Выбор за нами

Глава 24

К началу лета 1914 года ситуация в мире несколько поменялась. Вообще основная проблема планеты состояла в том, что мир уже был фактически поделен, а амбиций у мировых держав было через край. Поэтому дальнейшее развитие возможно было только передел мира. А передел это почти всегда война, в которой новый претендент оспаривает право старого лидера на владение чем-то. Мировой гегемон — Британия сейчас мешала сразу трем другим мировым державам, а именно Германии, САСШ и России, но шансов на то, что эти трое между собой договорятся и будут действовать совместно, не было почти никаких. И САСШ и Германия были не прочь занять место Британии хотя бы в отдельных сферах, но прекрасно понимали всю малоосуществимость подобных желаний по крайней мере в одиночку. И если немцы в принципе были не прочь и повоевать для улучшения собственных позиций, то американцы по крайней мере собственными руками воевать не собирались. Да и нечем у них было воевать, ну, кроме флота. Армии то у американцев, почитай, не было вовсе, да и создавать ее они пока не стремились, несмотря на расширяемую политику «Большой дубинки». Вообще главные устремления Америки сейчас заключались в том, как бы как-то потеснить Британию на финансовых и товарных рынках. Россия в отличии от первых двух держав занять место Британии совершенно не стремилась. Русские также как и американцы совершенно не стремились воевать. Но англичанка гадила уж больно постоянно и качественно, а обходилось это Империи слишком дорого. Россию вообще бы больше устроила ситуация, если б Европа про нее забыла бы хотя бы на четверть века. Вот только шансов на это не было никаких. Это был как раз тот достаточно редкий случай, когда быть большой и довольно сильной страной плохо. Ведь про маленькие страны могут забыть и не обращать на них внимание. А большие всегда будут в центре внимания конкурентов. Это маленькие страны могут заявить о том, что они объявляют нейтралитет и намерены его поддерживать как минимум очень и очень надолго. Большим странам нейтралитет не грозит в принципе. Никто подобное заявление о нейтралитете от России не воспримет. Тут как раз тот случай, когда если ты не занимаешься политикой, то политика начинает заниматься тобой. А это обычно выходит очень больно.

Британия была не прочь столкнуть между собой немцев, французов и русских, тем самым серьезно ослабив каждую из сторон. Причем желательно не влезая в войну самой по крайней мере на первом этапе. В случае если бы это удалось, британцам бы ничего не мешало после европейской войны разобраться с САСШ. А зная иезуитскую хитрость британцев, вполне можно было бы ожидать, что с Америкой они воевать будут тоже не в одиночку. В результате мир бы получил хороший урок, а британцы неплохую прибыль.

Но действовать в лоб в Лондоне совершенно не собирались. Поэтому британские либералы и Эдвард Грей, почти десяти лет возглавлявший внешнюю политику страны, сделали ход конем. Грей явно решил для начала замаскировать и заретушировать англо-германские противоречия, а потому в начале 1914 года заявил о том, что время конфронтации в Европе должно уйти в прошлое, и необходимо наладить англо-германские отношения. Не сказать, чтоб за этими громкими речами совсем ничего что стояло. Но британские интересы никто естественно предавать не собирался, а острые вопросы Форейн офис намеревался решать за счет некоторой общей корректировки политики Британии и за чужой счет. В делах это выразилось для начала разве что в том, что годами тянущиеся англо-германские переговоры по Багдадской железной дороге наконец завершились к германскому удовлетворению. Британия более не собиралась сдерживать строительство этой дороги, но контроль за будущим самым восточным ее участком Багдад-Басра все равно оставила за собой. Впрочем даже до Багдада эту дорогу османам и Дойче-банку еще предстояло строить и строить, не говоря о последнем участке.

Этим все не ограничилось. С дальней полки достали англо-германский договор от 1898 года о разделе португальских колоний в случае, если Португалия еще раз обратится за кредитом, и исправили в пользу Берлина. Теперь немцы теоретически могли получить не часть португальской Анголы, а ее всю. Вот только даже в Петербурге сомневались, что до этого вообще может дойти. Но формально это была победа германской дипломатии.

В Европе же пока собственно мало что изменилось. Все стороны готовились к войне. Но если в России войну в принципе не хотели, то в Германии не хотели воевать с Россией. А заодно еще и с Англией. Вот такой странный набор желаний. Естественно в каждой стране имелись свои ястребы. Причем скорее всего наибольшая их популяция скопилась именно в германских землях. Вот они по большей части были не прочь воевать с кем угодно. Стоял только вопрос цены. К тому же скоро предстояли переговоры по конвенционным таможенным тарифам на последующие 12 лет. А это такое время, когда каждая страна не прочь серьезно подставить соседа дабы получить одностороннюю выгоду в торговле на ближайшие дюжину лет. Но русская дипломатия, казалось, смогла сделать невозможное. Во-первых, она смогла поколебать уверенность части германских верхов в том, что германские желания завоевать жизненное пространство на востоке (в Польше и Прибалтике) — это собственные, а не навязанные извне желания германских ястребов. Причем был указан и источник этого навязывания — Остров. И если для большинства ястребов найденный источник агрессивности был побоку, то другая часть верхов Германии серьезно задумалась. С одной стороны несмотря на то, что германцам навязывают агрессивность извне и указывают путь на восток, в немецких верхах совсем отказываться от поиска новых земель на востоке они не собирались. Там решили считать, что если получится, значит, хорошо, нет — нет. Упоротости и тупой упертости не было. С другой же стороны… Ведь если твой противник специально направляет твои усилия и агрессивность в сторону от себя, то это явно неспроста. А если враг сумел отвести удар от себя и направить его на другого, то он уже отчасти победил. Дальше следовала достаточно проста логическая цепочка. Британцы хотят столкнуть Германию и Россию с Францией дабы загрести жар чужими руками. Война на два фронта никогда не привлекала ни германского кайзера, ни широкую германскую общественность. Да, существовал план Шлиффена, который не раз корректировался и дополнялся, но в высших эшелонах власти Германии также прекрасно понимали, что если что-то где-то пойдет не так при его осуществлении на первом этапе, то потом Рейху предстоит война на истощение, которую Германии скорее всего не выиграть. В этом случае любые псевдопатриотические призывы победить Францию с Россией и продиктовать им условия мирных и торговых договоров являлись самоубийственной попыткой одним махом разрубить гордиев узел, заранее обреченной на неудачу и уводящей Рейх с генерального пути развития. Да и не верили в Берлине, что Британия будет спокойно смотреть на то, как Германия станет побеждать французов и русских. Британская дипломатия всегда заботится о собственных интересах, а ведь именно в английских интересах будет не допустить поражения России и Франции несмотря на то, что в данный момент англичане с русскими находятся в конфронтации. А история говорила, что британцы в споре двух противников почти всегда поддерживают более слабого, чтобы потом с него получить то, что им требуется. Кроме того именно английская дипломатия умеет в один миг извернуться наизнанку и представлять вчерашнего врага другом и наоборот. Поэтому несмотря на идущие военные приготовления германская дипломатия предпринимала серьезные шаги для того, чтобы как-то урегулировать нарастающие противоречия не только и не столько с Британией, сколько с Россией. Да и Россия была не против этого. А когда две мировые державы обоюдно желают придти к компромиссу, им это обычно удается несмотря на внешнее противодействие. Правда, не все было так просто. Меж Россией и Германией еще имелась Австро-Венгрия. Для Германии это был верный союзник и сателит, а для России давний недоброжелатель и неприятель.

Тем не менее в мае 1914 года у России наметился возможный путь решения многих международных проблем. Русская и германская дипломатия нащупали общие подходы для того, чтобы не решать двухсторонние проблемы военным путем на радость британцам. Большая часть этих двухсторонних вопросов могла быть решена договорным путем, пусть даже сторонам приходилось искать не всегда приятные компромиссы. Но они были всяко лучше, чем Большая война в Европе друг против друга. Более того, начала проглядывать даже возможность некоего теоретического пока военного альянса между Россией и Германией. Нет, конечно, в Германии не нашли требуемый ранее Михаилом II миллиард рублей для выкупа русского долга, размещенного на Парижской бирже. Но ряд возможных договоренностей, если они будут введены в действие, позволяли компенсировать недостаток реальных финансовых средств у Берлина и одновременно не создать проблем с выплатой госдолга у России в пользу французских держателей в случае чего.

Если же обратиться к текущему экономическому взаимодействию двух стран, то естественно, что не могли долго сосуществовать одновременно экономические санкции против России и режим максимального торгового благоприятствования между двумя странами, который действовал до введения санкций. Официально Германия сняла санкции с 5 мая, после чего вся конструкция режима санкций со стороны других стран развалилась, а Берлин вдогонку удостоился многочисленных недобрых комментариев и намеков из Лондона. Нет, конечно, не все вновь стало доступно к продаже в Россию. Просто у каждой из западных стран как и раньше еще существовал специальный список того, что она «догоняющим» странам или конкурентам не продавала и не собиралась продавать. Но речь сейчас не об этом. Вообще-то в принципе Англия могла бы и в одиночку продолжить и даже усугубить режим санкций, просто введя ограничение доступа к межбанковским кредитам для русских контрагентов, но этого не случилось. Но здесь и сейчас британцы не захотели в глазах русских властей или мировой общественности выглядеть главным вселенским злом. Хотя если б у них был шанс уговорить Париж и Вашингтон, то, возможно, санкции бы были сохранены. Но Париж вслед за Берлином санкции снял. Французы прекрасно понимали, чем для них грозит сближение Германии и России. Поэтому вслед за снятием санкций со стороны Парижа в Санкт-Петербург потянулись и важные перелетные птицы. Так в составе делегации в Россию приехал Эдуард Нецлин — президент Парижско-Нидерландского банка и глава «русского» пула французских банков, ранее активно размещавших во Франции облигации русских займов. Приехал он не просто так, а с предложением миллиардного кредита(миллиарда франков) на довольно льготных условиях, но в счет политических уступок с русской стороны. Политические условия получения кредита царскому правительству совершенно не понравились, но французы были готовы не только торговаться, но и даже увеличить сумму кредита в два — два с половиной раза. Их явно приперло. Да и было с чего. Если русские сумеют договориться с немцами, долго ли просуществует независимая Франция, ориентирующаяся к тому же на Лондон? Между прочим Франция эта не просто европейская держава, но и владелец немалой колониальной Империи. А именно принцип обделенности колониями являлся одним из важных столпов в международной политике Германии. В общем, французам явно было что терять.

Когда стала очевидной попытка подкупа французами российских властей путем предоставления большого кредита, в Санкт-Петербург пожаловал сам Вильгельм II. В конце концов он себя считал как минимум не обделенным дипломатическими талантами. А то, что у него последнее время не очень ладилось общение с русским кузеном и царственным братом, списывалось на происки иностранных конкурентов и ошибки его окружения.

С Британией у России в отличии от Германии отношения все больше портились. В начале весны британцы раздули антироссийский скандал из ничего. Началось с того, что в британской прессе начали раздувать новость о том, что проданная компании Виккерса Концерном Агренева лицензия на производство соляровых движков Тринклера какая-то неправильная. Будто бы в ней нет никакой новизны, все придумано немцами, и большие деньги заплачены английской компанией совершенно зря. Причем сама компания Виккерса никаких претензий к Концерну не предъявляла. Между прочим пару подводных лодок с бензиновыми двигателями Виккерса Королевский флот вынужден был списать. Одна сгорела напрочь у пирса, а вторая, как потом выяснилось, не смогла всплыть из-за вспыхнувшего в подводном положении пожара. И хрен бы на эту английскую прессу, если б она не портила экспортные перспективы для русской оборонной промышленности.

Причем одной лицензией на тринклеры английские писаки не ограничились. Сообщение о небольшой неисправности на одном из трех аргентинских эсминцев типа «Бравый», построенных в Санкт-Петербурге, британцы раздули до гигантских размеров в том плане, что русские ничего не умеют строить, им ничего нельзя заказывать, и вообще хорошо и быстро корабли могут строить только в Британии. Все это по сути обычные конкурентные войны, но на повестке дня стоял вопрос о постройке аргентинцам второй тройки эсминцев, и скандал был ныне русским верфям совсем не кстати.

К концу марта британцы явно выкрутили руки норвежскому королю Хокону VII и заставили того отозвать свою подпись под совместным с Михаилом II заявлением о взятии Шпицбергена в совместное с Россией владение. Заместо этого Норвегия устами своего министра иностранных дел сделала заявление о том, что Шпицберген по праву первооткрытия принадлежит ей. А Форейн офис это заявление поддержал. Правда, за это норвежцам пришлось поступиться немалым. Теперь Британия и некоторые другие страны, которые готовы будут поддержать всеми имеющимися средствами норвежскую юрисдикцию Шпицбергена, могли беспрепятственно осуществлять на архипелаге и в его водах хозяйственную деятельность, правда, за определенную мзду. А те, кто был не согласен с подобной постановкой вопроса, с 1 июля должны были лишиться этого права. Это был недвусмысленный намек русским и американцам, которые добывали на архипелаге уголь и всем прочим государствам, суда которых промышляли в окрестностях архипелага рыбу и китов. Понятное дело, что сама Норвегия никоим образом не могла силой защитить свое право на владение Шпицбергеном. За нее это сделала Британская Империя. А чтобы придать своим словам дополнительный вес, Лондон заявил, что намерен отправить к архипелагу небольшую эскадру из трех крейсеров. Крейсера то может были и старенькие, построенные еще в конце прошлого века, но они несли на флагштоках Юнион-джек. А бодаться в море кому-либо с Королевским флотом было весьма чревато. Поэтому России отвечать необходимо было ассиметрично. И такой ответ был найден.

Для начала Россия совместно с Германией заявили, что не собираются признавать исключительную норвежскую юрисдикцию Шпицбергена и считают любые попытки Норвегии и ее «добровольных» защитников установить силовым способом эту самую юрисдикцию абсолютно абсурдной. Дабы дать понять властям Норвегии и британцам, что те категорически неправы, Россия заявила о ряде ответных мер. Во-первых, Петербург заявил о полном прекращении закупок английского угля для снабжения предприятий на русских Северах и судов в северных морях. Ведь во многом весь этот спор был именно из-за добываемого на Шпицбергене угля и вылавливаемой у его берегов рыбы. Так, в 1912 году за счет рыболовства в том числе в Северном океане Россия вышла на первое место не только по ценности выловленной рыбы, но и по тоннажу. (Прим.: В реальной истории в 1913 году Россия стала первой по ценности вылова и второй по тоннажу вылова.) Правда, Россия большую часть рыбы вылавливала во внутренних водах, а Британия — в мировом океане.

Во-вторых, русский МИД заявил о увеличении морской экономической зоны на русских северах с 3 до 12 миль от береговой линии. А для контроля за соблюдением нового режима было заявлено о переброске в Мурманск части кораблей Балтийского флота. Если удастся осуществить эту меру, то главными иностранными пострадавшими на северах будут как раз норвежские и английские рыбаки.

И, наконец, Извольский заявил о том, что Россия объявляет Охотское море своим внутренним морем Империи. Это был давно ожидаемый шаг. Просто раньше повода не было, а тут как ответная мера на британский беспредел — это было самое то. Режим внутреннего моря подразумевал, что ловить рыбу в его водах теперь могли только русские корабли, а также те, кому это будет дозволено Россией за соответствующую плату. Британия и САСШ естественно сразу отказались признавать новый режим Охотского моря, но Россию это не интересовало. А вот полное изгнание английских и американских рыболовных судов и китобоев из собственных дальневосточных вод наоборот очень заботило. Причем уже довольно давно. В конце концов конфисковывать иностранные суда за браконьерство по решению русского суда русские власти умели не хуже чем американцы по решениям американских судов. Так, что английские, что американские китобои в Охотском море били китов исключительно ради китового уса. Добывали кита, вырезали китый ус, и все остальное выкидывали за борт…

Для Германии имелась прямая выгода от русского отказа от покупки английского угля, а потому Берлин поддержал Россию. Ведь если русские не будут покупать уголь английский, они будут вынуждены покупать немецкий уголь. А того, что добывала Россия на Груманте, пока хватало только для Мурманска. А ведь на Северах кроме этого порта был еще Архангельск и несколько других мелких портов. Кроме того противостояние России с Англией было политически выгодно Германии. Поэтому Берлин полностью поддержал Петербург в споре по поводу Шпицбергена, причем не за просто так, а под обещание, что германские интересы будут непременно учтены в случае возврата к первоначальному режиму собственности. Этот режим вообще-то не был почти никем признан. Но какая разница? Русские вынуждены играть в деле первую скрипку, они вступают в серьезную конфронтацию с британцами. Так что еще может лучше с точки зрения немцев?

В апреле британская компания Лестера, владевшая монополией на пароходное сообщение по Шатт-Эль-Арабу и Тигру, в коммерческом суде Стамбула выиграла давно тянувшееся дело к русской компании «Теплоходы Тигра», принадлежащей Концерну Агренева. Выигрыш британцев означал, что лицензия на речные перевозки выдана «Теплоходам Тигра» незаконно, и что британская монополия на перевозку коммерческих грузов по этим рекам должна принадлежать только компании Лестера вне зависимости от типа применяемых на судах механического двигателя. Дело было реально дурацким, но в данном случае против Концерна сыграло то, что османы желали отыграться за свое поражение в Балканской войне и немного потрафить британцам. Концерн, конечно, сразу подал апелляцию, но шансы на пересмотр дела были не велики. А вот следствие проигрыша дела было хреновым.

Теперь выходило, что русские купцы, торговавшие тут, не могут теперь возить по этим рекам товары на русских судах, и даже агреневская компания Gulf Oil не может возить нефтепродукты из нефти добываемой тут же в Арабистане, а должна пользоваться для этого судами английской компании по английским расценкам. А ведь англичане могли теперь назначать для русских конкурентов тарифы на перевозку от балды, отдавая предпочтения британским товарам и так далее. А между прочим по рекам там уже ходило 7 русских буксиров с тринклерами и 13 барж. Слава Богу стамбульский суд оставил возможность «Теплоходам Тигра» возить по Щатт-эль-Арабу некоммерческие грузы, предназначенные для оперативной работы Gulf Oil.

Кроме цели насолить русским у британцев была и четкая цель. Дело в том, что в Оттоманской империи была создана нефтяная компания, предназначенная для поиска и добычи нефти на территории Ирака. 50 % Турецкой нефтяной компании досталось Англо-персидской нефтяной группе д'Арси, хапнувшей несколько лет назад концессию на поиск и добычу нефти в большей части провинций Персии, но нефти пока так и не нашедшей. Еще по 25 % досталось досталось немцам и голландцам: Deutsche Bank и Royal Dutch Shell Group. Но учитывая тесные связи англичан и голландцев, это означало, что контроль за будущей турецкой нефтью достался британцам. Причем уже было известно, где требуется искать нефть — в районе Мосула. У компании д'Арси уже сменился собственник. Старый, потратив немало денег на поиски нефти, отступился, и контроль за компанией Д'Арси перешел по настоянию Первого морского лорда к Британской казне. А им между прочим был Уинстон Черчиль. Да-да, именно тот самый. Сейчас начало работ по поиску мосульской нефти пока сдерживали только юридическая неоформленность отношений и османская бюрократия. В случае, если нефть там найдут, а ее там точно найдут, персидская нефть и нефтепродукты в Ираке становилась явно лишней. Таким образом путем признания выданной русской компании лицензии на судоходство по Тигру и Шатт-эль-Арабу недействительной англичане решали вопрос заранее и кардинально. Причем опять же делали это в основном чужими руками.

Одновременно с этими негативными по отношению к России шагами британские дипломаты начали указывать своим русским коллегам, что стоит России только согласиться с пожеланиями Парижа и урегулировать с Лондоном взаимоотношения в Азии, как весь негатив из англо-русских отношений может растаять как прошлогодний снег по весне. Обещания англичан были достаточно завлекательны на первый взгляд. Да и на второй тоже. России в кои то веки даже обещали благосклонность Лондона в отношении черноморских Проливов и намекали даже на возможную реквизицию строящихся в Британии для Стамбула двух линкоров. Но за внешней привлекательностью английских обещаний маячила необходимость потом воевать за чужие интересы с Германией. А воевать с немцами за английские и французские интересы Санкт-Петербург совершенно не желал. В этой войне у России фактически не было никаких целей. Не совсем, но очень на то похоже. А если в войне нет целей, в ней нет никакого смысла.

Реальная проблема России состояла в том, что без ее участия Большая война в Европе невозможна. Франция с Англией однозначно проигрывала бы Германии и Австро-Венгрии. И тут даже было неважно, вступит ли в войну Италия и Оттоманская Империя, и на чьей стороне. Немцы однозначно и быстро разбивали бы французов и становились новыми гегемонами на континенте. Кстати именно поэтому Петербург был категорически против войны в Европе как со своим участием, так и без оного. Уж очень неприятные последствия виделись за будущим французским поражением. В Париже эти русские опасения тоже прекрасно понимали, но и оставаться в подвешенном состоянии совершенно не хотели. Теоретически Париж считал, что сможет продержаться месяц-полтора в глухой обороне против немцев до тех пор, пока русские не мобилизуются. Но вряд ли сильно дольше этого. Парижу было необходимо как-то заставить русских выступить на своей стороне. А вот этого в Петербурге не желали ни в какую. Россию больше устраивал мир без всяких войн и мобилизаций.

В принципе в отличии от иной истории в этой реальности мир устраивал Берлин больше чем война. Ведь хоть здесь Россия и была сильнее, она совершенно не стремиться идти на поводу Парижа и Лондона. И при этом она явно не желала воевать против Германии. А ведь во время мира возможны любые комбинации и допустим временный проигрыш, а вот войны проигрывать крайне нежелательно. Очевидно также было, что за попытку пойти против нынешнего мирового гегемона и заведенного им порядка, тот по головке немцев явно не погладит. А немцам было, что терять. В случае проигрыша войны Германия могла потерять свои колонии и рынки сбыта. Именно это и случится, если Германии предстоит воевать против Британии. И в данный момент у немцев было два пути в отличии от иной истории. Немцы могли объединиться с Россией против Британии или же оставить все как есть, но с перспективой вляпаться в войну помимо своего желания. И при этом логика развития ситуации в Европе заставляла все державы пока усиленно вооружаться. А висящее на стене ружье…

На переговорах русская дипломатия смогла донести до немцев свое крайне отрицательное отношение к войне немцев против французов и причины этого негативного отношения. И в то же время немцы уже знали, что с этой Россией можно делать совместные дела для обоюдной выгоды.

Возможная смена вектора развития отношений на вероятный союз с Германией потребовала бы для России перестройки всей оборонной политики. Дружить с Германией против Англии — это интересное занятие. Оно довольно безопасное с точки зрения опасности для страны, но смертельно опасное для царя и окружающих его первых лиц государства. Да и вообще быстро такие повороты в международных отношениях не делаются. Это если вообще таковой поворот будет. Ведь по сути вместо сухопутной армии России необходимо было бы серьезно озаботиться флотом. Ведь только флот может позволить наносить серьезные удары по Британской империи, метрополия которой зависела от подвоза всего и вся в нее абсолютно. Никаким иным способом Британию было серьезно не уязвить. Когда-то, более 100 лет назад Павел I был не против отправить экспедиционный корпус воевать британскую Индию — жемчужину Британской короны. С тех пор многое изменилось. Теперь такой корпус отправить в Индию было фактически нельзя. Армии с каждым годом требовалось все больше и больше снабжения. Да хотя бы теми же патронами и снарядами. Да даже если бы и можно было, этого корпуса теперь было совершенно недостаточно не только для завоевания Индии, но даже для создания британцам в Индии ощутимых проблем.

Флот, конечно, в России строился, но во многом это был флот для обороны собственных берегов. Мало того, пока русские адмиралы вообще не представляли себе как они в случае чего будут воевать против Королевского флота пусть даже и в союзе с Германией. Допустим, Балтика в этом случае будет безопасной для мореплавания. А вот как защитить три остальных возможных морских ТВД, не знал никто.

Но главный вопрос, который потихоньку обсуждался между заинтересованными высокими лицами, это как в случае чего противодействовать перевороту в стране. Ведь именно с этого и начнет Лондон борьбу против союза России и Германии. Англичанам нет смысла пытаться выиграть войну у противников, если можно устроить переворот в России и/или Германии, привести к власти удобных для себя людей и тем самым обезопасить свою Империю. Такой путь на порядки проще и дешевле, чем в одиночку воевать против двух, трёх или даже четырёх мировых держав. Англичане сделали этот финт ушами век назад. Так почему бы им не повторить удачную операцию? В России и в Германии это тоже понимали. Но от понимания до успешного противодействия любым попыткам Военного переворота дистанция очень и очень большая.