Война (СИ)

Глава 6. Секция Буфер

Я врубил боевой режим на автомате, не прибегая к словам — даже мысленным. Оттолкнул Иву — она упала обратно туда, где лежала минуту назад. Прыгнул навстречу Люции, поднявшей саблю. Шпаги и автомата со мной не было — опять! — только “гришан”. Пора бы уже научиться таскать это оружие с собой везде и всегда. Но мое оружие — мой нейрочип с допартами; я на него рассчитываю везде и всегда, отсюда такое пренебрежение к огнестрелу.

Увернувшись от удара сабли, я врезал коню Люции Знаком Урода — конь снова встал на дыбы, на сей раз без дозволения наездницы. Люция чуть не сверзилась, удержавшись лишь благодаря своим навыкам. Не оглядываясь на нее, я перехватил стрелу, летящую в меня — оказывается, боевой режим позволяет и такое. Кроме нейрочипа, на мою нервную систему влиял еще и обычный адреналин, поэтому я двигался с такой скоростью, что у самого в ушах заложило, а воздух лупил по телу тугими оплеухами.

Горе-стрелок получил от души — я сдернул его за ногу из седла с такой силой, что он кубарем влетел в другого всадника, и оба повалились на песок.

Дальше потеть не имело особого смысла. Я физически остановил атакующих и стреляющих, потому что полет стрелы и клинка волшбой не задержать. После этого было достаточно зачаровать весь отряд.

Они пытались воздействовать на меня волшбой, я это чуял. Но безрезультатно. На интерфейсе багровым накалом горел Знак Лапы Дьявола, блокирующий магию вокруг. Отщепенцы, видать, не сразу доперли, что растеряли всю свою волшбу, и здорово перетрухали.

Я отвлекся на интерфейс и вообще — слишком уверился в собственной непобедимости. Остановился на мгновение раньше времени. Этого времени хватило остальным бойцам врезать по мне плетями (хорошо, что не саблями!) и сбить с ног. Я и сам не понял, как очутился на земле, а Отщепенцы с ревом и гиканьем скакали вокруг и лупили меня сверху.

Если бы не Ива, мне бы досталось по самое не балуйся. Но умбот поспешила на помощь. Я услышал несколько коротких вскриков, удары прекратились. Я поспешил встать, но в первое мгновение мне это удалось только наполовину: я застыл на четвереньках. Мимо кружили лошадиные ноги, за ними виднелась наша собственная палатка, из которой вылезал, плохо соображая со сна, Витька Смольянинов.

Яркое, как вспышка сверхновой, видение: стрела вонзается в Витьку, и он удивленно таращится на нее; затем медленно оседает.

Ива выдергивала из седел Отщепенцев, которые не успели выхватить более серьезное оружие, нежели плети. Слишком они понадеялись на волшбу и то, что со мной расправится Люция еще до того, как они достигнут берега. Странно было наблюдать, как хрупкое создание вроде Ивы швыряется волосатыми мужиками. Любой феминистке из Скучного мира такое зрелище показалось бы невероятно интересным…

Я заревел как бешеный бык:

— Всем стоять!

Крикнул по привычке на тру-ру, но Отщепенцы поняли.

Знак Лапы Дьявола продолжать гореть, и я подключил сразу все Знаки, подавляющие волю. Отщепенцы — слишком опытные маги, и их слишком много, но мой ментальный удар был тяжеловат даже для них. А что говорить о лошадях? Все скакуны разом повалились на бок, будто им подрубили ноги. Всадники задергались, пытаясь выбраться из-под них, но я мысленно приказал им застыть.

Люция стояла на одном колене, сжимая саблю, но не пытаясь атаковать. Все Отщепенцы из отряда остались живы и относительно целы — равно как и лошади. Но выглядели здорово потрепанными и немного напуганными.

Витька как застыл у палатки с открытым ртом, так и оставался там в полном ступоре. Схватка длилась меньше минуты, пацан ничего и не понял. Никакой стрелы из него не торчало, обошлось.

Если б не обошлось, я бы самолично оторвал головы всем дружинникам Люции без исключения. И самой Люции тоже. Медленно, слушая, как лопаются сухожилия на шее…

— Вы конченные идиоты! — снова проревел я на тру-ру. Снизил тон и перешел на южный диалект: — Сначала деретесь, потом разбираетесь! Не пора ли головой работать, пока от излишней дури не потеряли ее?

Секундная пауза, заполненная равнодушным шумом реки.

Затем Люция басовито захохотала. Сунула саблю в ножны и поднялась на ноги.

— А ты силен, Олесь! Как блокируешь наши чары? Где такой волшбе научился?

— Где научился, там ее больше нету, — заворчал я, недовольный реакцией. Люция будто бы не особо и впечатлилась.

Ее дружинники кряхтя поднимались с земли; лошади, фыркая и встряхивая гривами, тоже вскакивали. Я не стал их держать в неподвижности дольше необходимого — и без того понятно, что атака не повторится.

Спина у меня побаливала после того, как ее угостили плетками, но и Отщепенцы получили свое с добавкой. Многие кривили темные от загара и татуировок рожи, хватались за бока, прихрамывали. На меня косились с опаской и уважением. Язык силы им ой как понятен…

— Я не против Отщепенцев, — громко сказал я на южном наречии. От меня, по ходу, ждали что-то вроде речи, вот я и начал высказываться. — Но к россам есть кое-какие претензии. Я — один из вас, если на то пошло! Меня приняли в становище, я испытание прошел под присмотром старейшин! Я много путешествовал со своими друзьями, а теперь вернулся — есть дела в этих краях. Где становище? Куда все делись? Почему злые и не гостеприимные?

Мой придуманный на ходу и не очень гладкий спич произвел впечатление. Дикие физиономии расслабились, а Люция подошла и сказала:

— Наше становище, бро Олесь, ушло на договорную войну в Прикордонье. Вот эта дружина и я — дозорные этой ночью. Почуяли волшбу и пришли поглядеть… Нашли тебя и эту… искусственную деву. И мальчика-симпла. Он твой раб? Красивые татуировки, где сделал?

Она погладила жесткими мозолистыми пальцами мое плечо. Я опустил голову — тело покрывала трехцветная вязь. Она уже потихоньку выцветала.

Не дожидаясь ответа, Люция продолжила:

— Россы, что в Прикордонье с нами бьются, стали сильнее и много коварнее. Собственные же правила нарушают. Джерома убили в плену. Ворон запытан до смерти, Рик ранен и не может сражаться… Послушай, почему твои татуировки исчезают?

— Сильная волшба, — лаконично ответил я. — Значит, ваша договорная война вышла из-под контроля, да? А почему вы просто не уйдете отсюда подальше? Поганое поле большое, а Танаис полноводный.

Люция скорчила гримаску.

— Россы грозят уничтожить все наши становища своим небесным оружием, если мы откажемся биться.

— Какова их цель?

Отщепенка пожала могучими плечами.

— Они сумасшедшие. Хуже Уродов. Твари.

— Замечательно краткая и емкая характеристика, — произнес я на тру-ру, и Люция приподняла бровь. Я не стал объяснять. Сказал: — Мы тоже так считаем. Ива — вот эта искусственная дева — на нашей стороне. Она тоже против россов.

— Творение россов против творцов? — усомнилась Люция.

Котелок у этой дикарки варил недурно. Понимает, что робот вряд ли пойдет против создателя. Чтобы переубедить Люцию, нужен веский довод или яркая метафора…

Я достал из ножен “гришана”, которым так и не воспользовался. Кривое лезвие тускло блеснуло в лунном свете.

— Эта вещь тоже раньше служила другому человеку.

Люция с одобрением кивнула:

— Ты взял эту куклу в бою, убив прежнего владельца? Поэтому ей приходится служить тебе?

Я глянул на Иву, стоящую чуть поодаль. Она оставалась серьезной, но глаза отчетливо смеялись.

— Да… Что-то вроде этого, — кашлянул я. — Давайте ближе к делу. Мы все едем в Прикордонье. Нам нужен один росс и… один человек. Ради этого мы готовы устроить Республике столько неприятностей, сколько получится. Есть ли у вас связь с Секулярами?

— Есть. В ха-ку всегда торчат росские кук… симботы, — Люция оглянулась на Иву, — через которых Секуляры наблюдают за войной.

Я не врубился, о каком “ха-ку” речь. После короткого выяснения оказалось, что это штаб-квартира. Южный диалект, впитавший просто титаническое количество англицизмов, озвучил HQ, то есть headquarter, не как “эйч-ку”, а “ха-ку”. Надо же…

— Но толку от них как от Лего ласки, — добавила Люция.

Ива выступила вперед. Проговорила на чистейшем южном наречии:

— Устройте нам встречу. Со старейшинами и симботами.

Люция смерила ее неприязненным взглядом. Брезгливо поинтересовалась:

— Зачем тебе это, кукла? И почему говоришь вперед своего господина?

— Это и моя воля, — встрял я.

Люция была недовольна. Ее люди отнеслись к странному Отщепенцу, чьи татуировки то появлялись, то исчезали, а сам он каким-то образом глушил волшбу, с сильнейшим подозрением. Еще большее подозрение они питали к “росской кукле”. Биоботы им раньше встречались, и маги с помощью чутья могли отличить настоящего человека от искусственного.

Но когда-то меня принял Совет Старейшин. И я не убил всех нападающих, хотя такую возможность имел. Эти дикие волхвы прекрасно понимали язык Поганого поля, где нет законов. Если я не убил, значит, не совсем и враг. А раз хочу напакостить россам, значит, в некоторой степени и союзник.

— Хорошо, — отрывисто проговорила Люция. — Я объясню дорогу до ха-ку.

***

— Чего вылез? — распекал я Витьку несколькими минутами позже, когда отряд дозорных, изрядно помятый, с топотом унесся в темноту ночи. — Когда слышишь шум, ложись и не высовывайся! А если бы ненароком стрела…

— Слушай, как у тебя выключается режим няньки? — фыркнул тот. — Есть такой допарт?

— Я тебя уже хоронил! — заорал я. — Думаешь, горю желанием повторить?

Витька замолк и посерьезнел.

— Ты тут единственный без магических способностей! — продолжал я. Заметив, что Витька намерен возразить, отрезал: — Всякие видения не в счет! В бою они не помогут!

Пацан кашлянул и мягко сказал:

— И все равно ты перегибаешь палку, Олесь. Слишком вокруг меня суетишься, взять хотя бы наше купание в Танаисе…

— А что с купанием?

— Ты ж на меня смотрел не отрываясь. Все боялся, вдруг я ни с того, ни с сего тонуть начну… Вся эта суета напрягает такого взрослого человека, как я, знаешь ли…

Я раскрыл рот, чтобы объяснить, почему так суечусь, но не нашел нужных слов. Закрыл рот, подумал и сказал:

— Ладно… Спать ложимся. До рассвета еще несколько часов. Завтра с утра двинем в Прикордонье, в ха-ку.

Витька послушно улегся поверх спального мешка. Из-за знойных ночей он тоже ничем не укрывался.

— Поспишь тут после всей этой беготни, — проворчал он.

— А ты помедитируй на элемент огня. Или еще какой…

Я стянул рубашку через голову, поглядел на ткань в свете луны. Крови вроде нет… Спина изрядно ныла после хлестких болючих ударов плетьми.

Ива наблюдала за мной снаружи. Я обернулся к ней — она кивнула. Мол, я посторожу, все как обычно. Она взяла автомат, чего прежде не делала, и никто раньше ее не пытался вооружить. Наверное, потому что я слишком надеялся на собственные допарты, а Иву считал оружием саму по себе.

Несмотря на ворчание на “всю эту беготню”, Витька уснул почти тотчас же. А мне пришлось поворочаться с полчаса или дольше.

Думал о том, что нас ждет. Будет ли толк от сотрудничества с Отщепенцами? Не пострадает ли кто-нибудь из нас? Смогу ли вызволить Киру?

Слишком много переменных, ничего нельзя спрогнозировать.

Кроме одного: доведется много рисковать своей шкурой. И не только своей.

Все же я уснул — и уснул как убитый, невзирая на побаливающее тело и пережитые треволнения. Проснулся от голосов Витьки и Ивы. Вскочил и обнаружил, что Ива разогрела головановские консервы, а Витька успел ополоснуться в реке.

Солнце едва-едва выглядывало из-за горизонта ниже по течению, но чувствовалось, что денек обещает быть жарким. Как всегда.

После завтрака мы свернули лагерь, сели в вездеход и тронулись. Батарея успела зарядиться наполовину, но этого хватало на несколько десятков километров.

Я вырулил с рыхлого песчаного берега, изрытого копытами после вчерашней свалки вдоль и поперек, перевалил через невысокие сопки и погнал по степи с ее колючками и кочками.

Некоторое время ехали вдоль берега вверх по течению, на запад. Молчали. Витька, невзирая на бодрящее омовение, заклевал носом, а Ива решила, видимо, не мешать никому разговорами. Я вдруг вспомнил, что в откочевавшем становище находятся Азалия и Катерина, мои наложницы. Не то чтобы я мечтал снова с ними покувыркаться, — просто чувствовал ответственность.

У Отщепенцев не принято посягать на собственность бро или сис, и неважно, что это за собственность: шатер со шмотками или живой симпл. Наложницы должны быть в порядке. Но мало ли что? Дебилов везде хватает.

Я совершенно забыл спросить о них вчера Люцию. Ну да ничего — вскорости выясним…

Местность все сильнее бугрилась холмами и приземистыми горами, берега становились все более обрывистыми и высокими — к воде не подступишься. Ближе к обеду, из-за подсевшей батареи, мы сделали привал в местечке, где давнишние дожди проделали большую промоину, взрезавшую отвесный берег. По этой промоине осторожно спустились к воде. Между вертикальным склоном и рекой там протянулась узкая полоса черной гальки.

Оставив вездеход подзаряжаться наверху, мы спустились по промоине к реке и пообедали в тени отвесного склона. Я снова приманил рыбу — на мою волшбу клюнул сомик солидного размера и два окуня (о том, что это окуни, сообщила Ива, сам я в рыбе не разбираюсь). На берегу чернело кострище и было разбросано лошадиное дерьмо, из чего мы сделали вывод, что здесь останавливались Отщепенцы. Место удобное, отчего бы не остановиться?

Улов оказался слишком большим для двух едоков без холодильника, и я собрался было отпустить одну макрель, но Витька воспротивился. Сказал, что если зажарить все сразу, то хватит на ужин. До вечера жареная рыба не испортится.

После обеда снова тронулись в путь и уже спустя час впереди увидели между холмами Великую Росскую Стену — гигантское, высотой в несколько километров, решетчатое сооружение неясного назначения. Космическая антенна ли это, генератор ли силового поля для защиты от Поганого поля, или еще что?

Стена поначалу то и дело скрывалась за сопками, но вскоре выросла над горизонтом настолько, что потерять ее из виду было невозможно даже в низинах.

Иногда рядом со Стеной внизу мелькали кое-какие другие постройки. Что-то вроде ажурных башен и арок.

В тот день из-за клятой батареи до Прикордонья мы не добрались. Заряд кончился в заросшем кустарником овраге, по которому тек ручей, впадающий в Танаис. Ручьев и мелких речушек здесь было немало. Остановились мы задолго до заката и остаток дня маялись от безделья. Купались, болтали, два раза поужинали.

Я постоянно сканил окружающее пространство. Ни разу не уловил ничего похожего на слежку, если не считать поток внимания сверху, от Ивы-1. Россы все-таки за ними следили — тут нет никаких сомнений. Но каких бы то ни было действий не предпринимали. Мы действовали в рамках дозволенного. Это, с одной стороны, успокаивало, а с другой — вызывало досаду. Ничего, успокаивал я себя, придет время, и мы этих высокомерных сволочей огорошим.

На следующий день спустя три часа езды по горам вдоль реки, путь преградила высоченная отвесная скала, уходящая левым краем к самому Танаису, а правым сливающаяся с массивной каменной горной грядой. Объехать эту преграду было нереально.

Но в этой скале чернел широкий проход в сводчатый туннель, прорезанный в сплошном камне с ювелирной точностью.

Я затормозил перед этим проходом, вылез из кабины, подошел к туннелю вплотную. Витька тоже выбрался из машины, но держался поодаль, вняв моим предостережениям. Ива встала рядом со мной плечом к плечу.

Ни камер, ни прочих намеков на технику мы не заметили. Просто дыра шириной метров десять, высотой — пять-шесть. Внутри — чернота.

Тем не менее В-сканер подсказывал, что проход закрыт чем-то незримым. Я наклонился, взял камушек, кинул в туннель. Камушек мягко и неслышно отскочил от силового поля и упал к моим ногам.

— Энергетический экран, — озвучила Ива очевидное. — Подстраховались.

— Кто бы сомневался? — сказал я. — Думаешь, тут есть приборы слежения?

— Непременно.

— Они замаскированы?

— Приборы слежения могут представлять из себя силовые контуры. Они невидимы — даже для моих детекторов.

— Ну да, ну да, — сказал я. — Дерьмовые устаревшие на двести лет камеры отдали сиберийцам, а себе поставили силовые контуры… Ладно, попытаемся поговорить.

Я откашлялся и громко, с пафосом провозгласил на росском языке:

— Приветствую! Мы прибыли в штаб Отщепенцев на переговоры!

В ответ — ноль реакции.

Шумела вдалеке река, среди скал шмыгали ящерицы и трещали насекомые.

Подождав немного, я запустил в экран камушком, и на сей раз камушек улетел в тень туннеля.

— Они сняли экран, — снова сказала Ива очевидное.

— Да ну? — усмехнулся я.

Не удержавшись, смерил ее с ног до головы, задержавшись на груди. Сегодня Ива (до нашего пробуждения) надела невероятно короткий топик канареечного цвета, который не скрывал, а подчеркивал обольстительные формы груди, и обтягивающие синие брюки. Волосы собрала в конский хвост. Тонкая талия, верхняя часть крутых бедер, рельефный животик — все это оставалось открытым. Ива единственная из нас троих, кто не загорел на обильном южном солнце — но это и не удивительно. Наоборот, я бы поразился, если бы она загорела. Хотя, в принципе, не думаю, что для росской науки проблема сварганить биобота, который способен загорать.

— В ближайшее время на улучшение эмоционального климата не надейся, — с неожиданной лукавой улыбкой сообщила Ива.

Я нервно оглянулся на Витьку — тот глядел в туннель и к нашему разговору не прислушивался. Или прислушивался, но умело притворялся, что увлечен чем-то другим.

— Почему? — тихо спросил я.

— Тебя ждут сражения. Связь с женщиной накануне битвы ослабляет мужчину.

Брови у меня сами собой полезли наверх.

— Ах вот как?

— Да.

— Ну, во-первых, ты не…

— Это неважно. Это не меняет сути.

— А во-вторых, откуда ты взяла эту инфу?

— Из истории человечества.

Этот диалог, которого я никак не ожидал, здорово сбил меня с толку и смутил. Ива становится слишком похожей на настоящую женщину… во всех смыслах. А эта ее лукавая, все понимающая улыбка?

“Ты будешь первым в истории человечества балбесом, которого продинамил робот”, — пропел циничный мысленный голосок.

Нет, возразил я сам себе, насчет робота — возможно, но воздержание перед битвами — не выдумка. Если Ива взяла эту “мудрость” из истории, значит, многим древним воинам женщины не давали перед битвой. Воины шли на войну злые, как собаки, и рвали врагов на куски.

— Ну и ладно, — с горящими щеками сказал я. — С климатом все океюшки, ясно? Я и не собирался…

— Чего ты не собирался? — спросил Витька, подойдя к нам вплотную. — Чего топчетесь? Мы едем или как? Проход открылся.

— Поехали! — отрывисто бросил я и первым запрыгнул в вездеход. Злобной силы вроде бы и впрямь прибавилось.

***

— Как-то легко они нас пропустили, — проговорил Витька. — У нас оружия полный багажник, между прочим. И никакого досмотра.

— Впереди будут еще барьеры, — отозвалась Ива. — Перед ними нас заставят оставить все лишнее. Хотя Прикордонье, или Секция Буфер, это место для войны, поэтому оружие здесь не под запретом. А вот в другие Секции так просто не попадешь.

Я бросил взгляд на нее в зеркало заднего вида.

Как бы лишней не оказалась сама Ива, подумалось мне. Ее тело — само по себе оружие, это стало ясно после сражения с Отщепенцами.

Мы ехали по туннелю, который слегка изгибался вправо. Из-за этого поворота конца туннеля было не видать. Когда вездеход въехал в проход, вспыхнул мягкий свет, причем сочился он непонятно откуда. Светился сам воздух, освещая гранитные стены и сводчатый потолок. Кстати, в туннеле не было тюбингов и каких-либо опор. Проход словно тупо вырезали в сплошной каменной скале. Я подозревал, что все эти “естественные” каменные стены — на самом деле работа умелого дизайнера.

Зато дорога была преотличная — гладкая, как стекло. После тысячи километров бездорожья езда по такому хайвею показалась мне чудом чудесным. Едешь и не ощущаешь того, что едешь. Будто летишь с нехилой скоростью. Как во сне.

Я почти впал в дорожный транс, когда туннель закончился — впереди засияло дневным светом полукружие выхода. Я сбавил скорость: черт знает этих россов, вдруг экран на выходе не выключен? Вломимся на полной скорости в силовой барьер — костей не соберем.

Но барьера не было. Мы медленно выехали из туннеля, в котором немедленно погас свет, и очутились на обширной каменной площадке, с трех сторон окруженной вертикальными скалами. Судя по всему, искусственными.

С четвертой стороны открывался вид на постепенно понижавшуюся зеленую равнину, усеянную холмами, оврагами и кущами деревьев. Равнина упиралась в блестящий серп Танаиса почти у самого горизонта.

На западе равнину обрамляла горная гряда с многочисленными постройками — на этом расстоянии крохотными и невнятными. Несомненно, это были строения россов.

Но в первый момент мы увидели не все эти нюансы, а ручей справа, текущий вдоль скалы и исчезающий в круглом колодце. Возле ручья протянулась коновязь из тонкого древесного ствола и длинный деревянный лоток с сеном. У коновязи стояло несколько лошадей, хрупало сеном, встряхивало хвостами и гривами, отгоняя мелкий гнус. Над коновязью раскинулся навес из белого пластика… По крайней мере, он выглядел как пластик, растянутый на специальном штативе с шестиугольными сотами.

Что-то подсказывало, что ручей, аутентичная коновязь и лоток с сеном — дело рук россов, а не Отщепенцев. Здесь все сделано так, чтобы Отщепенцы чувствовали себя как дома, но в то же время ощущалась некоторая неловкая имитация. С навесом, например, россы и вовсе не мудрили.

Я припарковал вездеход возле навеса, но так, чтобы не мешать коням. Мы вышли из кабины и по нагретой солнцем площадке прошли к ее краю.

Площадка широкими ступенями нисходила вниз и перетекала в обширное пространство — уже без намека на цементное покрытие. Здесь росла трава, изрядно, впрочем вытоптанная, и кусты. Эта территория располагалась сильно выше равнины, и отсюда тоже открывался живописный вид. Само пространство предназначалось для становища Отщепенцев. Мы увидели кучу разномастных шатров, раскинутых в строгом шахматном порядке; дымили костры, слышались голоса взрослых и детей; кто-то орал пьяную песню; доносились запахи жарящегося мяса и конского пота.

В западном конце становища возвышалось причудливое сооружение в виде овального здания, приподнятого над землей на решетчатой конструкции метров на десять. Тень от этой вышки пересекала все становище — солнце успело переместиться на западную половину неба.

— Это и есть ха-ку? — поинтересовался Витька, приставив ладонь козырьком к глазам и запрокинув белобрысую голову.

— Наверное, — ответил я, глядя уже не на становище, а вдаль, на реку. Очень далеко отсюда через реку был перекинут мост — довольно крупный. Через него запросто проедешь на вездеходе…

Это хорошо, отметил я про себя. Есть где преодолеть реку, не покидая вездеход.

Другой вопрос — пустят ли нас россы.

Но — будем решать проблемы по мере поступления.

Мы спустились по ступеням к становищу. Группа мужчин и женщин, развалившаяся возле низкого столика с фруктами под навесом, вылупилась на нас. Все были сплошь татуированными и с длинными волосами, заплетенными в косы.

— Приветствую вас, бро и сис! — крикнул я. — Мы прибыли по указанию Люции. Нам надо в ха-ку!

Отщепенцы переглянулись. Молча показали пальцами на вышку. Снова переглянулись. Я ощутил попытки просканировать нас и поставил жесткий блок. Отщепенцы привстали, подобрались, насторожились.

— Приветствуем и тебя, бро, — отозвалась одна из женщин. Она была пухлая, с пшеничными волосами, собранными в шикарный “каравай” на голове, глаза светло-голубые, почти белые, сиськи — как два ведра. — Ты пришел на войну?

— Да.

— Я его помню, — заявил один молодой мужик рядом с грудастой блондинкой. — Совет его принял к нам в становище, он еще башку тому Слэвину ненормальному проломил, а после уехал к россам.

— Да, я свой, — коротко сказал я. С Отщепенцами чем короче и яснее говоришь, тем лучше.

Народ неуверенно заулыбался, хотя все они чувствовали непонятный магический блок. Это их нервировало. Но ничего — потерпят.

Я зашагал к вышке, Ива и Витька молча последовали за мной.

— Только не говорите мне, что нам надо лезть по этой фигне, — сквозь зубы процедил Витька, подразумевая ажурную конструкцию.

Но нет — лезть никуда не понадобилось. Прямо под овальным ха-ку, похожим на летающую тарелку, на траве лежал блестящий шестигранник — чуть больше тех, что образовывали гравитационную дорогу. По его периметру шли поручни.

Это подъемник, сообразил я.

Мы вступили на шестигранник через зазор в кольце поручней. Встали, озираясь. Ни лебедок, ни прочих устройств для подъема не было заметно. Я подозревал, что шестигранник тоже гравитационный, и не ошибся: устройство без всякого понукания со стороны начало плавно подниматься по воздуху.

Витька охнул, схватился за поручень и перегнулся, наблюдая за уходящей вниз землей.

Я тоже схватился — но от неприятного чувства, что мы сейчас рухнем…

Но мы не рухнули. Подъемник достиг днища “летающей тарелки”, в которой плавно открылось отверстие. Литая поверхность сморщилась и собралась в складки, как мятая фольга. Этот эффект я наблюдал в гравитационном поезде. С этой высоты вид на равнину стал просто потрясающим.

Но любоваться долго не пришлось. Площадка сравнялась с полом, и мы очутились внутри ха-ку — в центре обширного помещения с куполообразным белым потолком, занимавшем почти все пространство сооружения.

Здесь россы не пытались соблюсти “отщепенский дизайн” — все было максимально минималистично, высокотехнологично и футуристично. Гладкие изогнутые стены без углов. Вырастающие из пола на “стебельке” столы и стулья. Длинные диваны из неведомого материала, изогнутые параллельно стенам. И — огромное панорамное окно от пола до потолка, охватившее половину всего периметра ха-ку. Направлено окно было, ясен пень, в сторону равнины, а не скал.

Напротив окна — гладкая безликая стена с тремя проемами дверей без ручек и прочих приспособлений для того, чтобы эти двери как-то открывать или закрывать. Двери закрыты, на уровне глаз виднеются пупырышки наподобие шрифта Брайля — индикаторы виртуального мира, доступного только россам. Интересно, как всем этим пользуются Отщепенцы? И куда ведут двери — в сортир?

Они были тут — старейшины становища. Низкорослый крепыш Алихан с густыми сросшимися бровями, орлиноносый Мухаммед, лиловокожая Нэнси с дредами, украшенными полевыми цветочками, и два незнакомых Отщепенца средних лет: мужик с одутловатым лицом и вздернутым носом и женщина, будто сошедшая с картинок русских народных красавиц. Ей только кокошника не хватало и сарафана в пол.

Алихан стоял у окна, заложив руки за спину, и до нашего прибытия, видимо, лицезрел поле битвы. Нэнси находилась рядом, потягивая из высокого стакана опаловый напиток из трубочки. Мухаммед и два незнакомца развалились на диване. На столике перед ними стояли стаканы и тарелки с фруктами.

В сторонке притулились три симпла — я опознал их по В-токам. Два молодых парня и девушка. А еще в помещении неподвижно застыли два симбота в сверкающей броне.

Вот тебе и ха-ку Отщепенцев! Отщепенского здесь, кроме самих Отщепенцев, ровным счетом ничего. Все росское.

С помощью нейрочипа я освежил память. При первом моем визите пред ясные очи совета колдуны представились. Мужчин звали Тимур, Алихан, Рубен, Джером и Мухаммед. Женщин — Алевтина, Томирис, Люция, Тамара и Нэнси.

Рубен спохватился тогда, помнится, куда запропастились Миша и Варвара, которые не соизволили прийти на совет ввиду своей отщепенской недисциплинированности.

Я поздоровался. Старейшины — кроме новеньких — меня признали, заулыбались. Немного настороженно, правда, — вероятно, из-за действия Лапы Дьявола и присутствия Ивы и Витьки.

Дабы снять напряжение, я перечислил всех присутствующих по именам — опять-таки кроме новеньких и симплов. Новенькие представились сами — и оказались теми самыми Мишей и Варварой, которые прогуляли прошлый совет.

— Назовись и ты, — мягко, почти вкрадчиво сказал Мухаммед. Его острые черные глаза одновременно улыбались и будто целились поверх стрелы в натянутом луке. — Кажется, ты теперь не совсем тот ведун, что прежде.

Я глянул на невозмутимую Иву слева от себя, на Витьку справа, спрятал улыбку в отрастающую бороду и выдал:

— Я — Олесь Панов, трижды рожденный, дважды умерший, человек без прошлого и памяти. Много путешествовал по Поганому полю и многому научился. Потерял свою возлюбленную, ее похитили россы. Теперь россы — мои враги. А это мои спутники — Ива и Виктор.

Прозвучало до отвращения высокопарно, на это и был расчет. Витька еле слышно хрюкнул. Но Отщепенцы были впечатлены.

Когда легкое смятение прошло, Мухаммед тем же вкрадчивым ласковым тоном проговорил:

— Настоящий ведун не привязывается к женщине или мужчине!

Я был готов к такому аргументу:

— Настоящий ведун — сам хозяин собственным желаниям. Мое желание — спасти свою симплую женщину.

Мухаммед помедлил, раздумывая, затем кивнул:

— А, ну раз это твоя собственность, то ты имеешь право взять его обратно. С боем, если понадобится. Раз ты желаешь победить россов, то наши цели общие. Что ты предлагаешь?

Я оглянулся на симботов. Любопытнейшее обрисовывается дельце! Сидят, понимаешь, тут эти Отщепенцы, росские коктейли через соломинку потягивают, чилят на диванчике — опять-таки росского производства — и рассуждают о том, как победить россов! Показуха и лицемерие. Не удивлюсь, если и луки со стрелами Отщепенцам дают тоже россы.

Все это настроения не прибавляло. Выходит, шансов победить россов нет от слова “совсем”; все договорные войны — игра самих россов, а Отщепенцы трудятся для них в качестве боевых клоунов.

В принципе, это и раньше было понятно, но я не думал, что дела настолько хреновые.

И симботы здесь поставлены не для красоты, а чтобы поглядывать, слушать и мотать на электронный ус. На случай каких-нибудь нежелательных крамольных идей. А я-то как раз и прибыл с такими вот идеями. И на симботов моя волшба не распространяется, к сожалению.

Однако отступать поздно.

— Нам нужно поговорить с Секулярами. Для начала.

Ива слева от меня внезапно развернулась к симботам всем телом.

— Сегодня перемирие, — объявил Алихан. — Все Секуляры уехали. Будут завтра — следить за битвой и соблюдением всех правил.

Заговорила и Нэнси:

— Чтобы с тобой встретились Секуляры, ты должен быть одним из участников войны. Иначе для них ты бесправный Слэвин.

— Вот как? Ладно. — Я пожал плечами. Напомнил сам себе: отступать поздно. — Поучаствую в войне. Но только один день. Этого достаточно?

Алихан энергично кивнул:

— Сойдет. Покажешь заодно свои способности.

Нэнси сощурилась, глядя на Иву. Громко спросила:

— Что ты делаешь, искусственная женщина?

Но Ива уже подошла к одному из симботов и обняла его.

Глухо треснуло, и Иву отшвырнуло на два метра от симбота. Тот пошатнулся, но устоял. Второй симбот развернулся к товарищу, но ничего не предпринимал. Вероятно, тоже растерялся. Ива вытянулась на полу — неподвижная, с открытыми глазами, уставившимися в потолок. Сейчас она действительно напоминала куклу размером с человека.

До меня донесся слабый запах озона.

— Что это с ней? — встревожилась Варвара. — Сломалась твоя кукла?

— Она не кукла, — сказал я, — а мой друг. Не трогай!

Последние слова адресовались Витьке, который присел на корточки рядом с Ивой и вознамерился прикоснуться к ней. Я подошел к ним и, помедлив, коснулся биобота сам. Током меня не ударило. Тогда я поднял Иву на руки; ее тело мягко поддалось, как у настоящей женщины без сознания.

— Разберемся… — сказал я без уверенности. — Видимо, переклинило из-за близости других симботов… Что произошло? — спросил я симботов.

Но те молчали. Не исключено, вовсе не имели аппарата речи.

Тогда я посмотрел на Отщепенцев.

— Все по плану?

— Да, — отозвался Алихан. — Завтра с рассветом мы выходим на битву.

Кивнув, я пошел к подъемнику с Ивой на руках. Витька поспешил за мной.