Выбор девы войны

Глава сорок вторая

<Вейжон!>

Тихий, полный боли крик Уолшарно эхом отозвался на боль Базела Бахнаксона. Золотая нить, такая же часть его, как его собственный пульс, оборвалась, ее обломанный конец отлетел в сторону, даже когда он тщетно пытался ухватиться за нее. Это ушло, исчезнув между одним вздохом и следующим, и он почувствовал боль от того, что это прошло даже сквозь фокус его Ража.

Тем не менее, не было времени позволить себе почувствовать это в полной мере, потому что даже когда Вейжон пал, забрав с собой один из оставшихся фокусов Тьмы, вопящий таран упырей врезался в плотно сжатую линию фронта перед ними. Линия изогнулась, растянулась, начала ломаться... и за ней, шагая к ним, окутанный собственным болезненным зеленым огнем, появился последний и величайший из их врагов.

Аншакар зарычал, когда Зурак был стерт с лица земли так же тщательно, как и Кимаж. Он понял, что волшебник солгал им. Даже когда он скулил и предупреждал их, что это не обычные защитники Томанака, он ни разу не предположил, что они были убийцами душ. Возможно, он сам этого не осознавал, по крайней мере тогда, но Аншакар знал это сейчас. Он никогда не видел этого раньше, но понял, что произошло. Это было не то же самое, что убийцы душ Тьмы, потому что Зурак и Кимаж были просто уничтожены, а не поглощены, но в конце концов разница не имела большого значения. Теоретически, этот Базел и его спутник-скакун могли бы уничтожить даже Аншакара Великого.

Но только в теории, потому что теперь он был более чем достаточно близко, чтобы его чувства подтвердили способ, которым уничтожение Кимажа истощило и Базела, и скакуна. Они быстро восстанавливались, быстрее, чем он мог себе представить, но все равно пройдет много минут, возможно, даже час, прежде чем их смертные тела смогут снова направлять и генерировать достаточно энергии, чтобы уничтожить такого, как он. Причинить ему боль, да; они могли бы это сделать. Но на самом деле убить его было бы выше их сил, и поэтому он хлестнул своих рабов перед собой, стремясь пробиться сквозь обороняющуюся пехоту и добраться до своей добычи.

Карие глаза Базела были мрачны, когда еще одна чудовищная фигура вырисовалась среди постепенно редеющих рядов упырей. Он знал так же хорошо, как и Аншакар, как убийство первого дьявола истощило и его, и Уолшарно, и этот был намного сильнее, чем первый. Его сила тянулась к ним, как руки душителя, колотя по ним, пытаясь раздавить их страхом своего прихода. Тот же самый страх охватил защитников перед ним, заставив дрогнуть даже самых стойких градани, несмотря на Раж. Они стояли на своем, их союзники сотойи были с ними, но ярость их обороны ослабла, и в этот момент Аншакар направил свой последний резерв им в глотки.

- Они проходят, - сказал Брандарк рядом с Базелом.

- Да, это так, - согласился сэр Келтис.

Всадник ветра, человек отбросил свой лук в сторону, чего не сделал бы ни один сотойи, кроме как при самых ужасных обстоятельствах, чтобы поставить свой щит на место. Вэйлэсфро топнул передним копытом под ним, и Келтис выхватил свой меч.

Базел взглянул на двух своих товарищей, затем снова на приближающегося Аншакара, когда один из огромных дротиков с барж, вооруженных баллистами, попал прямо в того. Он вонзился на два фута в бок голого дьявола, но он только вытащил его, слизнул с него собственную кровь, а затем швырнул обратно в баржу, откуда он появился. Она попала в баллисту, которая ее запустила, раздробила брашпиль, пробила палубу судна и полностью вышла с другой стороны корпуса ниже ватерлинии.

- Вы двое, держитесь позади нас, - резко сказал он. - Просто вы будете держать остальных подальше от нас.

- Ты уверен в этом? - тихо спросил Брандарк, без тени своего обычного подшучивания, и Базел мрачно улыбнулся.

- На этот раз тебе лучше поверить мне на слово, малыш, - сказал он. - Тебе бы не понравилось, что случилось, если бы ты оказался между нами и вон тем ублюдком.

Кровавый Меч бросил один взгляд на выражение лица своего друга и серьезно кивнул. Затем он посмотрел на Келтиса, и сотойи кивнул в ответ.

- Мы будем держать их подальше от тебя, - пообещал Брандарк.

Бешеная атака обрушилась на пехоту передовой линии как раз в тот момент, когда ужас, исходящий от Аншакара, поразил защитников. Тяжесть этого двойного удара была слишком велика, и поредевший батальон, удерживавший фронт, рассыпался. Он не сломался, не побежал даже тогда; он просто распался на мертвые тела и отдельные группы все еще отчаянно сражающихся людей, когда упыри отбросили их назад одной лишь численностью и самоубийственной свирепостью. Прозвучали новые сигналы горна, отправляя с грохотом на прорыв две трети оставшегося резерва Трайанала под командованием сэра Яррана Бэттлкроу. Но опять же, для прибытия подкрепления потребовались бы драгоценные минуты, а этих минут у Базела Бахнаксона и Уолшарно не было.

- Отойдите подальше!

Чистый, оглушающий слух звук громовой команды Базела пронесся сквозь хаос битвы. Вместе с этим раздался свирепый свист Уолшарно, и конные воины сотойи между ними и Аншакаром подчинились этой двойной команде, даже не задумываясь об этом. Это не имело бы значения, если бы они захотели колебаться, не с волей Уолшарно, направленной на их боевых коней со всей безжалостной властностью табунного жеребца и защитника Томанака. Эти лошади разбежались в стороны, и Уолшарно, сын Матигана и Йортандро, избранный спутник Базела Бахнаксона из градани-Конокрадов, прорвался через этот промежуток подобно грому.

Глаза Аншакара расширились от удивления, когда конные войска перед ним рассеялись, вместо того чтобы двинуться навстречу упырям. Он не ожидал, что они сломаются так быстро, так легко, и упыри, которые прорвались мимо все еще сопротивляющихся групп пехоты, взвыли от собственной изумленной победы и огромного облегчения, когда воины на их пути рассеялись.

Но затем из этого отверстия вырвался одинокий всадник, и облегчение упырей сменилось паническим воем, когда они увидели его.

Он обрушился на них с сотрясающим землю, раскатистым, разбрызгивающим грязь громом и ужасной короной синего огня. Оно потрескивало вокруг него, струясь на ветру его пути, стекая по ногам могучего жеребца, собираясь вокруг его копыт и выплескиваясь наружу с каждым гулким шагом. Он потянулся в обе стороны, этот огонь, и простерся перед ним, и вопли паники превратились в вопли агонии от его прикосновения.

Упыри, окутанные этой сверкающей волной силы, извивались и корчились, корчась и сгорая, как трава в печи. Он пожирал их плоть, опалял их кости, бросал их обгоревшие скелеты в грязь, кровь и траву. Кости захрустели под сапогами уцелевших пехотинцев, когда та же самая ослепительная волна не слишком мягко оттолкнула их с пути всадника, и в его руках появился могучий меч.

- Томанак!

Базел Бахнаксон и Уолшарно с грохотом понеслись к Аншакару, и эта сверкающая синяя волна впереди последовала за ними.

Аншакар был ошеломлен яростью атаки своих ничтожных врагов. Он ожидал бы, что даже один из защитников Томанака будет тянуть время, стараясь держаться подальше от него достаточно долго, чтобы набраться сил и встретиться с ним лицом к лицу. И все же казалось, что этот Базел, этот Уолшарно, были еще глупее своих собратьев, и он раскинул руки и побежал им навстречу с отвратительной улыбкой. Этот голубой штормовой фронт мог наводить ужас на упырей, мог даже быть смертельным для таких презренных существ, но Аншакару он не внушал страха. Он был слишком слабым, чтобы даже ранить такого, как он, не говоря уже о том, чтобы уничтожить его.

Базел почувствовал, как обжигающая сила Аншакара поднимается все выше и яростнее, когда они с Уолшарно устремились к нему. Он знал, что этот враг был сильнее дьявола, которого он уже победил, но его чистая, ошеломляющая мощь была даже больше, чем он опасался. Они с Уолшарно не годились для этого, по крайней мере, в их нынешнем состоянии, и они оба это знали.

Немногие из моих защитников умирают в постели.

Предупреждение, которое Томанак дал ему так давно, в ту ночь, когда он объяснил, почему ему нужен варвар градани в качестве защитника, отозвалось эхом в каком-то глубоко запрятанном уголке сознания Базела. Он не мог притворяться, что когда-либо знал или думал по-другому. И все же все люди умирали, даже такие хорошие, как Вейжон, и лишь немногим из них было дано выбрать свою смерть. Знать без тени сомнения, что то, ради чего они умерли, стоило спасения, зло стоило борьбы... смерть стоила того, чтобы умереть. Именно это привлекло защитника к Томанаку - это знание, это понимание - и ни Базел Бахнаксон, ни Уолшарно не могли увидеть это зло и отказаться бороться с ним, даже зная, что они должны умереть при этом.

От Томанака не было ни слова. Не в этот раз. Была только его рука за их спинами, его боевой клич в грохоте их копыт и его яркая, яростная решимость, спаянная с их собственной волей, как сталь.

- Томанак! - взревел еще раз Базел, и меч в его руках превратился в великолепный каскад лазурного пламени.

Аншакар вздрогнул от этого ненавистного имени, но он насмехался над градани, который осмелился его произнести.

- Крашнарк! - проревел он в ответ голосом, способным расколоть сами небеса, и упыри съежились, закрыв уши когтями. - Иди ко мне, Базел! Приди и умри!

Базел услышал вызов Аншакара, услышал голод и уверенность в нем и понял, что уверенность была оправдана. Он мог ощущать огромную волну присутствия и силы Томанака, чувствовать готовность его божества предложить всего себя, чтобы он и Уолшарно могли направить ее, но они все еще были слишком истощены. Они не могли проникнуть достаточно глубоко, направить достаточно энергии, чтобы победить этого врага. И все же, возможно, они могли бы, по крайней мере, ранить его достаточно сильно, чтобы отбросить назад, откуда он пришел, достаточно сильно, чтобы оставшаяся часть армии Трайанала выжила. Это была слабая надежда, но все, что они могли дать своим товарищам.

Аншакар был возвышающимся адом болезненного изумрудного огня, поглощающим мир, простирающимся до горизонта, и они устремились прямо к его сердцу с одним сердцем, одним разумом... одной душой.

А потом, внезапно, появилась другая душа, другое присутствие. Это вспыхнуло глубоко внутри них, как внезапный поток золотого пламени, часть их и в то же время отдельно, и они узнали это.

Сэр Вейжон Алмерас, командующий Харграмским орденом Томанака, прикоснулся к ним. Это было мимолетное прикосновение через стену смерти, которое никто не мог выдержать, но в тот момент оно открыло еще один канал к Томанаку, и свежая сила, больше силы, чем любой смертный мог когда-либо направить, пронзила их.

- Томанак! Томанак и Вейжон!

Внезапный страх пронзил уверенность Аншакара, когда он услышал ужасную радость в этом громоподобном голосе. Присутствие и сила, исходящие от него, удвоились, затем снова удвоились, взревев со всей бушующей яростью самого солнца. Его когтистые лапы скользили в грязи и телах вурдалаков, но для этого было слишком поздно.

Базел и Уолшарно обрушились на него, как тайфун.

Этот пузырь ослепительного голубого сияния был тараном. Он сбил его с ног, отбросил назад на дюжину ярдов. Ничто никогда не делало этого раньше, и размокшая земля взорвалась брызгами дымящейся грязи, когда он приземлился на спину, и от удара образовался огромный кратер. Он раскинул руки в стороны, как человек, провалившийся в глубокий снег, царапая когтями, когда пытался выпрямиться, но и на это не было времени.

Всадник ветра и скакун, оба защитники, с объединившимися душами, Базел и Уолшарно вырисовывались, невероятно огромные, невероятно громадные, достаточно огромные, чтобы затмить даже Аншакара Великого. Пылающее копыто, громаднее валуна, обрушилось на грудь Аншакара, и он закричал, когда плоть загорелась, ребра смялись в крошево, и агония, которую он никогда не мог себе представить, пронзила его. Он потянулся вверх, отчаянно царапая когтями кольчугу Уолшарно, но жеребец лишь опустил второе переднее копыто, как булаву Томанака, и Базел спрыгнул с седла. Этот пылающий меч отрубил руку дьявола по локоть, и Аншакар снова закричал, когда из обрубка его руки хлынула кровь. Его другая рука поднялась, теперь гораздо слабее, отбиваясь от клинка Базела в тщетной самообороне, и Базел отрубил и ее, даже когда Уолшарно высоко поднялся на задних ногах.

Жеребец возвышался там, огромная, огненно-сапфировая скульптура, вырисовывающаяся на фоне небес, а затем оба передних копыта опустились как одно целое. Они приземлились в хаосе синей ярости, и голова Аншакара Великого взорвалась фонтаном пламени.

- Нет!

Варнейтус из Контовара обрушил оба кулака по обе стороны от своего грамерхейна.

- Финдарк забери их вместе с душами! Крэйхана лизни их кости! - прорычал он.

Так близко, они подошли так близко! Сначала неудача с Мархосом, а теперь это!

Армия Трайанала находилась на грани поражения. Четверть вспомогательных барж досталась упырям. Берег реки был усеян телами сотойи и градани, и безжалостное давление упырей шаг за шагом оттесняло оставшихся защитников от кромки воды, несмотря на баржи. Этот назойливый Вейжон из Алмераса был раздавлен, раздавлен! - а Базел и Уолшарно были слишком слабы, слишком далеки от того, чтобы остановить Аншакара в одиночку! Он видел это, смог попробовать это сам через грамерхейн, и все же, каким-то образом, в последний момент, этот ублюдок градани ускользнул в сторону и снова избежал гибели, да еще уничтожил Аншакара. Снова!

Он заставил себя выпрямиться, заставил себя глубоко вдохнуть и оторвал взгляд от кристалла, когда упыри рассеялись, как унесенная ветром мякина. Многие существа, обезумевшие от битвы и жажды крови, продолжали атаковать, но их было меньше десятой части первоначальной орды. Никакая сила на земле не смогла бы остановить остальных от бегства сейчас, когда их новые боги были убиты, потому что принуждение, которым обладали эти боги, исчезло со смертью Аншакара, и ужас его победителей летел на них.

Малак Сардор оглянулся на пожилого мужчину, его серые глаза были ошеломлены. Он наблюдал за той же битвой, видел те же признаки, что и Варнейтус... и теперь это.

- Что ж, - наконец сказал старший волшебник резким голосом, - похоже, Аншакар и другие в конце концов не собираются убивать Базела. - Он оскалил зубы. - И одного Вейжона будет недостаточно, чтобы сделать их счастливыми.

Сардор покачал головой в молчаливом согласии, и ноздри Варнейтуса раздулись, когда он подумал о поступке, которого так отчаянно надеялся избежать.

Что ж, по крайней мере, ты в еще лучшем положении, чтобы возложить вину на Аншакара и его идиотов, чем ты думал, сказал он себе. И у тебя есть еще более веская причина вырвать сердце этого ублюдка Базела вместе с его женой. Да, и Юрохаса тоже! Его глаза блестели, как осколки льда. Давайте посмотрим, как они вдвоем справятся с этим.

- Пора, - сказал он вслух. - Сначала мы заберем Чергор, потом Сотофэйлас.

Выражение лица Сардора было крайне несчастным. Очевидно, он так же сильно, как и Варнейтус, надеялся, что до этого никогда не дойдет, и у него было несколько оговорок относительно силы их подопечных. Они были бы в опасной близости от взрыва, который уничтожил бы город, и подопечные, о которых идет речь, принадлежали Варнейтусу, а не ему. Ни один волшебник по-настоящему не любил доверять свою драгоценную шкуру чужому мастерству, но он только кивнул и пробормотал команду в свой собственный грамерхейн.

Изображения в нем изменились, сосредоточившись на тлеющих руинах, где лежал погребенный кейрсэлхейн. Сам кристалл горел алым в камне Сардора, несмотря на обломки и обвалившуюся каменную кладку, скрывающую его от любых чувств смертных, и когда Варнейтус заглянул в грамерхейн через плечо своего спутника, он почувствовал, как мощь кейрсэлхейна бьет в него, как волны тепла, даже через посредство заклинания прорицания.

- Хорошо, давайте...

Варнейтус так и не закончил фразу.

Это было все равно, что оказаться запертым в клетке с ударом молнии. В одно сокрушительное мгновение водопад прорвался сквозь обереги защищенной камеры, как будто эти грозные сооружения были паутиной в осеннюю бурю. Варнейтус закричал от боли, когда разрушающиеся чары ударили по волшебнику, который сам установил их. Это была всего лишь струйка, всего лишь крошечный фрагмент всей силы, которую он влил в них, гораздо меньше жестокого кулака дикой магии, который только что разорвал их на части, но этого было достаточно, чтобы сбить его с ног и с силой швырнуть в стену камеры. Его голова ударилась о камень, достаточно сильно, чтобы оглушить, и он соскользнул вниз, когда посреди его святилища появился седовласый мужчина с глазами пламени в поношенной коже сотойи.

Сардор вскочил со своего кресла, глаза его были дикими от шока и страха, но он был лордом-волшебником, и, несмотря на его полное удивление, он поднял руки. В них появилась палочка, замахнувшаяся, чтобы указать на привидение, но человек с огненными глазами просто потянулся к нему, сжал руку в кулак, окутанный нимбом дикой магии, и сделал разрывающее движение.

Сардор взвизгнул. Он поднялся на цыпочки, его тело выгнулось дугой, и что-то вылетело из него в этот сжатый кулак. Затем его глаза закатились, колени подогнулись, и он рухнул на каменный пол, как брошенная марионетка.

Варнейтус с трудом поднялся на ноги, уставившись на незваного гостя и пытаясь заставить свой ошеломленный разум функционировать.

Это было невозможно. Даже для Венсита из Рума это было просто невозможно. Он сам установил эти чары. Да, дикая магия могла разрушить их, но не без того, чтобы сначала их прощупать, взять пробы и проанализировать, узнать, кто их создал, как он их сплел. Во всяком случае, не задействовав достаточно энергии, чтобы уничтожить все живое в радиусе тысячи ярдов! Даже Венсит из Рума не смог бы проверить их достаточно тщательно, чтобы избежать этого без того, чтобы Варнейтус не почувствовал его в этом. И даже если бы это было возможно, эта комната даже не существовала до того, как Варнейтус создал ее, и никто, никто! - не мог просто телепортироваться в место, где он никогда раньше не был.

И все же тут стоял Венсит, и Варнейтус почувствовал, как его пробирает дрожь ужаса, когда он оказался лицом к лицу с последним белым волшебником во всем мире. Он потянулся в отчаянной надежде, что у него каким-то образом будет время активировать одно из своих собственных заклинаний телепортации, прежде чем Венсит уничтожит его, но его плечи опустились, когда он столкнулся с тонким сетчатым барьером, более сильным, чем даже его собственные обереги, окружающим то, что было его святая святых в тюрьме дикой магии.

- Итак, - сказал наконец Венсит мягким голосом. - Я с нетерпением ждал этого, Варнейтус из Контовара.

Варнейтус дернулся, хотя почему он должен был удивляться, особенно после всего остального, что только что произошло! - то, что Венсит знал его имя, в данный момент ускользало от него.

- Тогда, полагаю, я должен быть польщен, - услышал он свой голос, и Венсит улыбнулся. Это была холодная улыбка, и его глаза сверкнули колдовским огнем.

- Сначала профессиональная вежливость, если вы не против, - продолжил тот же голос, который звучал как его собственный.

- И что? - спросил Венсит с полным спокойствием и уверенностью, которые Варнейтус находил более страшными, чем любая угроза.

- Как? - Варнейтус махнул рукой в сторону зала вокруг них, и его холодная улыбка стала еще холоднее.

- Ты не единственный, кто знает, как создать кейрсэлхейн. Но ты был достаточно любезен, чтобы построить свою рабочую камеру поверх одной из моих.

Глаза Варнейтуса вспыхнули от шока. Затем он встряхнулся.

- Это невозможно, - категорически сказал он. - Я сам создал эту камеру. Никто другой, даже Сардор, не знал ее физического местоположения, и даже если бы ты нашел ее, никто не смог бы провести кейрсэлхейн внутрь ее оберегов так, чтобы я этого не почувствовал!

Он услышал оскорбленную профессиональную гордость в собственном голосе и понял, что тщеславие - глупая опора в такой момент, как этот. Но, в конце концов, профессиональная гордость была всем, что у него действительно осталось здесь, и он свирепо посмотрел на Венсита, осмеливаясь спорить даже с диким волшебником.

- Ты не слушал, - ответил Венсит. - Я ничего не получил "внутри твоей камеры". Мне не нужно было этого делать. Ты построил ее поверх моего кейрсэлхейна. Это ждало здесь более семисот лет, Варнейтус.

На этот раз глаза карнэйдосца не моргнули; они выпучились. Семьсот лет? Венсит похоронил здесь кейрсэлхейн семьсот лет назад? Это было... это было... - Я сказал, что с нетерпением ждал этого, - сказал Венсит. - Так уж получилось, что мне пришлось довольно долго с нетерпением ждать этого момента. И, говоря о времени, мне пора передать сообщение твоим коллегам в Трофроланте.

- Сообщение? - Варнейтус чувствовал себя попугаем, но, несмотря на это, он также почувствовал слабый трепет надежды. В конце концов, сообщение подразумевало посланника.

- Твой друг Малак доставит его для меня, - сказал Венсит, наблюдая, как надежда умирает в глазах Варнейтуса. - На самом деле, он будет частью послания.

- Что...что вы имеете в виду? - Варнейтус подумал обо всех изобретательных способах доставки искусно расчлененного тела волшебника и о том, как долго несчастный волшебник может оставаться в живых во время процесса расчленения, и содрогнулся. Возможно, в конце концов, ему повезет больше, чем Сардору.

- О, с ним все будет в порядке... физически, - ответил Венсит, все с той же ледяной улыбкой. - Но на этот раз ты и Совет перешли черту, Варнейтус. Есть некоторые вещи, которые я не потерплю, и Малак передаст это послание. И в качестве указания на то, что они должны отнестись к этому серьезно, я лишил его Дара.

Варнейтус с трудом сглотнул, хотя и предполагал, что не было причин, по которым еще одна невозможность должна беспокоить его после стольких других. Лишение волшебника способности владеть искусством было самым жестоким наказанием из всех, гораздо более жестоким, чем простая физическая смерть, и это редко можно было сделать, не убив жертву. Даже когда это удавалось, требовались недели подготовки и совместные и целенаправленные способности по меньшей мере дюжины других волшебников.

- А сообщение? - спросил он.

- Это очень просто, - голос Венсита был ровным. - Вы никогда больше не попытаетесь напасть на Лиану Хэйнатафрессу с помощью искусства. - Варнейтус уставился на него, и теперь на лице Венсита не было улыбки. - Я буду знать о любой атаке еще до того, как она начнется, точно так же, как я знал об этой, и больше предупреждений не будет. Я все еще контролирую заклинания, которые поразили Контовар тысячу лет назад. При следующем нападении на нее я не просто уничтожу волшебника, который это сделал, но и взорву Трофроланту во второй раз. Я не оставлю камня на камне, и нет таких сильных оберегов, ни рабочих камер, погребенных так глубоко, что я не смогу до них добраться. И если это окажется недостаточным предупреждением, если какой-нибудь последователь Карнэйдосы окажется настолько глуп, что нападет на нее в третий раз, я опустошу весь этот континент стеной огня, которая затмит его первое разрушение. Я выжгу его своей собственной магией, магией дикого волшебства, чтобы усилить это разрушение, и пройдет десять раз по тысяче лет, прежде чем Контовар восстанет из этого пепла.

Варнейтус побелел. Потребовалось падение величайшей империи в истории Орфрессы, завоевание огнем и кровью целого континента, чтобы заставить Венсита и последний Белый Совет напасть на Контовар. И все же, когда он посмотрел в горящие глаза Венсита из Рума, он понял, что дикий волшебник имел в виду именно это. Даже если это будет стоить ему жизни, он очистит Контовар до чистого, голого камня, убьет все зеленое и растущее, каждое животное, если карнэйдосцы осмелятся даже напасть, не говоря уже о том, чтобы убить, на одну эту молодую женщину. Что вообще могло бы...?

Эти глаза сказали ему, что на этот вопрос никогда не будет ответа. Должен был быть ответ, причина, по которой Венсит дал это ужасное обещание ради Лианы, но не ради Базела или любого другого человека, которого он знал и любил за все пыльные столетия своей жизни. И все же Варнейтус из Контовара никогда бы этого не узнал.

Венсит поднял руку, и из нее вырвалась струя дикого огня. Он потянулся вверх, затем потек наружу, покрывая каменные стены камеры, окутывая их великолепным пологом света, который мерцал и танцевал.

- Мое имя, - сказал дикий волшебник на древнем контоварском, - Венсит из Рума, и моей высшей властью как лорда Совета Оттовара я признаю тебя виновным в нарушении Правил. Будешь ли ты защищаться, или я должен убить тебя на месте?

Странное, дрожащее спокойствие, казалось, наполнило Варнейтуса. На мгновение он задумался, сколько других волшебников слышали тот же вызов в том же голосе на протяжении веков. Он не знал... но никто из тех, кто слышал его однажды, никогда больше не слышал другого голоса.

Он слегка поклонился, затем достал свою собственную палочку. Он поднял ее, призывая свою силу, и метнул самое смертоносное заклинание по своей команде. Кабель зеленой молнии толщиной в запястье, который заставил бы остановиться даже такое существо, как Аншакар, возможно, даже отправил бы его обратно в его собственную вселенную, пронесся через скудные двенадцать футов между ним и его врагом.

Это вообще никак не повлияло на Венсита из Рума.

Древний дикий волшебник просто поднял одну руку, почти небрежно, и этот вихрь ненасытного разрушения разбился о его мозолистую ладонь. Он раскололся на все цвета радуги, а затем исчез, изгнанный, как будто его никогда и не существовало.

Варнейтус пошатнулся, больной и лишенный сил, и уставился на седовласого старика с ужасными глазами дикого огня.

- Да будет так. - Приговор голоса Венсита был холоднее, чем ледник Хоупс-Бэйн. - Как ты выбрал, так и ответишь.

Ужасная вспышка этих пылающих глаз была последним, что когда-либо видел Варнейтус.