Восхождение язычника 4

Глава 15

Глава 15

Оставив родичей в своей комнате, я метнулся в личную кладовую, в которой хранил самые дорогие и важные вещи, и принес от туда приготовленный ларец со светляками. За моими действиями дядька и братья следили с интересом.

— Горисвет, закрой окно, — попросил я, а тем временем поставил ларец на небольшой столик и откинул крышку, внутри расположились светляки.

— Так это ж янтарь, ты мне что, янтарь хочешь показать? — с недоумением спросил дядька.

— Почти, — с хитрой улыбкой ответил я ему и, дождавшись, когда Горисвет прикроет окно и комнату окутает полумрак, вытащил из паза один из камушков.

— Вот, глядите, — и я положил его на ладонь и поднес к лицу дяди, — на первый взгляд обычный янтарь, ничем не отличающийся от остальных.

— И? — В нетерпении хмыкнул братишка Володар.

— Вот только Венетий над ним поработал, превратив действительно в солнечный камень, или в светляк Венетия. Вот эта маленькая железная пластина называется активатор, он тоже сделан Венетием и нужен для того, чтобы светляк загорелся, вот так, — и я прикоснулся активатором к светляку, он тут же засиял, а активатор рассыпался пылью.

— О! Чудо! Как маленькое солнышко! — враз протянули мои родичи.

— Именно, светляк сияет как маленькое солнышко, прогоняя тьму и ночь, от него нет жара, как от свечи, и не случится пожар, — и я переложил светляк в дрожащие руки дяди.

Он с трепетом начал его рассматривать.

Я же пока молчал, давая время родичам насладиться моментом и его осознать, первым в себя пришел дядя и поднял на меня взгляд, братья же продолжали пялиться на светляк, как бараны на новые ворота.

— Гореть он может от четырех до пяти седмиц, днем и ночью, когда в нем кончится сила, он рассыплется пылью.

— Будто солнце в руках держу, — с придыханием произнес дядя, перекатывая его у себя на ладони, на что я лишь хмыкнул.

— Что же ты здесь ими не пользуешься? Мы пять дней ждали, а такого чуда и не видели, — поинтересовался дядька.

— Оттого и не пользуюсь, чтобы не прознали об этом. В Новгороде настоящей цены не взять, да и князя дразнить не хочется, ведь он явно возжелает их получить, да еще и секрет, как их делать.

На мои слова Колояр покивал, соглашаясь с разумностью таких предостережений.

— И ты хочешь, чтобы я у ромеев попытался продать и взять хорошую цену,— задумчиво протянул дядька, а после добавил:— Это в сам Константинополь надо идти, да и абы кому не предложишь, самому императору предлагаешь продать?

— Почти,— скривился я. — Можно императору предложить, но сомневаюсь, что тебя до него допустят, да и светляки наверняка отберут. Мыслю я, стоит предложить сей товар патриархам церкви, — и на сведенные брови дяди пояснил:— Тем, кто верой у ромеев заведует. Думаю, деньги у них найдутся, да и посговорчивей будут.

— Эт как же им продать? — заинтересованно спросил дядя, а братья начали прислушиваться к нашему разговору.

— В Константинополе есть огромный Софийский собор, вот с настоятелем этого собора, думаю, ты сможешь встретиться без особых проблем, — поделился я своей мыслью.

— А если откажутся или силой отнимут, а меня с сынами в казематы? — задал он животрепещущий вопрос.

— В казематы вряд ли, они все же не дураки и не будут рубить курицу, несущую золотые яйца, — на хмурый взгляд дяди мне пришлось пояснять: — Секрета производства ты не ведаешь, сюда к нам они не сунутся, по крайней мере, большими силами. Да и, коли тебя посадят, больше поставок не будет, и они это прекрасно поймут! А будут отказываться или цену ронять, или иначе хвостом крутить, скажи, что такие светляки в Рим продадим, да такое количество, что Рим и ночью будет сиять светом.

— Хм, а есть ли дело ромеям до этого Рима? — с сомнением спросил Володар.

— О, родичи, поверьте, есть. Ромейские церковники с себя последнюю рубашку будут готовы снять и нам отдать, лишь бы мы такое чудо в Рим не продали, между Константинополем и Римом спор идет, кто из них выше стоит в церковной иерархии, так что такого шанса они не упустят. А мы уж слишком большую цену ломить не будем,— с усмешкой произнес я.

— О как. Тогда толково, может, и получится, — не очень уверенно произнес дядька. — Сколько же ты хочешь за такие светляки и сколько у тебя их всего?

— Моя цена — семь золотых солидов за светляк.

— Немало, — прокомментировал Горисвет, а дядька глянул на него недовольно.

— Мало, — со смешком произнес я. — Думается, что и больше выручить получится, так вот, семь солидов однозначно мои, а то, что сверху выйдет, мы с тобой, дядя, пополам поделим. А светляков у меня десять сороковин и еще половинка от сорока для показа. Все они работают, и будут светить, как и сказал, в том не сомлевайся даже.

— Это ж куда тебе такие деньжищи, — пораженно пробормотал Володар.

— Град себе строю на реке Нарве, да и хочу, чтобы вы в Константинополе купили мне двадцать доспехов ромейских катафрактариев, столько же щитов их и шлемов с мечами.

— Лихо, — присвистнув, произнес Горисвет.

Дядька же молчал и обдумывал услышанное, все-таки риск есть, но и куш будет хорош.

Пока дядька думал, мы с братами болтали ни о чем. В основном они выспрашивали о строящемся граде и зачем столько доспехов, ведь это же целое состояние.

— Согласен, — махнул гривой волос дядька. — Уж больно лепый товар, ни у кого такого никогда не было, только покажи, как ты этот светляк зажег, да объясни еще разок.

Я же махнул рукой на открытый ларец со светляками, и мы с дядькой начали учебу, я доходчиво все объяснял, а после показывал, как активировать светляки. Родичи тоже попробовали, да не по одному разу. Дядька часто переспрашивал и уточнял, все делая вдумчиво и скрупулёзно. Ведь на кону стояли не только большие деньги, но и, возможно, его жизнь, от случайности и глупости никто не застрахован.

— Дядь. У меня еще одна просьбишка есть, пустячная, но для меня важная, самому же ради нее в Константинополь плыть не с руки, подсобишь?

— Эка,— только и произнес Колояр, с ухмылкой на меня уставившись.

— В Константинополе есть монастырь Гастрия, расположен он на южном склоне седьмого холма. В монастыре сем есть протоирей Пелит, вот ему и надо письмо передать, — и я протянул дядьке письмо, что еще в том году для меня написал настоятель храма в городе Мелитене.

— Письмецо передать — то невеликая просьбишка, — прогудел дядя.

— На словах скажи, что сие письмо было писано для твоего племянника, и он очень интересуется буквицей, о которой идет речь, а также верой ромеев.

— Да как же так?— вскинулся Колояр, с неудовольствием на меня глядя.

— Да не нужна мне их вера окаянная, — воскликнул я. — А вот буквица та нужна, а это просто слова, чтобы их заинтересовать да чтоб прислали мне сюда учителя. Очень уж нужна мне сия буквица.

После моих слов дядька нахмурился, но не перебивал, и я продолжил:

— Так вот, хотел бы я ее освоить, но сам приехать не могу, так как ныне под моей рукой два городка и людей несколько тысяч.

— Два городка и людей несколько тысяч? — пробормотал дядя под удивленными взглядами братьев.

— Всеми правдами и неправдами, сулить можешь что угодно, лишь бы знатока прислали, он мне нужен, а ежели еще и книг каких захватит, то совсем хорошо будет, — закончил я.

Ведь христиане любят миссионерством заниматься, продвигая свою веру, так что на этом и сыграю, и получу знатока письменности.

— Попробую, — не очень уверенно протянул дядька.

— Попробуй, — протянул я.

Активированных светляков я сложил в ларец, пусть там светят. Вместе с родичами перенес ларцы на ладьи, и Колояр их припрятал под товаром, наказав Володару днем и ночью находиться поблизости со светляками и не спускать с них глаз.

Дальше занялись приготовлениями к походу в Ромею, стаскивали заготовленный товар на ладьи, и дядя самолично распределял, куда и что, а с утра флотилия из пяти малых торговых ладей ушла вниз по Волхову.

Когда солнце приблизилось к зениту, к поместью начали подходить мужчины всех возрастов, готовые пойти ко мне на службу. Они приходили группами от двух до десяти человек, среди них попадались как безусые юнцы в простых рубахах и в лаптях, так и старики с седыми бородами, но были и мужчины в самом расцвете сил со своим оружием.

Причем народу было достаточно много, не меньше двух сотен человек пришло, из которых я на свой вкус отобрал семьдесят, хотя изначально хотел намного меньше.

Условия поставил по одной серебряной монете в четыре седмицы, а также кров и снедь, и сообщил, что часть из них будет бойцами на корабле, а часть пойдет в стражи в моем поселке, никто не отказался, и все были готовы служить мне на таких условиях. После также им сообщил, если кто возжелает, может вместе со своими семьями перебраться в мой поселок, с устройством и прокормом в первое время я помогу, и они не будут знать голода. Многие задумались над моими словами, но не спешили соглашаться, ведь надо посмотреть, что это за новый поселок и что я за человек, слышать — это одно, а знать — совершенно другое.

После нового набора у меня людей стало прям в избытке, и я начал готовиться к новому походу в свое строящееся городище, нагрузив драккар и ладью вещами и людьми, мы отправились в путь. Как итог, мне пришлось сделать три ходки туда и обратно, чтобы перевезти под Псков почти всех людей и скарб, оставив в поместье пятерку холопов и столько же защитников.

Параллельно из Пскова возил в Новгород зерно, которое уходило отлично. Из всех возникших трудностей была транспортировка косолапого, не бросать же его. Самое тяжелое было затаскивать его на драккар, а там я его усыплял с помощью силы жизни, он весь день дрых, и я будил его на ночных стоянках, а с утра новые попытки затащить его на драккар.

Строительство в поселке шло своим чередом, вовсю возводился тын. А вот с расчисткой земли под поля были трудности, деревья рубили, расчищая место, но вот после них оставались пеньки, и было трудно их выкорчевать, несмотря на хозяйственный инструмент, выкованный Ефимом.

Для ускорения процесса было решено приобрести быков и лошадей, ведь еще землю распахать надо.

Так что у меня начались вояжи в Псков, где я скупал быков и иную живность: кур, свиней, коз и овец. К сожалению, за раз удавалось привезти не больше двух больших животных, очень уж неудобно их было транспортировать, зато у нас появилось небольшое стадо, четыре лошади да много другой живности. Процесс подготовки полей пошел ударными темпами.

Ефиму поставили кузню, где он вовсю начал властвовать, не забывая об учебе у Венетия, где они по вечерам творили светляки, которые с моего разрешения начали применять, освещая все вокруг. Часть холопов занимались полями, а часть помогали со строительством защитных стен, всем хотелось побыстрее оказаться за крепким деревянным тыном.

Фома же ладил лесопилку на пологом берегу и занимался производством кирпича.

Я же тем временем устраивал неподалеку яблоневый и персиковый сад, каждый день насыщая своей силой взошедшие деревца.

По моему приказу в окрестных лесах нашли и накопали саженцы дикорастущей малины и смородины, и я с ними тоже возился, все обустраивая.

Когда поля были подготовлены и распаханы, с моей легкой руки начались посадки, я каждое утро немного наполнял семена своей силой. Высаживали не только рожь и пшеницу, но и гречку. Отдельно для меня подготовили еще одно поле, где под моим приглядом высадили горох, капусту, чеснок, редьку и морковь.

Бойцы тоже без дела не сидели когда были свободны от тренировок с Филиппом, помогая в строительстве и занимаясь охотой в окрестных лесах, поставляя нам дичину к столу, которой, к сожалению, было не так много, они все же неопытные охотники.

В один из дней, когда посадки уже были закончены, перед моими глазами появился Вол с Гавром.

— Вот, Яромир, гляди, кого мы в лесу нашли, — и он показал на лежащее рядом непонятное создание, одетое в грязную щербленную и лысую шкуру, а может, и вовсе какие лохмотья.

— Это еще кто? — я нагнулся и откинул часть шкуры, на меня смотрело человеческое лицо старой женщины, оно было болезненно худое, сморщенное, будто сушеный персик, тело было под стать лицу, все худое, так что ребра выпирали.

— Эй, ты меня понимаешь?— обратился я к женщине.

— Вак ли тей, — еле ворочая языком, произнесла она и попыталась подняться, но у нее ничего не вышло, и она рухнула обратно.

— Не понимаешь, значит, — констатировал я. Оторвав от нее взгляд, я глянул на парней. — И где вы нашли это чудо?

— Вон за тем лесом, — указал Гавр, — под березкой лежала, мы сначала мимо прошли, думали, издох кто, а потом пригляделись, живая оказалась, — со смешком закончил Гавр.

— Эй, Василька, — окликнул я мимо пробегающего холопа.— Айку ко мне сюда живо.

Через пару минут появилась Айка, да не одна, а вместе с Кастором, и с вопросом на меня уставилась.

— Помыть, приодеть и накормить просто жирным бульоном, а то кишки свернутся, и поспрашивай у людей, может, кто понять ее сумеет, — ткнул я в найденыша.

— Хорошо, сделаю, — кивнула Айка, а после споро организовала холопов, которые уволокли старушку.

Через два дня я обнаружил найденную старушку, она сидела на пенечке и улыбалась, подставив лицо пригревающему солнышку.

Рядом сидел бородатый невысокий мужичок, которого я не сразу вспомнил. Это оказался Герась, он был одним из погорельцев в Новгороде, который вместе со всей своей семьей пошел ко мне в холопы.

— Ты понимаешь, что она говорит? — подойдя, поинтересовался я.

Герась, поднявшись с земли, отвесил мне поясной поклон, а после ответил:

— Разумею.

— Тогда спроси, как ее зовут и откуда она в лесу взялась, да еще в таком непотребном виде?

И Герась приступил к разговору, старушка отвечала медленно и не торопясь, и Герась вытягивал из нее каждое новое слово.

— Она сказала, что ее зовут птичка, — не очень уверенно произнес он.

— Птичка? — переспросил я.

— Знаете такую маленькую птичку с желтой грудкой, которую часто в холода видно, вот так ее зовут.

— Синица, значит, — произнес я, и Герась кивнул.

— Ага, я вот запамятовал, как эту птичку называют, — сконфуженно выдал он.

— Так откуда она?

— Говорит, что ушла из села, — тихо произнес Герась.

— Ушла сама из села, так она же в лесу погибла бы, если бы ее не нашли, — воскликнул я.

Герась кивнул, а я вопросительно на него взглянул.

— Она для этого и ушла, чтобы не объедать своих. Я так понял, они охотой живут, было мало добычи, вот она и ушла. Пять дней по лесу ходила, хотела большую реку увидеть последний раз.

От услышанного я лишь крякнул. Я о таком,конечно, слышал, что иногда так старики поступали в особо голодные времена. М-да, голод — это нехорошо, очень нехорошо, сам его зимой, конечно, не испытал, но мы были близки к этому.

— Скажи ей, что теперь здесь ее дом. Она получит пищу и кров, и в лес идти умирать ей не надо.

Герась начал переводить ей.

У меня же начали ворочаться шестеренки в голове, я хотел познакомиться и наладить контакт с местными, чем не шанс. Помочь и спасти селение Синицы от голода, тем самым начать встраиваться местные взаимоотношения.

Закончив переводить, Герась вопросительно уставился на меня.

— А теперь ты мне ответь, откуда речь ее разумеешь?

— Так я же из кривичей, в Изборске родился, это от Пскова недалеко, на другом берегу озера, это уж я потом в Новгород перебрался. Я сначала думал, она из эстов или ливов, они часто в Изборск приходили шкурками торговать, но говор немного другой, да и слова не все понятные. Она сказала, что из сумов, видимо, народец такой здесь обитает.

— Понятно, — протянул я. — Спроси у Синицы, сможет ли она показать дорогу к ее селению. — И Герась начал переводить.

Синица отпрянула, перестав улыбаться, и замотала головой, что-то забормотав на своем языке.

— Она говорит, что не покажет дорогу, она не приведет духов в свое селение. Даже если это добрые духи.

— Вот те раз, — крякнул я. — Скажи, что мы не духи, мы люди из такой же плоти и крови. Нам ведом голод, оттого я желаю помочь. Мы принесем еды в ее селение и предложим свою дружбу. Никому больше не придется умирать от голода и уходить в лес. Я клянусь именем моего бога Триглава и кровью своего рода, что не задумал худого, — и протянул свою пустую ладонь в сторону Синицы.