Восторжествовать над демоном

Глава 6 МОНИЛЬСКИЙ ИНТЕРЕС

— На твоём месте я бы не торопился возвращаться в Мониль.

— Это почему же?

— Мне кажется, работу лучше было бы заканчивать в России. Мониль для тебя медленно, но верно превращается в арену политических баталий. Тут и Гильдия, и Курия…

— А Курия-то что?

— А смотри. Ты ведь действуешь сейчас в интересах Курии, однако они не торопятся оказывать тебе военную поддержку в демоническом мире, и предоставить хорошо охраняемую тюрьму для содержания ученика главного чародея отказались. Или как он там называется…

— Ладно, думаю, Сламет из Бутырской тюрьмы никуда не денется. А свои резоны Дьюргам объяснил. Он, конечно, меня подвёл, но пока нет оснований подозревать диверсию.

— Да, аргументы были приведены вроде бы веские. Однако ты прекрасно понимаешь, что если бы было желание активно участвовать в происходящем, так и тюрьма бы отыскалась, и отряды, хотя бы пограничные, перебросили бы так же быстро, как преподавателей магических академий. Или ещё быстрее. Полицию-то почему было не задействовать? А антитеррористические части, или что там у них? Хотели бы — нашли бы. Это всё очень подозрительно. Ты в шаге от завершения работ. Тебе нужно быть трижды, четырежды осторожным!

— Лёнь, скажи прямо, чего опасаешься. Я намёки плохо понимаю.

Однако Леонид всё равно медлил. Его настрой — чересчур серьёзный, мрачноватый, даже с холодком — обескураживал всех нас. Ведь это же был наш триумф! — победа в Ишнифе, да такая скорая, на какую я если и рассчитывал, то лишь втайне и с кучей оговорок. Моя армия, судя по всему, тоже: кое-кто из младших офицеров, особенно русских, намекнул, что охотно бы ещё повоевал на моих условиях. Не требуется ли случайно ещё каких-нибудь демонов покорить?

Я их понял: премию они должны были получить в том числе и отдельно за каждый провоёванный день, а ведь война получилась сравнительно лёгкой и весёлой. Деньги, поступившие на счёт каждого из них, легко могли впечатлить моих неизбалованных соотечественников и наших китайских соседей, и я утвердился в мысли, что личную армию надо будет набирать именно из них. Пара беглых, брошенных как бы вскользь вопросов помогла оценить, реально ли это вообще. Да, реально.

Солдат можно будет легко переманить под моё крыло, если я готов им платить не хуже, чем плачу сейчас. Только надо будет дождаться, когда истечёт срок контракта, либо помочь ребятам материально договориться с командирами, чтоб расторгнуть его досрочно. Озвученные суммы показались мне смешными.

Именно об этом сейчас мне и хотелось думать, да ещё о папках с пергаментами, наконец-то оказавшимися у меня в руках. Какая политика? Какая опасность? С Леонидом я заговорил об этом лишь потому, что не хотел его обижать. Парень хороший и, в этом можно быть уверенным, ещё не раз окажется мне полезным.

— Я опасаюсь, что в Мониле тебе будет просто не поработать нормально. Ведь Курии что может быть выгодно? Дождаться, когда ты закончишь все расчёты, отобрать их у тебя и всё сделать самим. Чтоб с тобой не делиться.

— Это будет для них более чем проблематично. Если бы их маги могли справиться сами, они не поднимали бы меня к вершинам власти.

— Сейчас они могут счесть, что полезно было бы как можно сильнее затормозить твою работу.

— Да зачем?!

— Чтоб успеть перехватить управление результатом.

— Положим, монильцы могут на это рассчитывать. Но затруднять мне работу… Разве они враги сами себе? Весь Мониль висит на волоске. Их жизни — тоже.

— А наш мир? Что насчёт Земли?

— Затрудняюсь ответить. Понимаешь, с одной стороны, нас их энергетические проблемы не должны касаться. С другой — слияние миров уже вошло в фазу физического объединения. Нам ещё повезло, что оно пошло по практически безлюдным областям Восточной Сибири, по морской границе Аляски и по Тихому океану. Не повезло только Японии. У них и без того места мало, так область схождения двух магических пластов в тех краях предположительно отнимет около пятисот-восьмисот квадратных километров. Может быть, и до полутора тысяч дойдёт. Пока трудно прогнозировать…

— Я понял. Но всё равно, думаю, тебе стоит попробовать сначала здесь у нас построить систему источников. Скажи, что хочешь сперва проверить свои выкладки. А то, мол, опасно. А когда у тебя в руках окажется энергетическая мощь целого мира, ты сможешь разговаривать с Курией на своём языке.

— Не уверен, что это хорошая идея.

— Что ж… Моё дело — посоветовать, решать всё равно тебе.

Леонид закончил разговор, но моё душевное равновесие уже было смущено. И в дикую, просто запредельную эйфорию первой в моей жизни настоящей победы прокралось ощущение, что покорением Ишнифа всё только начинается. Собственно, сознанием я и так всё отлично понимал. Но прочувствовать это — другое дело. Тем более в момент, когда Саягуль уже вынесла на лужайку перед домом огромную лохань маринованной в вине баранины, а мангал и жаровня вовсю пышут жаром. Арсений и Саша тащили из подвала соленья и запас пива, а Огогойник развлекал всех громкими рассказами о своём героизме.

«Ну его нафиг, — решил я. — Сначала попразднуем, а потом подумаем, что и в каком порядке делать. Всё равно ж не собирался разбираться в бумагах до завтрашнего утра… А может быть, и вечера».

И с удовольствием принялся помогать девушкам накрывать на стол. Лена, моя домработница, так и вертелась юлой, распоряжалась подготовкой к застолью. Сперва мы хотели расположиться прямо под открытым небом, но, размахивая смартфоном со страничкой метеопрогноза на сегодня, она добилась, чтоб столы были перенесены на открытую веранду. Собственно, почему бы нет? Веранда была огромная, навес лучшим образом гарантировал защиту от дождя, а сладкому ранне-осеннему ветру ничто не мешало гулять по ней.

Скоро белоснежные скатерти были уставлены блюдами и тарелками с множеством разносолов. Свет солнца заиграл на нарядных гранях хрустальных бокалов и ваз, а особенно — в телах кувшинов и графинов, которые сорта вина окрашивали в разные оттенки бледной охры и вишнёвого багрянца. Для достижения совершенства Лена притащила несколько охапок поздних астр — они, припорошенные влагой, выглядели роскошно. И, хотя предполагалось обычное застолье в кругу своих людей, теперь к столу не стыдно было бы пригласить хоть кого. Например, самого президента или там английскую королеву.

Скоро над лужайкой пополз аромат жарящегося мяса. Наблюдая, как Саягуль ловко управляется с мангалом и жаровней, я расслабленно размышлял об образовавшейся у меня семье. Да, с учениками меня не связывает прямых родственных отношений. Но получилось, что мы живём под одной крышей, вместе строим нашу будущую жизнь, и нас связывают именно такие отношения, какие бывают в хороших маленьких кланах, где все за всех, и каждый готов помочь родственнику чем только может.

— Тебе помочь? — спросил я Саягуль, перелезая через парапет веранды.

— Справлюсь. — Казашка белозубо заулыбалась. — Стоит ли топтать Ленины годеции? Она будет расстроена.

— Я аккуратно. Выживут её годеции. Ещё на следующий год будут цвести, пахнуть и пчёл нам тут разводить.

— Можно просьбу? Можешь посмотреть моего брата? Он приехал сюда, пока работает в котельной, но надеется, что ему у тебя найдётся место. Если не мага, то какое-нибудь ещё. По дому там…

— Посмотрю.

— Он, кстати, отлично умеет готовить мясо! А орама у него просто волшебная получается. И шашлык.

— Предлагаешь открыть вакансию штатного шашлычника?

Посмеялись оба.

Нет, семена, брошенные Леонидом в моё сердце, постепенно дали ростки. Прямо как чудесный боб из сказки. Вяло пожевав угощения, я потихоньку сбежал из-за стола, типа в туалет, потом почту проверить, потом подмышкой почесать… И, оказавшись в своём кабинете, вытащил из сейфа папки. Аин моими руками алчно оглаживала листы. Даже осознавая, о чём она думает и что как воспринимает, я с трудом понимал смысл бледноватой вязи на тонком пергаменте.

С рукописью точно возникнет много хлопот. Листы хрупко надламывались, если неосторожно взяться за их краешек. По всему получалось, что текст всё равно придётся сначала переписывать, а уже потом с ним разбираться. Ведь даже у самой демоницы то и дело возникали проблемы с разбором написанного.

— Чему ты удивляешься? — Аин бы пожала плечами, будь у неё плечи. — Сперва было преобразование, потом много столетий практики, лежащей за тридевять земель от исследования энергообразования. Потому я и говорила, что мне необходимы эти бумаги. Кстати, я не утверждала, что как только они у меня окажутся, я сразу всё вспомню и смогу…

— Так! Не разочаровывай меня, драгоценная моя! А то я могу серьёзно рассердиться. Столько усилий, и что — впустую? Давай-ка разбирай записи и соображай. Быстренько, быстренько!

— Ты просто…

— Мы оба с тобой боремся за мировую власть, не так ли? Мы на начале этого пути, мы на него уже вступили. Сама знаешь, тут либо добираешься до цели, либо теряешь голову. Убьют-то не только меня.

— Меня нельзя убить.

— Тебя снова отправят на консервацию. Хочешь?

— Сам отлично знаешь, чего я хочу. Но почему я должна всё делать одна?

— Одна? Ты оборзела, драгоценная моя. Армию ты никак из рукава достала. Интриги затеваешь сама, м-м? Перемещаешься туда-сюда тоже. Я помог тебе всем, чем только мог, и сделал очень много. Одно завоевание Ишнифа и возвращение этих записей чего стоит. Что я могу сделать ещё? Танцевать вокруг тебя с бубнами?

— Танцевать, может, и не к чему. Но адресовать требования, мол, знать ничего не желаю, крутись как знаешь…

— А ты разве как-то по-другому со мной обращаешься? Мы квиты. И, в общем, всё правильно. Демон иное обращение с ним не воспринял бы, верно?

Она помолчала, демонстрируя, как сильно её интересуют старые записи. И отвечать стала лишь тогда, когда поняла — я не отстану. Я жду.

— Видимо, нет. И что? Послушай, я намного больше тебя желаю, чтоб всё получилось. И надеюсь, что ты не наделаешь глупостей. Твой человек, между прочим, разумен. Он делает всё, чтоб ты оставался настороже, не расхолаживался. Даже если его доводы кажутся тебе сомнительными, обрати внимание на его более правильный взгляд на окружающий мир. Более правильный, чем у тебя.

— Ты тоже полагаешь, что Мониль мне угрожает?

— Я ведь демоница. Я всегда подозреваю всех. Для меня это нормально. Естественно, как дыхание. Никто из живущих вокруг не преследует твои цели более последовательно, чем ты сам. Разве только твоим ученикам может быть интересно твоё возвышение, потому что от него зависит их собственный успех. Но монильцы, наверное, куда охотнее увидели бы тебя в гробу, чем на вершинах власти. Пусть даже власть будет лишь реальной, но не объявленной.

— Пожалуй. Однако им ведь некуда деваться.

— Всегда есть выход. Всегда. Когда ты закончишь работу, тебе придётся каждый миг опасаться за свою жизнь.

Она посмотрела на меня так искренне и ласково, что в первый момент я почти забыл, с кем имею дело. Но быстро пришёл в себя, и помог мне в этом даже не здравый смысл или накопленный опыт, а внезапное появление на пороге комнаты молоденькой девушки, светленькой, как пёрышко. Я не знал её, но припомнил, что, кажется, пару раз проходил мимо, просто был слишком заморочен, чтоб обращать внимание на новое лицо.

А сейчас, расслабленный, даже разнежившийся, взглянул на незнакомку с выраженным интересом. Отметил, конечно, как она мила, какие у неё правильные черты лица, и как ей идут молочно-белые волосы — лёгкие, беспокоящиеся от каждого движения воздуха. И глаза, конечно, очень выразительные.

— Привет.

— Извините… Остальные спрашивают, нужна ли помощь.

— Нет, всё в порядке. Я просто. — Не придумав, чем же таким мне пришлось срочно заниматься, просто промолчал. — Я вас раньше не видел. Как вас зовут?

— Нина. Я бухгалтер. Маргарита Леонидовна пригласила меня быть её помощницей.

Она почему-то смутилась, зарделась настолько, что даже волосы налились восходным сиянием. Я поневоле заулыбался ей, похоже, только усиливая смущение.

— А, ну правильно. Рита говорила мне о вас. Я сам предложил ей взять кого-нибудь в помощь. И она хорошо о вас отзывалась. Надеюсь, работа не слишком утомительная.

— Что вы! Совсем простая. И при этом очень интересная. — Она уже пятилась, словно боялась, что я к ней прикоснусь. У меня сжалось сердце, и даже трудно понять, почему.

— Зря ты на неё заглядываешься, — прохладно заметила аин. — Не позволю. Моё предупреждение в силе, потому что свою ученицу ты мне так и не пообещал. А уж сейчас, когда тебе нужно полностью посвятить себя делу, и думать только о деле и о своей безопасности — тем более стану вмешиваться в любой твой посторонний контакт. Так что извини.

— А если я напомню тебе о такой вещи, как экзорцизм?

— Сейчас ты не станешь так со мной поступать. Я тебе нужна, и очень. Круглосуточно, каждый час. Да и… Знаешь, может быть достаточно одного-единственного случая, чтоб разрушить твои отношения. Да, я это сделаю. Что может мне помешать? Ты ни с одной женщиной, кроме меня, не построишь длительных равновесных отношений.

— Кхм…

— Я ревнивая.

— Ты дурында.

— И заметь: девочка не пришла в восторг от твоего к ней интереса. Ты ей неприятен.

— Посмотрим… Нина, а можно перейти на «ты»? Мы все тут на «ты». Ко мне, само собой, остальные тоже так обращаются.

— Конечно. Спасибо.

— Может, прогуляемся?

— Я… Честно говоря, хотела вернуться к столу. Посидеть со всеми…

— Хорошо. Пойдём.

— Что — съел? — хладнокровно спросила демоница. — Так-то!

Огорчался я недолго. Мысли занимало другое. Может быть, Леонид прав? Нет ли у меня причин насторожиться? С одной стороны, Дьюргам сильно мне помог, прислав группку лучших монильских магов и целую армию, хоть и запоздало. С другой — если хочешь потянуть время, ты найдёшь способ это сделать, и всё будет выглядеть вполне благопристойно. Истину я никогда не узнаю, разве что найду способ когда-нибудь заглянуть в душу главы Курии, как смотрю в эмоции и переживания аин.

И это недоверие к единственному сильному союзнику во мне пробуждает один из моих же людей! Если я послушаю Леонида, то останусь один на один против всего мира, имея за спиной всего-то скудную группку учеников. И тут не до подсчёта своих преимуществ — одно осознание трудностей ситуации способно лишить воли. В свете этого даже с выходкой аин я смирился довольно-таки легко. Может, она права, и флирт лучше отложить до конца войны, или вообще забыть о нём. В принципе, какая женщина вообще заинтересуется мужчиной с таким обременением, как у меня?

Однако здравый смысл — одно, а желания — совсем другое. Вино потихоньку всасывалось в кровь, и стремление уступить соблазну уверенно брало верх. В самом конце приятного вечера, когда дождь всё-таки хлынул, наполняя воздух ароматом чистой влаги и радуя нас тем фактом, что мы дальновидно расположились на пикник под крышей, я заметил, что Рита здорово расслабилась, пришла в самое благодушное настроение, а потому подсел к ней, чтоб расспросить о новенькой.

— Нина-то? Ты зря обеспокоился — она выглядит молодо, но вообще очень хорошо соображает, и с образованием у неё в порядке. Ты просил подобрать хорошую помощницу, и я…

— Да всё нормально! Она мне как раз очень понравилась.

— Понравилась, да? — Женщина сощурилась, разглядывая меня. — Ты на неё не смотри.

— Она замужем?

— Где там… Слушай, просто лучше тебе выбрать другой объект. Поверь, это так.

— Намекаешь, что я — так себе кандидат в кавалеры?

— Да брось ты, в самом деле. Ерунда — ты отличный парень, а в свете твоего положения и доходов — просто суперский вариант. Так что желающих будет много. Но Нина — совершенно особое дело. Ладно, скажу. У неё и парня-то никогда не было. Видишь ли, в чём дело… Ладно, скажу прямо: она сторонится мужчин. Лицо можешь не корчить — женщины её тоже мало интересуют.

— Никаких лиц я не делаю!

— Вот и отлично. Знаешь, бывают девушки, которые предпочитают обходиться без секса. Асексуальные люди встречаются. И они абсолютно нормальны, знаешь ли…

— Причём имеют полное право жить так, как им угодно, — подхватил я. — Можешь быть уверена, я уважаю чужую жизненную позицию. Вообще ты меня очень порадовала, и теперь уж я эту девушку точно не упущу.

— Слушай, я бы предпочла, чтоб Ниночке здесь было хорошо. На фига ты собираешься её перевоспитывать?

— Да избави боже. Видишь ли… Только с такой девочкой у меня вообще может что-нибудь получиться.

— Да ладно… А ты вообще в каком смысле?

— Думаешь, мне с моей начинкой-демоницей легко? Да-да, она способна вмешиваться во все аспекты моей жизни. И об интиме с кем бы то ни было пришлось забыть. Тилька ревнива.

— Ах, вот в чём дело… Трудно в это поверить. Но я тебя предупредила, имей в виду!

И, весело помахав пухлой ладонью, Рита отправилась отдыхать. В принципе, мне тоже пора. Я отвык от вина и запредельно устал, вот и клонит в сон настолько, что уже не хочется ни общения, ни веселья, ни угощений…

Сперва я подумал, что мне не спится, иначе почему бы вместо того, чтоб спокойно отдыхать и выводить из организма алкоголь, стою у стола, с трудом разглядываю блёклые пергаментные листы? Лампа-то погашена, лишь забытый на веранде светильник оставляет на занавеске сияющий след. Через мгновение я разглядел рядом аин и стал вяло размышлять, чего это Женьке с его ноутом не спится, зачем это он решил посреди ночи ставить на мне магические эксперименты? Но потом обернулся, разглядел на постели очертания собственного тела — и эфирно взмок, потому что, как сразу выяснилось, физически это оказалось невозможно.

— Что ты меня баламутишь? — раздражённо одёрнула демоница. — Я уж решила — беда, надо защищаться.

— Господи… Что это?!

— Просто днём тебе опять будет некогда, так я ночью позанимаюсь. А ты рядом постоишь, посмотришь, послушаешь.

— Чуть кондратий не хватил… Я думал, помер! Натурально!

— Дуралей.

Странно, что при втором взгляде на листочки бледная вязь как будто бы стала яснее. Сперва я бессмысленно пялился в неё, но, помучившись, плюнул и устроился на постели рядом со своим телом… Вообще жутковато! Ещё как жутковато! Тело, правда, исправно дышало, ничего настораживающего не бросилось в глаза. Но всё равно. Так ведь и свихнуться можно. Поэтому мне снова пришлось подняться и присоединиться к аин, которая на мои терзания определённо плевать хотела. И через пару минут — о чудо! — текст начал становиться понятнее.

В общем, это чудесное явление можно было объяснить. Я воспринимал закорючки и чёрточки через аин и сквозь аин, по сути, опираясь на её знания. И происходящее меня буквально завораживало. Это ведь область знания и восприятия, прежде никому из людей не знакомая и, наверное, никем больше из них не изведанная.

Последующие три дня я отдыхал, работая вместе с демоницей над её рукописями. По дрожи нетерпения и азарта ощущал, как она постепенно начинает вспоминать прошлое — и это захватывало меня, трогало до глубин души. Иногда казалось, что я чувствую прошлое за неё, потому что саму демоницу оно крайне мало волновало. Иногда она даже огрызалась, раздражённая моей эмоциональной возбудимостью.

Об руку с эйфорией, которую принесла мне возможность запросто получать знания и навыки, шёл настоящий шок от понимания, насколько она чужда мне. Да и, собственно, любому человеческому существу, что уж там. Ни намёка на смутное хотя бы сожаление о минувшем, ни тени ностальгии по прошлому, в котором она была полноценным, свободным существом. Никаких сладостных воспоминаний. Для аин прошлое было либо кладезем драгоценных знаний, умений, информации, либо основанием для мести.

Именно из-за всего этого, прочувствовав собой нашу с ней психологическую чуждость друг другу, вызывающую несхожесть, я бросился отчаянно ухаживать за Ниной. Мне это удавалось изредка, жалкими урывками: с одной стороны, потому, что демоница полностью оккупировала моё время, с другой стороны — из-за самой девушки. Бедняга шарахалась от моих знаков внимания, как от смерти, и мне даже казалось, что тут всё понятно и закономерно. Я её работодатель, испортить со мной отношения означает лишиться хорошего места и перспектив. Женщина всегда чувствует, когда она нравится, и если уверена, что по объективным причинам не может ответить влюблённому положительно, ожидает с его стороны обид или даже ярости.

Строгая позиция Нины, ошибочно предполагавшей, что она знает, чего я хочу, всё больше и больше восхищала меня. Любая женщина может попробовать пофлиртовать с начальником в надежде на выгоду или поблажки, мало задумываясь о последствиях. Задумывающаяся, но бессовестная запросто способна долго играть в эту игру, плюя на чувства и переживания используемого мужчины. Нина же, как я это понимал, стремилась быть честной. Никого не хотела использовать и сразу дала понять, что она — неподходящий объект для ухаживаний. Её поведение можно было только уважать.

А из уважения медленно, но верно вырастала симпатия.

Решимость хоть как-то отыскать с ней общий язык становилась всё сильнее. В очередной раз, чудом поймав Нину в комнате, и так, чтоб без свидетелей (для этого пришлось постараться, продемонстрировать настоящие чудеса изобретательности), я с ходу выпалил, что она мне очень нравится, восхищает меня и совершенно очаровала. И поспешил добавить, что больше всего мечтал бы о прочных дружеских отношениях с нею — без какого-либо подтекста, поскольку, к сожалению, скован наличием внутри меня демона, делающего невозможным какой-либо интим.

Прозвучало это, конечно, по-идиотски. Закончив подготовленную заранее фразу, я помимо воли покраснел.

Однако девушка определённо заинтересовалась. Прекратила попытки благовидно сбежать, даже позволила взять себя за пальцы. Спросила об аин. Я изобразил смущение. Тут необходимо было искусно лавировать в лабиринте запретных тем, чтоб сохранить романтический флёр беседы и одновременно донести до собеседницы всю пикантность ситуации, в которой мне приходится жить. Впрочем, решение пришло само собой. Проще всего оказалось пораспространяться о своём одиночестве, о мечте наконец-то увидеть рядом родственную душу, спутницу, способную поддержать душевно и дружески. А заодно добавить: мол, если б не был уверен, что такого проблемного мужчину нормальная девушка просто не пожелает постоянно видеть рядом с собой, с ходу сделал бы предложение. Это был жест максимально романтический и почти безошибочный.

— Ну, предложение — это как-то преждевременно, — улыбнулась приятно порозовевшая Нина.

— Так нечестно, — заныла аин. — Просто гадство! Ну, я тебе покажу!

— Да ладно! Уймись, хвостатая… Нин, так ты согласна попробовать, правда? Да? Просто здорово. Съездим сегодня в Сергиев Посад? Посидим в каком-нибудь ресторанчике, потом можно будет погулять или на лошадях покататься…

— Какой к хрену ресторан?! Какие лошади? А работа? Работа стоит!

— Отвянь, Тилька. Подождёшь… Или можно будет в какой-нибудь музей сходить. Я слышал, что в Сергиевом Посаде много интересных музеев, но ни в один до сих пор не сходил. Как ты на это смотришь?

Нина на культурную программу посмотрела одобрительно. Правда, напряжённость в ней ещё чувствовалась, но я верил, что со временем смогу победить любое предубеждение. Ведь я ей не лгал, так чего мне бояться? Мы с ней сходили в музей игрушки, потом отлично посидели в милом ресторанчике. Всё это время я отмахивался от нервных комментариев обиженной аин, не решаясь «отключить» её вовсе, потому что она могла предупредить о возможной опасности, которую я способен прохлопать ушами, увлечённый своей спутницей.

— Я вижу, ты не унимаешься, — откомментировала Рита, когда я вернулся с Ниной в Воздвиженское. — Смотри мне! Обидишь девочку — я тебе такое устрою! Война курортом покажется!

— Ух, сурова моя финансовая фирмоправительница!

— Какая там у тебя фирма, — добродушно ответила она и положила передо мной огромную стопку листов. — Вот, смотри. Половина денег поступила на твой счёт, так что сегодня я закончила работу. Покрыты все долги за пользование техникой, за боеприпасы, по премиям и страховым выплатам семьям погибших. Отчёт я набросала. Чуть попозже всё сведу в одну таблицу.

— Ну и замечательно. Спасибо.

— Тебя искал Кирилл. Кто-то из московских шишек хочет с тобой пообщаться, что ли. Кажется, по поводу ближайшего заседания ООН.

— Нашли время. Если я с кем сейчас и стану встречаться, чтоб обсуждать какие-то дела, так только с монильцами.

— А монильцы тоже хотели твоего внимания. Ты у нас популярный человек.

— Чёрт… С кем именно говорил Кирилл?

— С секретарём этого… Дьюргама, кажется.

— Ну, ёлки… Значит, придётся отбывать. Как-то это… Не ко времени, я бы сказал.

— Что-то случилось? — сочувственно, с беспокойством уточнила женщина.

— Пока трудно сказать. Но Лёня меня заставил, если честно, задуматься…

— Задумываться — полезно.

— Да как сказать… Он считает, что монильцы могут что-то иметь против меня. По логике, им действительно выгодно было бы от меня избавиться, но уже после того, как будет выстроена новая система обелисков. А до этого ещё далеко. Да и потом… Кто-то ж должен обслуживать источники, а кто, если не я?

— Лёня — дельный парень. Если он предостерегает против чего-то, то стоит прислушаться.

— Я ведь не отрицаю. Просто думаю, что он перестраховывается.

— Ты-то сам что на этот счёт думаешь?

Мне оставалось лишь плечами пожать.

— Я полагаю, если о чём мне сейчас и следует волноваться, так только о Гильдии, а не о Курии.

— По мне, так разница малозаметная. Те и те одинаково монильцы.

— Так-то оно так, конечно. Но не так, — возразил я, в глубине души ухмыляясь. — Разница всё же имеется. И потом — Лёня мне толком ничего ведь не предложил. Только сказал о своих подозрениях. А подозрения, знаешь ли…

— Хочешь я сама с ним поговорю? И о предположениях, и о конкретных действиях. Тебе сейчас другими делами надо заниматься. Монтируй свои ОМСы и не отвлекайся.

— Что монтируй?

— Эти, обелисковые магостанции. Ну чего ржёшь?

— Если кроить аббревиатуру по всем правилам, то лучше будет СЭС. Системная энергетическая станция.

— СЭС, дружище — совсем другая штука. Это страшный сон и универсальная пугалка любого продуктового магазина, общепита и любой бойни. И она своих лавров тебе не уступит. Хватит придираться, работай давай!

— Слушаюсь, о владычица учёта и баланса! Где там Кирилл?

От своих соотечественников я отделался легко, сумел перенести встречу с ответственными лицами на пару недель и легко отмазался от посещения заседаний ООН. С Дьюргамом было сложнее. Он хотел взглянуть на бумаги, добытые в Ишнифе, и пообщаться со мной лично. Также, по его мнению, мне надлежало обязательно отчитаться перед Курией о результатах работы.

Я сперва взбеленился, но потом подумал — а почему, собственно? Они мне действительно вроде как платят, значит, имеют право требовать результатов. Тем более что теперь эти результаты у меня есть: отличные результаты, такими не стыдно козырнуть.

Поколебавшись, испросил себе ещё два-три дня на изучение бумаг. Да, именно тех самых. Да. Покажу. Нет, не отдам. А почему это «должен»?! Они мне для работы требуются постоянно… Дьюргам определённо нервничал, хотя разговор вёл как всегда безупречно. Но два года в кругу знати обеспечили мне ценный опыт — теперь я начинал чувствовать неладное. А его нервозность была красноречива, и это определённо настораживало. Три дня. Они мне обязательно нужны. Через три дня, пожалуйста, могу выступить перед Курией, по мере возможности отчитаться. Почему по мере возможности? Потому что если б задача была так проста, чтоб со стопроцентной уверенностью предвидеть весь ход работ и результаты, можно было б тяп-ляп сорганизовать энергетическую систему мира без лишних телодвижений вроде захвата Ишнифа.

— Согласен, — покорно ответил глава Курии. — Простите. И всё-таки постарайтесь подготовить насколько возможно подробный доклад. Нашим куриалам надо знать, к чему готовиться, понимаете. И после заседания я хотел бы с вами побеседовать. А в идеале ещё и до.

— Постараюсь.

— Это слишком маленькая передышка, — сказала аин, едва я закончил разговор с Дьюргамом. — Давай потратим её целиком на работу, а не на твои галантные игрища.

— Прости, но ты сама создала предпосылки для того, чтоб у меня теперь напрочь сорвало крышу. Всё закономерно.

— Ты никогда не окажешься в постели с этой девчонкой!

— Обойдусь и без постели.

— Какой тогда вообще смысл хвост распускать и галопировать вокруг неё? Ну, объясни!

— Да куда ж тебе понять…

Всю эту ночь, вместо того чтоб работать, мы занимались с аин сексом — яростно и одновременно очень нежно. Я изо всех сил старался представить на её месте Нину, и у меня даже получилось — всё-таки пластичный внутренний образ аин частично подчинялся моему волевому усилию. Она же, кажется, всерьёз рассчитывая вернуть меня под своё полное влияние, впервые приложила усилия, чтоб показаться насколько возможно своей. Но тем не менее для нас обоих эмоциональный конфликт застрял на отправной точке, без явных перспектив разрешения.

Хорошо было уже то, что освоение старых документов шло полным ходом. Перед демоницей, кажется, что-то начинало брезжить. Я тоже старался и продолжал напирать, надеясь, что загадочная наука мне сдастся. Постепенно задействовалось объёмное восприятие, время от времени я ловил разрозненные образы, формировавшиеся в её сознании, и начинал потихоньку понимать, в чём суть основного принципа. Даже в тонкостях конструкции стал кое-что видеть.

Я не был дипломированным инженером, математикой тоже не довелось баловаться. Но, наверное, даже матёрый гуманитарий, вынужденный круглосуточно вращаться в пространстве уравнений, функций, интегралов и полей, рано или поздно воспримет математический образ мысли. Приспосабливаться умеет любое здоровое человеческое сознание.

Конструкция нового обелиска постепенно вставала передо мной, словно во плоти, и я начинал видеть, в чём её принципиальное отличие от монильских. А заодно и то, почему аин хранила эту свою идею в тайне даже от меня. Конечно, сама демоница уже не в состоянии осуществить какой бы то ни было проект, но она, кажется, рассчитывала на более послушного носителя, чем я. Её идея — как секрет нового, суперэкономичного, супербезопасного, суперэкологичного вида топлива: тот, кто владеет им, озолотится. Обриллиантится. Получит огромную власть и влияние. Если успеет.

Я собираюсь успеть.

— И, понимая всё это, предполагаешь продемонстрировать куриалам черновики? — брюзгливо осведомилась моя неотвязная спутница.

— Конечно. Бумажные копии. Оригиналы, если помнишь, я даже не стал забирать из дома.

— О! Действительно. Как же я не… А ты начинаешь соображать!

— Я уже это слышал. — Истинной отрадой было слышать это из её уст, к тому же всё чаще и чаще.

В Мониле меня ждала карета Дьюргама и его секретарь с настойчивой просьбой прибыть в Хиддалоу как можно скорее. Мол, переход уже открыт, дожидается меня. И попробуй только откажись от приглашения! Кирилл, вызвавшийся на этот раз быть моим секретарём, скривил недовольное лицо — ему предстояло вместе с сопровождающим ехать на переднем сиденье, потому что в экипаже главы Курии нельзя было нарушать этикет. Была бы моя собственная таратайка, понятно, садился бы где хотел.

Хиддалоу, куриальная столица Мониля, кукожился под дыханием северного ветра. Осень здесь была ненастоящая, серая и промозглая, с редким кружевом ночной изморози и ртутными пятнами луж, но теплолюбивым монильцам, детям солнца, которое даже было изображено на их флаге, приходилось тяжело. Они потерянно бродили по улицам своего бессовестно зелёного города (по-прежнему зелёного, хотя заморозки здорово потрепали листву), кутаясь в широкие плащи с пелеринами. С размытых акварельных туч сеял мелкий брызчатый дождик — такой и у меня в родном городе бывает время от времени.

В каждой комнате Дьюргамова официозного особняка жарко горел камин. К счастью, в кабинете оказалось терпимо — в открытое окно тянуло сладкой свежестью и влагой, а заодно выносило прочь излишки жара.

— Могу распорядиться, чтоб закрыли, — предложил высший куриал.

— Ни в коем случае! Сказать по правде, я привык к прохладе.

— Хорошо. Ужин? Напитки? Закуски? Фрукты?

— Предлагаю ради экономии времени перейти сразу к теме разговора. Заседание будет через два часа, а мне ещё в гостиницу надо успеть, переодеться.

— Что ж, согласен… Что именно вы планируете сказать на заседании?

— Обрисовать круг проблем и необходимых материалов.

— Сроки. Какие сроки вы нам даёте?

— От полугода.

— До?

— До бесконечности. Откуда мне знать, как всё пойдёт, не возникнет ли новых проблем. Но рассчитываю закончить всю систему года за два.

— Очень надеюсь, что вы правы, Лексо. Более чем. — Дьюргам медленно провёл ладонью по столешнице. Пальцы у него вздрагивали. — Какой порядок передачи новых обелисков в ведение монильцев вы планируете?

— В смысле?

— Ну как же. У нас ведь была достигнута определённая договорённость. О том, что, закончив систему, вы передадите её всю под контроль Курии. Возможно, имеет смысл каждому куриалу взять в своё ведение по обелиску и отвечать за свой фронт энергообмена.

— Я пока никому ничего не собираюсь передавать. По одной очень простой причине…

— Прошу прощения? Лексо, у нас была договорённость, или я ошибаюсь?

— Вы должны понимать, что любой обелиск — это не отремонтированная и заправленная машина, ключи от которой можно передать кому угодно, лишь бы у него руки имелись. Как именно ваши куриалы собираются работать с обелисками, построенными в расчёте на естественный демонический энергообмен? Как они будут входить в контакт с новой конструкцией? Переходные устройства, простите, ещё только предстоит разработать. Я это уже объяснял.

— Вы будете строить каждый обелиск сами, то есть каждый элемент конструкции изначально будет под вашим контролем. Конечно, основную работу будет выполнять ваша демоница, но процесс будет проходить под вашим контролем, и, думаю, если вы постараетесь, сможете понять, что и как требуется изменить. Полагаю, нужно будет внести сравнительно скромные изменения. При вашем опыте позвольте усомниться, что вы не способны будете сразу ориентировать магический объект на нужного реципиента.

— А стоит ли сомневаться? Сколько лет у вас в Мониле учатся искусству организовывать энергии? Десять? Потом ещё копят опыт. Потом только могут брать в разработку сложные конструкции. А сколько учился я? Основную работу по-прежнему производит аин. Ни вмешаться, ни понять, что именно она делает, я не могу. С этим приходится считаться.

— При этом ваша ученица Жилан Юнь уверенно конструирует временный источник и управляет им? А учитель вдруг способен на меньшее? — усмехнулся Логнарт. — Или вы просто прикрываетесь фигурой аин?

Я приподнял бровь, пытаясь изобразить иронию, но, кажется, показал только злость.

— Так, может, вы Жилан и попросите вам сделать энергетическую систему? Только она откажется. Она не берёт на себя обязательств, которых не способна исполнить. А если без шуток, то девочка действительно талантлива. Как и она, я теперь тоже в состоянии без посторонней помощи возводить простенькие схемы. Однако новый вариант стабильного источника — скажем так, другое дело. Очень и очень другое.

— Я понимаю вашу иронию, Лексо. Но и вы меня постарайтесь понять. Я могу увидеть в ваших словах отговорки, а в поступках — стремление нарушить договор.

— А вы действительно хотите разглядеть во мне то, чего нет? Напрасно вы ищете подвох. Зря. Я лично вижу только один способ попробовать переориентировать новый обелиск сразу — ввести предполагающее контролирующее лицо, сиречь энергетического реципиента, в завершающий этап построения конструкции. Привлечь его к участию. Один нюанс, который по идее должен быть вам очевиден, вы ведь сталкивались с открытием зева и знаете, как тамошняя энергия взаимодействует с человеческой. У вас есть лишние куриалы, которыми можно попробовать?

— Чувства юмора вам не занимать, Лексо. Но, думаю, при желании вы могли бы найти выход. Своих-то учеников, насколько я знаю, в процесс вводите.

— Не в такой. И не ввожу. Подвожу.

— Но как-то же делаете…

— А «как-то» вам зачем? Я думал, вам надо хорошо и с гарантией. Кроме того, напоминаю: мои ученики — не монильцы. Они, как и я, родились в немагическом мире. У нас другая энергетика. И вообще — так упорно торгуетесь из-за явлений, которых ещё пока в природе не существует! Послушайте, просто вдумайтесь, что вам кажется более важным: чтоб у Мониля была новая безопасная система энергоснабжения, пусть и временно зависящая от одного конкретного человека, то есть меня, или отсутствие таковой в принципе?

— Обстоятельства могут сложиться самым разным образом. Я не исключаю ситуацию, при которой — да! — второй вариант окажется намного предпочтительнее. Простите за недоверие, но кто возьмёт полную ответственность за чужую душу? К тому же люди иногда меняются.

— Да? Ладно. Допустим. Но конструкция предположительно будет работать лишь в системе замкнутой сети. Один выпавший элемент — и пожалуйста, вот вам проблемы. А это очень даже возможно в ситуации, когда каждый обелиск находится в ведении одного куриала. Могущего, знаете ли, преследовать свои личные цели, впасть во внезапный мироборческий фанатизм или заболеть шизофренией. Да мало ли что! Человеческий фактор никто не отменял. Почему вас это не пугает?

— Это будут наши внутренние проблемы, и мы будем решать их по мере возникновения.

— Притом, что можно однозначно исключить саму возможность таковых проблем. Где логика? Каков высокий смысл сего действия?

— Я ведь как раз предлагаю передать систему под контроль государства. Ограничить влияние человеческого фактора.

— Новых чиновников собираетесь наплодить? Или всё-таки порадовать куриалов? А я-то чем плох? Тем, что чужой, так? Или тем, что по сей день нахожусь под подозрением в одержимости?

— Лексо, вы давно уже свободны от подозрений. Но остаётесь кейтахом. И инорождённым. Вы должны понимать сами.

— Всё, что был должен, я сделал. Нашёл вам новую схему и готов её осуществить.

— Не всё. Вы должны передать результат ваших трудов в руки Мониля.

— Я пока этого не могу! Просто не могу! Физически, ёлки-палки!

— Смогите.

— Вы и со своими специалистами-энергетиками так разговаривали, пока я не появился?

— Примерно так.

— Бедолаги… Ну, что я могу сказать… Ну увольте меня. Пойду искать другую работу. Не могу я сделать то, что вы хотите. И всё.

Дьюргам помолчал, нервно перебирая стопку каких-то бумаг на столе. Фиговые у нас с ним перспективы на предмет поиска общего знаменателя…

— Вы мне нравитесь, Лексо. И всегда нравились. Я люблю решительных, инициативных молодых ребят. Я был одним из тех, кто отстаивал вас, несмотря на сильнейшее предубеждение большинства. Но сейчас я вас отстаивать не смогу. Допустим, вы правда лишены возможности сделать то, что обещали, и у вас самые добрые намерения. Однако тем не менее ваша позиция выглядит… Слишком одиозно.

— Предлагаете дать обещания, которые я не смогу выполнить?

— Дать обещание, пытаться и не смочь — совсем другое дело, чем, даже не пытаясь, отказаться.

— Ладно. Я готов поклясться, что, сделав первый обелиск, обязательно поищу способ переориентировать его на монильца. Но пока, видите ли, очень смутно представляю себе даже, как этот обелиск вообще будет выглядеть и какими свойствами обладать.

— И при этом готов гарантировать его эффективность и стабильность?

— Не я. Аин. Она гарантирует.

— А она может ответить на вопрос, способен ли будет кто-нибудь ещё, кроме вас, управлять этой системой?

— Отказывается отвечать. Значит, придётся смотреть по ситуации.

— Очень надеюсь, что вы искренны, Лексо. Вы, повторюсь, мне нравитесь, и хотелось бы успешно продолжать наше плодотворное сотрудничество.

Прозвучало это угрожающе. Подтекст я уже привык ловить. Дьюргам настроен чрезвычайно решительно. Вот вопрос — почему? Кто-то что-то про меня насвистел? Наболтал? Или они с самого начала собирались прокатить меня по полной программе? Впрочем, что значит «по полной». С монильцев станется считать, что они уже и так чрезвычайно облагодетельствовали меня членством в Курии, представлением права говорить за Терру и ввести её в союз как полноправную сторону. Если начистоту, это вполне себе позиция. Только я с ней согласен менее чем наполовину.

Однако, хотя результаты беседы с главой Курии оставили желать лучшего, самого заседания я почему-то ждал с уверенностью, что там всё пойдёт намного лучше. Веселее и по-доброму. Перед сессией успел только заглянуть в гостиницу за лазоревой мантией, которую Нелевер — она взяла на себя труд приехать сюда из Арранарха — нагладила просто идеально.

В краткую минуту между одеванием и раздеванием я замер, закрыл лицо руками. Господи, если б только кто-нибудь знал, в каком глубоком гробу и при каких разнообразных аксессуарах я видел всю эту политику! Если б только была возможность просто заниматься магической практикой, иметь за это справедливую денежку и радоваться жизни в свободные часы! Восьми-, даже десятичасовой рабочий день, а после него — рестораны, красивые девочки, крутые тачки, пикники и просто с книжкой поваляться. Накупил бы себе радиоуправляемых моделек, верховой ездой бы занялся. Ничего б больше не пожелал… Разве что крепкую привязанность Нины и надёжную верность друзей.

Но даже отношения построить проще, чем избавиться от необходимости с головой нырять в политику. Неужели кому-то может быть искренне по вкусу это дерьмо? Впрочем, есть ведь люди, которые способны наслаждаться даже участью торгового агента. Видимо, встречаются и прирождённые политики.

— Тебе нужно, чтоб я тебя сопровождал на заседание?

— Да, Кирюх, обязательно. Возьми диктофон — нет, не цифровой. Нужен магнитный. Да просто засунь его в карман и включи, когда заседание начнётся. Потом отдашь в расшифровку. Обычно я беру кого-нибудь из президентского секретариата, а сегодня не успел. Уж постарайся всё успеть.

— Какие проблемы, Лёш! Сделаю. Кассету надо будет переворачивать?

— Зачем? Механизм сам переключит дорожку. Расслабься. Всё просто.

Я ждал долгих вступительных бесед, разной протокольной ерунды, которая даст мне время собраться с мыслями, осмотреться и освоиться. Как бы не так! Едва Дьюргам объявил начало заседания, на меня накинулись всей лазоревой кодлой. Мне казалось, в мои аргументы даже особенно не вслушиваются — большинство упорно пыталось перехватить мой взгляд, словно от этого что-то зависит, готовило свои каверзные вопросы. И сыпало ими, сыпало, едва давая мне возможность ответить. Спорт, что ли, такой: успей задать вопрос и сиди с видом победителя?

Я старался быть кратким. Это был момент высочайшего напряжения, когда требовалось не только рассчитать каждое слово, чтоб втиснуть в те скудные секунды, которые оказывались у меня в распоряжении, точный, чёткий и, главное, безупречный ответ, но и предвидеть, о чём может спросить следующий куриал, чтоб подготовиться. Сам не ожидал, что справлюсь, однако как-то получалось. Раз за разом — получалось.

И всё же радоваться было рано. Да я б и не успел. Вопросы вроде бы задавались разные, однако суть расспросов сводилась к одному: к тому, на чём наша с Дьюргамом беседа потеряла характер приятной и светской. Куриалы, поднимавшиеся, чтоб вступить со мной в спор, говорили только о передаче плодов моего труда в руки Курии. И я ощутил, как в глубине моей души выпускает первый росток зерно ярости, жгучей, как осколок льда.

Было опасение, что мною владеет не природное чувство, что аин пытается оказать на меня влияние. В конце концов, ей это вполне под силу, а у меня сейчас вряд ли хватит внимания и сил проконтролировать её. Однако ведь ярость вполне понятна. Она может быть естественной. Вот только надо очень и очень подумать, прежде чем давать ей волю.

И я повернул разговор в плоскость демагогии. Вряд ли меня можно считать великим мастером этого дела, однако худо-бедно трепаться умеет, наверное, любой современный человек. Тем более, ситуация простая, и поворот очевиден — неужели господа куриалы действительно считают передел будущих источников более важным делом, чем их возведение? Действительно так считают? А судьбой собственного народа тут вообще хоть кто-нибудь обеспокоен?

Это был щит, который очень сложно прошибить с налёту.

Разумеется, мои оппоненты поднаторели в демагогии намного лучше, чем я, и если бы заседание было публичным, каждое слово транслировалось бы напоказ, и требовалось бы приобрести положительный общественный рейтинг, они б запросто задавили меня — опыт бы сказался. Но сейчас выпендриваться было не перед кем — все свои. Как я догадывался, они хотели кое-чего другого — додавить меня, заставить принять на себя обязательства, которые будут зафиксированы в протоколе заседания, и их нарушение может стать основанием для… Да-да, именно так: причиной для лишения меня членства в Курии. Разумеется, это и Терру сильно потеснит. Монильцы могут ожидать, что я никогда на это не соглашусь, преследуя интересы своей родины, и они правы.

Мне и раньше было ясно, что нельзя давать обещаний, которые, предполагаю, трудно или невозможно будет исполнить. Но теперь я, подпитывая себя холодной яростью, которая уже есть, и с этим приходится считаться, просто встал в глухую оборону. Нет, сначала нужно возвести систему, а потом уже решать её судьбу. О чём вы вообще говорите?! Как минимум два нестабильных обелиска требуют срочного внимания, остальные тоже балансируют на грани катастрофы. Разумно ли в этой ситуации думать о чём-либо, кроме срочной стабилизации положения?

В этом поединке мне, конечно, предстояло проиграть, но, может быть, не сегодня.

Экстренное заседание могло продолжаться не дольше чем три часа, потом следовало обязательно устраивать перерыв — подобный порядок был введён для того, чтоб в случае кризиса куриалы имели возможность управлять своими землями и в то же время участвовать в заседаниях. На перерыв я выполз мокрый, как мышь, осознавая, что ещё один такой раунд мне, пожалуй, не выдержать. Одна надежда на то, что повестка дня обширна, включает многое помимо моей особы. Я, конечно, самая важная проблема. Но и остальные весомы.

— Что мне делать с записью? — спросил Кирилл. Он и помог мне выйти из залы заседаний, потому что сам я уже плохо контролировал собственное тело, отвёл к стене. Это временная слабость, надо просто дождаться, пока схлынет, и ярость поможет мне снова освежиться адреналином.

— Подожди… Не вынимай диктофон. Думаю, лучше монильцам не знать, что ты сделал свою запись. Потом переправь её к нам, пусть машинистки перепечатают.

— Мне дождаться тебя?

— Нет. Зачем мне нянька? Я в порядке, правда. Сам доеду. Вторая половина заседания вряд ли будет интересной — там другие темы предполагаются. Давай, дружище. Передай Нелевер, чтоб позаботилась об ужине из какого-нибудь ресторана.

Кирилл покивал и отправился в гостиницу. Но отдыхать в одиночестве мне пришлось недолго. Ко мне, протягивая бокал с прохладительным напитком, подошёл Кадаллем. Он радушно улыбался, и меня это сильно удивило — на заседании с его стороны шёл такой же решительный напор в мою сторону, как и от других активных участников дискуссии. Возможно, он хочет подчеркнуть, что работа работой, а чисто человеческое общение — совсем другое дело? Угостив меня (очень кстати — горло пересохло и горело, словно кислотой обожжённое), завёл разговор, что новость-то на самом деле хороша, и за это надо выпить. Мониль, мол, давно уже пал духом и перестал надеяться, что выход отыщется так скоро. Может, я захочу приехать в его особняк и пообедать в скромном кругу его друзей?

— Вас интересует, что ещё я могу сказать по этому вопросу?

— Поверьте, нет, — улыбнулся он. — Через несколько дней состоится ещё одно внеочередное заседание. Уверен, всё, что заинтересует Курию и отдельных куриалов, будет рассказано на нём. Откровенно говоря, я куда больше хотел бы послушать о Терре. Любопытный мир, очень любопытный.

— Кого ещё вы планируете пригласить к столу? — спросил я задумчиво.

Не очень-то мне хотелось дружить с ними. Все они снобы и смотрят на меня, как на опасную или забавную зверушку, в зависимости от степени предубеждения. Я для них всех, конечно, дикарь, необразованный простак, бестолковая деревенщина. Выскочка. А тут ему ещё про Терру захотелось послушать, сволочи такой. Догадываюсь, что за интерес им движет. Небось надутая морда считает, что достаточно оказать мне хоть какое-то внимание, и я растаю до костей?

Однако же при всём при том хорошие отношения с куриалами мне нужны. Любая поддержка не помешает, причём вне зависимости от того, почему один из них проявляет ко мне интерес: из любопытства ли, ради блага общего дела или своих низких интересов. Кадаллем — политик, и его друзья тоже, во имя того, что считают своей выгодой, они на многое могут пойти.

Наверное, мне надо с ними встретиться. Посидеть. Покорчить добродушного и простодушного медведя в ушанке с балалайкой.

— Боюсь, в ближайшие дни я буду очень занят. Курия поставила передо мной слишком много вопросов, а чтоб найти на них ответ, предстоит много работать.

— Понимаю. Однако неужели хотя бы с частью расчётов не могут справиться ваши помощники?

— Дело отнюдь не в расчётах. Если бы всё было так просто. Поверьте, я не скажу вам ничего нового. Зачем мне лгать Курии? Это не выгодно.

— Послушайте, Лексо, должно быть, мы друг друга плохо поняли. Мне даже в голову не приходило обвинять вас во лжи. Дело совершенно в другом. Если быть совершенно откровенным: мне безумно интересно естественное энергетическое своеобразие террианина. Я надеялся понять, действительно ли у человека из вашего родного мира есть какое-то особое свойство энергетики, позволяющее управлять обелисками каким-то новым образом. Уверен, вы и сами раздумывали об этом.

— Это да. Думал. Но к реальному результату пока не пришёл. Уверен, сейчас нужно размышлять о другом, ведь предстоит ещё много работы, прежде чем новый вариант обелиска окажется готов…

— Однако обсудить особенности энергосистемы Терры может быть полезно. Я собираюсь пригласить господина Тадельмида и Риоргала. Вы о нём слышали? Он один из бывших куриалов, который предпочёл оставить пост, чтоб заниматься наукой, а не политикой…

— Очень хорошо его понимаю, — ответил я, слегка приободрившись, потому что услышал знакомое имя. Тадельмид, глава Ассоциации чародеев Уэллага, очень здорово помог мне в Ишнифе.

— Однако, больше не являясь куриалом, господин Риоргал имеет многие привилегии государственного мужа…

— К чему вы клоните, Кадаллем?

— К тому, что, возможно, Курия могла бы вам помочь во многих вопросах. Думаю даже, что это наш прямой долг. Я согласен, что обсчитывать управление обелиском, сперва даже не взглянув на него вживую — пустая трата времени. Слишком велика будет погрешность. Но чародеи Курии, искренне озабоченные состоянием дел в нынешней энергетической системе Мониля, могут вам помочь хотя бы с предварительными прикидками. Может быть, в ходе обсуждения выяснится, что монильские специалисты окажутся полезны на вспомогательных ролях — ведь это сэкономит время.

— Хм… — Я смотрел на своего собеседника с огромным сомнением.

В принципе, если Курия хочет подвести меня к необходимости поделиться результатами своего труда, она будет действовать в том числе и так. Метод доброго и злого полицейского вечен и стопроцентно эффективен. Со мной он, надеюсь, результата не даст, но надо отдавать себе отчёт, что его пытаются пустить в ход и как именно пытаются.

— Почему ты так в себе уверен? — осведомилась аин. — Тебе бы лучше понять наконец, какой ты ещё телёнок в интригах. И держаться от них подальше.

— Ты ведь тоже не торопишься мне помогать.

— А как, скажи на милость? Была б только возможность… Хочешь позволить мне говорить за тебя? Я в интригах мастер.

— Мастер, да не тот. Демонические и человеческие миры сильно различаются. Твой тамошний опыт может только помешать.

— Да любой опыт лучше, чем его полное отсутствие. И какие там различия! Интриги везде одинаковы.

— Сильно ошибаешься. Чтоб интриговать по-нашему, надо понимать человеческую психологию. О, если бы ты хотя бы знала, что такое честность, я бы не устоял. Но, доказывая мне, что честь, совесть, правдивость, доброта, понимание — полная хрень и ложь, придуманная людьми с какими-то своими целями, ты лишила себя шанса. И фиг с ней, с твоей преданностью мне. Куда важнее, что человека ты так и не сумела понять.

— А шанс был?

— Был, конечно. Я ведь в отчаянии. Но теперь стану выкручиваться сам…

Наверное, у меня взгляд поплыл: естественно, приходилось ведь напрягаться, чтоб общение с демоницей получалось максимально искренним и в том числе эффективным. И, наверное, Кадаллем понял это по-своему. Я заметил, как изменилось выражение его лица, хотя и мимолётно — слишком уж сосредоточился на своём вечном поединке с аин. Монилец был напряжён, прямо как Дьюргам, когда мы с ним разговаривали.

— Видишь ли… — Думаю, он перешёл на «ты» затем, чтоб подчеркнуть важность своих слов. — Даже если до момента создания нового обелиска мы не сможем добиться результатов, сам факт того, что работа ведётся, и в ней участвуют монильцы, сполна успокоит Курию. А заодно всю общественность.

Мне вдруг как-то разом полегчало: то ли второе дыхание открылось, то ли уже третье. И соображать стало намного легче. Мне показалось, я понимаю своего собеседника, и он тоже отлично понимает меня. Почему он пытается играть на моей стороне, казалось мне вопросом второстепенным. Пока система новых обелисков не запущена, у меня в руках целая стопка козырных карт. Которые, правда, я едва способен использовать, а с окончанием работ потеряю вовсе. А может, даже раньше. Но пока они у меня есть…

Собственно, монильцам ведь тоже выгодно изображать активную деятельность. Прикрывая меня, они, конечно, могут считать, что окажутся ближе к моей работе, с вероятностью тоже перехватят какой-нибудь кусок знаний или влияния. Каждый из них, естественно, хочет урвать себе побольше, чем достанется другому, а как ещё это сделать, если не подружившись со мной, если не участвуя в процессе с самого начала? В конце концов, откуда мне знать, на что рассчитывают Каддалем и другие маги? Они могут мне помочь, а я ведь так устал…

— Хорошо. Я приеду на обед. Когда? Где?

— В Арранархе. Следующее внеочередное заседание будет проходить именно там, и там же, в моём особняке, мы могли бы пообедать и, может быть, выработать совместную стратегию действий. Как полагаете?

— Договорились.

После перерыва я понял, что уже просто изнемогаю: с трудом досидел до окончания заседания, мечтая о мягкой постельке, о ванне, об ужине, обо всём сразу и скопом. С ума сойти, как утомляют эти бешеные игрища, вот не лень им, в самом деле! К счастью, экипаж мне подогнали, довезли до самого отеля, в смысле, гостиного дома.

Кирилл, оказавшийся в гостинице намного раньше меня, уже закончил разбираться с плёнкой, заверил, что лично переправит её в Воздвиженское. Ему не нравилось в Мониле, особенно в Хиддалоу, и его, в принципе, можно было понять: ведь в здешних краях не водилось хорошеньких азиаток. Никаких не водилось.

— Отправляйся, да. Ребятам привет передай. Но имей в виду — в Арранархе мне снова понадобится кто-нибудь из вас. Лучше пусть секретарём будет свой человек. Поговори с ними, может, кто захочет. — Я открыл ноутбук и включил скайп, талантливо перекроенный Женькой так, чтоб работать без всякого Интернета, на одной магии, правда, всего на три адреса (но зачем мне больше?). — Привет, Лёня. А где Арсений?

— Он в Йеллоустоуне.

— Что там такое вдруг?

— Не вдруг. Ребята хотят всё сделать аккуратно и плавно, а на аккуратно и плавно нужно время. И снабжение. Арс всё уладит. Как у тебя? До чего договорились?

— Как тебе сказать. — Я задумался. — Кирилл привезёт запись половины заседания, которая непосредственно ко мне относится. Посидите там, помудрите, подумайте, что бы мне такое наплести в ответ на их аргументы, чтоб отмазаться. Видишь ли, я не то чтобы против. Обелиски действительно будут на их земле, для их нужд, а я о мировом господстве ведь никогда не грезил. Мне достаточно того, что есть. За обслуживание этих конструкций они всё равно будут мне отслюнивать, и куриалом я останусь. С голоду не помру. Просто пока думаю о другом, мне не до их амбиций, понимаешь. Надо отбиться, причём остаться чистеньким. Опять же, обидно… Кстати, кое-кто из куриалов вызвался мне помочь.

— Чем именно? И кто? — Леонид выслушал мой отчёт с хмурым видом. Впрочем, может быть, просто задумался? Думать ему привычно. — Считаешь, действительно хотят помочь?

— Почему ж нет? В расчёте на профит кому только ни захочешь помочь. Вот Кербал, например…

— Это у нас кто?

— Это у них. Один министериал. Намекнул, что предпочитает мою сторону, ну и…

— Любопытно. Как его найти?

— Зачем он тебе, за ради бога?

— Пригодится. Значит, ты едешь в Арранарх… Я понял. Прослежу, чтоб Кирилл вовремя вернулся в Мониль, пусть помогает… Ну, мало ли, что там ему может не нравиться! Работа есть работа. А тебе требуется хороший помощник. Не спорь, пожалуйста. У Кирилла опыт. Кроме того, он цепкий и внимательный. Может, что-нибудь услышит в гостях у куриалов, что ты пропустишь. Будь осторожен, дружище.

— Да ладно тебе. — Я отмахнулся. — Перестраховщик!