Восход Сириуса, часть 1 - Восток-Запад

Глава 6. Испытание

Знамения указывают путь, а демон отворяет дверь

Бхур, Бхува, Свар, Махар – нет постоянства в сих мирах

Один минуя, попадёшь в другой и станешь там

Растением, животным, женщиной, мужчиной или богом

Махариши Бхарадваджи

«Учение о Дхарме и Карме»

– Раз в месяц, – мистическим голосом изрекла Чик, – наша рота отдаёт чудовищу невинную овечку.

– Кто упирается, тех мы запихиваем силой, – намекнула Маха угрожающе.

– Чего тут рассусоливать? – Гугуай нетерпеливо подтолкнула Джи в спину. – Звони и заходи! Если у него не побыла, ты вообще не наша.

– Сама пойдёшь или… – сильная Маха загнула руку Джи назад и стала понемногу выворачивать, от чего новенькая подалась вперёд.

– Ой! Овцы, вот насчёт невинности…

– От этой болячки Локс лечит блестяще, – утешила Чик.

– Ахнуть не успеешь.

– Пока с ним не потёрлась, считай себя девочкой.

– Маха!.. Уй-я!

– Долго тебя уговаривать?

– Я иду, иду!

– Когда окажешься внутри – не тяни волынку, сразу раздевайся.

В каждой роте свои ритуалы. Старослужащие овцы – те, кого зовут «рогатыми», – заставляют молодых сделать то или другое. Стянуть еду с кухни, оплатить всем пирушку в баре и так далее. Здесь принуждают войти к Локсу.

– Зачем пришла? – сердито спросил домофон. Глазок камеры осматривал Джи, которая топталась у порога во встрёпанных чувствах. Ротные подруги загодя отбежали за угол и следили оттуда, как новенькая проходит посвящение.

– Поговорить надо.

Домофон устало вздохнул, дверь щёлкнула.

– Войди, обречённая.

Только Локс и Мамочка имели в Cathous’e квартиры, поскольку – люди настоящие и офицеры. Овцы ржали: «Мы – крыло дивизии. Ма вместо коммодора, взводы – это полки, и отдельный Локс штабного подчинения».

Оперативно подчинённый штабу крыла (или кому там?) Локс встретил Джи босиком, в чёрном трико и алой водолазке. Выражение лица его было замкнутое и немного выжидательное, совершенно не мужское. Джи решила: спешить ни к чему, сбросить тряпки всегда успеется.

Здесь пахло натуральными восточными благовониями – уж она-то умела отличить натуральные продукты от синтетических подделок! Один такой запах может смутить девушку и толкнуть её на путь секеса.

Сумрачная квартира простиралась на три стороны. У пола горели мелкие светильники, тени росли, как деревья, и охватывали потолок, занавеси косо рассекали объёмы комнат. Одна из стен была экраном, уходящим в синюю прозрачность океана, там колыхались водоросли и мерцали рыбы. Плёнки-обои поблёскивали живыми узорами. Вентиляция дышала ветерком Афродиты Киприды, волнуя полотнища занавесей и прогоняя струи запаха вдоль комнат.

Середину пола в зале занимал светящийся бассейн, переливающийся голубыми волнами и золотыми бликами. Из-за движущихся изображений, плавно шевелящихся занавесок и подсветки снизу помещение кривилось и ломалось, изгибалось как лабиринт, выглядело выше, чем было, и будто делилось пополам слоем невидимой воды.

Шагнуть внутрь казалось опасно – пол из-под ног уйдёт или стены повалятся.

– Так. – Локс просканировал гостью от пят до макушки. – Тебя надурили. Когда выйдешь, будет хохот.

– Что… никакого обычая нет? – обиделась Джи на старших овец.

– Теперь есть. Я буду требовать каждую новую в номер. Это идея – чтобы вы мне представлялись. Сейчас я сочиню обряд презентации и испытаю его на тебе. Первое условие…

Джи с готовностью подняла руку к застёжке.

– Смирно! – рубанул он неожиданно резким сержантским голосом. – Первое условие: никому и никогда, даже если станут соблазнять деньгами, ласками, поблажками, подарками – не рассказывать, что я делаю с овечками наедине. Тайна. Совершенно секретно. Ни намёков, ни даже вранья. Молчок! Так ты отомстишь им за надурку.

– А-га!.. – просияла Джи. – Здорово!

– Условие второе – никаких условий. Я не знаю, что придёт мне в голову. Хотя… кое-что пришло. Можешь огласить: до прихода – вымыться, полная косметика тела, наложить грим-маску, одеться по схеме «гурия» и разуться.

Она быстро скинула обувь.

– Так. Что ещё? – Локс озирал Джи как своё изделие. – Парфюм! Тяжёлый чувственный запах, подойдут эфирные масла. Обработать волосы, шею, подмышки, талию и пах.

– Я сбегаю…

– Нет. Ты останешься до конца обряда. Теперь мои правила: ничего не брать, не лапать, только спрашивать. Выполнять все команды. Ты ведёшь себя здесь как цивилизованная, вежливая кошка.

– Муррр, – согласилась Джи.

– Да, примерно так, – снисходительно одобрил Локс. – За мной!

Он повернулся и преспокойно ступил прямо в бассейн. Джи думала, что он ухнет туда по пояс, но волнистая гладь лишь прогнулась под его ногами, а по сторонам бассейн вспучился над полом.

«Плёнка! Оптический прикол. Там глубины всего с ладонь…»

Она не отказала себе в удовольствии пройтись босиком по гидроковру.

– Вот здесь я сплю. Здесь моюсь. Здесь ем и читаю. Здесь работаю, – ладонью указывал Локс. – Садись, ложись где хочешь.

– Может, всё-таки… – Джи опять потеребила застёжку. Соблазн стать первой, кого пригрел Локс, был велик. Конечно, ничем не докажешь, но сам факт, само сознание!..

– Валяйся в любом виде. Я тебя всё равно не хочу.

«Ну вот! Даже похвалиться будет нечем».

Однако она не теряла надежды и таки до половины расстегнулась. Полунагота более зрелищна, чем банный вид.

«На фоне рыб, классно. Я похожа на русалку, да?»

– Ты правда работаешь? – Джи в изумлении воззрилась на многоуровневый стол, где высились стопы, даже кипы бумаг. Ярких, цветастых газет! Она сразу опознала эту макулатуру. Такие листы бесплатно раздают у метро, в супермаркетах, суют в почтовые ящики. Толстые каталоги «Товары почтой» лежали вперемешку с глянцевыми журналами для девочек.

Эту лабуду ему возят с Земли?.. Многие видели, какие он посылки получает. Думали – деликатесы, парфюмерия, стильные вещи… А, вот и заказы по каталогу! Жёлтые картонные коробки стояли стопкой у боковины стола.

– Да. Я режу газеты. – Локс сел за стол, раздвинул секции пошире и взял длинные ножницы. – Делаю их них альбомы. Погляди, если интересно.

– А не удобней сканером? быстрее будет.

Он вовсе не походил на деликата, каким его прославили в Cathous’e. Просто лёгкий, красиво движущийся малый.

По стене-экрану плыла пучеглазая рыбина, развевая плавники и вздыхая жабрами, а по обоям полз, разрастаясь, бледно-лиловый с серебряно-белым морозный узор – словно перистые травы на Центавре Голд.

– Если собирать вырезки, то в бумаге. Изображение что?.. пшик! сменилось, не поймаешь. А бумага всегда перед глазами. Газета живёт дни, недели, пока её не выбросят. Всё это время она действует на мозг своими красками и шрифтом. Или вот, картинки. Они дразнят, возбуждают.

Чтобы убедиться, Джи потянулась к раскрытому альбому, и Локс бегло пощекотал ей шею. Она вопросительно мурлыкнула: «Это всерьёз?» и для пробы слегка коснулась его грудью. Другой бы завёлся, а этот – никакой реакции.

– Тебе не хватает ласки? Чем-то недовольна? – Локс взял её за подбородок. – Смотри на меня. Ближе.

Чёлка упала ему на переносицу; губы поджались. Его глаза расширились – и замерли. Джи стало боязно, но вырваться она не могла. Словно он её втягивал.

– Серия «каталонка Sp35», родилась на Мальорке, – монотонно говорил он, не отпуская овечку. – Училась в Израиле. Там тебя считали арабкой и звали Джамалия, верблюдица.

– Нет, Джаннат – райская! Ты читал мои документы. – Она пыталась избавиться от покоряющего взгляда.

– Стажировалась на Кипре… Делать нечего, кроме как рыться в ваших документах. И так видно. Кроме того, ты злишься, что какой-то парень предпочёл другую. Кто он?

– Не знаю. Швед. Говорят, что швед. Гражданский инженер.

– У-тю-тю, какая потеря. Скорбишь. А стоит ли?.. Чем прельстилась?

Джи опустилась на корточки. Локс по-прежнему держал её, сохраняя контакт глаза в глаза. Он царил над ней, как над котёнком, сурово и отечески.

– Парфюм, наверно. Он шёл рядом, я дохнула. А потом…

– Бывает. – Локс отнял руку; Джи прижалась щекой к его бедру и в изнеможении вздохнула. – Ляг, потянись.

«Чего я так устала?» – удивилась она, простираясь у ног Локса. – «Будто отравилась».

Голова её оказалась рядом с его ступнями. Снизу всё казалось ещё чуднее. Комната высилась ступенчатым винтом, лучи низких ламп лежали как спицы колеса.

Чикая ножницами, Локс вполголоса напевал что-то несусветное:

Жаба, в трещине камней

Пухнувшая тридцать дней,

Из отрав и нечистот

Первою в котёл пойдёт…

Пёсья мокрая ноздря

С мордою нетопыря,

Лягушиное бедро

И совиное перо… 1

– Тебе удобно, – заявил он, будто так и было. – Кошка, кошечка… Мрр?

Джи кожей ощущала шероховатый тёплый пол. Пальцы Локса слегка шевелились, они выглядели обольстительно. Подтянув ноги, она тихо переместилась; низко припав к полу, осторожно лизнула тыл его ступни. Рядом упал шарик из отрубей. Он ест отруби и угощает кошечку. Джи взяла шарик губами и потихоньку сгрызла.

– Кошка?

– Мяу? – Джи подалась назад, опёрлась на ладони и подняла голову на уровень стола. Локс по-детски забавлялся ею.

– Поиграем, киса. Ну-ка, что запомнила в альбоме? Говори одним словом, не думая – раз, два, три, – быстро.

– Мама. Кормить. Любовь. Рыба. Вода. Море. Чистый. Здоровье. Птица. Облака. Летать. Бог. Добрый. Ягнёнок. Книга. Хватит?

– Умница. Гляди сюда, – он открыл другой альбом с наклейками. – Смотри молча. Смотри… Не думай. Снова – раз-два-три.

– Купить. Крем. Помада. Вечеринка. Бельё. Ха-ха-ха. Попа. Титьки. Гулять. Трусы. Презерв. Секес. Затычка. Целовать. Догонять. Голая.

– Отлично. Теперь вот здесь. Глядим, глядим… начали.

– Ловушка. Тараканы. Крыса. Зараза. Яд. Туча. Дождь. Крушение. Нож. Маньяк. Спать. Могила.

– Давай дальше.

– Не надо, я боюсь.

– Чего, кошка?

– Какую ты гадость вырезал!..

– Просто реклама.

– Она страшная.

– А первый альбом?

– Там было хорошее. Я больше не хочу смотреть.

– Выполнять все команды, забыла? А то отдеру кошку за уши.

– Пшшш… Ладно.

– Теперь называй гостей, приезжих, кого помнишь. Без имён! Дай им клички.

Игра увлекала Джи, хотя альбомы нагоняли тёмное волнение. На быстрый взгляд реклама и картинки сливались в мозаику, и за нею проступали липкие, назойливые образы. Предложение переключиться на гостей она приняла с радостью. Глубокий вдох комнатных ароматов придал ей бодрости.

– Значит, приезжие. Это я запросто! – она села на пятки, вскинула глаза. Локс чуть отъехал, повернувшись на стуле. – Пыхтун. Мякиш. Гусь. Щипчик. Сосик. Полыхай. Вкрадыш. Меховой.

– Красиво говоришь. – Локс следил за ней, считая прозвища. – Отчего тебя взял Совет Обороны?

– Очков не набрала на штучную продажу. – Джи устыдилась, потупила взор. – Киприоты – жульё, настоящие турки! Браковали нас бессовестно, чтоб оптом загонять евреям. Или в Иран. Агнец помог – пришёл заказ из оборонки…

– Кошка глядит на меня, – властно напомнил Локс. – Киса?

– Мррр. – Джи прогнула спинку.

– Кто из новых тебя привлёк? Ты уже назвала его?

– Нет. Зарница.

– Поясни, – наехав стулом, Локс зажал овцу между ногами и взял её голову в ладони. Потолок над ним поднимался куполом и трепетал от света, будто парашют в полёте. Освещённое снизу лицо Локса выглядело завораживающе. Джи захотелось заплакать, прильнуть к его животу.

– Как гроза далеко-далеко. Без грома, видно только вспышки…

– Пишешь стихи?

– Нет!

– Попробуй. Есть журналы, которые печатают овец. Или Живая Сеть.

– Там одна трепотня. Не помнят, что вчера было.

– Так-с, и кого выбрал мистер Зарница, если не тебя?

– Рому. Даже на ночь её брал. После она заболела…

– Не злорадствуй.

– Ни, что ты!

Без всякого предупреждения Локс наклонился к Джи и нашёл губами её рот. Она замерла и зажмурилась, потом открылась ему и включилась в игру. Локс не давал ей двинуться, держал в зажиме колен и ладоней. Джи чуть не задохнулась в поцелуе. Умерла бы – не заметила.

– Давай, мяу? – облизнулась она, переводя дыхание.

Он с обеих сторон повёл вверх по её голове всеми десятью пальцами, вторгаясь в волосы, вминаясь в кожу. Перед Джи потемнело, она дрогнула от испуга, но её влекло в колодцы его глаз, где в глубине медленным чёрным зеркалом покачивалась вода.

– Никогда. Никому. Ничего. – Шёпот ударял, как бой колокола сквозь ватный туман. – Теперь ступай.

Почти на пороге она услышала тихое:

– Кис-кис.

Обернулась и застыла. Локс так же сидел на стуле, но в правой руке держал поднятый дулом к потолку здоровенный пистолет, каких в армии не бывает.

– Мой верный друг. Берегись. Помнишь? Никогда. Никому. Ничего.

Подружки-негодяйки встретили её единым:

– Ну?!

Она зачарованно прижала палец к губам:

– Тссс. Нельзя.

После тёмного царства незримой воды очутиться в скучном, сухом коридоре… Джи вдруг поняла, что там – на берегу светящегося бассейна, в струящемся ароматами воздухе, в наивных и многозначительных играх с хозяином кошки – она потеряла кусочек сердца, очень важный, куда более важный, чем овечья невинность. Локс похитил его, когда целовал её.

Хуже того – он дал ей попробовать, лизнуть вслепую краешек какой-то тайны, и отнял, спрятал в ларец и запер в сейф. Он никогда не отдаст его! Вот за что Лава-Лава зовёт его «отвратительная сволочь», вот почему тянется и льнёт к нему.

Какой он гад! Впустил, пощекотал – и выгнал, не дав насладиться.

Она вдруг заплакала навзрыд, бессильно повиснув на Махе. Чик с Гугуай стояли в растерянности, чувствуя себя форменными свиньями.

* * *

– У нас много нового, – уныло начал Вальтер, едва встретив Ракитина у пассажирского шлюза. – Я не стал тревожить тебя на отдыхе, сообщать… Лучше, чтобы ты всё увидел сам.

– Что-то серьёзное? – насторожился Влад. Он вернулся с планеты в солнечном настроении, а тут такой гутен-морген от Хонки! Обычно бравый, обер-лейтенант был подавлен, углы рта опущены, на челе кручина.

– О, наши дела вполне уладились. Срок твоей гауптвахты истёк… ты там славно загорел, поправился… Затем – я получил свежий истребитель, прямо с заводского полигона, и опытного кибер-дублёра, а наше звено обзавелось третьим пилотом.

– Что ж ты глядишь, будто семерых съел, восьмым подавился?

– Сложностей тоже прибавилось. Куда мы направимся в первую очередь? В жилой блок или в эллинг?

– Это одинаково плохо?

– Напротив, всё отлично. – Вальтер изобразил натужный оптимизм, вроде улыбки под пыткой. – Я думаю, вместе мы справимся. Одному это весьма проблемно. Тем более, когда столько народа…

– Какого народа?

– Значит, в жилой блок.

Сюрпризы поджидали Влада задолго до апартаментов Троицы. По обе стороны вдоль стен коридора выстроились ящики с наклейками: «БЕРЕЧЬ ОТ ВОДЫ!», «ХРУПКИЙ ГРУЗ», «БИОМАТЕРИАЛЫ» Между ящиками приходилось идти боком. На более-менее свободном месте офицер коммунально-эксплуатационной службы Востока препирался с невысоким стройным азиатом в смутно знакомой Владу форме.

– Ваша тара захламила весь проход.

– Не печальтесь, мы разместим её штабелем, в три яруса.

– У нас маневренная база. При сдвижке включат главный антинер, гравитация изменится, и всё рухнет.

– Мы укрепим штабели стяжками.

– Здесь нельзя складировать. Я сообщу пожарным.

– Наш новый пилот, – мрачно молвил Вальтер. – Младший капитан Ле Куанг Шон из военно-космических сил Дайвьета.

– Товарищ Ракитин, кавалер двух Звёзд? Много наслышан о вашей выдающейся доблести. Очень рад знакомству! – улыбнулся вьет во всю обойму крепких, здоровых зубов. – Будем жить и работать вместе!

Влад оторопело протянул ему руку, и та чуть не треснула в сухой ладошке вьета. Оказалось, рыжий Райт – не самый крутой по части рукопожатий.

Младший капитан что-то выкрикнул; из блока высыпала мало что не дюжина черноволосых парней и девиц во главе со строгой миниатюрной женщиной в чёрном брючном костюме.

– Моя супруга – Нгуен Тхи Лан. Мои родственники – Ань Хай Тхань, Ань Ба Нгок, Ти Ты Суан…

Кивая, как дятел, Влад вручную отвечал на приветствия, а в голове вертелось «Ань Хай Тхань».

«Вот назовут, не выговоришь! Если они начнут размножаться, надо предложить – в честь братства по оружию! – наше Шла Саша По Шоссе».

– А… это провожающие? помогают разместиться?

– Они все тут поселились… – вздохнул Вальтер за спиной.

– Да столько места нет в блоке!

– …как штабель.

– Командование в курсе?

– Оно и подписало. Таков закон! Военнослужащий имеет право привезти супруга и членов семьи. Билеты льготные.

Ракитин с подозрением взглянул на ящики. «Биоматериалы», что скрывается за этим? Может, там сидит ещё по два Ань Хая? Они ребята худощавые, как раз втрое сложатся.

– Это всё? Семья укомплектована, больше не будет?

– На мой взгляд, вполне достаточно. – В голосе Вальтера послышалось сдавленное рычание, но обер-лейтенант сумел сдержаться. Или он надеялся, что миссию орать возьмёт на себя смелый Сокол.

Чтобы у Влада не осталось никакой надежды, Ле Куанг Шон решил выложить все свои намерения:

– Мы собираемся распространять биологически активные добавки к пище. Фирма «Хонг Дьеу». Это очень полезные комплексные препараты, только из очищенных натуральных компонентов. Лан, пожалуйста, вручи товарищу Ракитину наши буклеты.

– Потом. – Влад повернулся на месте и устремился в противоположную сторону, стараясь, чтобы его отступление не походило на бегство. – В эллинг!

– Как ты это допустил?! – распекал он Хонку по пути к истребителям. – Наши каюты – максимум на двоих. Итого шесть душ в блоке!

– Они ставят разборные кровати в холле. Такие, трёхэтажные. В смысле совместного проживания койки очень приличные, целиком закрываются занавесками.

– Но – двенадцать человек! Вместо холла мы получим сексодром с толкучкой пополам.

– В целом они высоко дисциплинированы…

– …и будут любиться молча, не дыша, как партизаны.

– Влад, я защищался. – Обер-лейтенант поднял ладонь, словно присягал в суде. – Я рапортовал по инстанции. Но мне ответили, что От-Иньян плохо обеспечен бытовыми частными услугами. Многие недовольны казённым снабжением. Я, к слову, тоже. Поэтому вьетам выдали лицензию на сетевой маркетинг.

– Всё, больше слышать не могу. Говори про истребитель.

– О-о-о… Он прекрасен. Производство аэрокосмического концерна «Жуковский», модель РОС-140А.

– Ба, «росинка», сто сороковуха! Хоть с этим повезло. Последняя модель – Вальтер, поздравляю.

– Хоан хо!

– Нет, «хуанхэ» – китайский грузовоз.

– Нет, это «ура» по-вьетски.

– Быстро обучаешься!

– А что остаётся? Мы в меньшинстве.

* * *

Оперативно подчинённая штабу крыла отдельная эскадрилья Филина, куда столь опрометчиво вписался Хонка, базировалась на Красном луче От-Инъяна. Стоило Владу войти в свой сектор, друзья и знакомые стали попадаться на каждом шагу. Комэск, техник звена, оружейники, девчата из батальона космодромного обслуживания, даже замначштаба – все сочли необходимым высказать Соколу самое заветное.

– Привет, Ракитин, скоро в бой?

– Здравия желаю, товарищ капитан! Истребитель к полёту готов, хоть сейчас на старт.

– Пора, Сокол, пора. На, ознакомься с обстановкой. – Филин протянул сводку с грифом «Строго секретно».

– Мать моя!

– Я не хотел сразу на тебя обрушивать, но… – скорбно взглянул Вальтер.

– Три эскадильи в космосе, на боевом дежурстве! Да что у нас творится?!..

– Плюс шесть в первой степени готовности.

– Это связано с роем? – Влад вернул майору бумагу.

– Да. – Филин был немногословен и холоден. – Версия – рой скрывает дрейферы.

– Хотите мнение?

– Сам знаю. Чей-то вброс в штаб дивизии, чтобы прикрыть поиски приза. Приказываю: разберись с машиной Хонки, проверь вьета и заступай на дежурство. На всё – пять суток.

Влад проводил комэска глазами. Десять лет на Иньяне; тут станешь медведом в квадрате! Этому майору дать бы штурмовой корпус, Дееву – второй…

«Мне – третий».

…и бросить на Сириус или на Процион, в самое логово. И топлива брать в один конец – или-или. Там, где разбились две земных армады, компактная мощная группа сможет больше. Перепахать термоядом гнездилище призраков, спалить до самой мантии.

«Все мы тут пропадаем, по большому счёту».

Румын Митря, механик Хонки, выглядел вставшим из гроба. Синие тени под его запавшими глазами говорили о напряжённой и долгой работе.

– Товарич капитан, коряга из Жуковского! Оно не едет.

– Чепуха, жуки строят на совесть. А это кто?

За механиком вежливо и прямо стоял тяжёлый рыцарь цвета хаки, с круглой шлемообразной головой.

– Мой кибер-дублёр, Сургут. Прислали на замену!

– Брянский?.. с Машзавода? – смерил его Влад опытным оком.

– Так точно, товарищ капитан.

– Где служил?

– Сибирский легион Гидростроя. Командовал ракетной батареей скрытого расположения на Золотой Центавре, участвовал в боестолкновении с сирианами, режим «земля-воздух».

– И уцелел. Сбил или отогнал?

– Нет, товарищ капитан. Просто я крепкий. Затем переучился на корабельного дублёра. Налётано триста семь суток, двадцать одна прямая схватка.

– Вальтер, вы оба палёные в бою. Сработаетесь.

– Не сомневаюсь. Но «росинка» против!

Названную «росинку» 140А было не объять ни взглядом, ни тем более руками. Эта заострённая аспидно-серая скала из сверхпрочных композитов, плотно набитая агрегатами, системами, нейроволокнами, оружием, баками и трубами, на две трети занимала собой эллинг. Киберы-служаки с тестерами в педипальпах бегали по ней, чмокая присосками, пропадали в отверстиях и вновь выныривали.

– Уже в который раз проверяем все основные узлы, – жаловался Митря. – Неоднократно делали пробный запуск. Никак! Зажигание отказывает, инжекторы тоже. Между тем в заводском паспорте указано, что истребитель налетал десять часов, проверен в стандартных режимах. Как это может быть?

– На наших машинах всегда так, – заметил Сургут. Стаж и опытность позволяли ему высказываться без спроса. – Вот детали оботрутся, тогда и полетит.

– Что значит «оботрутся»? – винтом завертелся рассерженный Митря. – Я не понимаю смысла!

– Обычная история, – отмахнулся Влад. – Слегка не утряслась, вот и капризничает. С ней надо ласково. Уговорить, погладить, слово доброе сказать…

– Можно разбить о носовой обтекатель бутылку шампанского, – порекомендовал Сургут.

– Ты полагаешь, – заклекотал выведенный из себя Вальтер, – что в Жуковском они распили ритуальную бутылку сами, а корабль окропили ситром?

– Не могу знать. Не присутствовал.

– Что ты пристал к роботу? Ему всё равно не налили, а послали за закуской.

– Влад, после стольких бесплодных попыток я решительно боюсь летать на выделенной машине. Она не внушает мне доверия.

– Да погляди – новьё, муха не сидела!

– О-па-са-юсь.

– А сириан ты не боишься!

– Их – нет. Они более предсказуемы, чем русская техника.

– С возвращением, Владислав-кун, – присоединился к дискуссии невозмутимый Харада Дэнсиро, командир второго филинского звена. – Капитан Ракитин безусловно прав. Многие вещи – одушевлённые, особенно российского производства. Душа их развивается по мере сближения с хозяином. Недаром издревле существует обычай жертвоприношения при закладке корабля и сдаче его в эксплуатацию…

– А как у вас? – огрызнулся Вальтер. – Проблем не возникает?

– Только с компьютерами. При массовом изготовлении их души получаются мелкими и вредными. Столько трудов требуется для достижения гармонии!.. Сообщают, что к вам в Троицу назначен офицер из Дайвьета; верно ли?

– Да, с большим семейством, – нахмурился Влад, пожимая руку японцу. – Дэнсиро-кун, чур не спорить с ним, кому принадлежат Филиппины.

– Здесь у нас другая, общая цель. Мы же с вами не затрагиваем вопрос об Аляске.

– Хочу отметить, что управление на «росинке» скомпоновано по вашим стандартам, – продолжал Хонка об изъянах «сто сороковухи». – Это грозит промедлением на доли секунды, что чревато…

– Пиши в концерн; я завизирую как комзвена. Давно пора всё к дьяволу унифицировать.

– Влад, я жду твоего резюме.

– Какие вопросы? Сейчас Митря всё запакует, мы заправим этот тарантас, и я на нём сделаю виток вокруг Иньяна. Раз несколько. Раньше инженер становился под мост, который спроектировал, и головой отвечал за качество. Здесь от концерна никого – значит, придётся мне… А что это вы напряглись? – Влад оглядел присутствующих. – Расслабьтесь! Вот вам смехотерапия – расстегни пошире рот.

– У вас своеобразный юмор, – признал Дэнсиро. – Когда ребята Макартура будут ворчать насчёт новых машин, я сошлюсь на ваш пример. Пусть боксёр Смит покажет всем храброго парня из Луизианы.

Немного смущённый Вальтер не мог остаться в стороне:

– Полечу рядом, для компании. Митря, свяжись со спасателями – я возьму их катер из резерва.

– Яволь!

– Заодно проверим Сургута. – Влад отметил, что брянский рыцарь уже радировал кому следует, и к борту «росинки» бегом несут скафандры: один с алым соколом на груди, другой со стреловидной чёрной рунойTyr. – Эй! оформляйте испытательный полёт парой. Доложить в диспетчерскую!

* * *

Сборы были недолги. Космодромный персонал умел быстро снаряжать истребители, а у спасателей машины всегда готовы и заправлены.

Влад подключился к кибер-дублёру:

– Сургут, на месте?

– Так точно, товарищ капитан.

– Говори короче: «Да, Сокол». А твой шеф-пилот будет – «Вектор». На старт, – скомандовал Влад.

Истребитель поплыл из эллинга в пусковую камеру. Сзади глухо ударили створки, вокруг воцарился вакуум.

– Сургут, внимание на антинер.

– Слушаюсь.

Антиинерционная установка, в обиходе называемая «антинер» – и благо, и головная боль пилотов. Чтобы управлять машиной, потерявшей массу, курсанты проливали семью семь потОв, и то кое-кто умудрялся влепиться в другой корабль или станцию. Но не Влад! На прихотливый нрав антинеров у него своя хватка.

– База, пошёл отсчёт.

При слове «Ноль» безымянная (пока) «росинка» и катер Вальтера отвалили от базы, получив толчок обратной инерции.

Влад вживался в органы управления. Спокойно. Ход туговат, но, как обещал Сургут, «притрётся». Радары уточняли предметное окружение пары. Маневровые движки работали исправно, однако пуск маршевых сулил всякие неожиданности.

Влад нажал «Зажигание».

Тишина.

Нажал ещё раз – молчание.

Помалкивал и Вальтер – ждал, пока запустится ведущий. Влад затылком ощущал множество внимательных взглядов, нацеленных на него с От-Иньяна. Дэнсиро, космодромные, спасатели – все следят, чем кончится смелая выходка Сокола.

– Бог любит троицу, – подал голос Сургут. Вроде подсказки: «Давай!»

Влад установил маневровые на осевое вращение машины. Звёзды, шар планеты и объёмная крестовина базы завертелись вокруг него каруселью. Если без гравитации что-то не контачит, надо слегка расшевелить механизмы центробежной силой.

Повторив про себя заклинание Сургута, Влад вонзил в третий раз.

Индикатор вспыхнул!

– Готов к переходу в маршевый режим. – Влад улыбнулся. Машина слушалась; он каялся в том, что плохо о ней думал. – Вектор?

– Порядок! – Голос Вальтера звучал радостно.

– Заходим вместе, – сухо молвил Влад, послав ему метку своего полётного синхронизатора. – На виток. Параметры…

Машины дружно, как спаянные, устремились по околоиньянской орбите.

– Как антинер? – беспокоился Хонка.

– Чуткий. Подрегулируй, чтобы рукоять ходила мягче. Может, придётся уменьшить степень передачи.

– Посмотрим.

– Проход сквозь атмосферу. На минимальной.

– Согласен.

Пронзать воздушную оболочку планеты – лихачество, но космический истребитель должен выполнять манёвры любой сложности. Антинеры нагрузились на 0,8 мощности, оболочка отсутствия массы окутала корабли зыбким покровом.

– Добавь защиту.

– Есть.

Загудели сферы защитных полей. Влад бросил станциям слежения на базе и Иньяне данные траектории пары. Над дневным полушарием они прошли в пламени горящего воздуха – «Илона, гляди: это я лечу!» – и вторглись во тьму ночной половины, как два сияющих болида.

Влад упивался функциями техники – чёткий обзор, высокое разрешение, хоть цветочки собирай!

Можно замечать даже отдельные, очень мелкие метеоры.

Вот, например…

Он рефлекторно приблизил изображение – и выкрикнул одновременно с Вальтером:

– Вижу цель!

Визоры ясно отслеживали «огурец» – малый сирианский десантник, – снижающийся в кромешном мраке над ледяными просторами. Без защиты полем! Такой случай упускать нельзя.

– Сургут, веди. Вектор, к бою.

– Готов.

«Вальтер на катере слаб, всего с парой мелких пушек. Зато у «росинки» стволы что надо!»

Прицелы дружно сошлись на чёрном объекте.

– Огонь!

Заметив направленную на себя локацию, продолговатый силуэт с уродливыми выростами рванулся было в сторону, но через миг исчез в облаке огня.

– Вот свинство! – шумел Влад. – Это ж надо – диверсанта в атмосферу допустить. Куда ПВО смотрит?.. астрономы, их мать, слепороды безглазые!

Выругался – и со стыдом прикусил язык. Потом отхлынуло: «Хорошо, запись переговоров не включал!» Иначе, глядишь, до Илоны дойдёт; после хоть на глаза не являйся…

– Внимание, Иньян-вахта! Говорит Сокол. Только что парой первого звена отдельной эскадрильи Востока сбит корабль противника. Координаты… Да! да, над ночной полусферой. Подбирайте, что осталось. Я подтверждаю! Бой фиксирован на видео. Как это – откуда мы? Испытательный полёт! Понятно?!

Помедлив, чтоб улёгся боевой пыл, он обратился к Вальтеру:

– Короче, испытали. Оружие работает отлично. Сургут ведёт – не придерёшься. Ну, вы ещё с ним обкатаетесь… Готовься писать отчёт по бою.

– Капитан, я не предполагал, что события так развернутся. Похоже, мы застигли сирианина врасплох. Как вообще возможно, чтобы десантник вплотную подошёл к планете? Это чрезвычайное происшествие!

– Даже больше. Они словно знали, что тут пусто, никто их не заметит – поэтому шли так спокойно, не включая поле. Не могу отделаться от впечатления…

Помолчав, Влад прибавил:

– Никто не ждал нашего вылета. Мы пошли вне графика. И что видим? Три эскадрильи шарят далеко от базы, все следят за астероидным поясом, а сириане внаглую заходят на посадку. Тут что-то не так. Похоже, отчёт будет длинный; сразу печатай копию в Особый отдел.

«Бог любит нас, – сокрушённо подумал Вальтер. – Что ни вылет, то бой; что ни бой, то скандал!»

* * *

Западная Фрисландия, 1282 год

Ветер с моря гонит редкие облачка, колышет флаги, гирлянды цветов и красный балдахин над алтарём. Денёк свежий, даже прохладный. Голубой небосвод словно покрыт пеленой, солнце приобрело цвет яичного желтка.

Крест на шпиле кафедрального собора сияет тёмным золотом, торжественно и скорбно. Над празднично наряженной толпой – штандарты приходов, затянутые в знак печали чёрной тканью.

Место для «жаровни» и помоста выбрано красивое: это площадь у монастыря кларисок. В моё отсутствие тут возвели приют для шлюх, порвавших с промыслом.

Ложи заняты самыми блестящими людьми. Здесь наместник графа Голландского с супругой, рыцари округи Энса, их жёны, магистраты, приходские попы, а также наши boni viri , «добропорядочные мужи» – купцы и цеховые мастера.

Само собою, я в центре внимания. Я привёз новости изо всех стран – от Палестины до Бургундии, Пфальца и Гельдерна. Поклоны, объятия, радушные приветствия и приглашения, различные житейские беседы.

– Искренне завидую вам, мессер. Совсем недавно вы ходили по Святой Земле, знавшей поступь Спасителя. Вы погружались в воды иорданские. Блаженный край, избранный небесами!..

– Кто там правит, в Каире?

– По-арапски град зовётся Аль-Кахир. А сюзерен Египта – мамлюкский султан, Ал-Малик ал-Мансур Сайф ад-Дин Калаун.

– Вот так имя, как у самого сатаны! Что, могучий арап?

– Кажется, он из тюрков, вроде монгола. Мамлюки – пёстрый люд; среди них славяне, черкесы, курды, даже загадочный, неведомый народ – мор-два.

– Преудивительно, сколько народов произошло от Адама!

– Сегодня попируем у епископа. Расскажешь всё, что видел!

– Для этого надобна неделя или две.

– Не откажи в любезности погостить у меня, дружище. Будет охота, затем устроим бал. Я позову Шолле с дочками. Видишь, как расцвела старшенькая? Настоящая розочка…

– В этом году урожай добрый – овёс сам-три, пшеница сам-пять. А по твоём отъезде выдалась такая непогода, что нельзя было сеять озимые. Голодный год случился, даже падаль жрали. Немало людишек примёрло.

Что это?.. Небо из голубого делается серым. У солнца алый отенок. Ветер усиливается… Пришло время жатвы, наточен серп Костлявого Жнеца. Неужели никто не замечает?

Вовремя отслужена траурная месса! От века не было подобного богослужения, когда епарх, сам того не ведая, молит о вечном покое для себя и для всех на многие мили вокруг. Обретём ли просимое?.. Знать бы, о чём просить! Ибо покой и вечность – вещи разные.

– Затеял мост строить, вызвал мастеров. Они намекают: надо непорочную девицу в основание зарыть, а то стоять не будет. Чисто язычники!.. Чем этих ведьм впустую палить, выдал бы мне монах ту, белобрысую. Она мала; поди, невинная. За два парижских ливра и фунтов тридцать свечей в придачу. Для матушки-церкви ничего не жаль.

– Так ведьма же! Мост переломится.

– Менее чем за три ливра не отдаст.

– Ого! Я на них лучше быка куплю, каменщиков кормить.

– Его Преосвященство быстро мессу отслужил, а этот сухарь что-то заболтался с проповедью. Ещё, гляди, приговор будет читать до вечера.

Доминиканец вошёл в раж и бичевал ересь во всю мочь:

– …а также иоахимиты, спиритуалы и гиллельмиты, кои в безбожной дерзости своей отрицают всякое causa ministerialis 2, все церковные обряды и святые таинства!

Щедро сеял он мудрёные слова, почерпнутые в богословских диспутах. Народ зевал, топтался и переговаривался в ожидании, когда же запалят костёр. Кое-кто грыз яблоки; детишки ныли и дёргали мамок за подолы. Осуждённые в грубых рубахах, с петлями на шеях и зелёными свечами в связанных руках, стояли уже как мёртвые. Исхудавшие их лица были серы, словно пепел.

Которая из них Тэтке Рыбачка?

Что бы она предпочла, будь её выбор? Заживо сгореть или живой ступить за предел времени?

У меня нет выбора. Я уже догадываюсь, где расстанусь с нынешним бытием. На звоннице собора. Кафедральный храм высок, вдобавок он стоит на холме. Многих поманит туда лживая надежда. Верно звала Рыбачка: «Надо на холмы бежать». Но сегодня уже поздно. Мы не уйдём от судьбы.

Счастлив будет слуга инквизитора, посланный с зеркалом в Льоут, к комиссарию. Он выехал вчера. Он успеет достичь безопасного места.

– Uterus ecclesiae 3 исторгнет тех, кто блудодействовал с дьяволом. Им уготован огонь вечный и червь неумирающий!

Пожилой епископ изливал сердце рыцарю-паломнику:

– Кровью рыдаю, едва подумаю, что Иерусалим потерян. Всему виною Гогенштауфен, внук Барбароссы – о, гнусный безбожник!.. Но верю – мы вернём священный град.

Взамен рыцарь передавал Его Преосвященству римские сплетни:

– Когда опочил Гаэтано Орсини, сиречь Николай III, кардиналы дружно провалили на выборах его племянника Малебранку, оказав предпочтение французишке Монпитье.

Епископ от восторга облизнулся и прибавил, как знаток высших интриг:

– Сдаётся мне, алые мантии мстили всему роду Орсини. Им показалось мало той анафемы, коей был предан сенатор Маттео, отец Гаэтано, нагло закрывший кардиналов на замок. «Конклав» – под ключ их, на хлеб и воду, хо-хо!

– Однако званье генерала-инквизитора Малебранке оставили – в утешение, должно быть. Он-то и подписал указ французика о назначении сего доминиканца в нашу землю…

– Сын мой, ради Христа берегись вероломства, не строй ковы и не вступай в заговоры, – засопел епископ, переходя на шёпот; лицо его выразило трогательную заботу о ближнем. – Охота и бал?.. Тебя станут склонять к мятежу. Немало рыцарей желает отложиться от Голландии, присягнуть герцогу Фрисландскому или даже Утрехту. Заклинаю тебя именем Спасителя – не клади свой меч на алтарь смуты.

Увы, мой старый добрый весельчак, вотще все заговоры! Нам не быть ни голландцами, ни фрисландцами – мы приложимся к иному царству. Зря в твоём дворце накрывают столы и готовят угощение. Не людям предназначена та снедь. Разве не видишь, как меркнет небо? Солнце становится красным…

– Пожар, что ли?.. Будто дымком затягивает, – беспокойно поднял лицо тучный сосед рыцаря.

– Четверть их имения отходит в достояние наместника, другую четверть получит палач с подручными, третью…

– Приговор короткий, хорошо. Прошлый раз я дважды справил малую нужду, пока дочитали.

Ведьм затащили на эшафот, притянули цепями к столбам. Люд оживился, засвистал, загоготал; в сторону «жаровни» полетели рыбьи головы, огрызки яблок.

Лейтенант церковной стражи гаркнул:

– А ну, кончай! не то велю древками отходить. Цыц, не мешать!

К столбам подошёл монах с уговорами, как полагается. Вдруг которая раскается, так её задушат до поджога.

– Неча уговаривать! – ревели здоровые парни и мужики. – Огня давай!

Бабы их поддерживали визгливыми голосами:

– Воду напускали! Поля гноили! Бесовки, будьте прокляты!

– Помост плохо сколочен, – поёрзал на лавке сосед рыцаря. – Шатко стоит.

По толпе прошла тревожная волна.

– А-а-а, дьяволов накликают!

– Земля шевелится!

– Гляньте – знаменье небесное… Господи Сусе!

В потускневшем сером небе мчался тяжёлый, сильный ветер. Облака летели быстро, корчась и расплываясь в мрачные лохматые тучи. Солнце побагровело. На площадь, качаясь в седле, вылетел всадник; испуганно заржавший конь заплясал, попятился перед толпой.

–Дорогу! Расступись! – выкрикивал гонец, взмахивая рукой в перчатке. – Уйди, задавлю!

– Divinum opus sedare dolorem 4, – бормотал монах, в боязни переминавшийся с ноги на ногу перед статной молодухой, обвитой цепью. Помощники палача сноровисто обкладывали прикованную ведьму связками смоляных дров, поминутно озираясь то на взволнованную площадь, то на небо. – Примирись с церковью, дочь моя. Отринь бесовское служение, и тем душа твоя спасётся.

Она часто дышала, не видя монаха; взор её метался над головами толпы.

– Бегите, люди добрые! Бегите от моря! Лезьте на крыши!

Кто её расслышал – не поверил.

– Бесов кличет! Летят, летят! Живей поджигайте!

Это она. Тэтке Рыбачка. Истинно зрячая, видящая суть. И такие глаза спекутся в огне!..

Оставила ли она потомство?.. Может, хоть её дитя избежит пламени?

Пробившись к помосту, всадник свалился с седла, едва удержался на ногах и взбежал по ступеням. Лицо его было искажено ужасом.

– Ваше Преосвященство, беда. Земля проваливается!.. Наводнение!

– Дурак, что ты городишь? – возмутился епископ. – Сие – наваждение бесов! Ведьмовской морок.

Монах отступился от Тэтке и перешёл к соседнему столбу. Поднесли факел, дрова занялись. Слишком спешат подручные!

– Слоны, – вырвалось у рыцаря-паломника; он поднялся с почётного сидения.

– О чём ты?.. – Епископ насупил брови.

– Я слышал в Аль-Кахире. Так трубят слоны.

Действительно, за свистом ветра слышались издали долгие, гулкие звуки, словно протяжно перекликались некие гиганты.

Вокруг Тэтке с треском разгорался костёр; её крики отчаяния превратились в мучительный вопль боли. Но дрожь земли стала так сильна, что палач, его присные и монах-утешитель кинулись прочь с «жаровни». В смятении толпа забурлила и начала разбегаться по улицам, а господа с помоста поспешили к лошадям, которых едва удерживали слуги.

Нет. Верхом не скроешься. Надо бежать на возвышение.

Я устремляюсь к собору, со мной – другие. Скорее, скорее!

– Дьявол явился! Господи, помилуй нас! – истошно голосит кто-то сзади.

Земля вздрагивает под ногами. Чувство зыбкости опоры жутко, как приговор высшего Судии. Я оборачиваюсь; вместе со мною на небо смотрит бледный инквизитор.

В сумерках – словно в разгар дня опустился вечер! – по небу мерно, медлительно плывёт клином строй кудлатых туч с чёрными днищами, свесив вниз извивающиеся струи дождя, похожие на толстые лохмотья или гибкие огромные сосульки. Между струями порой проблёскивают молнии, озаряя крыши Энса и тела туч – белые молнии, странно прямые, будто солнечные лучи.

Дождь идёт вниз – и вверх. В небо взлетают чёрные снежинки.

Внезапно я осознаю, что это – не дождь и не струи.

Это хоботы, подобные слоновьим.

Они втягивают людей.

Так вот что предрекала Тэтке: «Медузы летят по небу»!

Пока я стою, оцепенев, за домами раздаётся близящийся рёв воды, перекрывая трубные голоса туч. Крыши начинают проседать и рушиться.

Одна из туч покидает строй, спускается и зависает над монастырём кларисок. Хоботы в десятке мест пронизывают кровлю. Крики монахинь слабее, чем писк комаров; они едва различимы среди грома надвигающегося потопа. Жидкие столпы, извиваясь и крутясь, засасывают женщин и уносят вверх.

– Misit de alto et accepit me, extraxit me de aquis multis. – Доминиканец в полубезумии шепчет псалом: «Он простёр руку с высоты, и взял меня, и извлёк из вод многих». Вернее, он читает в полный голос, но за шумом его речь еле слышна.

– Это не бог! – кричу я. – Бежим в собор!

Я успеваю заметить – прямые молнии, словно копья, ударяют в «жаровню». Два хобота ощупывают место казни и схватывают тела, избавленные от цепей. Как бы раздумывая, хобот вращает одно из тел, похожее на головешку, но забирает и его.

Давка в дверях! Мы несёмся по лестнице вверх, на звонницу. Я расталкиваю людей без жалости. Кто останется внизу – тот мёртв!

С вышины я вижу панораму гибели.

К западу от Энса уже ничего нет. Там бурлят мутные волны, кипит торжествующее море, поглотившее сушу. Хлам и обломки носятся по пенным водам. Город опускается на дно, как намокающая ткань. Кренятся и валятся дома; по крышам карабкаются люди в тщетной надежде на спасение – их слизывают оттуда жидкие щупальца туч.

Вода подступает к собору, крутится водоворотами у портала, поднимается всё выше.

– Aquae diluvii inundaverunt super terram. – Упав на колени, инквизитор устремляет глаза к хищным тучам.

Всё по Писанию, верно – «Воды потопа пришли на землю».

Тучи всюду. Они собирают тонущих, как изобильный урожай. И как сборщики плодов, отбрасывают негодных – иные поднятые вверх замирают на взлёте, хобот рассыпается и проливается потоком, тело летит вниз, а живая струя вырастает вновь.

Меня обуревает яростное, жадное, почти нестерпимое любопытство – что ощущает человек, подхваченный вертящейся струёй? что будет дальше?

Сейчас я это узнаю.

Узнаю вновь.

Нас много, тесно сгрудившихся на площадке звонницы. Плач, брань и исступлённые мольбы разрывают воздух.

Туча слышит и видит нас, она нам рада и протягивает хоботы.

Я вырываю меч из ножен, наношу удар, но клинок не встречает сопротивления. С тем же успехом можно рубить дождь или ручей.

Меня охватывает упругая, властная вода.

Где-то внизу грохочут камни – это раскалывается собор, погружаясь в море.

Я умер?

О, если бы!..

17 сентября 1282 года в результате депрессии земной коры произошло катастрофическое опускание 250-километрового участка побережья Северного моря. Ушли под воду фризские города Нагеле, Энс и другие; погибло около 70 000 человек. От материка отделились куски суши, ставшие цепочкой Фризских островов; образовался обширный залив Зёйдер-Зе («Южное море»).

1 Шекспир «Макбет», акт IV, сцена 1 (пер. Б.Пастернак)

2 действие служебное (т.е. ритуальное) (лат.)

3 лоно церкви (лат.)

4 Божественное дело – успокаивать боль (лат.)