Восхождение к власти: день гнева

Глава двадцать четвёртая. Руины падшей системы

Утро следующего дня. Рядом с Флоренцией.

Небо снова затянулось монохромно-серым монолитом из безликих облаков, что не пропускают яркость солнца. Но этот плотный небесный покров не явление промышленности Информократии, которая стремилась к мрачности обстановки, а скорее «скорбь небес» по пролитой крови и количеству павших воинов. Лёгкий ветерок гуляет сред руин разрушенной столицы, обдувая выжженные небоскрёбы и разрушенные практически до самого основания дома поменьше. И вот-вот прольётся небесная слеза на остывшую от ночного хлада израненную землю.

Улицы во Флоренции покрылись оврагами и ямами от тяжёлого и длительного артиллерийского и ракетного обстрела, что застлали смертоносным дождём весь город, кидая его в бездну разрушения. Нет теперь изумительных прикрас и ворожащих душу просторов. Стекло-плитка, из-под которой излучался «божественный» синий свет, обратилась в стекольную пыль; стены и каркасы множественных зданий практически ничем – грудой мусора под ногами, оставляя от величественных небоскрёбов только жалкие остова. Дворец «Неоспоримой Воли» после эвакуации выживших солдат, всего персонала, вывоза всех ценностей и ресурсов, всех богатств изысков, должен быть уничтожен до самого основания, как памятник власти богопротивных «апостолов».

Целой осталось только Старая Флоренция, если сохранившимся можно назвать разрушенные от старости эпохальные дома, разбитые улочки и истерзанных нищетой людей.

Для большинства людей битва за Флоренцию окончилась ночью, когда противник стал массово складывать оружие и сдаваться. Сил Рейха оказалось в два раз меньше, когда подошло подкрепление с остальной страны, но лишившись всей интеллектуальной верхушки, потеряв самих «апостолов» и центр управления, утратив веру в идеи Информократии и Макшину, обессиленная и лишённая смысла продолжать бой армия врага сдалась на милость победителю. Тысячи киберариев, сотни тысяч пехотинцев, техника, боекомплекты и колоссальные военные ресурсы – всё досталось в руки победителя.

Когда решалась судьба верхушки страны, войска противника наступали широким веером, заходя во фланги осаждающим войскам. Подразделения Империи в таком случае готовили массовое отступление и эвакуацию войск из Флоренции, но получили известия о прекращения боевых действий. Идея Аурэляна завязать всё управление на себе, чтобы держать под контролем все информационные потоки и узлы, дабы иметь безграничную власть сыграла с ним плохую шутку, уничтожив его детище в момент потери народом смысла дальнейшей службы на благо Информократии.

Пожарище от минувших битв видно далеко, но совершенно не понятны последствия победы Рейха, ознаменованные столбами дыма, вздымающихся к верху, устремившиеся в далёкое поднебесье. Идейный исполин, страх и ужас всех государств бывшей Италии, научно-технический центр мира тёмных веков исчез с лика земли, а его место стремятся занять иные силы. И, наверное, только Маритона заботит, что будет дальше с этим миром, хотя все остальные вопросы столь малозначительны, что он и не задумывается о них.

Позади мужчины единственная в округе палатка, устроенная прямо за деревянным блиндажом. Это всё, что осталось от стоянки мотопехотного полка, расположившийся тут для поддержки всеобщего наступления. Теперь только блиндаж на возвышении, с парочкой траншей, на фоне умирающего постапокалиптического леса.

Лик Маритона уставлен на образы города из которого его, обессилившего и практически лишённого воли к жизни, вывезли на вертолёте вместе с телом Первоначального крестоносца. Парня, как только довезли до пункта сбора оставшихся частей полков и бригад от «Когтя Орла», поставили на ноги новой и дали отоспаться. А утром в девять часов дали время собраться и покинуть расположение, направив в Военной комиссариат со справкой о прекращении военной службы по основанию потери здоровья и с вручением медалей «За храбрость», «За защиту идеалов Рейха» и подарив «Белый крест».

Лёгкое облачение на нём заставляет трепетаться порывистый ветер, что только набирает обороты. Тонкая чёрная ветровка с гербом Рейха на спине чуть прикрывает штаны, уходящее под высокие берцы – вот та нехитрая одежда, которую ему выдали, чтобы он не шарахался в истерзанной броне, да ещё и обезболивающих вкололи вдогонку, чтобы от не особо мучился от вчерашних ранений.

Внезапно по правому глазу что-то ударило и исказило картинку, поступающую в мозг. В уме отразилось весьма удивительное изображение, словно капля воды упала на кинокамеру, и передалось в фильме размытым изображением. Левой рукой он убрал с объятого электронным свечением ока каплю и смог увидеть, что его металлические пальцы, схожие с ладонью скелета, покрываются влагой.

«Похоже начался» - подумал Маритон и обратил лицо к небесной тверди, ощутив как его истерзанное боями лицо, покрывшееся новыми царапинами и ссадинами дрожит под каждым прикосновением холодного дождя. Как же давно он не ощущал на себе касания свежести, холодного северного ветра и ледяной воды, которые призывают к жизни одним своим явлением.

- Маритон, иди скорее к нам! – слышится речь сзади, со стороны палатки, но в вихре эмоционального буйства, она обратились в практический неслышимый набор звуков.

- Маритон, проклятье! – это уже другой голос, и он полон извечного недовольства. – Тащи себя в палатку! Ей Богу, воспаление подхватишь!

Мужчина оборачивается и устремляет усталый взор назад, рассматривая, что там. Зелёная палатка довольно высоких размеров раскинулась на серой, которая под дождём стала обращаться в грязь и вскоре станет месивом. Укрытие из тёмно-травянистого брезента стоит на фоне извращённых, скрюченных и изуродованных кусков сухой древесины, растущей из мёртвой земли… раньше это был красивый, пышущий жизнью лес, а теперь лабиринт ужасов. Края и стены четырёхугольной, вытянутой палатки, стали дёргаться и волноваться под напором лёгкого ветра.

Нога Маритона ступила на вбитые в структуру блиндажа деревяшки, что резво хрустнули и чуть не проломились. Мужчина сделал прыжок и приземлился в притоптанную землю, оказавшись спиной к входу в военное полевое сооружение, пошёл в палатку.

Отвернув кусок брезента проходя, он увидел тех, кто тут собрался. Парень только хотели выдать улыбку, но что-то взвыло внутри, стянуло губы.

- Здравствуйте, - кивнул бывший аккамулярий.

Тут и Хакон, в серой шинели, сидит распивая бутылку благородного эля, и Флорентин в чёрном священническом облачении, и сам Конвунгар, сменивший невзрачные серые одежды на тёмно-синий камзол с сапогами до колен и чёрными штанами. Всех их Маритон до глубины души рад видеть, но не может этого никак выразить – слишком тяжко на душе и даже мерзко. Не проронив ни единого слова, он садиться с ними за круглый стул, пододвинув раскладной пластиковый стул со спинкой, малинового цвета.

С лёгкой улыбкой Чжоу заговорил:

- Нам всем повезло. Аурон записывал речи «апостола» и передавал их в центр связи, что транслировали в народ. Он знал, что «апостол» так скажет, знал, что тот поведает о том, что готов пожертвовать людьми во имя собственной власти.

- То есть? – спросил Маритон.

- Да. Это подорвало уверенность ещё больше части народа и войск в идеалы Информакратии. Ты бы знал, как это нам всем помогло.

- Что теперь будет с этим краем?

- Мирное поглощение, - с облегчением ответил Конвунгар. – Но силы северо-западного италийского фронта ещё около года не смогут продолжать наступление.

- Почему?

- Тотальное истощение. Мои дивизии практически полностью израсходовали боекомплект, так же как и все войска, принимавшие участие в операции. Колоссальные потери среди авиации и артиллерии, армии буквально обескровлены. Только если бывшими информакратцами комплектовать… но это проблемка. Кто готов пойти на службу завоевателям?

- Что-то больно хмурый, - буркнул Хакон, отпивая из железной кружки. – Как небо на море перед штормом. Что-случилось-то?

В ответ Маритон лишь махнул рукой.

- Я тебе не муха навозная, чтобы от меня отмахивались! - возмутился седовласый, опрокинув горлышко литровой прозрачной бутылки в кружку, давая зажурчать пенящейся жидкости. – На-ко, выпей. Станет лучше.

По горлу побежало лёгкое тепло, едва рассеявшее мрак печалей. Ещё один глоток и всё такое же тепло вновь бежит по его горлу в желудок, всё сильнее отгоняя пленившие дух горечи.

- Конвунгар, - наконец-то заговорил Маритон, жестикулируя при каждом слове левой рукой. – Как обстоят дела с войной? С Информакратией? Ведь до мирного поглощения ещё долго. Как вообще всё закончилось?

- Практически всё завершилось, - тихо ответил командир, распустивший длинные волосы, – для Информократии. Теперь её нет, никто более не сопротивляется. «Апостолов» нет, храмы Макшины разорены, священство практически полностью перебито…. Нами или же бунтующими. Нет смысла более сражаться. А финал… если честно, я думал, мы проиграем.

- А поподробнее?

- Перед ликвидацией «апостолов» нас теснили со всех сторон. Интеллектуальная бюрократия и полководцы Информократии повели все доступные войска на столицу, наплевав на множественные бунты по всей стране. Да, кстати о бунтах.

- А что сталось с тем отрядом? - прервал Флорентин Конвунгара, чего тот не заметил или не захотел и священник послал ещё один вопрос. – Кто-то выжил из тех, кто был со мной?

- Почти все ранены, часть пали героями, - выдал Конвунгар, с каменным лицом, отразившим внутреннюю душевную боль. – Во время контратаки по западному направлению большая часть оказалась в мешке, а затем то место накрыла авиация противника.

Маритон смог увидеть разрастающуюся печаль в глазах Флорентина и Конвунгара. Сам он не знал тех воинов, но завидев скорбь в глазах друга, понял, что это были не самые плохие люди и за каждым стоит своя тяжёлая и длинная история, а может они пожертвовали собой и счастьем в доме, что бы страна и миллионы смогли надеяться на лучшую жизнь… если таковая возможна.

- Жалко их, - выдавил Антинори, зажав переносицу. – Очень жалко, что они погибли… прими Господь их души у себя во Царствии.

- На, держи, - Хакон протянул стакан, полный плескающегося эля. – Помянем их.

- Так вот, - продолжил рассказ Конвунгар. – К концу дня положение только ухудшилось – нас практически оттеснили в «Старую Флоренцию», и пытались выбить с главной дороги… ещё немного и день кровавый был бы напрасен. Нам улыбнулась удача только после смерти Аурэляна.

- И какова цена победы? – сурово отчеканил Маритон. – Сколько нам пришлось заплатить ради того, чтобы Информакратия отправилась на свалку истории?

- Практически всё, - потеряно ответил «Крестоносец». – От моей «Орды» в лучшем случае пятнадцать процентов боеспособны. «Коготь Орла» утратил восемьдесят процентов боеспособных. Что касается вассальных формирований, то они лишены возможности воевать из-за колоссального количества раненных. Артиллерия и авиация фронта вместе с танками потеряли около семидесяти процентов техники.

- Дорого нам обошлись руины, - печально констатировал Маритон. – Ладно, чем сейчас живёт Информократия? Что от неё осталось и что будет дальше? Какое социальное творение вы возведёте на развалинах системы?

- Всё сейчас в воле Господа и Канцлера. Однозначно, этот край войдёт в лоно Империи и станет её регионом. Все храмы лживого информационного божества будут разрушены…

- А вместо них будут сиять во славу веры храмы единого Бога, - прервал вдруг Флорентин Конвунгара. – Инфо-философия объявлена ересью, и все её последователи будут покараны инквизицией… костры уже начинают разжигаться.

- Да, - продолжил «Крестоносец». – На руинах Информократии уже началось строительство будущего Рейха. Ныне объявлена война всем ересям в этом краю. Оставшиеся политические организации, ставшие наследниками идей инфо-философии, будут уничтожены за противлению идеям Рейха.

Маритон отпил из кружки, прикончив эль. Он видит перспективу грядущей эпохи. Её видели и многие философы, и мудрецы темнейших веков мира, говоря, что холодная вуаль тьмы отпрянет назад, раздоры и ссоры прекратятся и период великой ночи окончится. Но на его место тьме придёт свет, и гибельный холод уступит место выжигающему всё жару.

- Я так понял, вы собираетесь на месте Информократии с её интеллектуальной иерархичностью, храмами Макшины и всеобщей идеологией возвести Рейх, с его политической элитарностью, церквями Христа и идеями тоталитарной праведности.

- Ох, ты божечки, какие слова ты подобрал, - дал напомнить о себе Хакон. – Да, именно так, ты прав, чёрт побери. Но сильное государство, всеобщая мораль и гибель либерального гнилья всего лишь необходимость, которая нужна, чтобы общество не рассыпалось, как старый деревенский сортир.

- А ведь Хакон прав, - вновь заговорил Конвунгар, доставший небольшую фляжку и отпил из неё, слегка поморщившись. – Очень прав.

- Что это? – проявил незаурядный интерес Хакон, учуяв в воздухе нотки ароматов крепкого алкогольного напитка.

- Архи – водка из козьего молока. Его делали ещё мои далёкие предки, - но ожидаемо азиат мгновенно сменил тему, сконцентрировав сверлящий взгляд на Маритоне. – Вернёмся к Рейху. Если вы помните историю, то наверняка знаете, что все великие свобовольнические ереси тех дней привели мир к глобальному упадку, к гибели былого мироустройства, - Конвунгар примолк, но когда он вновь заговорил, его речь до краёв наполнилась интонацией омерзения, Маритон уловил отвращение к каждому слову. – Безумные идеалы нас погубили в прошлом! Проклятые идеи – растление и разврат, гражданское общество, которое сильнее государства, свободный неконтролируемые рынок, тотальный инфантилизм, уничтожение нравственности под видом свободы и прочая гадость либерализма, привели мир к полному упадку. Ты же помнишь, Маритон, как мировые рыночные элиты сделали население нищим, как разврат привёл к всеобщей деградации и как пал прошлый мир? В учебниках же об этом говорилось, да и ты не слеп. – «Крестоносец» снова отпил из фляжки крепкого напитка, то ли запаивая горе от сегодняшних потерь, то ли ощущая боль от дней давно минувших. – Общество, люди – все они уже не способны самостоятельно руководить своими действиями. В далёком прошлом человечество попыталось откусить больше, чем нужно… и посмотри, к чему это привело? Теперь на душах многих огромный шрам, и чтобы жить дальше, народу нужна железная рука и стальные идеалы, чтобы люди не оскотинились.

- Ты хочешь сказать… - осторожно заговорил Маритон, но был прерван.

- Да! Народ сейчас это как один духовный инвалид, искалеченный безумной идеологией свобод и ему нужна твёрдая рука, чтобы жить дальше. Без неё он вновь рассыпается. Этому миру теперь нужен крест и меч, и никакая лживая свобода его не спасёт, - твёрдо закончил Конвунгар, снова жадно приложившись губами к фляге.

- Знаешь, а ведь та пакостная Информакратия это порождение психопатов, рождённых «милостью» тьмы, берущей начало в результатах свободного мышления, - вмешался Хакон. – Именно эти засранцы выстроили бездушную систему, воспользовавшись… волей народа! Ведь они получили власть из рук обычных людей, воспользовавшись демократическими выборами.

- Я не помню этого,… не знаю. Секундочку, а, не так ли получил власть и Канцлер? Не его ли выбрали люди?

- Он шёл по трупам врагов, очищая свой путь огнём и крестом, - решил пояснить Конвунгар. – Я тогда возглавил самый большой контингент наёмников из средней Азии, получивший прозвище Орда и я помню те дни. Конечно, его поддержала часть населения, но не вся и не большинство. Выборов не было, он просто объявил себя властью в Ковенанте и призвал к себе на службу всех, кого мог.

- И ты откликнулся?

- Не с самого начала, но не об этом. Он завоевал власть клинком, уничтожая любую оппозицию. Что касается «апостолов» – ещё до своего торжества их ставленника побеждали на местных выборах, а сами они воцарились во Флоренции, когда их объявили победившими на референдуме. Всё чинно и демократично, - усмехнулся Конвунгар. – Кто же мог подумать, что изгнанники из техноязыческого культа на юге, разрушенной общины, смогут создать великое государство на севере.

Маритон замолк. Перед собой он видит людей, которых изрядно потрепал мир. Эти люди презирают всё демократические и либеральное, но не по невежеству, как бы сказали народы прошлого, а по справедливости, ибо сполна вкусили все прелести общества, построенного на принципах двух идей. В то время как демократия возвышала тиранов и деспотов на народном выборе, либеральный дух развращал человека, обращая его в животное.

«По крайней мере, так возвещают проповедники церковные и пропагандисты государственные», - поразмыслил бывший аккамулярий. – «Но как же всё на самом деле?».

Новые тёмные века прославятся в учебниках Империи своими безумными монархами и диктаторами, сумасбродными духовными деятелями и религиозным сумасшествием, новой знатью, ставшей дланью страшнейшего засилья, когда народ вновь делился на сословия. Но как ни странно, всё это стало результатом кошмарных ошибок лидеров далёкого прошлого, которые настолько сильно заигрались с политикой, настолько ослепли от самонадеянности, что не заменили достижения точки невозврата.

Идеи значения не имели.

«Но всему настаёт конец», - вспомнил мужчина о том, что время кризиса проходит к завершению. Руины Информократии стали знаменем финала эпохи упадка и депрессии. Зиждется заря нового мира, в котором нет места многим, и Маритон чувствует, что и он тут будет лишним.

- А что будет с Флоренцией? – снисходит с губ полушёпотом единственный вопрос.

- Рейх всё решил, - хладно начал Конвунгар. – Все части города будут уничтожены, кроме «Старой Флоренции», которую собираются реконструировать. Все стройматериалы, полученные от уничтожения остального города, пустят в промышленность.

- А население?

- Граждане Империи, подтвердившие лояльность новой власти будут расселены по всей стране. Остальных ждут исправительные лагеря.

Маритон не увидел в уничтожении целого города чего-то жуткого или плохого. Скорее ещё одно подтверждение ухода былых порядков, крайне нестабильных и неразумных. А люди?

- Ладно, хватит о политике и философских размышлений, ради Бога, - напомнил о себе священник. – Конвунгар, лучше расскажи нашему другу о достижениях.

- Ах да, - «Крестоносец» полез куда-то под камзол и через пару секунд копошений достал оттуда небольшую жёлтую бумажку, сложенную в четверо. – Вот, держи.

- Что это? – вопросил растерянно парень, цепляясь на надорванный край вещицы.

- Это оценка твоих заслуг. Приказом самого Канцлера ты объявлен первым помощником героя Рейха и государственного святого Аурона Лефорта, - с нескрываемой улыбкой, чуть придавленной прежними скорбями, объяснил Конвунгар. – Теперь имя твоё, и тех, кто был с тобой рядом, отразится на страницах учебников и книг. Ты стал свидетелем великих событий, ты сражался бок о бок с легендами крестового похода и прошёл сквозь кошмар. И… если ты желаешь продолжить службу в ровных рядах имперских войск, то милости просим.

Вновь размышления окутали хмурой пеленой разум Маритона и снова его стали терзать сомнения и противоречивые ощущения. С одной стороны, ему суждено стать славным воителем, вершителем суда над оставшимися нечестивцами, такими же, как «апостолы», что ещё по всему миру чинят террор над обычными людьми. Сколько ещё тиранов и деспотов ожидают справедливого суда и кары от меча имперского правосудия? Если Рейх туда не придёт, то обречёт миллионы обрекает миллионы обычных людей на долгие годы обременяющего правления похотливых и жестоких властолюбцев. Но с приходим Империи граждан тех стран ждёт иная диктатура – камня и веры.

Но с другой стороны Рейх прекрасно справится и без Маритона, ибо его войска продолжают вести Первоначальные крестоносцы и имперские генералы, храбростью и силой, как это делал Аурон Лефорт или мудростью и стратегическим гением, как Конвунгар Чжоу. А все войны, жестокость и кровопролитие, которым суждено свершиться неисчислимое множество раз, претили бывшему аккамулярию, терзали его душу одной мыслью. Слишком много неизлечимых ран, чтобы продолжать войну – потеря родителей, бесчеловечная работа, вынуждающая идти против людей, гибель любимой девушки от рук палачей, уничтожение дома в свете удара и затем ещё смерть друзей. Всё это нахлынуло жуткой фантасмагорией уныния и бессилия на уставшее сознание и дух.

«С меня хватит. Я и так слишком много взял, слишком много взыскал», - парень хватился за мысль. – «Но с другой стороны не приведи «апостолы» Легата в город, ничего бы этого не произошло бы. Кто запустил цепь событий? Что меня привело… к самому Аурэляну? Выполнил лои я предначертанное архитектором судеб?».

- Война, - тяжело сошло слово с губ мужчины. – Нет, с меня хватит. Для меня лучше стать историей, чем продолжить её создавать. Пусть это делают другие, а мне хватит пороха и крови на всю жизнь.

Карие глаза Конвунгара не выказывают презрения или досаду от такого аккуратного отказа. Он понимает, что значит покой, свобода от войны и мир, который ещё долго будет недоступен «Первоначальному крестоносцу», так как взывают тысячи битв и десятки стран, в которых до сих пор царствует воля безумцев и развращённых властью сердец.

- Что ж, Маритон, воля твоя и винить тебя я не могу. Если собираешься на покой, то Канцлер готов предоставить тебе место, где ты можешь пригодиться даже на мирной службе.

- Нет, - спокойно запротестовал мужчина. – Я хочу уйти восвояси и про всё забыть. Сам Рейх будет мне напоминать про то, что случилось здесь. Забыть, - тяжко молвит парень, – вот, что я хочу. Про работу и Информократию, про весь тот ужас, что я пережил… всё.

- И про Анну тоже? – тихо спросил Флорентин. – Ты её тоже хочешь забыть?

- Нет…, - раздался тяжёлый вздох. – Это единственный человек из… иной жизни, которого я не хочу забывать. И друзья тоже. Аркус, Изор и… Виотин. Все они погибли, чтобы я жил. И я не могу их просто так забыть, - Маритон повернулся к Хакону, что снова наполняет его кружку, только из другой бутылки. – Скажи, Хакон, я смогу уйти в безвестность? Может ли про меня забыть Рейх?

- Ох, парень, - встрепенулся мужчина, – восхвалим господина бюрократизм, за то, что он нам дал такую возможность, - Хакон, ухмыльнувшись, протянул кружку. – Так и напишем – пропал без вести в зоне боевых действий после увольнения с военной службы, - и тут же воин разразился философской речью. – Я понимаю тебя – ты хочешь спрятаться от всех на краю мира, забившись в угол и проведя там остаток жизни. Но стоит ли, когда рука крестового похода всё длиннее и ни одна земля не скроется от праведного огня?

- Да кстати, - заговорил Конвунгар. – А куда ты теперь двинешься? Сделать бумаги – нет проблем. Но вот где ты спрячешься?

- Я думаю пойти на север. Сначала отправлюсь в детище Лиги Севера, а оттуда наверняка двинусь ещё дальше – хочу добраться до любого свободного порта и отплыть на запад. А вы что будете делать, господа? – после вопроса Маритон снова прильнул к напитку.

- Продолжу воевать под началом Императора, - ответил Конвунгар. – У меня нет иного выбора, нежели продолжить войну.

- Меня ждут в Риме. После того, как там узнали о том, что я вступил в спор с одним из самых искушённых философов, с «апостолом», мне направили письмо с приглашением в Круг кардиналов, - смиренно дал ответ Флорентин Антинори.

- Какие интересные и величественные у вас судьбы, - ехидно заметил Хакон. – У меня всё намного проще. Я останусь обычным солдатом и проведу военную жизнь. Кто-то из моих знакомых и хочет на гражданку, но я не желаю оставлять службу, пока есть те сволочи, которые нуждаются, чтоб им…

- Что ж, - легко выдыхает Флорентин, начиная фразу едва улыбнувшись. – Ох, чудна и непостижима воля Господа. Интересная получилась история, достойная архивов и хроники Рейха, а также страстных проповедей. Ты, Маритон, за один день проделал путь от слуги Информократии до её ярого противника… за один день не просто изменил мировоззрение, а набрался смелости и сокрушил сам надоевший порядок, и всё ради мести, - священник на секунду замолчал, чтобы отпить эль. – И ради возмездия ты прошёл через всё поле боя, сквозь весь кошмар, добравшись до самих лживых «апостолов», и расправился с ними. Ради Бога, скажи, ты прошёл такой долгий и трудный путь ради одной лишь мести?

- Не совсем, - мужчина отодвинул кружку с напитком. – Эти руины, полыхающие осколки Информократии есть залог существования грядущих поколений, для которых нами, нашей кровью и болью, было создано лучшее будущее. Да, и что греха таить, до поры до времени я бился по личному мотиву, но большой радости это не принесло… и тогда я решил завершить тот день во имя дня завтрашенго.

- Слишком много пафоса, ты скотина чертовски прав! – со стула поднялся Хакон, держа кружку в руках, поправив шинель и осмотрев всех заговорил, чуть хрипловатым голосом. – Что ж, предлагаю за это выпить.

- Нет, - вмешался Конвунгар. – Давайте сначала помянем тех, кто вчера погиб, чтобы мы сегодня жили.

Три человека поднялись со стульев, присоединившись к мимолётным поминкам. Синхронно они прильнули губами к кружкам, стакану и фляжке и опрокинули тары с алкоголем, осушив их.

Как только ёмкости оказались на столах, Конвунгар обернулся к человеку, решившемуся уйти во мрак истории, вынув из кармана листок.

- Маритон, отправляйся в порт городка Сан-Ремо и отдашь капитану судна «Серебристый огонь» эту бумагу. Это моя… «доверенность» что ли. Я знаю, они собираются отплывать до Марселя на торговом судне с целью разведки и тот капитан послушается меня, так что можешь не волноваться. Там можешь сойти и стать свободным.

- Спасибо, - выпрямился мужчина, забирая документ.

- Ступай, Маритон, и помни – «мы сами выбираем свой путь, от этого зависит, кем мы являемся на самом деле».