Время наточить ножи, Кенджи-сан! 4

Глава 22

Когда я произнёс своё согласие, лицо Волка помрачнело, и его взгляд буквально впился в меня, будто он не мог поверить, что я действительно собираюсь играть в игру, от которой зависела не только судьба Ямато, но и моя собственная жизнь.

— Ты не обязан это делать, Кенджи, — прошипел Волк, наклоняясь ко мне так, чтобы его слова не услышали лишние уши. — Это чистое безумие! С ним надо по-другому, силой.

Я коротко покачал головой, отвечая столь же тихо:

— Иного выхода нет. Самурай играет только по своим правилам, а нам нужна информация. Если мне удастся его обыграть, он даст то, что нам нужно.

Волк хотел что-то ответить, но промолчал, стиснув кулаки. Мы оба знали, что другого шанса не будет, и я почувствовал на себе тяжесть его взгляда — в нём было неприкрытое беспокойство.

Самурай молча позвал одного из охранников, тот принёс колоду карт и несколько стаканов с водой, которые были расставлены по столу. Всё было готово, и мне не оставалось ничего, кроме как занять своё место напротив него.

Стол был накрыт тёмно-зелёной тканью, а карты были старые, немного затёртые, но на удивление гладкие и удобные в руках. Я чувствовал их холодную поверхность, когда перемешивал их в руках, и внезапно ощутил прилив напряжения, от которого кровь застучала в висках. Перед нами стояла та же самая цель, но не для того, чтобы выиграть деньги или престиж — в этих картах была скрыта сама жизнь, и всё зависело от того, смогу ли я удержать себя под контролем и выиграть.

Самурай посмотрел на меня спокойным взглядом, и его лицо было совершенно непроницаемым. В его глазах не было ни намёка на угрозу, только холодная, равнодушная сосредоточенность. Он медленно взял карты в руки, тщательно перемешивая их, и за этим действием, казалось, скрывалась целая вселенная тайн.

— Ты понимаешь правила, Кенджи? — спросил он, наконец.

Я кивнул. Обычная игра, но с необычной ставкой — слишком высокой, чтобы давать волю эмоциям. Я постарался удержать на лице равнодушие, однако внутренне был напряжён, как никогда.

Мы сели напротив друг друга. Амбал, сидящий рядом, спокойно разложил карты, не отрывая от меня взгляд, сдержанный и безэмоциональный. С таким же взглядом он мог с равным успехом печь блинчики и убивать людей. В его движениях было что-то пугающе уверенное, как будто он уже знал, чем всё закончится. Я взял карты, ощущая в руках тяжесть не столько бумаги, сколько осознания, что моя ошибка может стоить мне жизни.

Первый ход сделал Самурай, выложив карту с такой невозмутимостью, что мне стало ясно — он не боится ничего, не верит ни в страх, ни в удачу. Ему важен был только результат, важен был лишь мой выбор. Ему даже не нужно было угрожать, ведь я прекрасно понимал, чем рискую.

Мы обменялись ходами, и постепенно игра начала набирать обороты. Я концентрировался на том, чтобы не поддаться ни намёкам, ни угрозам. В какой-то момент Самурай заговорил, сбивая меня с мыслей:

— Ты знаешь, Кенджи, что игра — это всегда шанс, — произнёс он задумчиво. — Смелость твоя хороша, но редко когда человек может выдержать долгий взгляд судьбы в лицо.

Он снова выложил карту. Игра постепенно приближалась к развязке. Но чем больше времени проходило, тем яснее я понимал, что Самурай намеренно позволял мне дойти до точки, когда мне казалось, что победа была близка, — только чтобы затем, чутьё подсказывало, резко сменить ход и ударить тем самым «блефом», о котором шла речь. В такие моменты его безразличный взгляд становился ледяным, а движение — таким обманчивым, что казалось, будто он сам растворился в самой игре.

Волк стоял рядом и я чувствовал его волнение, хотя он и старался не подавать виду. Я и сам нервничал, но старался не позволить этому чувству завладеть собой.

Каждая карта, которую я вытягивал, казалась ещё одним шагом в глубину этой бездны. Я должен был не просто победить его — я должен был не дать ему понять мою уязвимость. Но неужели я готов рискнуть всем?

Самурай с каждым броском карты пристально следил за моими глазами, ловя любые признаки волнения или растерянности. Он держался безупречно хладнокровно, но его движения — отточенные и неспешные — выдавали опытного игрока, привыкшего быть хозяином в любой игре.

С каждой картой, которую я клал на стол, напряжение росло. Мы обменивались ходами почти молча, и единственный звук в комнате — это был тихий шорох карт, когда они касались стола. Самурай, не отрывая взгляда от меня, явно искал любую брешь в моей защите, и я понимал, что каждое моё движение и выражение лица под его пристальным наблюдением.

Чувствуя, как пот проступает на лбу, я понял, что мои нервы были натянуты до предела. Каждый ход, каждый взгляд становились почти невыносимыми. Я знал, что одно неверное движение — даже простая задержка дыхания или небрежное движение рукой — могли предать меня и дать ему понять, что я начинал терять контроль.

Самурай сделал очередной ход, и карты легли на стол со звуком, который разорвал напряжённую тишину, будто хруст разрывающейся ткани. Я посмотрел на них, стараясь сохранить спокойствие, но понимал, что ход был сильным. Он был уверен, как будто заранее знал, что будет меня поддавливать, и теперь пристально наблюдал за моей реакцией.

— Ты, кажется, не привык к таким ставкам, — произнёс он тихо, со странной усмешкой, в которой скрывалось что-то едва ли не зловещее.

Я стиснул зубы и наклонился вперёд, не позволяя себе расслабиться ни на секунду.

— Я просто привык играть честно, — ответил я спокойно, бросая карту на стол, хотя внутри был готов взорваться от напряжения. — А тебе не наскучило всегда побеждать?

На лице Самурая появилась некая тень одобрения, едва заметная, но быстро сменившаяся безразличием.

— Победа, как и смелость, требует уважения, — произнёс он, выдерживая паузу, будто ещё раз оценивая меня, — но лишь в том случае, если человек готов пойти до конца.

Он выложил очередную карту, и я понял, что это была одна из самых сильных комбинаций, которая могла бы оставить меня беззащитным. Это был явный вызов, проба на прочность. Я напрягся, но знал, что если поддамся хотя бы малейшему сомнению, то он прочитает меня, как открытую книгу.

Каждая карта на столе теперь казалась символом незримого боя. Мы продолжали играть, и хотя у меня не было уверенности в победе, я не мог позволить себе показать слабость.

Ставки были повышены. Самурай подал знак и ему принесли выпивку. Бандит закурил.

«Черт, а ведь он тоже нервничает!» — вдруг подумал я, и от осознания этого мне стало немного спокойней.

С каждой минутой, с каждым ходом игра становилась всё более напряжённой. В тишине, нарушаемой только шорохом карт и ритмичным стуком моих пальцев о стол, я чувствовал, как сам воздух в комнате тяжелеет, как будто пропитываясь стоящим на кону.

Я следил за каждым движением Самурая, за тем, как он, не спеша и с абсолютной уверенностью, выкладывал карту за картой. В его руках карты казались больше оружием, чем игральными инструментами. Он играл с холодной расчетливостью, и, глядя на него, было легко поверить, что он знал каждый ход, который я собирался сделать, заранее. Но сейчас мне казалось, что удача была на моей стороне. С каждой комбинацией, которую я выкладывал на стол, я видел, как его взгляд становился всё более напряжённым, а пальцы едва заметно вздрагивали.

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что приближаюсь к победе. Всё выглядело так, будто последующие ходы могли склонить чашу весов в мою сторону. Пальцы предательски вспотели, но я заставил себя оставаться спокойным, как в бездне мороза. Я должен был удержать себя в руках, не позволить ничему, даже внутренней уверенности, выдать моё настроение. В голове крутилась одна мысль: если я ошибусь, последствия будут слишком серьёзными.

Волк, стоящий чуть позади, не проронил ни слова, но я чувствовал его пристальный взгляд, напряжённый и полный молчаливой поддержки. Он не хотел, чтобы я принимал это пари, но знал, что отступать было поздно. Я смотрел на карты, на их расположение, и на мгновение почувствовал, что линия на горизонте была ясной, что победа была в пределах досягаемости.

Вдруг Самурай, словно почувствовав изменение в моём настроении, хмыкнул. Его рука скользнула к колоде, и он, как бы между делом, бросил очередную карту на стол. Я заметил едва заметную усмешку на его лице, и только тогда понял, что всё это время он лишь ждал, давая мне надежду, как охотник приманку для жертвы.

Когда его карта легла на стол, мой мир на мгновение остановился. Вся комната как будто исчезла, и остались только я и та карта — пиковый валет, — пронизывающая моё сознание холодом до глубины души. Самурай не спешил смотреть на меня, позволив мне самому осознать, что произошло, как будто наслаждался этим молчанием.

Сначала я не понял, что произошло. Я машинально посмотрел на его комбинацию, и только через несколько секунд осознал её значение. Карты передо мной были не просто хороши — это была та комбинация, которая перечеркнула всё, что я выстроил за последние полчаса. Шансы победить меня, как я знал, были ничтожно малы, но он, будто насмехаясь над самой судьбой, смог разыграть их.

Он победил меня.

Воцарилась гробовая тишина. Никто не двигался, и даже воздух в комнате, казалось, застыл. Я смотрел на стол, на ту комбинацию, которая обрекала меня на проигрыш. Удивление медленно сменялось обжигающей пустотой внутри.

Самурай молча скрестил руки на груди, чуть приподняв бровь, как будто не ожидал, что всё закончится так быстро. Он не торопился, понимая, что пауза сама по себе была своего рода кульминацией этого молчаливого боя. Я знал, что если буду тянуть время или попытаюсь сделать вид, что ничего не произошло, это только усугубит ситуацию.

Волк, стоявший чуть в стороне, смотрел то на меня, то на Самурая, словно ожидая, что я нарушу молчание. Я знал, что мой друг хотел вмешаться, сказать что-то, но понимал — слова здесь были бессильны. Самурай выиграл, и теперь мне предстояло заплатить за свою смелость.

— Ну что, Кенджи, — заговорил он наконец, его голос был одновременно лёгким и холодным, — ты был храбр, и я это ценю. Но игра есть игра. Ты проиграл.

Я ощущал себя так, словно время остановилось. Карты передо мной, победная комбинация Самурая, его холодный, спокойный взгляд — всё это образовало странную, затягивающую атмосферу, от которой невозможно было отмахнуться.

Лицо Самурая оставалось бесстрастным, будто высеченным из камня, но в глазах плескалась ледяная насмешка. Легким движением пальца он подозвал своего человека, и тот безмолвно скрылся за дверью. Через мгновение тот вернулся, держа в руках стакан воды, который осторожно поставил перед своим хозяином.

— Нет! — дернулся Волк, не желая такого развития событий.

Но на него тут же направили несколько стволов.

— Волк, — шепнул я. — Не дергайся.

Тот сжал кулаки, но затих.

Самурай не спешил. Он медленно, почти лениво, потянулся к внутреннему карману пиджака и достал маленький, неприметный пакетик. Я заметил, как порошок белел на его ладони, и внутри меня напряглась каждая мышца. Уж я-то знал, что белый порошок на столе у Самурая — это нечто большее, чем просто угроза. Он не был из тех, кто размахивает угрозами, не собираясь выполнить их.

Он чуть приподнял пакетик, заставляя меня разглядеть его содержимое, и усмехнулся, словно протягивал трофей, с которым не знал, что делать.

— Видишь это? — голос Самурая прозвучал чуть приглушенно, но от этого не менее зловеще. Он сделал паузу, словно давая время оценить значимость его следующего шага. — именно этот яд у меня купила Рен.

Рен. Ее имя резануло меня, заставило напрячься ещё сильнее. Она могла оказаться опасной, я это подозревал, но не до такой же степени. Этот поворот добавил новую, темную грань в ее игру, и я, кажется, начал видеть, на что она была способна.

Самурай безмятежно высыпал порошок в стакан, взял ложку и тщательно перемешал, пока вода не стала слегка мутной. Глядя мне прямо в глаза, он медленно протянул стакан, как будто это был кубок, достойный короля.

— Пей, — его голос прозвучал словно приказ, не терпящий возражений. Густая тишина повисла в воздухе, и казалось, что в комнате стало душно, словно стены сдвинулись и стали ближе. Я бросил взгляд на стакан, на медленно поднимающиеся к поверхности пузырьки, растворившиеся как последние остатки воздуха в этой темной комнате.

Я поднял взгляд и встретил его глаза. Показать страх означало проиграть, и я знал, что именно этого он ждал, жаждал увидеть этот изъян в моем спокойствии. Он ухмыльнулся, подавая ложный вызов — ложный, потому что у него была власть над ситуацией, и он это прекрасно знал.

— Ты боишься? — насмешливо спросил он, наклонив голову.

Слова эхом отозвались в голове. Я сжал кулаки, чувствуя, как холодный пот пробирается вдоль спины, но не дал себе даже тени дрожи, не дал этому кровавому хищнику ни единого знака.

Я взглянул на Самурая и, не отворачиваясь, поднял стакан к губам. Уж если и нужно было показать этому хищнику, что он выбрал не ту жертву, то это был идеальный момент. Я выдохнул и залпом осушил стакан, ощущая, как холодная жидкость скользит вниз. В зале повисла тишина — словно каждый следил, не выдаст ли моё лицо хоть малейшего признака слабости.

Самурай чуть приподнял бровь, и я уловил мгновенный отблеск удивления в его глазах. Видимо, он ждал, что я начну умолять или хоть как-то проявлю страх. Вместо этого я спокойно поставил стакан обратно на стол и встретил его взгляд. Самурай медленно наклонил голову, словно не был готов к такому исходу.

— Смелость… — его голос прозвучал задумчиво, и он немного расслабился, будто искренне восхищаясь тем, что только что увидел. — Ты действительно заслуживаешь уважения, Кенджи. Мало кто решился бы на такое. Если бы ты не выпил этот стакан, клянусь, мы бы убили тебя прямо тут вместе с твоим другом. Расстреляли бы. Но ты поступил достойно — слово сдержал.

Его лицо приобрело почти дружелюбное выражение, и он махнул рукой к двери.

— Можешь идти, — сказал Самурай, его голос вновь стал спокойным. — Я уважаю твоё хладнокровие. Сегодня тебе не нужно платить своей кровью.

Я уловил едва считываемый намек и кивнул ему, тихо шепнув:

— Благодарю!

Потом встал, развернулся и направился к выходу, чувствуя, как взгляд Самурая сверлит мне в спину. Уже в холле ко мне присоединился Волк, бросив на меня потрясённый взгляд.

— Ты что, совсем спятил? Как можно было просто взять и выпить это⁈ — Волк вытаращил глаза, недоуменно качая головой. — Ты же умрешь!

— Все мы когда-нибудь умрем.

— Но ведь…

— У меня есть еще время, Волк, — раздраженно ответил я. — Господин Ямато еще жив, если ты забыл. А он выпил яд пару часов назад. Так что время у меня еще есть.

— Ты отчаянный!

— Говори поменьше и подай мне целлофановый пакет, — сухо ответил я, чувствуя, как внутри что-то начинает бурлить и подступает к горлу. Шутить с Самураем было всё равно что ходить по лезвию ножа. Повернувшись к Волку, я жестом показал на ближайшую урну, стараясь не упустить ни секунды.

Волк протянул мне целлофановый пакет, его глаза были полны тревоги и удивления. Я схватил пакет и отвернулся, пока меня скручивал приступ тошноты. Спустя минуту, когда желудок наконец перестал подниматься, я чуть отдышался и приподнял пакет с «образцом», который теперь болтался у меня в руках.

— А вот и наш ключ к разгадке, — усмехнулся я, показывая пакет Волку.

Волк посмотрел на меня, ошарашенный.

— Ты серьезно? Ты всё это специально?

— Как бы иначе мы смогли выяснить, что за яд они используют? Теперь можно будет отправить это на анализ. Узнаем, как он действует и, возможно, найдем способ защититься, — ответил я спокойно, хотя сердце все еще колотилось от перенесенного напряжения.

Волк покачал головой, его выражение сменилось на восхищение.

— Ты везучий, Кенджи. Или просто невероятно умен.

— Думаю, немного того и другого, — ухмыльнулся я. — Теперь, когда мы знаем, что именно применяет Самурай, у нас есть шанс развернуть игру в нашу сторону.

Волк бросил взгляд на пакет и хмыкнул:

— Кто бы мог подумать, что твоё безумие однажды принесет такую пользу.

Мы оба рассмеялись, и впервые за весь этот вечер я почувствовал, что у нас появился шанс справиться с угрозой.