Глава 9

Джул. Ранее этим днем

— Я работаю в библиотеке сегодня, так что ужин будет немного позже, — говорит Беа.

Была суббота и я умостилась на диване с книгой по истории, помечая необходимую информацию для урока в понедельник. Мне не нравилась Гражданская Война. Как и другие войны. Я хотела добраться до той части в истории, когда люди изобретали полезные вещи, улучшающие их жизни, а не скашивая их.

Беа одела легкую куртку. Наконец-то похолодало достаточно для этого, чему я рада. Ноябрь не должен быть таким, каким был последнюю неделю.

— Если тебе что-то понадобится, звони в библиотеку, — сказала она.

— Помню, — ответила я.

Казалось, она с неохотой оставляет меня одну. Я не была уверена, означало ли это, что она волновалась за меня или за то, что я могу что-то сломать в доме.

— Я просто буду делать домашнее задание, — сказала я.

— Хорошо, — она направилась к входной двери, колеблясь. — Какие у тебя оценки?

Это была одна из позитивных вещей, так что я улыбнулась.

— Отлично. Я должна сделать доску почета. Мисс Миллер считает, что я смогу взять продвинутый курс химии в следующем году.

— О, — сказала она. — Это хорошо. Ну… продолжай в том же духе.

Через секунду после того как она вышла из дома, я вытащила дневник моей матери из-под учебника. Я полила все страницы аммиаком и детально их изучала каждую ночь, пытаясь расшифровать. В нем было нем так уж и много записей — больше рисунков. Я пролистала страницы с эскизами замков, престолов и сложных ювелирных изделий. Были здесь и эскизы людей с интересными подписями. Тщательно выведенные портреты моего отца в молодости. С жизнерадостной улыбкой, которую я видела на его лица весьма редко. На одном из рисунков была изображена Шарлотта, обозначенная скучной заметкой в углу. На нескольких — резкими нервными линиями был нарисован Джон, словно в гневе. Проблема или решение? — так был подписан этот рисунок.

И был здесь тот рисунок, который особенно выделялся, тот, к которому я продолжала возвращаться, он выглядел словно карта сада. На нем были изображены весьма реалистичные яблони на полях, так что, полагаю, это был не простой кусок леса. На соседней странице был еще более красивый рисунок яблони, к которой, словно вела карта. И, так как Беа не будет дома в течение нескольких асов, пожалуй, самое время попытаться найти ее. Я думала о том, чтобы сделать это еще ночью, но темнота леса пугала, подавляя это желание.

Тем не менее, был серый пасмурный день с намеком на предстоящие холода. Я подняла повыше воротник толстовки и открыла дневник. Дом Грэм был отмечен в нижнем краю карты. Якобы мне следует просто пойти по прямой, и я обнаружу дерево. Я начала пробираться через рощу. Деревья возле дома были ухоженными, хотя и немного заросшими, в основном скучные орехи-пеканы. По мере того, как я отходила всё дальше от дома, деревья выглядели так, будто лес пытался вернуть в свое полноправное владение земли.

Капля упала мне на нос. Я подняла голову вверх. Небо стало темно серого цвета, а я даже не заметила. Я прижала дневник к груди и застегнула молнию. Шелест листьев надо мной словно складывался в песню, я почти могла слышать слова.

Я начала поспешно пробираться между неровными стволами, надеясь не попасть под внезапный ливень. Можно подумать, что у жителя Нью-Йорка всегда под рукой зонт, но кто-то сказал мне, что на юге погода вовсе не такая, так что мой зонтик был похоронен на дне сумки в шкафу. Я чувствовала себя незащищенной без него. Мертвые листья хрустели под ногами, и я слышала еще какие-то звуки, похожие на перескакивание белок с ветки на ветку. У меня перехватило дыхание в тот момент, когда перед глазами предстало дерево, отличающееся от бабушкиных орехов-пеканов, судя по скорлупе, разбросанной вокруг. Я видела пеканы и раньше, но никогда в их скорлупе. Я была удивлена, насколько хороши они были — гладкие и бледные в небольшую полоску.

Раздался свист, похожий на звук перед прибытием поезда в метро, за которым последовал ливень. Я оттолкнулась от пекана и направилась вглубь сада. Моей новой целью было найти то-то достаточно большое, что послужило бы укрытием.

В ранних сумерках, которые принесли с собой облака, я уже не могла видеть достаточно далеко. Не то, чтобы я с самого начала видела далеко через все эти деревья, но все же. Дождь дезориентировал меня, но я не хотела доставать дневник, боясь, что он промокнет.

Внезапно я увидела его, маячившим впереди — большое дерево с яблоками все еще свисающими с его ветвей. Я поспешила вперед, прижалась к стволу и вздохнула с облегчением. Под ним было практически сухо. Я попыталась отыскать взглядом дом, но ничего не было видно из-за дымки от дождя. Земля еще была теплая, нагретая за последние дни, потому большая часть воды испарялась, попадая на нее, образуя туман. Я прислонилась спиной к стволу, смотря на ветви. Оно ли это?

Я не думаю, что яблони могут быть такими широкими, по крайней мере, все деревья в округе были намного тоньше. Это же было диаметром с дуб — должно быть не меньше пяти футов.

Я достала дневник из куртки, и сверилась с эскизом в нем. Да, это именно то дерево, которое нарисовала моя мама. Мое сердце застучало быстрее, как и капли дождя вокруг. Пытается ли она таким образом сказать мне что-то? Ведь на рисунке также было изображено небольшое сердце. Я закрыла дневник и снова спрятала его в куртку.

Я покружила возле дерева, внимательно рассматриваю кору, осторожно переступая через узловатые корни. И тут я заметила его. Я громко рассмеялась. Это реально. Вырезанное на коре перочинным ножом сердце. И внутри него инициалы: СГ и КХ. На глаза навернулись слезы. Это было доказательство, реальное, осязаемое доказательство того, что мои родители были влюблены. Это словно доказательство того, что и я существую. Сейчас понимание этого было неописуемо утешительно.

Разве смею я надеяться, что моя мама специально оставила свой дневник, чтобы привести меня в это место после всего этого времени. Я не знаю, почему она ушла. Я не знаю, хотела она меня забрать с собой или нет. Возможно, папа не позволил ей этого сделать. Что если мой настоящий дом был рядом с ней, где бы она ни была.

В глубине души я всегда надеялась, что увижу ее в один прекрасный день. Что она мне как-то позвонит, или пришлет письмо, или просто сообщит свой адрес. И что однажды я буду стоять перед незнакомой дверью, со страхом отчаянно нуждаясь в той, что ждала за ней. Я положила руку на сердце, представляя, что дерево на самом деле — дверь, а вырезанные инициалы — звонок. Капли дождя мягко тарабанили. Я представила, как она спрашивает: «Кто там?»

— Это я, — пробормотала я, прислоняясь лбом к коре.

И уже в следующую секунду я упала вперед. Часть коры качнулась внутрь, выбив меня из равновесия. Я шокировано осмотрела свои руки и колени. И тогда внутри полого дерева я заметила зеркало.

Оно было чуть выше меня, а значит где-то около шести футов. Рама была ручной работы — вьющаяся лоза и серебряные розы на ней. И нигде не было ни пятнышка — ни пыли, ни коррозии. Стекло зеркала было абсолютно нетронутым. Оно, казалось, светилось.

Я поднялась на ноги, с удивлением взирая на зеркало. Я видела свое отражение: волосы торчали в разные стороны, капли дождя стекают с подбородка. Я протянула руку, чтобы коснуться к тонкой серебряной ветви, украшающей раму зеркала. Кто в здравом уме будет прятать здесь что-то настолько красивое? Я задумалась. Было ли это тем, что моя мама хотела, чтобы я нашла.

Мой палец что-то кольнуло, я рефлекторно отдернула руку. Наверное, наткнулась на один из шипов. Капля моей крови попала на зеркало.

Против всех законов природы и логики по поверхности зеркала пошла рябь при контакте с каплей крови. Поверхность стала темнеть и тускнеть. Она, казалось, растворялась, пока не исчезло мое отражение и задней части ствола за моей спиной, и сада на противоположной стороне. Я присмотрелась, угадывая очертания лестницы, ведущей вверх.

Мне и в голову не пришло отойти от зеркала. Я протянула руку, чтобы убедиться, что зеркало действительно исчезло, и это не иллюзия. Моя рука прошла насквозь, и, клянусь, я почувствовала прохладу на другой стороне. Я вытащила руку и оглядела ее, удивляясь. И следовало бы. Мне следовало бы уйти. Поудобнее перекладывая дневник за пазухой, я шагнула за обод зеркала — на лестничный пролет. Я вздрогнула, когда прошла через раму и оказалась на каменном полу.

Здесь было заметно прохладнее, словно я была под землей. Или, может быть, так казалось из-за каменных стен — хотя одна секция стены была из цельного железного листа. Исходя из этого, я могла бы быть в замке. Мое сердце билось быстрее как от ужаса, так и от восторга. Я начала подниматься. Мои шаги эхом отдавались по лестничной площадке. Железные коптильные лампы, расположенные в углублениях стены, создавали странные тени. Как ни странно, щели между камнями были словно склеены чем-то наподобие стекла вместо обычного раствора — словно у стены были вены из стекла. Я поднималась.

Должно быть, я поднялась на четыре или пять пролетов, а то и больше, прежде чем достигла площадки с занавесом. Я толкнула его в сторону и зажмурилась от внезапной яркой вспышки. Я прикрыла глаза рукой, в удивлении шагнула вперед.

Солнечный свет струился через отрытые арки на роскошный сад, который предстал передо мной. По мои левую и правую руки также были занавешенные арки. Я стояла в фойе из белого кирпича или, может быть, мрамора или алебастра.

— Эй, — окликнула я. — Здесь есть кто-нибудь? Я не хотела… вторгаться. Я просто вошла…

Кончено, я и не надеялась, что кто-то ответит. Я имею в виду, что не существует кого-то шаблона поведения в подобных ситуациях. Что мне следует говорить? О, прошу прощения, просто я шагнула в зеркало, которое нашла, и с помощью портала переместилась в ваш дом. Я покачала головой. Хотя, с другой стороны… Я думала о маме, и пыталась не потерять надежду.

Но в этом месте было тихо, даже не слышно дуновения ветра.

Думаю, мне следует уйти. Мне здесь не место. Но, не смотря на это, я не могла отделаться от впечатления, что каким-то образом я принадлежу к этому месту, что я имею право быть здесь. Что я дома. Я отодвинула занавес по левую сторону. Я увидела пустой зал готического собора, каждый сантиметр которого сделан из темного камня, высокие сводчатые потолки, опорные стойки, и никакой мебели. Ни стульев, ни столов, ни скамеек — просто холодный каменный пол, колоны и ряд ламп из цветного стекла, свисающих на цепях с потолка. Единственным украшением были витражи на каждой стене. И какие окна! Ослепленная, я сделала шаг вперед. Где бы я ни была, снаружи должно быть светло и солнечно — свет струился сквозь тщательно собранные осколки цветного стекла. Они были сделаны из темного богатого стекла, кроваво алея рядом с бледным цветом аметиста.

Рассмотрев каждый осколок, я поняла, что все они связаны, словно две части одной и той же истории, и большое панно в передней части святилища указывало на ту точку, где они пересекаются.

На самом дальнем левом панно был изображен мужчина из Бруксайд. Следующее иллюстрировало его встречу с лисой, она, казалось, говорила с ним, встав на задние лапы. Это напомнило мне картинку, увиденную в детской книжке.

Крайнее панно с правой стороны изображало женщину, или даже девушку? Ее фигура с преклонными коленями среди цветочного луга на рисунке была мала, чтобы быть уверенной наверняка. На следующем панно был волк, наблюдающий за девушкой из-за кустов.

Они были красивы и захватывающие, отчего мне захотелось увидеть, что же скрывается за еще одной занавесью. Когда я отодвинула ткань, то у меня перехватило дух.

Книги. Лестницы из книг. Выстроенные башни книг. Раздвижные лестницы, ведущие к верхним ярусам полок. Также здесь были диваны, обитые темной тканью. И лампы всех форм и размеров свисали с потолка, стояли в углах, на столах и полках.

Великолепное зрелище, и не было ничего, что делало меня счастливее за последние годы. И даже запах — чернил, дерева, пыли — был уместен и правилен, как и сочетание света и теней.

Ох, я бы возвращалась сюда снова и снова.

Я проскользнула в сад. Здесь были фруктовые деревья, хотя я бы и не смогла назвать их плоды. Они были странными, жемчужного цвета и похожи на сливы, если бы сливы были оранжевыми, алыми или синими. Растущие здесь цветы были более узнаваемые — нарциссы, ирисы, фиалки и многие другие. Различные цвета розовых кустов, которые служили живой изгородью, переплетаясь с плющом, слишком высокой для меня, чтобы увидеть, что по другую ее сторону.

Моя счастливая прогулка была нарушена шумом.

Я услышала шаги, эхом отдающиеся по каменному полу, и нырнула в сторону стены сада, стараясь, чтобы меня не было видно из атриума.

Если это владелец? Будет ли он недоволен тем, что я нашла это место? О Боже…кто угодно может владеть этим местом — кто знает, что могут сделать со мной?

Пожалуйста, не выходи в сад. Захвати книгу в библиотеке и уходи, — молча молила я, даже если это и была моя мама. Но шаги раздавались не в стороне библиотеки — человек повернул к святилищу. Эхо стало громче. Но ведь та комната пуста! Мое сердце учащенно билось. Что они хотят там?

Шаги прекратились, и на несколько мгновений воцарилась тишина. Настолько гнетущая и полная, что, могу поклясться, я слышала свой собственный пульс. Кто это? Было ли это человеком? Что еще может существовать в башне наподобие этой?

Внезапно, слабый звон стекла заполнил тишину. Я моргнула. Стекло. Лампы на потолке? Что могло там происходить? Моё любопытство преодолело страх, и я поползла вдоль стены в сторону одного из витражей, в которое я могла заглянуть, не будучи замеченной.

Я смогла увидеть через затемненное стекло контур фигуры, неподвижно стоящей в центре храма с вытянутой вперед ладонью. Тени, отбрасываемые лампами, висящими на потолке, двигались, словно ветер колыхал их. Я прищурилась, вглядываясь с моего пункта наблюдения. Стекло слишком темное… трудно разобрать, что за ним происходит — вроде как там мужчина, как я решила с некоторым разочарованием. Его голова была склонена, в то время как остальное тело замерло без движения, когда его рука качнулась в противоположную святилищу сторону. Цвет стекла начал меняться, а его кусочки принимали новую форму, их края скручивались и удлинялись, принимая изображение новой картины.

Я восторженно смотрела на это. Он, казалось, ничего не собирался говорить. Он даже не смотрел на то, что делал. Его пальцы изобразили какой-то жест, и мужчина на стеклянной картине переместился из ручья на коня, в то время как зверь нетерпеливо перебирал землю копытами. Он поднял правую руку перед собой, указывая на гигантское панно в передней части святилища, и стеклянные кусочки преобразовались, показав картину замка на холме, освещенного яркими лучами солнца, находящегося вверху панно. Он взмахнул левой рукой, и всадник пришпорил лошадь. Следуя взмаху его руки, всадник промчался по всем панно по левую сторону, исчезая у края одной и сразу появляясь на следующей. Его руки сошлись, и всадник появился на холме, готовый взбираться вверх. Он поднял руку вверх в останавливающем жесте, и лошадь попятилась. Это был красивый кадр, потрясающий своим цветом, движением и ощутимым чувством решительности всадника. Жесты мужчины показались мне знакомыми. Это было… не так как фотография…более того… это было похоже на управление или сочинение — да, точно — он сочинял! Но с чем-то другим — не со звуком… как он это делал? Ни разу не подняв взгляд.

Его правая рука взметнулась к стеклу передо мной, и я инстинктивно отшатнулась за стену. Сверкание говорило о том, что окно, через которое я смотрела, было морфингом, так же как и панель с всадником. Интерьерная сцена окрасилась оттенками стекла. Я подумала, если его голова все еще опущена, может, я смогла бы незаметно лучше его рассмотреть. Осторожно я присела в углу возле окна, заглянув через подоконник в комнату. Передо мной предстала следующая сцена: женщина, вяжущая у окна, и, видневшийся через бледное стекло, формирующее ее платье, мужчина. Он был высок, но все же не выглядел настолько старым, как я решила в начале. На нем были потертые джинсы и белая рубашка с закатанными по локоть рукавами, демонстрирующие слегка мускулистые руки. Его темные волосы были достаточно длинными, чтобы скрыть его лицо, я смутилась, когда мое сердцебиение участилось. Он был своего рода горяч. Женщина на панно воткнула иголку в ткань с задумчивым выражением лица, уделяя больше внимания небу, чем вязанию.

— Нет, — пробормотал он, когда с досадой отвернулся.

Его пальцы согнулись, и в тот же момент цвет волос женщины изменился с каштанового на ярко-красный. Они завились и росли, пока не достигли ее ног. Его пальцы вновь согнулись, останавливая на месте женщину, также как он сделал и со всадником.

Он вздохнул, его руки опустились, когда он, наконец, поднял голову. Я тихо упала на землю с поднесенной ко рту рукой, сердце бешено стучало в груди, но я была уверена, что он меня не увидел. Его взгляд был обращен на гигантское панно с всадником и замком. В голову ударила кровь, потому как за короткий момент до падения, я узнала его — это был Рис — молчаливый друг Кея.

Я услышала звук, исходящий из помещения, вероятно, он начал прохаживаться по хранилищу. Я вжалась в стену, как будто это могло каким-то образом помочь. Мой мозг лихорадочно соображал.

Рис? Что за черт? Ему принадлежит это место? Он что… новая мысль пришла мне в голову в свете того, что он только что делал — он построил это место? Я никогда не ожидала встретить в этой башне кого-то, кого я фактически знала. Но я только что видела, как Рис собирал витраж силой мысли и жестами.

С другой стороны, если он мог делать все это, поему он не почувствовал моего присутствия. Если он владел магией — если башня была создана с помощью его собственной магии, разве здесь не могло быть что-то наподобие охранной системы? Я нахмурила брови. Не знаю, как точно это работает, но на его месте я бы сделала что-то такое.

Я услышала треск стекла, исходящий из святилища. Звук разнесся эхом по пустому и большому помещению. Я рискнула и украдкой заглянула в окно.

— Каждый раз, — сказал он, проводя руками по волосам, ни к кому конкретно не обращаясь. — Каждый раз она разваливается на кусочки.

Панно, изображающее лес и поля, которые миновал всадник, с левой стороны комнаты было разрушено, осыпавшись мелкими кусочками на каменный пол. Рис рассматривал свою руку. Мне показалось, что между его пальцами проскочила искра.

— Какой в этом смысл? — закричал он, и панно с замком осыпалось осколками, словно от ударной волны.

Я съежилась, вжавшись в стену, словно я могла бы раствориться в ней. С кем конкретно я сижу рядом в классе химии?

— Мастер Райан, — я услышала разнесшийся эхом еще один голос. — Вы в приподнятом настроении сегодня, сэр.

Откуда исходит этот голос? Я не видела никого в комнате.

— Исчезни, — ответил Рис. — Все усилия впустую. Это место слишком нестабильно.

— Возможно, требуется больше практики, — ответил голос.

Я вытянула шею, пытаясь найти лучший угол для обозрения двери, при котором я все еще оставалась бы незамеченной, но эта часть комнаты оставалась не в поле моего виденья. Кто-то еще пришел с ним? Пронзительный звук ударил по ушам. Я решила, что, вероятнее всего, это эффект от разбивающегося стекла.

— Я практиковался, Портер, и ты это знаешь. Ты видел меня практически каждый день в течение года, так скажи, я улучшил свои умения?

— Да, сэр, — ответил голос.

— Да, но оно все равно разваливается каждый раз, — отрезал он. — На разбор всех этих записей самостоятельно уходит слишком много времени.

— Боюсь, что…

— Ты ничем не можешь мне помочь. Я знаю, — тихо прозвучал голос Риса.

Слабый высокий звук становился все громче. Я моргнула, он отвлекал меня от разговора внутри. Мне нужно было узнать больше. Мне нужно было понять, что это за место. У Риса был ответ, но не думаю, что он будет рад меня увидеть здесь.

Раздался резкий треск. Я осмотрелась. Трещина тянулась вдоль окна чуть выше меня, угрожая снести стеклянную женщину пополам. Снова треск, и на ее лице, словно молния, прошло ветвление трещин. Я отвернулась как раз вовремя. Окно осыпалось мелкими осколками вокруг меня. Я вскрикнула, когда некоторые осколки впились в мои руки.

— Что это было? — требовательно воскликнул Рис.

— Должно быть, мне следовало упомянуть об этом раньше, — спокойно отозвался голос. — У нас посетитель.

Рефлекторно, я рванулась через сад в фойе. Рис уже блокировал выход на лестницу, а потоки стекла ползли через дверь в библиотеку.

В панике я нырнула в святилище. И сразу же пожалела об этом. Но куда еще я могла пойти?

— Портер, — потребовал Рис. — Останови ее.

— Не могу, — отозвался глухой спокойный голос.

Я повернулась, ища его источник. Маленькое зеркало на стене возле двери отражало призрачное лицо.

— Что значит, не можешь? — спросил Рис, входя в дверь.

— Не могу, — повторило зеркало.

С низким разочарованным рычанием Рис сделал хватающий жест. Я вскрикнула, потеряв равновесие — усики стекла извивались по полу, пытаясь ухватить меня за ногу, тем самым приковав к полу.

Пританцовывая, я проскочила мимо Риса, остановившегося у двери.

— Держите ее! — закричал он сердито, но я, уже не останавливаясь, мчалась вниз.

Я пролетела вниз по лестнице и выскочила из зеркала. Закрыв корой дерева проход, привалилась к нему, жадно глотая воздух. Я похлопала руками по своей куртке и замерла. Я уронила журнал своей мамы. Он, должно быть, упал где-то в башне, но если я за ним вернусь, Рис…

Грудь сдавило. Я бросилась к дому. Дождь все еще моросил, так что пока я добралась до двери, окончательно промокла. Не могу поверить, что потеряла его!

* * *

Я приняла горячий душ, чтобы согреться. Что мне делать? Как получить дневник обратно? Рис определенно имел контроль над башней, и я никак не могла быть лучше его в этом. О Боже, думала я, чуть не уронив шампунь, я же увижу его в школе. В понедельник. Он явно какое-то подобие…. мага… Не знаю! Все это так странно. Я должна притвориться, что никогда не видела башню? Притвориться, что не видела, как он управлялся со стеклом жестами и силой мысли? Я не уверена, что смогла бы. Когда жизнь стала настолько сложной? Все, что я хотела, так это найти связь с моей мамой. Способ вернуться домой. С каждым усилием, которое я прилагала, это казалось все более неосуществимым.

Когда я спустилась вниз, Беа уже вернулась и заканчивала ужинать. Молча я села за стол, предвидя снова неизвестный ужин. Беа поставила передо мной тарелку с зеленой фасолью, морковью и жареной картошкой. На ней явно отсутствовала свинина, говядина или жареная курица, которые обычно сопровождали каждый прием пищи. Я взглянула на Беа. Должно быть, вопрос отразился у меня на лице.

— Говори правду, — сказала она. — Ты одна из тех «овощных» людей, не так ли?

Я покраснела.

— Да.

Она вздохнула.

— Могла бы сказать. Я не привыкла выбрасывать еду. Я не расстроюсь, если ты честно скажешь, что тебя не устраивает. Я предпочитаю готовить еду, которая будет съедена. Хорошо?

Я моргнула. Она была… Думаю, на самом деле, она пыталась быть милой. На душе потеплело.

— Да, мэм, — искренне сказала я. — Спасибо, выглядит очень аппетитно.

— Это просто овощи, — сказала она спокойно.

— Политые маслом, — ответила я с улыбкой.

— Это называется компромисс, Джульетта, — сказала она, и мне показался в уголках ее губ намек на ухмылку.

Возможно, я неправильно ее воспринимала. Я съела тарелку своих овощей в масле, и, по крайней мере, сегодня я наконец-то почувствовала себя счастливой.

Загрузка...