Восход Сириуса, часть 1 - Восток-Запад

Пролог

Сотис Великая блистает на небе, и Нил выходит из истоков его

Древнеегипетская надпись

3057 год. Питомник на Центавре Голд

– Вы слушаете новости Земли из Пекина, – заговорил бодрым голосом эфир. – Когда остановится море? Русские озабочены затоплением Западно-Сибирской равнины. Солнце поражено фотонным ядом – японские учёные считают, что яд был вброшен сирианами под видом кометы. Проблема бразильских военных баз в Португалии…

Радио скрипело и щёлкало, захлёбываясь перебоями в потоках солнечных излучений. Про ТВ и говорить нечего – отключено. Что толку созерцать рябое мелькание? Окаянные дни. Но телефон питомника работал стойко, как бойскаут; его линии и аппараты защищала сплошная оболочка.

– Госпожа, Сто Пятая детка снова ушла и не сказала куда, – пронзительным тоном ябеды доложила Сорок Третья, вожатая группы выростков. – Осталась без обеда.

Опять! Постоянно № 105 нарушает режим! Это становится нестерпимым. Сто Пятая словно испытывает госпожу на прочность – насколько у хозяйки хватит выдержки?

Стоило дать детишке льготу, выделить из стада – она сразу возомнила о себе, начала дерзить и выкаблучивать. Всего-то ягня недозрелая, а норов как у старшей. Модная! обрилась, оставила пук волос и сплела из него косу. Раз наказали упрямицу, два, три – всё стоит на своём! Можно подумать, белое пятно даёт ей больше прав, чем прочим.

– Четыре-Три, её не слишком дразнили? – Госпожа знала, что выростки друг к другу беспощадны. До слёз, до драки, до того, что камнем в пруд. Особенно травят заметных.

– Нет, как обычно. «Овца без отца» и всё такое. Простым деткам это в ноль. Я вообще не понимаю, чего она сплющилась. Шибко умная.

– Хорошо. Корми своих – и отдыхать. Я займусь Сто Пятой.

Вошёл шофёр доставки «Замороженные биоматериалы», протянул документы. Он привёз из клон-центра партию оплодотворённых яйцеклеток. Серия «итальянки М18», сорок пять штук. Не элитный продукт, но надёжный – строго стандартизованная и выносливая серия, притом дешёвая. Девять из десяти привьются и выживут.

– Сгружайте.

– Ну и лето! – Шофёр вытер платком потную плешь. – Как на Земле в Ираке! Но знаете, мэм, лучше париться здесь. Там ходишь и буквально слышишь, как тебе на лысину падают прионы. Сучья звёздная пыль… Как они там, в космосе, не вымерзают?

– Как яйцеклетки в жидком азоте. Консервация! Они оживают в тепле.

– О-хо-хо. А мы в нём варимся. Вдобавок буря, связь еле дышит…

– Сургут, Сургут, – настойчиво вызывала хозяйка, мысленно оплакивая сгоревший кондиционер.

Кабинет наполнялся жаром, как парник. Сквозь щели между лепестками жалюзи, похожими на металлические жабры, пробивались режущие лучи Примы. Снаружи мегафон – «Кыть-кыть-кыть!» – последний раз звал выростков на кормёжку. Гомон, смех, топот множества ног неслись мимо окон офисного здания.

– Сургут! Сургут, отвечай!

– Папа Римский вновь призвал крестить «подопечных» наравне со всеми. Далай-лама сказал, что рождение «подопечным» есть воздаяние согласно карме. В Центральной Европе вспомогательная раса составляет седьмую часть населения…

– Слушаю вас, мэм, – наконец отозвался механический помощник.

– О, когда ж это кончится?.. – стенала хозяйка, шаря рукой по клеткам на экране. Локаторы околицы включались с перебоями – то один откажет, то другой.

Неполадки нарастают, что будет дальше? Голову можно потерять, когда в любой момент ждёшь самого худшего – рухнет сервер, слетит программа подкорма ягнят, отнятых от маток. Впору всё бросить и уехать в город!

Дни, когда планета проходила между Примой и Секундой, были сущим наказанием. Лишь нейросистемы роботов выдерживали атаку двух солнц. Попробуйте-ка заменить все провода нейроволокнами! это судостроителям по карману, но не скромной владелице овечьего питомника.

– Сургут, детка Сто Пять ушла из жилой зоны. Охранка плохо видит околицу, треть поля выпадает из обзора. У тебя есть свободные служаки? Отправь их на розыск по схеме «заблудшая».

Не заблудшая овца, а блуга настоящая! То и дело блындает, уходя всё дальше от овчарни. Есть такие детки – им бы только шастать без присмотра, всюду нос совать. А отраслевая федерация твердит: «Отбирайте способных, активных, они будут вожатыми».

Руки чешутся впороть Сто Пятой ускоритель. Станет скороспелой яркой, объягнится – все причуды позабудет. Любо-дорого смотреть на суягных первого захода – глазёнки глупенькие, боязливые, и пузо барабаном.

Хозяйка питомника невольно размечталась. Новые медикаменты многих делают двуплодками. Р-раз – и двойня, как под копирку. Сколько прибыли!..

Может, хватит Сто Пятой шляться по околице, ловить жуков и рыться палкой в норах? Без неё вожатых вдоволь. Обоснование найдётся: «Лишена стадного чувства».

– Слушаюсь, мэм.

Русский робот цвета хаки – умная машина. С ним взвод «служак», проворных мелких киберов в виде жуков и пылесосов на колёсиках. Бегают как муравьи. Эти живо управятся с розыском.

– …ранняя диагностика губчатого маразма, – вещал китаец. – Прионы, созданные сирианами, превращают здоровых пожилых людей в инвалидов. Развитые страны тратят огромные средства на обеспечение больных. Препарат, созданный в лабораториях Шицзячжуана, позволяет замедлить дегенерацию мозга…

Новости слегка устарели. Даже в эпоху сверхсветовой техники они с запозданием приходили от Земли сюда, к альфе Центавра.

Но хозяйка жадно вслушивалась. Азиаты всегда что-то выдумывают, разные лекарства, добавки, потом завозят пробную партию – причём пилюли раскуплены задолго до выгрузки.

Страстно хочется наесться любой химии, каких угодно травок, порошка из муравьёв. Это хоть какая-то гарантия, что мозги не скоро улетят. Можно заболеть и умереть от одной мысли, что в твоём черепе образовалась губчатая мякоть.

* * *

Сургут налаживал траншейный экскаватор, когда его достал сигнал хозяйки.

По графику пора заняться рабочими механизмами – а тут дни межзвёздного прохождения. Связь барахлит. За околицей волнуется и злится дикое зверьё, у людей невроз и сердечные колики. Даже овечки дурят.

Отобедав, три ярки – те, что посмелее, – прибежали глазеть, как трудится искусственный человек. Расселись на кожухе движка, болтают ногами и потешаются. Сытые, лоснящиеся смуглые животные с бирками в ложбинках между грудей.

– Сургут, а сколько ты можешь поднять?

– Много.

– Сургут, почему на тебе столько клапанов?

– Для соединения с периферийными устройствами.

– Сургут, давай мы тебе глаза нарисуем!

– Не нуждаюсь.

– На затылке! Ха-ха-ха!

– Я вижу вас при любом положении головы.

Он походил на астронавта в броневом скафандре или древнего рыцаря. Круглая голова с выступами-рожками, едва намеченными чертами лица и пластинами, лежащими как черепица, вместо рта. Немигающие глаза с заслонками и пуговки сенсоров по экватору головы, тонко блестящие микролинзами.

Дизайнеры Брянского Машиностроительного завода наделили его мощью вместо красоты и выкрасили в коричневато-зелёный армейский цвет.

– Сургут, покажи фокус.

Он подумал и выпустил антенны. Ярки завизжали, захлопали в ладоши:

– Ещё! ещё чего-нибудь!

– Покатай нас на служаке.

– Вы его сомнёте своим весом.

– Да хватит, он крепкий пень!.. Три-Пять, а ты не садись, у кибера ножки треснут. Жрёшь как проглотина.

– Заткнись! Сама просишь две добавки, попа шире колеса.

– Это не я – гормоны просят.

Питомницы знали: робот мало чем отличается от экскаватора. Но с ним можно потрепаться. Это прикольно – болтать с движущимся механизмом. Кажется, что он живой.

Вообще овцы обожали смотреть, как что-нибудь шевелится – на экране или так, перед глазами. Ходили любоваться умильными ягнятами, которые копошатся в кроватках. Такие масенькие, такие ляльки!

– Я занят. Идите в кошару, отдыхайте.

– Ну, неохота! Мы здесь посидим.

– Там скукотища. Ти-Ви нету, глядеть нечего.

– Идите в пруд купаться, охладитесь.

– Мелюзга всё замутила, вода как гороховый суп.

– Нам перед вживлением нельзя, нам только в душ.

– А у тебя в России есть овечки?

Этот вопрос озадачил Сургута. Разведение «подопечных» не входило в программу его обучения.

– Нет сведений.

– Наверняка есть. Наши везде живут.

– Даже в городе. Двадцать Вторая их видела.

– Ага, они там раздают еду на кормопункте.

– Овца бестолковая, это называется «кафе»!

– Два-Два сказала, там красиво одевают. Юбка, тапочки, передник и такое на груди, вроде банта.

– Хочу в дом отдыха, к военным. Вот бы меня подарили туда! Мущщины, обалдеть!..

– Фиг тебе, бяшка. Лысый яйца привёз, в осень ягниться надо. Завтра строем к медичке. Зря что ли впрыскивались?

Из вредности Тридцать Вторая ткнула подругу туда, куда вводят гормоны, пробуждающие естество. Место давно не болит, а всё равно душа набок.

– Авось не приживётся в бурю, как-нибудь перегодуем, – вздохнула подружка.

– Долго порожняя не погуляешь. Центр яйца мечет – что икру, да ещё с Земли подвозят.

– Как же ты меня устала! Охота? Иди, первая подставляйся!

– Это наша доля, – убеждённо сказала Три-Два, обняв и сладко лизнув соседку. Они взгрустнули и принялись с подвыванием петь бесконечную:

Никто меня не любит, никто не приголубит

Пойду я на помойку, наемся червячков

Они такие разные, зелёные и красные

Наемся и помру – а знаешь, почему?

Никто меня не любит, никто не приголубит…

– Ты что делал на Земле? – не унималась Три-Семь.

– Работал на плотине. В районе Сибирских Увалов, у верховья Надыма.

– Ух ты! А зачем?

– Чтобы остановить море. Оно наступает на равнину.

– Я слышала, – отпихнув лизунью, важно объявила всезнайка Три-Пять, – потоп устроили сириане. Вот сволочи!

– Сургут, ты видел сириан?

– Их никто не видел. – Робот закрыл приборный блок. – Слезайте, я буду проверять мотор.

Сигнал госпожи уже пару минут бился в его антенны, но робот решил игнорировать вызов, пока не покончит с делом. Вряд ли у неё что-то срочное.

Хозяйка быстро привыкла, что в питомнике есть безотказный работник с группой подчинённых киберов, которым можно поручить любое дело. Она крупно сэкономила на персонале, согласившись испытывать в хозяйстве брянский робо-комплект для строительства, охраны и ремонта.

– Ну пожа-а-алуйста, тут так удо-о-обно!

– Брысь.

Сгоняя овечек с движка, он вёл диалог по радио.

Так и есть, очередная чепуха. Детка Сто Пять ушла гулять и позабыла про обед. Сургут прикинул, кто из его служак может пойти в розыск. Жаль, с ними нет надёжной связи. Разве что завыть?

Он просчитал, какая мощность звука понадобится, чтобы покрыть питомник от околицы до околицы. Слишком громко, это беспорядок. «Не режим, – скажет хозяйка. – Роботы ревут средь бела дня, как скалозубы ночью. Ягнята пугаются». И напишет рекламацию на БМЗ.

– Ладно, сидите. Я должен уйти по делу. Вас отсюда вожатая стащит.

– Ты что – в уборную? – спросив, Три-Два закатилась от хохота. – Овцы, слыхали – он пошёл в сортир! во, веселуха!

– Да чхать мне на вожачку, – вопила вслед Три-Пять. – Я сама большая!

Оставшись совсем без надзора, они завели хозяйкину любимую:

Ах, дело не шутка, ведь наша малютка,

Бо-пип, потеряла овечек!

Пускай попасутся – и сами вернутся,

И хвостики с ними, конечно!

Потом им на глаза попал служака, и они состязались – кто попадёт в него плевком. В глубине души они считали, что киберы – колёсные, гусеничные и с ножками, – не железки, а какие-то необычайные звери, которые пьют электричество и едят смазку.

* * *

Работа в таёжных условиях дала Сургуту большой опыт ориентирования на пересечённой местности. По сравнению с Тюменским краем здешние пологие холмы с их убогой растительностью были всё равно, что гладь высохшего соляного озера. Любой пешеход виден до горизонта.

Он оцифровал все примятости трав, вычислил след и прямиком вышел на блужавую овечку, спрятавшуюся в гуще перистых стеблей.

– Сто Пятая? – спросил он, больше для порядка. На шее бирка с номером 105 и символом питомника.

Загорелое существо в шортах медленно, нехотя встало, стряхнуло соринки с колен и живота. Сургут убедился, что обнаружил именно Сто Пятую: спереди на левой голени – молочно-белое пятно в виде разомкнутого кольца, сильно выделявшееся на коже. Более щуплая, чем ярки, она только начала приобретать девичьи формы.

– Я тебе не овца без имени, – бросила детишка, исподлобья глядя на латника цвета хаки. Желтовато-коричневые глаза её смотрели настороженно. Чтобы занять бесполезные руки, она стала тихонько теребить свою косу, свисавшую с бритой головы до ключицы.

– Как же тебя следует называть? – осведомился робот. Овцам разрешается самим выбирать имя, но в документы его вносят с первым ягнёнком или при поступлении на службу.

– Найда. Потому что меня нашли.

– Сведения другие. Тебя произвела здешняя матка, Скинни Гук.

– Меня нашли, – настаивала детка, начиная злиться. – Я сосала Скинни Гук, но она не моя матка. Я её даже не помню.

– Это естественно. Скинни Гук теперь где-то служит.

– Меня подобрали. И сдали сюда, – упрямо твердила детишка.

– Так не бывает.

– Бывает! Если хозяева купят ребёночка!

– Они используют только стандартный материал из центра.

– А я – нестандартная! У меня песь на ноге! Я настоящая, от человечьей женщины. – Сто Пятая даже кулаки сжала, а глаза её заблестели.

– Ты это выдумала, – поставил диагноз Сургут. Он достаточно общался с людьми, чтобы делать подобные выводы. – Пойдём. Тебя ищет хозяйка.

Помотав головой, Сто Пятая попятилась.

– Ты пропустила обед.

– Ерунда, я поела. Поймала игольника.

– Ты его съела сырым? Это вредно. Можно отравиться. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Лучше всех! Я что, дура? Я его зарезала, – детка вынула из кармана шортов перочинный ножик, – а потом зажарила. Развела костёр.

– Это твой нож или чей-нибудь?

– Тебе какое дело? Мой!

– Красть и врать – плохие привычки. Ты говоришь одни выдумки. За время твоего отсутствия нельзя было поймать и зажарить игольника.

– Нет, можно!

– Или мы идём в питомник вместе, или я тебя понесу.

Робот приближался. Сто Пятая отступала всё дальше.

– Отвяжись от меня, железяка!

Детишка собралась рвануться наутёк; робот заметил это по её напряжению и дыханию.

– Я тебя догоню. Я бегаю быстрее.

Сургут приготовился схватить детку, но в этот миг произошло нечто, напрочь изменившее его планы.

Исчезла связь.

До сего момента Сургут постоянно принимал радио на нескольких частотах. Внезапно эфир замолчал, словно разом отключились передатчики.

Что это может означать, робот прекрасно знал. Общий отказ радиосвязи входил в ту часть его обучения, о которой хозяйка не подозревала. Тактически дни прохождения – идеальное время быстрой высадки; час или два сплошного молчания всегда можно объяснить помехами двух солнц. А после выясняется, что Прима и Секунда ни при чём.

Он тотчас исключил из плана ловлю и доставку детки в питомник. Некогда с ней возиться; появилась более приоритетная задача.

Однако, она – ценное имущество. Сургут мгновенно рассчитал возможности для Сто Пятой. Детка может уцелеть, если укроется. Ей опасно оставаться на открытом месте.

– Сириане, – произнёс он, подняв глаза к небу, потом указал на заросли у речушки и быстро проговорил: – Беги туда, прячься в тени, лежи лицом вниз, закрыв руками голову. Или залезь в воду – так, чтобы на тебя падала тень.

– Где? – растерялась детка, тоже озирая небосвод. В голубизне вяло плыли редкие пушистые облачка. – Ты… врёшь!

– Они снижаются. Прячься быстрей! – развернувшись лицом к питомнику, механический человек огромными скачками ринулся с места со скоростью автомобиля.

Сто Пятая с ужасом глядела вверх. Сириане, твари без облика. Унесут навсегда, и никто не найдёт. Или живьём разрежут, чтоб всё вынуть изнутри. Ой, нет-нет-нет!

«Почему он меня бросил? Гадина железная!»

– Постой!! – закричала она, но робот уже скрылся с глаз.

Тогда Сто Пятая, плача, со всех ног понеслась к спасительной речушке.

* * *

Едва миновав околицу, Сургут издал долгий вой. При радиоблокаде акустика – последний способ отдавать команды и заодно способ насторожить питомник. Но им придётся спасаться самим; кто не успеет – тот потерян.

Его служаки на звук побросали работу и метнулись кто куда, вниз и в тень, а ворота главного ангара стали открываться.

Пробежав технический двор и влетев в ангар, Сургут последним скачком запрыгнул в кабину управления строительного комбайна.

Дверца хлопнула, кабина замкнулась. Шагающий комбайн сбросил блоки инструментов, ступил назад и поднял из открывшихся в полу ячеек массивные продолговатые контейнеры.

К Сургуту с боков полезли шланги с острыми головками, стали втыкаться в клапаны туловища. Эти стебли будто врастали в него.

Комбайн как громадный краб вышел из ангара. Сургут выпустил и направил вверх приборы наблюдения.

А вот и гости.

Далеко-далеко, на грани видимости в небе возникла точка вибрации, затем – колеблющееся серое пятно, словно рождалась тучка в форме медузы. Зыбкие очертания дрожащего пятна мешали разглядеть, что таится в его середине, но бои с сирианами научили землян определять расстояние до призрачных кораблей пришельцев.

Чудище висело в стратосфере, градусах в семи от зенита, прокладывая тоннель для безинерционного прыжка и удерживая зону питомника в луче гасителя радиоволн.

Вход и выход – уязвимые моменты движения кораблей. Знать точки входа-выхода – половина успеха. Другую половину обеспечивает истребитель.

Краб-комбайн заревел так, что затрепетали оконные стёкла:

– Воздушная тревога! Нападение сириан! Всем укрыться! Всем уйти с открытого места. В дома, в подвалы, в кошары. Бегом! Даю две минуты! Повторяю – нападение сириан. Всем немедленно укрыться!

Замерший от воя, встревоженный питомник вмиг ожил, заметался и заголосил. Овцы, ярки, матки, детки, работницы, хозяйка – все бросились прятаться. Тут не до хлопот и не до сборов, раз такой кошмар! Неважно, кто приказывает. Если орёт, значит – командир.

Сургут твёрдо намеревался открыть огонь через сто двадцать секунд – дольше выжидать опасно, корабль совершит прыжок и окажется у самой земли, тогда бой точно станет самоубийством.

Еле видимый абрис десантного корабля начал смещаться к границе тропосферы.

Сургут пустил ракеты из левого контейнера.

Техдвор залило шквалом пламени, над питомником вскинулись клубы мрака с оранжевыми языками. Ракеты ушли ввысь, раскаляясь трением о воздух. В пятнадцати километрах над землёй они разомкнули строй и ударили с нескольких сторон в защитное поле сирианского десантника. Литиевые боеголовки дружно полыхнули термоядерными вспышками.

Ради этого брянцы создавали, а земной Совет Обороны под видом снабжения колонистов раздавал комплект «Стройремонтохрана».

В вышине зажглось ослепительно-белое солнце, куда ярче Примы; побелела земля, тени стали непроницаемо чёрными. Затем сверху пришёл мощный порыв ветра, словно порывистый выдох – «Ха!» Выше крыш взметнулась пугливая пыль, и донёсся раскат грома.

Вряд ли сирианин ждал такого жаркого привета от овечьей фермы, на которую он метился. Корабль в оболочке поля отшвырнуло вверх и едва не вышибло из области открытого тоннеля.

На миг померкнув, взрывная туча озарилась изнутри сполохами – сирианин спешно орудовал маневровыми двигателями, возвращаясь на ось мгновенного доступа к земле, – а затем сверкнула пучком лучей.

Десантник засёк место пуска. Он был обозлён тем, что его демаскировали, и сразу открыл ответный огонь. Но встряска от удара русских ракет была сильна – прицел сглючило, лучевые пушки дали сбой. Жгучие стрелы легли в стороне от техдвора, испепеляя землю.

Сургут, довольный результатом и тем, что остался цел, приготовился добить корабль сквозь ослабевшее поле. Но его второй залп встретился с окрепшей защитой, а навстречу выплеснулся новый лучевой пучок, более точный и узкий.

Техдвор стал адом. Оплывая текущей бронёй, краб осел на расплавленных ногах, ухнул брюхом о пылающий бетон. С грохотом лопались пусковые контейнеры, отваливаясь от консолей. Клокочущий дым восходил столбом, как из жерла вулкана.

Тяжкий гул повис над питомником – с бешеной скоростью проскочив километры от стратосферы до земли, десантник низко реял, парил над крышами, будто сгустившееся марево. Из него выстреливали туманно-белые конусы, убивая пламя и осаждая дым как снег. Разорвался бак с горючим – конус немедля скользнул туда, огонь задохнулся, горелые осколки обметало инеем.

Зарокотало и бахнуло в корпусе изуродованной боевой машины, до сего дня притворявшейся мирным шагающим комбайном. Полетели куски обшивки, выметнулся фонтан багрового жара, взлетели в воздух тёмные обломки, с лязгом обрушиваясь на грязный двор. Несколько пылающих фрагментов отбросило вдаль за околицу. Конусы подавили остатки огня.

– Всё, кончилось? – прошептала вожатая Сорок Третья, забыв и думать о гулёне Сто Пять. Она в компании овец и ярок укрылась в подземном этаже кормопункта.

Решительная старшая овца открыла дверь – снаружи стоял пепельный сумрак, словно на питомник опустилась туча; в проём ползли струи вонючего сизого дыма. Из двери дохнуло холодком – так странно! только что была жара…

– Без паники, – командовала старшая. – Ты! достань респираторы, вон они в ящике. Надевайте, ремни плотнее. Ярки, гуськом за мной, не отставать. Надо принести суягным одеяла, тёплые рубашки. Вы, трое, бегите к ягнятам – проверьте, как они. Посмотрите, не остался ли кто у пруда!

Вылазка длилась недолго. Едва стих шорох ног, как невдалеке послышались панические крики – и почти сразу смолкли. Волна быстро обрывающихся воплей ползла от строения к строению, лишь изредка оставляя за собой истошные, воющие стоны предсмертной муки.

Когда небо над питомником внезапно просветлело, и захлопнулся тоннель выхода, живых в опустевшем хозяйстве не было.

Военным – они прибыли через час, – пришлось только сосчитать трупы и выяснить число исчезнувших, а медикам – констатировать, что десятка полтора овец с тяжёлыми ожогами и травмами были добиты, рассечены поперёк и лишились части внутренних органов. Обычная практика сириан.