Все же хорошо, что мы старикана встретили: без этого знатока местных троп хрен бы мы куда доехали. Он точно знал, где стоят дорожные блоки, знал, где заторы и как их объехать.
Всю дорогу дед, назвавшийся, кстати, Олегом Викторовичем, «но ты, паря, зови просто Викторыч, мне так привычнее», не умолкал. Он шутил с Аськой, комментировал завывания движка «Жигулей». Вову разговорить у него не получалось, тот сидел букой и в диалог вступать отказался напрочь.
В итоге когда дедок вышел на перекрестке Контейнерной и Банниковской, Вову все же он смог разболтать и тот растаял, от щедрот душевных пытался ему отдать старый дробаш под 20 калибр, подобранный с бандюков. Нам он был без надобности, да и патронов под него всего штук 8 нашлось, но дед отказался, мол, тяжелое, неудобное, и вообще, нам нужнее. На прощание он сначала детально и точно рассказал нам, как отсюда попасть к дому Мурия, а потом, уже уходя, остановился и, глядя на нас своим странным, хитрым взглядом из-под кустистых бровей, выдал:
— Если вдруг какая нужда будет — поищите меня, глядишь, смогу помочь. Хорошие вы парни, хоть и глупые.
— Э-э-э…– я немного офигел от такой характеристики, но все же решил старикана уже не обижать.
— И как же тебя искать, отец? Ну так, на всякий случай, — спросил я.
— Любого человечка бродяжного тут поймай и спроси, где, мол, Викторыч, за ним должок. Тебе скажут.
— Человечка бродяжного?
— Ну, — кивнул дед и. видя наше замешательство, тяжело вздохнул, объяснил. — Да откель же вы такие странные? Бомжа, гопаря, торгована. Любого бродягу. Все, бывайте, пошел я. Неча тут мертвяков привлекать вашими движками.
Он бодренькой рысью побежал по улице, и как-то незаметно юркнул между припаркованных тачек, да и был таков.
Я, честно скажу, ничего не понял. Дед точно был не простой, но что он за зверь-то…и почему его все тут должны знать? Впрочем, это не самая актуальная проблема текущего момента.
— Вов, ну что, поедем на этот эвакуационный-концентрационный лагерь смотреть? — спросил я у друга. — Что-то мне после рассказа этого деда даже и не хочется.
— Да ты этого деда больше слушай… — хмыкнул Вова, — такие, как он, армейцев, полицию и любой «актив» ненавидят больше жизни.
— Какие «такие»?
— Джей, ты не понял? — удивленно поглядел на меня Вова. — Это был не просто дед. Это был бандюк, причем такой, из очень непростых. На груди набиты церкви с громадной кучей куполов, и купола эти с крестами, аж на шею залезают. На руке точки синие. Не заметил, что ли?
— Да ну мало ли… — хмыкнул я.
— Вижу, ты этой темой особо не интересовался. Купола — за годы отсидки. Когда зек выходит — на куполе крест татуируют. Пять точек на пальце — это сидевшие от звонка до звонка, — принялся объяснять Вова, — ну и вообще, такие татухи — это, в принципе, только бывалые сидельцы делают, а наш старикан явно немало лет за решеткой провел. Видишь, как власть ненавидит?
— Слушай, когда ты все это успел заметить? И откуда такие познания в блатных картинках? — поразился я. — Я вот только про перстни наколотые знаю, что их уголовники делают. Ну церкви на спине, звезды…
— Скажем так, сам я не сидел, но знаю тематику крайне близко. В деревне половина таких была, да и в провинциальных городках хватало, — пожал Вова плечами. — Нас, пацанву, такие вечно жизни учить пытались… Так вот, этот «дед» — кстати, никакой он не дед, лет пятьдесят от силы мужику, еще и грамотно тебе зубы заговаривал, да и мне тоже, чего уж, пока я татухи не заметил. И меня очень беспокоит, что мы ему слишком много наговорили лишнего.
— И что ты думаешь он сделает?
— Я откуда знаю? Но этого точно не следовало делать. И кстати, наш Мурлок, похоже, тоже не так прост, раз его урки вроде Викторыча знают и уважают.
— Ну, положим, это я и так знал, — хмыкнул я, — Мурий — ушлый тип, много где завязанный, так что ничего удивительного…
— Ну, тут тебе виднее. Ты Мурлока лучше знаешь. А вот насчет остального, что нам Викторович наплел, может и брехня.
— Насчет лагеря? Почему?
Вова вздохнул и принялся медленно, как маленькому, мне объяснять:
— Да потому что не стоит воспринимать все как абсолютную истину. Из всего, что он сказал, можно сделать один четкий вывод: в лагере рулят всем вояки и менты, и у них есть база данных, по которой людей проверяют. Это хорошо — там точно не рассадник бандитов. Ему это не нравится, ну оно и понятно, так что лагерь нам лучше самим проверить. Про дамбы, про корабли — это нужно у Мурлока уточнять, он точно должен быть в курсе. И кстати, предлагаю сначала все-таки его навестить, благо рядом. А уж потом на стадион…
— Да я чего, я ж не против, — пожал я плечами. — Только это…а ты знаешь, куда нам потом ехать, а? А то с этими баррикадами на улицах как в лабиринте…
— Разберемся. Лагерь — это стадион в конце того широкого проспекта, где мы нашего сидельца подобрали, так что нам главное от Мурлока на проспект выскочить. Большая проблема до него добраться по узким улочкам.
— Ну, их, думаю, особо и не перекрывали…
Пока ехали, видели мертвецов, бредущих по улицам, трупы, валяющиеся на тротуарах и прямо на проезжей части.
Так понимаю, вояки контролировали стадион и подходы к нему, на остальную часть города наплевав. Ну, может и правильно — меньшую территорию укрепить проще, оборонять легче. А лазать по целому городу — это распыление сил.
Так-то оно так, но с другой стороны как-то не по-человечески. Получается, всех, кто тут остался, просто бросили… Хотя, может и эвакуировали — я, во всяком случае, живых людей на улицах вообще не увидел.
Дом командира нашей команды мы нашли и впрямь легко, объяснения «Викторыча» оказались более чем детальными. Типовая пятиэтажка, ничего необычного и, что не могло не радовать, без всяких там узких дворов и прочего — на них у меня после Анькиного дома была жесткая аллергия.
Подогнали тачки к нужному подъезду и осмотрелись.
Не увидев ничего угрожающего, вылезли наружу. Идти решили вдвоем, с «Калашами». Девчонки и Леха должны были запереться в тачках и ощетиниться стволами. Машины стояли в нарушение всех правил под бетонным козырьком, так что сверху ничего не сверзится, а с фронта и боков двор просматривался на сотню метров во все стороны. Тут и безрукий не промажет. Но все же девчонок я попросил без особой необходимости не палить — выстрелы могут привлечь еще больше мертвяков, и тогда…
Короче, я предложил им опуститься на сидениях и не отсвечивать, что они и сделали.
Подойдя к подъезду, я, вспомнив о темных углах «хрущоб», перекинул с пистолет-пулемета свой супер фонарь. На «Ксюхе» никаких крепежей под него не было, но кусок синей изоленты решил эту проблему. А вот у Вовы фонаря не было, так что было решено, чтобы я шел первым, а он прикрывал мне спину.
Двери подъезда закрывались на старомодный механический кодовый замок, цифры кода на котором не нашел бы только совсем имбецил — кнопки два, четыре и семь блестели, как у кота яйца, так что ошибиться было сложно.
Со скрипом распахнули створки, я тут же засветил помещение всеми своими сотнями люменов, но никто не прятался ни за дверью, ни за второй внутренней деревянной дверью, которая стояла всегда и везде широко распахнутой. И даже в микроподвальчике под лестничным пролетом не прятались монстры и мутанты. В подъезде было как-то очень…по жилому. Пахло не гнилью, а жарящимися котлетами, за какой-то дверью гремела музыка. Будто бы и нет вокруг апокалипсиса, и не бродят по улице восставшие мертвецы.
— Вов, чуешь?
— Ага. Какле-е-етки… — втянув носом воздух, протянул он.
— И музыка, — кивнул я. — В такие моменты я думаю — не поехал ли я крышей? Может, мне все это только кажется?
— Ага. И мне тоже, — хмыкнул Вова. — Ты, Жень, в следующий раз, когда опять сомневаться начнешь, вспомни того мута, что крышу «Чероки» чуть не проломал, и того мента в больничке. Ну, или мертвяков, что мы пять минут назад на улице видели…
— Убедил, — хмыкнул я. — Знаешь, тебе, Вов, надо курсы психологии вести, а не ИТшником работать. Вон как мозги вправляешь…
Вова просто пожал плечами. С его точки зрения то, что где-то пока беда не случилась и люди пытаются жить прошлой обычной жизнью — вон, котлеты, например, жарят, это просто временное явление, которое суровая реальность очень быстро поправит…
Ну и, кстати, не то чтобы эта самая суровая реальность сюда еще не успела прийти. Как раз успела, и кто-то оперативно и жестко с ней разобрался. На третьем этаже вся стена была в пулевых отметинах, а две двери квартир стояли заваренными, чья-то рука намалевала на них маркером знак биологической угрозы. За дверьми, впрочем, не раздавалось ни звука, так что, вероятно, туда просто сложили трупы.
Двери мурлоковской квартиры были иллюстрацией фразы про «мой дом — моя крепость». Толстенные сейфовые створки, мощнейшие замки, видеокамера над дверью. Вместо глазка — странного вида перископическое устройство. Блин, от кого наш командир тут хотел обороняться? Ну ведь точно не от ходячих мертвецов…
На первые два звонка в дверь не отреагировал никто, хотя на камере зажегся огонек, и сама камера уставилась на нас. Хотя, может, просто датчик сработал, вот автоматика и включилась…
Когда я потянулся в третий раз, чтобы нажать кнопку звонка, раздался тихий щелчок, и я услышал из-за двери голос Наташи, жены Мурлока:
— Жень, не звони! Сейчас открою.
Наташка — весьма эффектная рыжая девица лет 30 на вид, была не только женой нашего командира, но и весьма эффективным бойцом команды уже лет пять, и нас с Вовкой отлично знала.
Вот только когда открылись двери и мы шагнули в освещенную на дай бог треть мощности ламп прихожую, то я ее еле узнал. Всегда бодрая, подтянутая и как на пружинках Наталья сейчас была бледной тенью самой себя. С синяками под глазами, укутанная в зимний вариант «экстрим-эквипа» — то есть в утепленный бушлат, рассчитанный на температуру в минус сорок градусов, в теплых штанах с начесом и чуть ли не в валенках. Она стояла, тяжело опираясь на стену, и смотрела на нас усталым взглядом.
Это были глаза больного и уставшего человека.
— Эй, Натах, что с тобой такое? — сходу спросил я.
— Простыла, — ответила она. — Температура, кости болят. Но хоть сопли прошли… А вообще да, совсем хреново, сама знаю. Чего хотели, бойцы?
— Блин, на игру позвать, — усмехнулся я. — Видишь, как прикинулись — чисто ментовский спецназ. Давай с нами, тут, говорят, целый полигон в центре города.
— Очень смешно!
— Ну прости, не плакать же. Где Влад?
— Уехал с ребятами. Что-то они там мутят, добывают. Для кого это все катастрофа, а для Мурлока — способ добычи ништяков. Ты ж его знаешь…
— Черт! Слушай, а когда он вернется?
— Не знаю. Должен был еще утром вернуться, но…
— Вот же ж блин. А связаться с ним никак?
Наташка покачала головой из стороны в сторону.
— Ладно…так, тогда вот что… — я быстрыми движениями вытащил из кармана блокнот, написал на листике частоту и приписал «Джей и Боб». — Передай ему, как вернется, ладно? Мы тут в городе, поедем пока что к этому эвакуационному центру, посмотрим, что там, и заодно некомбатантов оставим.
— Некомбатантов? Джей, вы где их взяли в такое время? И кто это?
— Да Анька, ты ее знаешь — медик со скорой Приморска, иногда у нас работала на играх. Аська — Вовина подруга, и Анькин брат малолетний.
— Ясно. Никто из них не болен, не укушен? Учтите сразу — при малейших подозрениях вас просто развернут. Они там пуганные, так что разбираться не станут.
— Э…Аська с трещиной в бедре, Вовка в аварии тоже ногу повредил. Дней пять назад все было, но следы то есть. Укусов нет.
— Ну тогда готовьтесь, что вас просто завернут. — выдала Наталья пессимистический прогноз. — И кстати, пушки с собой не тащите — просто отберут.
— Мы все же попробуем. Ты не хочешь с нами? Там наверняка врачи есть, посмотрят тебя. А то видок у тебя, мать, какой-то совсем поганый…
Вовка, стоящий за спиной Наташки, делал мне страшные рожи, мол, не зови ее с собой, но я все равно не мог знакомого человека в таком виде просто бросить.
— Да что они там насмотрят? Диагноз я себе и сама поставлю. Листок свой вон на зеркало налепи, там точно не потеряется. Мурлок приедет — скажу, что вы были, чтобы связался.
— Может, давай Аньку позову? Она внизу ждет. Посмотрим, может, уколы какие поставит…
— Жень! Отстань, а?
Ее явно тяготило наше присутствие. Ну что же, я настаивать не стал. Не хочет человек — чего навязываться?
Я прилепил листочек к зеркалу на специально для этого предназначенный магнитик, после чего покинул квартиру.
Едва только за нами закрылась дверь, я развернулся ко Вове.
— Вов! Ты чего мне рожи строил? — с негодованием спросил я. — Не видишь, что ли, хреново человеку. Нельзя ее такой оставлять.
— Жень…ты сегодня фееричный дурак или прикидываешься им? Ты не понял? — усмехнулся Вова. — Ее покусали. Лихорадка, спутанность речи, светобоязнь… Она от твоего фонарика, видел, как шуганулась? И в квартире света нигде нет… А Наташка, вспомни, вообще-то темноты боится.
Я задумался. Блин, чего со мной творится-то? Чего туплю? Ведь Вова прав. А я опять все прохлопал ушами, не заметил, не обратил внимания.
— Да ну…она бы нам сказала, — неуверенно возразил я.
— Правда? — хмыкнул Вова. — Вот смотри. На пороге твоего дома, где ништяков, как грязи, стоят два таких, малознакомых в общем-то типа с явно снятыми с ментов брониками и «Калашами». И тут ты им такая: «Пацаны, а я скоро сдохну и стану зомби. А муж мой куда-то умотал и долго не возвращается. И когда будет — хз, может и пропал с концами». При этом пацаны знают, что муж и ты — любители стрельбы, и у вас тут оружейный склад на пару десятков стволов, патронов и прочего добра. Как думаешь, пацаны просто уйдут или привалят тебя из чистого сострадания?
— Ну…мы же не такие…
— Правда? А если бы она уже была зомби? Ты бы сейчас первый ковырялся в мурлоковских ящиках, радостно примеряя всякое к АКСУ. Потому что Мурлока нет, а добро есть. И мне было бы сложно тебя остановить. Вот только не начинай мне тут по ушам ездить, что ты бы так не сделал…
— Блин, ты как-то это все жестко…
— Я прагматичен, — оборвал меня Вова, — а вот у тебя с башкой какая-то беда. Ты то играешь в сурового сурвайвера без страха и упрека, без терзаний морали, то, как сейчас, начинаешь жаждать помогать всем и вся. Ладно, с твоей башкой мы потом разберемся. Мурлоку мы координаты оставили, если объявится — сможет с нами связаться. С его радиостанцией можно легко за полсотни километров пробиться, а уж до нас — вообще говно вопрос.
Радиоузел Мурлок собрал сам, на базе какого-то китайца, и постоянно модернизировал, так что от оригинала там ничего не осталось, но зато эта штука действительно работала где угодно, ловила кучу диапазонов и позволяла связаться в радиусе действия с кем угодно — хоть с ментами, хоть с военными, хоть с потерявшимися в горах тупыми страйкболистами.
Проспект, к которому мы ломились, назывался Ленина, и найти его оказалось действительно несложно, хотя без знаний нашего бывшего проводника мы раз пять утыкались в перекрывающие дороги блоки, так что приходилось возвращаться и плутать в узких переулках в поисках другого проезда.
И все же выехали. Ну а до цели мы добрались уже сильно за полдень.
Лагерь был организован людьми, явно понимающими что-то в фортификации на мой дилетантский взгляд. Выставленные в шахматку бетонные блоки перекрывали последние метров сто дороги к нему, не позволяя разогнаться и подъехать быстро. В конце этого «проезда», упертого в ограждение стадиона, вместо створок ворот стоял старенький БРДМ-2, нацеливший свою башню с двумя пулеметами на визитеров. Учитывая то, что проспект Ленина, подходящий к стадиону, абсолютно прямой и ближайший дом стоит на расстоянии метров триста — КПВТ и ПКТ, стоящие у БРДМ в башне, являются ультимативным средством уничтожения всего живого. Ну, пока у них БК (боекомплект) не закончится.
Когда мы приблизились, башня чуть дернулась, поувереннее беря нас на прицел. На ее верхушке зажегся яркий, слепящий прожектор, заставивший меня прикрыть глаза ладонью, и усиленный громкоговорителем голос с командными нотками потребовал остановиться.
Ну, мы не гордые, остановимся. Все равно если что — нас тут вмиг положат. Я уверен, что в укрытиях из мешков, которые я заметил за решетчатым забором, сейчас сидит во временных огневых точках далеко не один стрелок с автоматом или типа того, и целится в нас. Изрешетят сразу, даже не станут тратить редкие патроны для пулеметов.
Наши «Жигуль» и «Ока» стали, как вкопанные.