!
– Почему вы думаете, что скрещивали вашу яблоню? – ухватился за его слова Рассел.
– Это же заметно, – удивился папа. – Свои разработки я сразу отмечаю, даже если они безнадёжно испорчены чужими руками. Эту форму намеренно развивали более хищной. Видите, какие зубы? И устойчивость к магии.
Устойчивая к магии особь наконец подползла к папе и попыталась в него вцепиться, поскольку двигалась она всё же медленно, папа просто отошёл на шаг, вздохнул и поднял руку, явно намереваясь испепелить чужую яблоню.
– Стойте! – крикнул Рассел так, что вздрогнули мы все, а с папиной руки сорвалось заклинание и ушло в землю совсем рядом с ногой. – Нельзя уничтожать улики. Ваша, не ваша – разберёмся потом.
– Но это не может ходить по моему саду! – возмутился папа. – У меня здесь куда более ценные экземпляры, которые могут пострадать. Я не хочу проснуться утром и обнаружить, что от моего прекрасного сада остались одни опилки.
Яблоня хищно клацнула всеми зубами, явно примеряясь, с какой товарки начнёт поздний ужин, если до хозяев сада не удаётся добраться.
– Мы её зафиксируем, – решил Рассел. – У вас есть металлический ящик подходящих размеров?
– Сгрызёт, – скептически ответил папа.
– Усилим, – оптимистично возразил Рассел.
В конце концов, яблоню упаковали в подходящий ларь, на который навертели всяческие защиты. Хищное создание уже вполне оправилось от обездвиживающего заклинания и довольно активно шебуршилось внутри.
– И у кого мог взяться ваш материал для создания столь опасной особи? – вкрадчиво поинтересовался Рассел у папы.
– Не припомню, что кому-нибудь давал, – чуть неуверенно ответил он. – Даже дознаватели на экспертизу не получили, потому что ко времени их требования я бедняжку уже изничтожил. Всю без остатка.
Он с сомнением посмотрел на ларь, в котором бился явный незаконный потомок уничтоженной яблони.
– В инциденте с котом все ветки были целые?
– Что вы! Там хозяйка так измолотила бедную яблоню палкой, что ещё вопрос: в результате чьих действий кот остался без хвоста.
– То есть на улице могли остаться бесхозные ветки? – подытожил Рассел.
– Могли, – легко согласился папа. – Но они очень скоро высохли бы. Без корней они не жизнеспособны.
– Если их не подобрали и не прорастили…
– Да кому это нужно? – удивился папа.
– Кому-то понадобилось. Стоит вопрос зачем.