Время наточить ножи, Кенджи-сан! 4

Глава 19

Всю эту историю рассказал мне лично Ямато, когда я приехал в Токио поздно ночью. Мне встретил Волк и тут же без лишних разговоров повез к прошлому президенту «Спрута». Однако поехали мы не к нему домой, а в частную клинику.

— Кенджи! — увидев меня, обрадовался Ямато. Он лежал на больничной кровати, но выглядел бодро.

Мы тепло обнялись.

— Господин Ямато, что случилось?

— Ох, Кенджи! — вздохнул тот. — Я поддался минутной слабости. Это сложно понять тем, у кого нет детей, и легко тому, у кого они есть. Какими бы плохими не были дети, родителям всегда кажется — пусть и где-то совсем глубоко в душе, — что они все же исправятся. Когда я был молод, я этого не понимал, помню, смотрел передачу про одного маньяка, который людей убивал, а его мать оправдывала его — «мой сын не такой!». Я тогда смеялся. А теперь вот сам попался на этот крючок родительства. Я правда надеялся, что она хочет измениться. А она…

И тогда он мне все рассказал — и про звонок Рен, и про ужин с ней, и про записку.

— А что говорят врачи? — стараясь держать самообладание, спросил я.

— Сделали все необходимые анализы, — пожал плечами Ямато. — Кровь взяли на обследование.

Волк, поняв, что нужно делать, тут же привел врача, причем видимо тот не сильно то и хотел этого.

— Что там у меня? — спросил Ямато.

Главный врач, задумчиво перелистывая листы с распечатками результатов, тихо сказал:

— Господин Ямато. Мы пока не видим критических нарушений. Однако один из элементов, который мы обнаружили, весьма тревожен. В крови обнаружен сукцинилхолин.

— Сукцинилхолин? — Ямато нахмурился, услышав малознакомое слово.

— Это сильнодействующее вещество, парализующий агент, — пояснил врач. — Обычно используется в малых дозах в экстренной медицине для кратковременного обездвиживания. В определённых концентрациях оно может вызвать паралич дыхательных мышц, приводя к летальному исходу. Сложность в том, что этот агент очень быстро распадается в организме. И когда это происходит, его остатки превращаются в обычные для организма соединения — янтарную кислоту и холин, которые у нас постоянно присутствуют.

Я почувствовал, как внутри меня всё сжалось. Лёгкое ощущение дурноты прокатилось по телу. Я знал, что за гадость этот сукцинилхолин, а точнее его соединения.

— То есть мне ввели что-то, что можно не заметить в крови? — спросил Ямато, стараясь держать голос спокойным.

— Верно, господин Ямато. Именно поэтому сукцинилхолин почти не фиксируется при обычных анализах. В нём нет ничего, что отличало бы его от безопасных метаболитов. В итоге мы остаёмся с тем, что в анализах видим только янтарную кислоту, холин и несколько других микроэлементов, которые, по сути, являются естественными для организма.

— И что это значит?

— Это значит, что с текущим анализом мы можем лишь предполагать наличие отравления. Чтобы точно установить, что вам ввели яд и как именно на него реагировать, нужно больше времени. Есть одно слабое место в этом веществе — в соединении всегда присутствуют следы вспомогательных элементов.

— Я ничего не понимаю! — разозлился Ямато. — Вы можете говорить более понятно?

— Господин Ямато, — произнес я, понимая, что сообщить самые плохие новости придется видимо мне. — Этот яд сам по себе не так опасен. Но есть его соединения — их порядка сотни. Вот они опасны, и очень сильно. И каждое соединение действует по своему.

— Если в составе яда был какой-либо дополнительный элемент, не характерный для обычного метаболизма, его можно выделить, но потребуется провести сложный анализ методом газовой хроматографии, — поддержал меня врач.

— Сколько времени займёт эта хроматография? — спросил Ямато сдержанно.

Врач, бросив короткий взгляд на меня, ответил с тяжёлым вздохом:

— Минимум несколько часов, а точнее — до суток. Нам нужно время, чтобы не только идентифицировать компоненты, но и найти возможное противоядие, если оно существует.

— Теперь он понял, почему она убежала так поспешно, — задумчиво произнес Ямато. — Её план сработал идеально. Вы можете начинать немедленно? — напряженно спросил он, глядя прямо в глаза врачу.

— Уже начали, господин Ямато, — уверенно ответил врач, подавая знак ассистентам. — Мы постараемся сделать всё возможное, чтобы успеть вовремя.

— Хорошо. Сделайте всё, что потребуется.

— Пока мы проводим анализы, мы также приступили к процедуре экстракорпоральной гемосорбции. Это процесс, в котором кровь пациента прокачивается через специальный фильтр для удаления токсинов. Это, конечно, временная мера: она позволяет удержать концентрацию яда на относительно низком уровне, что замедлит его воздействие на организм. Но яд мог проникнуть или осесть в органы — печень, кору головного мозга, почти. Эти органы мы, как вы понимаете, почистить не можем. Только кровь.

Ямато кивнул.

— Но, господин Ямато, — врач задержал взгляд, будто собираясь с мыслями, — чтобы найти противоядие, нам необходимо узнать точный состав вспомогательных компонентов в отравляющем веществе.

— Тогда ищите, — ответил тот и врач поспешно ушел.

— Боюсь, он не сообщил самого главного, — сказал я после паузы.

Ямато пристально посмотрел на меня.

— Говори. Я знаю, что ты не соврешь мне и скажешь всю правду. А это сейчас самое важное.

— Проведение одного такого анализа занимает порядка трех часов. А возможных соединений, как я уже сказал, более сотни. Даже если делать эти анализы на трех хроматографах, хотя я сомневаюсь, что их тут столько, на это потребуется как минимум несколько суток. Ну и для анализов прежде всего нужно то, что эти самые хроматографы будут анализировать — кровь. А для сотни анализов крови потребуется… Ну в общем, много.

— Так значит конец? — произнес Ямато и голос его был на удивление спокоен.

— Есть шанс на удачу, — пытался зацепиться я хоть за что-то, хотя и сам понимал, что это все ерунда. — Если удастся угадать соединение, тогда…

— Нет, — отмахнулся Ямато. — Рен права. Ничего у нас не получится.

— Тогда, — после паузы ответил я. — Давайте переведем ей деньги? Получим противоядие, а потом, когда вылечим вас, отсудим эти деньги обратно. Юридические и финансовые проволочки будут, но это вполне под силу нашим юристам.

— Она не даст противоядие, — ответил Ямато. — Неужели ты веришь, что она выполнит свое обещание?

Надолго повисло гнетущее молчание. Я не знал что сказать.

Стук часов на стене палаты казался единственным звуком, пока Ямато смотрел на меня спокойно, словно принял уже всё, что могло случиться. Его глаза были ясны, бесстрастные, даже каким-то образом умиротворённые, и этот взгляд проникал в меня так глубоко, что мне не хватало слов.

— Слушай, Кенджи, — начал он, после паузы, словно давал последние наставления. — Тебе, как никому, нужно запомнить, что такое «Спрут». Эта корпорация требует железного подхода и твёрдости — твёрже, чем может казаться даже в самых сложных ситуациях.

— Господин Ямато… — хотел было сказать, что мы ещё найдём способ спасти его, но он только чуть заметно покачал головой.

— Я всё сказал, Кенджи. — Ямато был поразительно спокоен. — Время пришло, и это уже не мне решать. Как старый самурай, я готов принять судьбу, какой бы она ни была. Не думай, что я не сделал всего возможного для вас и для будущего компании.

Словно бы мой ответ, брошенный в воздух, ничего не значил для него. Уверенность, с которой он встречал происходящее, подавляла меня и, наверное, многих других заставила бы замолчать, но я не мог так просто отпустить его.

Ямато смотрел на меня без упрёка, просто, будто бы объясняя мне то, что казалось простым фактом. И я почувствовал какой-то внутренний холод, ощущение полной пустоты, как если бы весь смысл сегодняшнего дня, всей этой цепочки событий рухнул и развеялся. Ямато словно заранее смирился, словно сам выбирал то, что сейчас происходило.

— А как же корпорация? Как же всё, к чему вы шли? — наконец произнёс я, понимая, что ни убеждения, ни тон не помогут мне здесь.

— «Спрут» не сломается, если найдутся люди, которые будут защищать её так же, как это делал я, — сказал он. — Помни, что иногда слабость бывает скрыта в сильных людях. Управление компанией требует не только знаний, но и умения вовремя отступить. Главное — не переступать грань.

Я хотел ответить, но в этот момент он медленно накрыл моей рукой свою, уставившись куда-то вдаль. Я понимал: он считал, что сказал всё, что нужно. Всё, что мог.

— Мы сделаем всё возможное, чтобы найти противоядие, господин Ямато, — пообещал я, чувствуя, как в груди загорается решимость, даже отчаянная злость на всю эту ситуацию. Как он может так просто смириться, как он может не надеяться? Но слова не изменили его выражения, он просто кивнул, будто прощался с кем-то в другой жизни.

Он ничего не ответил, лишь кивнул.

Когда я вышел из палаты, весь вес этих слов, это почти тихое, но такое твёрдое прощание тяжело осело на мне. В больничном коридоре холодный свет лишь усиливал это ощущение — я ощущал, что от этого решения я не смогу уйти. Будто внутри вспыхнуло желание доказать, что ему не придётся принимать эту судьбу.

Я сам удивился тому отчаянному спокойствию, что возникло внутри, стиснув кулаки, словно в последний раз мне пришлось бы бороться за нечто важное. И хотя Ямато, похоже, действительно считал, что его время пришло, я не мог этого принять. У меня не было права опускать руки, не было права отпускать его.

Немного придя в себя и собравшись с мыслями, я разработал план дальнейших действий.

Во-первых, нужно прошерстить все лаборатории и криминальные рынки. Яд должен был где-то приобретаться, не могла же Рен его просто так изготовить сама. Если найдем продавца, то можно будет и обнаружить точную формулу яда.

Во-вторых. Альтернативные методы очищения крови. Гемосорбция это конечно хорошо, но лучше все же перевести господина Ямато на экстракорпоральную мембранную оксигенацию совместно с гемодиализом. Да, это более рискованно, но позволит оттянуть неизбежное на более длительный срок. Тем самым мы выиграем время.

В третьих. Нужно найти саму Рен. Это самое сложное, но я был полон решимости сделать это.

Я вызвал Волка и дал ему поручение разузнать про рынки сбыта ядов. А сам, не смотря на поздний час, направился в «Золотой Дракон». Нужно было понять, как именно яд попал из кармана Рен в еду господина Ямато.

Я зашел в ресторан «Золотой Дракон» с тяжелым сердцем. Мягкий свет, витиеватые узоры на стенах и приглушенная атмосфера — всё, что обычно настраивало на спокойный обед, сейчас казалось сценой преступления. Персонал ресторана уже ждал меня, несмотря на поздний час. Выражения на лицах сотрудников отражали тревогу и смятение, но никто не осмелился задать ни одного вопроса. Не смотря на то, что ресторан был мне уже как родной дом, я сразу дал понять, что разговор будет серьезным.

Я начал с официантов, спрашивая каждого, кто работал в тот вечер. Сначала подходил к молодым, не очень опытным ребятам, выспрашивая, как именно они подавали блюда, где они находились, когда Рен и Ямато сидели в основном зале. Ответы были расплывчатыми: никто не заметил ничего подозрительного, все вроде бы шло как обычно. У каждого официанта была своя роль, свои участки, и внимание было сосредоточено только на своей работе.

Разочарованный, я переключился на менеджера зала. Тот, выпрямив спину, уверял, что в его ресторане каждый сотрудник тщательно следит за качеством и безопасностью. Наконец я дошел до кухни, где нашел шеф-повара Жака Лелюша.

Он встретил меня тепло, но обниматься не полез, понимая причину моего визита. Мне было чертовски неудобно устраивать ему допрос, да и он чувствовал эту неловкость, но нам обоим пришлось играть эту роль. Мы ода знали — так нужно для дела.

Жак принялся подробно рассказывать, какие именно блюда он готовил и кто их подавал. Он объяснил, что особые блюда для таких гостей он готовит лично и контролирует каждый ингредиент. Жак убеждал, что не могло быть и речи о попадании яда на его участке. И я верил ему.

Я чувствовал, что упускаю какую-то деталь. Мои мысли снова вернулись к тому моменту, когда я услышал о яде. Это было как острое жало, пронзающее внутренности. Мне нужно было видеть ситуацию изнутри, своими глазами, чтобы что-то понять. Вспомнив, что в основном зале ресторана есть камеры наблюдения, я попросил предоставить мне запись того вечера.

Персонал повел меня в комнату с мониторами. Едва я сел перед экраном, я ощутил напряжение: на экране мелькали кадры вечерних посиделок в зале. я быстро перематывал запись, пока не увидел момент, когда Ямато и Рен садятся за стол. Замедлив запись, я начал всматриваться в каждую деталь. Вот Рен слегка наклоняется к отцу, сдержанно улыбается. Никакого подозрительного движения, никаких резких жестов. Она не добавляет в еду ничего лишнего — ни порошка, ни капли жидкости. Потом резко уходит.

Я пересматривал этот момент несколько раз, с разных углов и с разной скоростью, но каждый раз результат был тем же: Рен не подсыпала яд за столом. Я был в это уверен на все сто процентов — и видео было хорошего качества, и камера расположена в удобном месте, все движения рук на виду. Значит, он попал туда раньше.

И место это было только одно. Кухня.

Я остановил запись и задумчиво посмотрел в сторону, пытаясь соединить разбросанные части головоломки. Если яд попал в еду на кухне, то это означало, что-либо кто-то из персонала был замешан в заговоре, либо яд все же подмешали в зале настолько ловко и осторожно, что никто этого не заметил. В последнее верилось с трудом. В первое верить вообще не хотелось.

— Доступ на кухню был у всех, кто там работал, верно? — наконец спросил я у шеф-повара.

Жак, выдержав взгляд, кивнул.

— Да, но поверь, у меня каждый человек — надёжный. Я не допускаю к кухне никого, кому не доверяю.

Я молчал, обдумывая услышанное. Единственный шанс раскрыть истину — это вернуться к самому началу и узнать, что могло ускользнуть от меня на этом пути.

Мы снова собрали обслуживающий персонал в зале ресторана, и я чувствовал, что теперь любые попытки скрыть что-то от меня станут бесполезными. Я смотрел на лица работников, вглядывался в их глаза, искал малейшие признаки колебания или напряжения. Вопросы задавались резко и без колебаний, но ответов было мало. Они замкнулись, как будто каждый боялся сказать что-то лишнее. Я чувствовал себя в тупике.

После неудавшегося допроса я вновь отправился в комнату для просмотра камер. Лента видеонаблюдения была у меня уже до боли знакома: Ямато и Рен входят, садятся за стол, их заказ приносится… казалось, я просмотрел этот отрывок уже на тысячный раз.

Вот они разговаривают. Ямато зол. Рен нарисовала на лице скорбное выражение лица. Вот приносят еду… Постой. Я перемотал кадр. Официант, который принес еду, взял разнос с напитком у другого официанта — девушки. Она словно проскользнула мимо меня в первый раз, но теперь её лицо бросалось в глаза. Она точно не была среди тех, кого я опрашивал, и её отсутствие настораживало.

Возбужденный, я вернулся в зал и подозвал Жака.

— Кто эта девушка на экране? — показал я ему кадр, где официантка проходила мимо стола Ямато и Рен.

Жак наклонился, вглядываясь в изображение, и прищурился:

— Это Саюри. Она была на смене в ту ночь, но сегодня на работу не вышла. У неё какая-то болезнь, — ответил он, будто бы это объясняло всё. — Но Кенджи, она не обслуживала господина Ямато.

— Она подала напиток официанту.

— Такое бывает, Кенджи-сан, ты сам это знаешь. Мы все помогаем друг другу. Одна рука официанта была занята, ты сам это видишь на кадре. Девушка помогает ему, подает разнос.

Меня обожгло чувство тревоги.

— Нет, она не ему помогает. Она помогает ей. Мне нужно её полное имя и адрес, — потребовал я. Жак, видя моё упрямство, нехотя предоставил всю информацию.

Уже через несколько минут я связался с Волком, договорившись встретиться у дома Саюри. Спустя немного времени мы уже мчались через ночной город, зная, что эта зацепка может оказаться единственной.

Мы добрались до старого дома, в котором жила Саюри. Он был типичным для этого района: тёмные коридоры, облупившаяся краска на дверях и тусклый свет. Волк молча следовал за мной, его взгляд был напряжённым, но целеустремлённым. Мы поднялись к нужной двери, и он постучал. Я слышал, как моё сердце стучит, но внешне оставался спокоен.

— Никто не отвечает, — сквозь зубы проговорил Волк.

На этот раз постучал я, уже гораздо громче и требовательней. Но и в этот раз нам никто не ответил. Дома никого не было.

Кажется, последняя зацепка уплыла у нас под самым носом.