Время до рассвета

Глава 18

Я присела рядом и смотрела тоже. Ну перья. Что такого? Тем более, под окном. Может, рамы были открыты настежь какое-то время, и они налетели с улицы? Или на подоконник присела птица?

Птица.

Я вспомнила человека из сна, в котором видела умершую учительницу. Человека с головой ястреба и лежащую у его ног убитую с задранным платьем и с выклеванным лицом. Бр-р-р. Меня передернуло.

Протянула руку, чтобы взять одно из перьев, рассмотреть поближе.

– Не трогай, – резко одернул меня Вадим. – Ничего здесь не трогай.

Было немного неприятно. Осадили, как наивную школьницу. Хотя замечание по делу, конечно. Чего я головой не думаю и лезу куда не следует?

Тем более, такая чертовщина вокруг. Мало ли чем эти перья могут оказаться на самом деле?

На всякий случай я встала и отошла на два шага назад. Ну их. Эти улики. Пусть Вадик и Костя без меня разбираются. Они же патрульные, не я.

Вадим тоже поднялся. Лицо его было задумчиво и сосредоточенно. Он покрутился на кухне, оглядывая обстановку. Потом опять пошел в комнату. Я за ним.

Там сразу подошел к кровати, рывком сдернул с нее одеяло и принялся осматривать простынь. Что он ищет? К тому же в квартире темно, ничего же не видно.

Эта мысль пришла в голову и врачу. Он достал из кармана телефон, включил фонарик и продолжил осмотр.

– Иди сюда, – позвал меня, – глянь!

На простыне тоже были перья. Немного, маленькие, но были.

– Может с подушки повылазили? – робко предположила я.

Вадик вернул одеяло на место, разгладил складки, возвращая кровать в первоначальный вид.

– Может и из подушки... – задумчиво произнес он.

***

Ночное небо сплошь затягивают рваные черные тучи. Луна выглядывает то из одной дыры, то из другой, заливая все вокруг бледным, неживым, сумрачным светом. Я смотрю вперед и вижу озеро. Тишина навалилась и давит со всех сторон. Безмолвие.

Хотя вот же гнутся от ветра серые силуэты прибрежных камышей. Чуть дальше выделяются будто вырезанные из черной бумаги контуры деревьев и кустов. Ветер наверняка треплет им листья и гонит по озеру рябь, которая возле берега превращается в легкий прибой. И я вижу, как плещется черная вода об опорные столбы деревянного пирса. Но не слышу. Я ничего не слышу. В ушах будто вата. И в голове.

Старый деревянный пирс тянется в темноту озера, словно забытый мост в другой мир. Доски настила потрескались от времени и посерели от влаги. Некоторые из них отвалились или прогнили, образуя щели и дыры. Когда-то пирс был сделан на совесть и на протяжении долгого времени служил надежной пристанью для рыбаков и туристов, но теперь он заброшен и зарос сорняками. Останки былого величия выглядели зловеще и мрачно.

Но я иду вперед, осторожно ступаю на ненадежное покрытие, хоть и знаю, что впереди меня не ждет ничего хорошего.

Мысли из головы вытесняют дурные предчувствия, но я не могу не идти. Сжимаю кулаки, впиваюсь ногтями в свои ладони, чтобы почувствовать хоть что-нибудь кроме тревоги и страха.

Хоть боль. Но боли нет. Ничего нет. Только озеро. Черная вода и гнилые доски…

Смотрю вперед на воду. На то, как появляется и исчезает в ней отражение луны и иду дальше. У края пирса останавливаюсь и замечаю птицу. Крупная белая чайка кружит над темным зеркалом, пытается разглядеть в воде свою добычу.

Чайка делает сначала большой круг, потом поменьше уже ближе ко мне. Потом ещё и ещё один. Сейчас ночь, но я вижу ее хорошо.

Белая-белая смотреть больно. А глаза и хищный клюв – алые, как свежая кровь.

Внезапно птица сбрасывает высоту и камнем падает вниз. Сжимает крылья и ныряет в озеро, разбивая красным клювом воду. Буквально через секунду она выныривает с добычей. Взлетает так стремительно, что я не могу разглядеть, что она держит в клюве. Рыбу или что-то другое?

Разве чайки охотятся по ночам? Как можно вообще разглядеть что-либо в этой черной озерной глади?

Опускаю глаза вниз, чтобы проверить прозрачность воды, и вздрагиваю. Вода, кажущая вдалеке совсем темной, возле пирса вполне прозрачна.

Но лучше бы я не смотрела.

Молоденькая девушка, обвитая водорослями и мусором, лежит на илистом дне. Даже сквозь муть воды видно насколько бледная у нее кожа. Одна рука тянется к поверхности, будто хочет вырваться из могилы, но коряга не дает. Кривые ветки растут из юного тела и прижимают жертву ко дну. Но главное… у девушки совсем нет лица…

Я подскочила на кровати и рывком сбросила с себя одеяло. Сердце колотилось часто-часто, не хватало воздуха. Я делала глубокие судорожные вдохи один за другим.

Ну вот опять. Ночной кошмар.

***

Я подскочила на кровати и рывком сбросила с себя одеяло. Сердце колотилось часто-часто, не хватало воздуха. Я делала глубокие судорожные вдохи один за другим.

Ну вот опять. Ночной кошмар.

Так страшно, боже мой, как же страшно... А ведь по идее можно уже было и привыкнуть. К этому вообще привыкают?

Спрятала лицо в ладонях, зажмурила глаза. Пыталась усилием воли задвинуть детали ночного кошмара подальше, на задворки сознания, где они не будут такими четкими и реалистичными. Но как назло, сволочная память тасовала перед глазами фрагменты: длинные рыжеватые волосы, колышутся в воде будто на ветру; тянется вверх бледная, тонкая рука с синеватыми ногтями; водоросли вместо украшений облепили расцарапанную шею и грудь...

Нет, ну это ни в какие ворота!

Я поднялась с кровати и резким движением отдернула плотную штору. В комнату хлынул свет уличных фонарей. Небо над домами уже слегка порозовело. Глянула на стоящий на прикроватной тумбочке будильник. Пять утра. Час до рассвета. Можно было и не смотреть.

С каждым днем я чувствовала время все лучше. Особенно ночное, особенно после таких вот кошмаров.

Тряхнула головой, будто это поможет избавиться от тяжелых мыслей, и пошла на кухню. Налила воды в кружку, присела за стол, задумалась.

Прямо сейчас звонить Косте? Какой смысл? Да, наверняка, он ответит сразу, но чем поможет?

Прошло почти две недели после драки с жабалакой. Я знала, что Костя вернулся из той самой «пресловутой» инквизиции. Но в каком состоянии? Мы с тех пор не виделись и лишь один раз пообщались по телефону. В том разговоре он заверил меня, что с ним все в порядке, имеются небольшие проблемы со здоровьем, но вскоре всё будет в норме. Не о чем беспокоиться. Нет, он не в больнице и апельсины никуда везти не надо. Вот и весь разговор. Никаких подробностей, объяснений и обсуждений произошедшего. Я даже обиделась. Хотя, впрочем… пусть как хочет. Он же и в самом деле мне не муж, не брат, не сват и может даже не друг.

На работе считалось, что заместитель директора Константин Сергеевич уехал в командировку и по рабочим вопросам следовало писать ему на электронную почту. Написать ему на рабочий имейл, что мне снова снятся мертвецы? Пф-ф-ф.

Звонить Вадику? Прямо сейчас? И что я ему скажу? Опять кошмар, то да се... девушка-утопленница... Где она? Кто она? Не знаю. Вообще никаких зацепок. Стоит ли ради этого будить врача-хирурга посреди ночи? Думаю, нет. Вдруг у него с утра рабочая смена, десять плановых операций и две срочных? Пациентам врач нужен бодрым и отдохнувшим.

Ничего не случится если, я позвоню ему через два-три часа с работы.

***

На ступеньках офиса нос к носу я столкнулась с Костей. Как удачно.

– Вернулся из командировки? – без приветствия начала я. – Очень вовремя, у меня срочные новости.

– Доброе утро, Мирослава, –­ сказал он наставительным тоном, мол приличные люди сначала здороваются. Затем на его лице появилась извиняющаяся улыбка и он продолжил. – Меня долго не было. Рабочих вопросов накопилось очень много. Если дело терпит, может, зайдешь ко мне после обеда?

– Опять кошмар. Сегодня. Сами решайте: терпит или нет, – коротко ответила я.

Лицо Константина тут же стало серьезным и сосредоточенным.

– Почему сразу не позвонила?

– А что бы это изменило?

– Может ничего, а может и многое. В таких делах важна каждая деталь и каждая секунда. Я ведь говорил тебе. Чем горячее след, тем выше вероятность удачного исхода охоты. Прошу, впредь звони мне сразу же. А если я не отвечаю – Вадиму.

Я кивнула, но слишком уж виноватый вид на себя напускать не стала. Все только и делают мне замечания и относятся будто свысока. Справлялись же они как-то раньше вообще без предсказаний?

Но в ту же секунду совесть кольнула меня больной иглой. Пока я тут губы дую в притворных обидах и выстраиваю личные границы, под угрозой находится жизнь молодой девушки.

– Пойдем в кабинет, всё расскажешь, – Костя быстро пошел по коридору, на ходу доставая пропускную карточку. Я поспешила следом.