– Так вы проходите, что же на пороге, то… – женщина отступила вглубь прихожей и повела рукой, показывая в сторону зала.
Костя тут же сделал шаг вперед, стараясь не разрывать зрительный контакт. Но, думаю, это уже было излишним. Женщина хорошо поддавалась внушению. Чувствовалось, что волнение и страх ее отпустили. Она уверилась, что мы действительно из полиции, нам можно доверять и от этого чувствовала себя в безопасности.
Впрочем, почему бы и нет? Мы же действительно не собираемся ей вредить.
– Вы по какому поводу приехали? Это из-за Марины? Думаете, ее убили?
Я огляделась по сторонам, предоставив парням самим вести разговор с родственницей. Квартира была небольшой и старой. Ремонт в ней не делался уже лет двадцать, если не больше. Но тем не менее, женщина старалась поддерживать порядок. Линолеум на полу, как и ковровые дорожки, были сильно потрепанными, но чистыми. Вещи аккуратно сложены, обои хоть и старомодные, но не порваны и без явных следов грязи. В темном углу коридора примостился подростковый велосипед. На открытой вешалке среди черных курток ярким пятном бросалась в глаза оранжевый дождевик.
Женщина проследила за моим взглядом и пояснила:
– Ванька, муж мой, с дочкой в деревню поехали. И я должна была с ними, но пришлось вот остаться… вас ждать.
Я понимающе кивнула, но промолчала.
Мы зашли в большую комнату. Вадим с Костей присели на диван, накрытый цветастой ковровой накидкой. Женщина – напротив, в старомодное продавленное кресло с узкими деревянными подлокотниками. Я садиться не стала. Подошла к полированному буфету посмотреть на выставленные за стеклом фотографии.
Краем уха улавливала, что рассказывала парням сестра погибшей учительницы:
– Мы так-то с Маринкой подругами никогда не были. Она сильно младше и несемейная. Когда недалеко жила, общались, конечно. Тут городишко маленький все друг друга знают. Тем более, родня же. Как иначе? А потом мы рассорились враз…
Женщина замолчала. Я рассматривала обычные, выцветшие от времени, фотографии незнакомых мне людей. Чужие дети, черно-белый мужчина в военной форме, чья-то свадьба, женщина в возрасте с морщинистым лицом.
– Из-за чего рассорились? – услышала я вопрос Вадима.
– Из-за денег, конечно. Чего еще бабы ссорятся? Всего есть две причины: деньги и мужики. Мужиков нам, слава богу, с Маринкой делить не приходилось. А вот наследство, да… – она опять замолчала и через паузу продолжила. – Как бабка наша умерла, дом остался в деревне, ну и земли кусок. Да что там дом, это только Маринка считает, что дом. На деле там хата старая совсем, развалюха как есть. Крышу чинить надо, забор никудышный, больше убытку с той хаты, чем прибыли… И зачем она Маринке? Я-то ладно с мужиком. Он и по хозяйству управится, дети огород посадить помогут, теплицу и картошки там пару соток… Я просила Маринку, чтобы отказалась от своей доли в нашу пользу. А она уперлась. Мы рассорились, и Маринка в город уехала. Учительницей в школу устроилась.
– А что она преподавала?
– Английский. Ей все давно говорили, что надо в город. Там и зарплаты не сравнить с нашими и замуж бы, может, вышла. Однако, оно вон как повернулось, – женщина горестно вздохнула, – не вышла…
– А мужчина у нее был? Может жила с кем или встречалась? – продолжил расспросы Константин.
– Не было у нее никого.
– Ну, вы говорите, что поссорились, не общались. Может, просто не рассказывала?
– Кто? Маринка? Да она бы в тот же день мне позвонила похвастаться, если бы кто появился. Ее только ленивый не пинал, с этим замужеством. Она бы всем нам мужика своего в глаза тыкнула, чтобы нос утереть. Если бы был…
Я мысленно сделала пометку, что перед смертью учительница все-таки... сексом занималась. Добровольно. Но никому ничего не сказала. Почему? Одноразовые отношения? Ее любовник был женат? С этим нужно разобраться подробней.
– Маринка она вся в работе. Все силы и время школе отдавала… ученикам. А в ее бывшем классе, когда она еще здесь работала, несчастье случилось. Ребенок от лейкемии умер.
– Откуда вы знаете?
– Ну так это со мной Маринка общаться не хотела, хоть и то приходилось… Сами знаете, как в жизни, то одно понадобится, то другое. Особо, когда наследство оформлять нужно… Там согласие, тут отказ, копию паспорта и прочая волокита. Маринка не хотела всего этого, ох, не хотела… Но делала, а куда деваться? Не в суд же против родни идти? Не принято у нас так.
– Так откуда вы про ребенка знаете?
– Да у нас город маленький, все друг про друга знают. Видели на кладбище ее, на могилу приезжала. А соседи и рады обсудить. К чужому дитёнку после смерти приехала, а к своей живой родне даже и поздороваться не зашла…
– Давно это было?
– Да нет... недели две-три назад.
– А кто умер? Мальчик? Девочка? Где могила, объяснить сможете?
– Ася Стрижецкая. С моей дочкой в школе училась, только младше года на два или на три. Я точно не знаю. Девочка давно болела. В прошлый год совсем уже в школу не ходила, учителя ее дома посещали. Маринка тоже. Вот, наверное, и привязалась.
– А семья у девочки...?
– Да, самая обычная, но я их и не знаю толком. Такое горе… – женщина шмыгнула носом. – А теперь вот и у нас… Так вы думаете убили Маринку? Ввязалась куда не следует? Дура! Или маньяк какой? Вроде же мне в полиции сказали, что несчастный случай, сама с моста упала… А вы говорите не сама? Может в долги влезла? Огромные? Ох, что ж это!
До женщины вдруг дошло, зачем к ней полицейские приехали, и она размашисто перекрестилась.
Лицо вмиг растеряло признаки расслабленности и благодушия. В глазах заплясали тревога и страх. А вдруг за долги сестры и к ее семье счет предъявят?
Я мысленно поморщилась. Не люблю таких черствых, жадных и несообразительных.
– Может и несчастный случай. А может и нет. Расследуем, – сухо отозвался Константин. – Так что с могилой девочки?
– Да вы как на кладбище приедете, сами найдете без труда. Она крайняя, вся в венках…
– Хорошо. Спасибо за помощь. Если будет какая информация, мы с вами еще свяжемся. И еще… Может фотографии Марины Николаевны Горошко у вас есть?
– А в деле разве нет? – спросила подозрительно, видимо, начала выбираться из-под Костиного внушения.
– Есть, конечно. Но мы что-то не озаботились заранее, не распечатали. Хотелось бы сейчас вот с собой иметь фотографию, может, кому для опознания показать придется…
– Даже не знаю, – женщина растерялась, – сейчас-то их никто уже не печатает. Все на телефонах да компьютерах. Если только школьные...
– Ну хоть какую, – покладисто развел руки в стороны Константин.
– Женщина подошла к буфету. Мне пришлось отступить несколько шагов, чтобы ее пропустить. Она присела на корточки, выдвинула ящик. Там оказались аккуратно сложенные документы и старые фотоальбомы. Какое-то время женщина копошилась и вдруг сказала обрадованно:
– Паспортные фото есть! Подойдут?
– Отлично. Конечно подойдут.
– Только они старые, может пятилетней давности, а может и больше…
Женщина поднялась и протянула Косте белый конвертик, на котором синей ручкой аккуратным почерком было выведено: «Марина». Он вытряхнул из конвертика две вырезанные фотографии. Я сделала шаг вперед и глянула на них.
Обычные. Женщина лет тридцати с русыми волосами, с очень короткой ровной челкой. Лицо простое, без особых примет. Не сказать чтобы красавица, но черты приятные. Только взгляд… пустой, но может это оттого, что глаза голубые, слишком светлые?
Константин спрятал фотографии в кошелек.
Мы поблагодарили родственницу за уделенное нам время и ушли.
***
– Даже визитку ей с номерами телефонов не оставили, чтобы звонила, если что-то важное вспомнит, – пришла мне в голову сцена из детективного сериала, когда мы уже сели в машину.
– Тебе не все равно? – скривился Константин.
– Ну так… для большей достоверности. Она же сейчас будет сомневаться из полиции мы или нет. Может еще позвонит в участок и спросит? – возразила я.
– Сомневаться будет, но выяснять нечего не станет. Трусливая она и неумная… Пусть думает что хочет. Какую-то информацию мы от нее все-таки получили, ну и фотографию заодно. На том: «спасибо и до свидания». Фотка так и вообще ценный улов. Учительница оказалась на редкость скрытная. Соцсетей никаких не вела, в новостях нигде не светилась.
– И что мы теперь будем делать? На кладбище поедем? Или к родителям девочки? Что в этом городе может еще оказаться полезным? – спросила я у парней.
Костя промолчал и посмотрел на Вадима, предлагая тому первому высказаться.
– Я думаю ни кладбище, ни семья девочки, нам ничего не дадут. Мне кажется, это оборванная нить. Учительница была одинокой, своих детей не имела. Не удивительно, что она привязывалась к ученикам. Приехать на могилу к бывшей ученице, вполне логичный поступок. А то, что к сестре не зашла… как раз таки понятно… я бы на ее месте тоже не зашел. А ты что скажешь, волк? Чуешь след?
Константин демонстративно пошмыгал носом и решительно замотал головой.
– Не чую. Но на кладбище все же съездим и убедимся лично, чтобы быть уверенным наверняка.
На городском кладбище, которое одним своим краем углублялось в лес, а другим зависло на обрыве, было тоскливо несмотря на солнечную погоду. Видеть могилу, заваленную цветами и мягкими игрушками и вовсе не выносимо. Я даже не стала подходить ближе, не хотела рассматривать фотографию.
Парни покрутились вокруг могилы, прошлись туда-сюда по кладбищенским дорожкам, переглянулись и согласились, что делать здесь больше нечего.
Таким образом, за всю поездку, мы не потеряли много времени и выехали в обратную дорогу, пока солнце еще не перевалило зенит.
Следующей в нашем плане стояла фамилия банкирши. Теперь нужна была информация о ней и обстоятельствах ее смерти. Вадим обещал, что добудет сведения к вечеру, но желательно даже подождать до завтра. Все-таки понедельник и рабочий день.
Внезапно их машина свернула с трассы на проселочную дорогу.
– Куда едем? – удивилась я.
– Здесь недалеко в лесу есть известный родник. В нем и правда вода хорошая. Пусть сейчас не рассвет в равноденствие, когда вода становится по-настоящему волшебной. Но в любом случае стоит заехать попить и умыться. Раз уж все равно мимо проезжаем.
– Особенно тебе после переворотов в полнолуние, – фыркнул Вадим, – но, да! Соглашусь. Действительно, стоит заехать воды набрать. Как это я и сам не додумался?
Проселочная дорога скоро забралась в лес и там, поплутав немного между соснами, вывела их к асфальтированной автостоянке.
Они припарковали автомобиль и вышли. В лесу было хорошо и прохладно, из крон деревьев слышалась громкая птичья разноголосица. Костя уверенно пошел по тропе в лес, где скоро им встретилась деревянная арка с надписью: "Живая вода".
Кто-то из местных «шутников» ножом выцарапал на табличке частицу «НЕ».
От арки вниз в овраг вели деревянные ступени с шаткими перилами. Из склона оврага выбивался и начинал ручей – родник.
Место, наверное, было популярным. Источник упаковали в современную трубу, чтобы удобнее было набирать воду. Рядом оборудовали купель и даже лавочку поставили.
Мы напились вкусной ледяной воды и умылись. Парни попросили меня погулять пять минут возле машины, пока они наберут воды с собой. Окунуться, наверное, хотят, а при мне стесняются. Я пожала плечами.
– Да, конечно, без проблем.
Самой лезть в холодную купель мне совершенно не хотелось. Я поднялась по ступенькам к автостоянке. Обошла машину по кругу. Скучно. Решила походить по лесу в поисках черники или земляники.
Отошла буквально метров на пять-десять, как вдруг сердце больно кольнуло иголкой тревоги. Я в панике закрутилась на месте. Вот оказывается уже не слышно птиц... когда успели смолкнуть? И лес вокруг не светлый, сосновый, солнечный, а еловый, темный, сырой…
– Что ты забыла здесь, птицеловка?...