Волшебники Гора

Глава 2 Палатка

— Можешь обернуться, — бросил Марк, вставая на ноги.

У тяжело дышавшей Фебы, до того стоявшей на коленях, прижимаясь лицом к земле и держа руки на затылке, хватило сил только на то, чтобы опираясь на руки приподнять голову. Дело происходило в нашей маленькой палатке, установленной за стенами Ара, одной из сотен таких же палаток, принадлежавших главным образом скитальцам, переселенцам и беженцам.

— Спасибо, Господин, — немного отдышавшись, проговорила Феба. — Я ваша. Я люблю вас. Я люблю вас.

— Встань и повернись лицом ко мне, — велел ей молодой воин. — Держи руки по бокам.

Марк вытащил из своего мешка длинный шнур, футов пять длиной или около того, и перебросил через свое плечо.

— Я должна быть связана? — поинтересовалась рабыня.

— Воздух здесь, за стенами кажется мне чище и свежее, — заметил я, прислушиваясь к звукам лагеря раскинувшегося вокруг нас.

— По крайней мере, здесь не воняет ладаном, — усмехнулся Марк, а потом повернулся к Фебе и, продемонстрировав ей небольшой лоскут ткани, вытащенный из мешка вслед за шнуром, спросил: — Знаешь, что это?

— Я не уверена, — робко, но с надеждой, проговорила она, — Господин.

Я просто не мог не улыбнуться, видя, как засияли ее глаза.

— Это — туника! — восхищенно воскликнула девушка, стоило Марку развернуть сверток.

— Рабская туника, — мрачно поправил ее юноша.

— Конечно, Господин, — радостно кивнула она, — ведь я же — рабыня!

Это действительно была туника, надеваемая через голову, без рукавов, скроенная из реповой ткани. Высокие разрезы по бокам гарантировали, что бедра девушки будут постоянно обнажены почти до талии.

Не трудно было заметить, как Фебе хотелось бы протянуть руки и схватить этот скромный наряд, но она, прекрасно помнившая о приказе держать руки прижатыми к бокам, смогла удержаться от глупости. Шнуру, свисавшему с плеча Марка, конечно, предстояло играть роль кушака. Такие кушаки могут быть повязаны самыми разными способами, впрочем, суть у всех одна — выгодно подчеркнуть фигуру носительницы. Кроме того, этим же шнуром, как и веревкой удерживающей на женщине камиск, можно воспользоваться, чтобы связать ее.

— Это будет моим, не так ли? — осторожно поинтересовалась Феба, но в ее голосе звучали нотки нетерпеливого ожидания и надежды.

Похоже, она боялась поверить в такую удачу. Однажды, неподалеку от Брундизиума, на юго-запад отсюда, она уже понадеялась на то, что она вот-вот должна получить подобный предмет одежды, тот, что до нее носила другая рабыня, но Марк не позволил ей этого. Та туника сгорела на ее глазах, сожженная по его требованию. А все потому, что она было с Коса.

— Это принадлежит мне, — отрезал Марк, — так же, как и Ты сама. Но верно и то, что покупая ее, я держал в памяти именно тебя. Будешь носить ее, когда тебе будет разрешено или приказано.

— Я могу потрогать ее, Господин? — восхищенно спросила Феба.

— Можешь, — махнул он рукой.

Интересно было наблюдать, с какой благодарностью и радостью она взяла в руки это крохотную тунику. Как, оказывается, много может значить для девушки, такая незначительная вещь. Это была самая простая рабская туника, дешевая, маленькая, скрывающая немногим больше, чем та-тира или камиск, но с каким безграничным восхищением смотрела на нее невольница!

Пусть это был вид одежды, который свободные женщины, как они сами утверждают, презирают, находя его невообразимо шокирующим, невыразимо скандальным, на который они не могут смотреть без ужаса, а взглянув готовы упасть в обморок, но для Фебы, и многих других, таких же, как она сама рабынь, эта легкая туника была настоящей драгоценностью, несомненно, значащей для нее куда больше, чем самые дорогие наряды в шкафах свободных женщин. Правда, я подозреваю, что свободные женщины далеко не всегда абсолютно искренни, говоря нам о своих чувствах к таким предметам одежды. В конце концов, та же самая свободная женщина, что, будучи пленена, с гневным криком отбрасывает от себя такую одежды, глядя на нее в расстройстве и тревоге, сама же торопливо натягивает ее на себя, стоит только ей увидеть, что рука ее похитителя опускается на рукоять плети, и уже через несколько мгновений, носит рабскую тунику так, словно проходила в ней всю жизнь, талантливо, изящно, возбуждающе и вызывающе. Вообще, такие предметы одежды и их значение, имеют тенденцию необыкновенно возбуждать женщин. И, между прочим, зачастую оказывается, что не так уж и незнакомы свободные женщины с этими нарядами, как они пытаются заставить нас в это поверить. Не раз случалось находить подобные вещицы среди их имущества в захваченных городах. Не трудно догадаться, что многие женщины надевают их, оставшись наедине со своим зеркалом, позируя и фантазируя. Иногда бывает так, что прямо во время таких предосудительных занятий, женщина чувствует, как сначала на ее шее затягивается петля работорговца, а потом ее ошеломленную умыкают из ее же собственных апартаментов. На Горе говорят, что свободные женщины — такие же рабыни, просто на них пока не надели ошейники.

Конечно, в ситуации Фебы, предоставленная ей туника была не только подтверждением ее неволи, ее подчинения своему господину, и прочих нюансов рабства, но что еще более важно, в данный момент, представляла значительную разница между тем, чтобы быть одетой и голой. Она — рабыня, имела прав на одежду, не больше чем любое другие животное, и лишь благодаря великодушию ее владельца, у нее могло бы появиться разрешение на ношение одежды.

— Спасибо, Господин! Спасибо, Господин! — заплакала Феба, прижимая к себе столь долгожданную одежду.

Что интересно, Марк купил эту тунику по собственной инициативе. По мне так, сейчас было самое время сделать это. И дело даже не в том, что Феба была бы невероятно привлекательна в этой тунике, как и в любом другом из рабских предметов одежды, подчеркивающих, демонстрирующих и усиливающих красоту женщины, позволяющих ей различными способами привлечь к себе внимание, но в том, она становилась менее заметной на улицах Ара. Кроме того, будучи одетой, она была бы не более привлекательным, чем другие точно так же одетые рабыни, объектом для шлепков, щипков и других знаков внимания, прохожих на улицах.

— Я могу надеть это? — с затаенным страхом и надеждой спросила Феба, держа тунику перед собой на вытянутых руках.

— Да, — разрешил Марк, уже и сам лучившийся удовольствием, и кажется напрочь забывший о необходимости ненавидеть свою рабыню.

— Скажи, почему Ты пошел за мной в Ар? — спросил я Марка.

— Уверен, Ты и сам знаешь, — пожал он плечами.

— Но это же — безумие, — заметил я.

Во время осады Форпоста Ара его Домашний Камень был тайно вывезен из города и переправлен в Ар, полагая, что там он будет в безопасности. Это было сделано в фургоне, принадлежавшем человеку по имени Септимий Энтрат. Однако, после падения Форпоста Ара, мы узнали, что в Аре была распространена версия о том, что Форпост Ара сам открыл свои ворота перед косианцами, польстившись на золото. Соответственно, в метрополии все граждане Форпоста Ара теперь считались предателями. Естественно, потом это воображаемое предательство использовалось, чтобы объяснить отказ генералов Ара от снятия осады со своей бывшей колонии. Кроме того, это предполагало, что перед армией Ара на севере возникла дилемма, или штурмовать Форпост Ара, или преследовать отступающие экспедиционные войска. Понятно, что город бы никуда не делся, поэтому приоритет был отдан преследованию, в результате которого вся северная армия Ара без всякой подготовки залезла в дельту. Не трудно догадаться, что неподготовленный переход по болотам оказался губительным. Дельта поглотила одну колонну за другой. Разгром войск Ара в дельте, вероятно, стал самой крупной военной катастрофой за всю историю планеты. По самым оптимистичным подсчетам оттуда удалось вырваться лишь четырем, максимум пяти тысячам человек из более чем пятидесяти тысяч вошедших. Причем далеко не всем из них удалось вернуться в Ар. В конечном итоге, люди были уверены, что именно Форпост Ара предал свою метрополию, что он до сих пор стоит неповрежденный, но превращенный теперь в форпост Коса на Воске. По крайней мере, такие слухи циркулировали в зимнем лагере близ Хольмеска, что между Аром и Воском

Феба, под пристальным взглядом Марка накинула тунику на голову.

Так что, учитывая официальную версию событий и распространяемые слухи о событиях на севере, ничего удивительного не было в том, что к Форпосту Ара и его гражданам в самом Аре относились с презрением и ненавистью. К счастью, акцент Марка, как и большинства его сограждан, мало чем отличался от говора жителей метрополии, так что он не привлекал к себе особого внимания. Впрочем, сейчас даже мой собственный акцент, довольно необычный для Гора, не вызывал ожидаемых вопросов. Просто за последнее время, благодаря успехам Коса на континенте, окрестности Ара, да и сам город, наводнило множество людей с самыми различными и необычными диалектами.

Счастливая Феба натянула тунику на бедра, и принялась крутиться в ней перед Марком.

— Ай-и! — восхищенно воскликнул Марк.

— Господин доволен своей рабыней? — поинтересовалась Феба.

На мой взгляд, этот вопрос был явно риторическим.

— Слишком коротко, — признал юноша.

— Ерунда, — успокоил его я.

— И все же слишком коротко, — проворчал Марк.

— Зато мой владелец всегда сможет полюбоваться на мои бедра, — заметила Феба.

Что и говорить, они, действительно, были хорошо выставлены напоказ, особенно учитывая разрезы по бокам.

— Так же, как и все остальные мужчин, — сердито буркнул мой друг.

— Конечно, Господин, — согласилась девушка, — ведь я — рабыня!

— Она необыкновенно красива, — заверил я Марка. — Так что не вижу ничего страшного в том, что ее красота будет выставленной на всеобщее обозрение. Пусть другие кипят от зависти от одного вида твоего имущества.

— Она — всего лишь шлюха с Коса! — недовольно проворчал тот.

— Теперь она всего лишь твоя рабыня, — напомнил я ему.

— Ты — соблазнительная рабыня, косианская шлюха, — неохотно бросил Марк своей невольнице.

— Рабыня рада тому, что господин доволен своей собственностью, — улыбнулась Феба.

— Надеюсь, к настоящему времени, — уточнил я у Марка, — Ты уже обдумал детали своего безумного проекта.

— Нет, — рассеянно ответил Марк, полностью ушедший в восторженное наблюдение, крутящейся перед ним прекрасной рабыни.

Домашний Камень Форпоста Ара, как нетрудно было догадаться, до сих пор находился в Аре, и прежде всего именно это влекло сюда молодого воина.

— Она удивительно красива, — признал мой друг.

— Да, — согласился я.

— Для косианки, — тут же добавил он.

— Конечно, — не стал спорить я.

Версия о том, что Форпоста Ара предал свою метрополию, как-то не очень сочеталась с тем, что он передал свой Домашний Камень сюда на сохранение. Поэтому в самом Аре были распространены слухи о том, что камень предположительно был послан в качестве вызова и отказа от прежней клятвы, сопровождавшихся воображаемым принятием нового Домашнего Камня, которым их наградили косианцы. Понятное дело, что это вызвало еще больший гнев в Аре, и теперь прежний Домашний Камень Форпоста Ара ежедневно на определенное время публично выставлялся напоказ. Это происходило на проспекте около Центральной Башни. Цель этого показа состояла в том, чтобы позволить гражданам Ара, если они того желали, выразить свое презрение этому камню, оскорбить его плевками, пинками и прочими действиями.

— Камень хорошо охраняют, — напомнил я.

Это мы установили сегодня утром. После этого мы прогулялись в переулок Рабских Борделей Людмиллы, неподалеку от которого находится инсула Ачиатэса. В саму инсулу я конечно не заходил, но задал пару наводящих вопросов поблизости он нее. Тех, кто меня интересовали, очевидно здесь больше не было. Причем я воздержался приставать с расспросами к очевидным бездельникам, ошивавшимся около инсулы. Вернувшись вместе с Марком и Фебой на это место позднее, я обнаружил там все тех же людей. Не трудно было догадаться, что бездельниками они были мнимыми, и что занимались они вполне конкретным делом. Например, неподалеку от инсулы сидел уличный торговец, разложивший на покрывале всякую мелочевку. Конечно, я не знал наверняка, был ли это один из тех, кто вел наблюдение за домом, или нет. Впрочем, это для меня не имело особого значения. Обычно в таких случаях выставляются как минимум два человека, чтобы пока один держит наблюдение, другой мог бы доложить начальству о происшествии. Насколько я знал, пока еще никто не знал о том, что я прибыл в окрестности Ара. Но я знал так же и то, что здесь хватало тех, кто мог бы опознать меня. В последний раз я побывал в Аре, доставив сюда письма регенту Гнею Лелиусу, переданные мне Дитрихом из Тарнбурга в Торкадино. А чуть позже мне пришлось доставлять сообщение уже от самого Гнея Лелиуса в Форпост Ара командующему его обороной Амилиану. Правда это сообщение оказалось поддельным и чуть не стоило мне жизни, поскольку идентифицировало меня как шпиона и врага представлявшего опасность для Ара. Хотя скорее я представлял угрозу для заговорщиков и их планов. Я до сих пор затруднялся ответить, был ли вовлечен в заговор сам регент. Я подозревал, что, скорее всего, нет. Зато, основываясь на информации, полученной мною в зимнем лагере армии Ара под Хольмеском, я знал имя одного из высокопоставленных предателей, как раз сейчас находившегося в городе. Им оказался генерал Серемидий с Тироса. Кроме того, секретная переписка, добытая мною ранее в Брундизиуме, и расшифрованная одним Игроком, дала мне, по крайней мере, еще одно имя, женское. Ту женщину звали Талена, когда-то она была дочерью Марленуса из Ара, пока тот от нее не отрекся. Но вот теперь, насколько я знаю, ее авторитет в городе уверенно шел в гору.

— Я отлично понимаю, — сказал Марк, — что камень под надежной охраной.

— Тогда выкинь из головы свои безумные планы, — посоветовал я ему.

— Ни за что, — уперся воин.

— У тебя нет шансов заполучать этот камень, — предупредил я.

— Кажется, Ты сам пришел в Ар имея цель еще менее осуществимую? — напомнил он мне, вынудив замолчать.

Феба, конечно, не понимала смысла нашей беседы, поскольку мы никогда не обсуждали при ней своих планов. В конце концов, она была простой рабыней, а таковых принять держать в неведении. Пусть они служат и ублажают. Большего от них не требуется.

— Ну что? — с улыбкой осведомился Марк.

Я не стал отвечать на его выпад. Перед моим глазами стояла женщина, теперь вдруг ставшая очень важной особой в Аре, к которой я когда-то давно имел неосторожность питать слабость. Ровно до того момента, пока эта тщеславная гордячка, полагая, что я превратился в беспомощного хромого калеку, не вылила на меня свое презрение и насмешки. Теперь я думал о ней только с точки зрения цепей. Конечно, получить ее было практически невозможно. И все же, тем или иным способом, несмотря на все трудности, я должен был получить ее. Причем я даже не планировал оставлять ее себе, скорее, в мои намерения входило в качестве жеста, просто избавиться от нее, подарив или продав как самую низкую из рабынь.

— Понятно, — кивнул Марк, заметив мое состояние.

— Господин? — окликнула его Феба, продолжая крутиться перед ним в своем наряде.

— Да, — признал мой друг, — Ты очень соблазнительно выглядишь.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила она, — за то, что дали мне одежду.

— За то, что позволил тебе ее носить, — поправил ее Марк.

— Да, Господин.

— По крайней мере, в течение, ена или двух, — ворчливо добавил он.

— Да, Господин! — засмеялась девушка.

— Тебе досталась изумительно красивая рабыня, Марк, — улыбнулся я.

Феба, покраснев от удовольствия, с благодарностью посмотрела на меня. Вот только Марк в ответ на мое замечание сердито зарычал и сжал кулаки. От меня не укрылось, что он боялся того, что мог бы начать питать слабость к своей невольнице. Юноша резко сдернул шнур со своего плеча.

— Я должна быть связана, Господин? — тут же спросила Феба, приблизившись к своему хозяину и держа скрещенные запястья перед собой.

Подобным образом, с изящной готовностью протягивая руки для связывания, рабыни часто выражают и демонстрируют свою покорность.

— Значит, тебе понравилась эта одежда? — осведомился Марк.

— Пользоваться которой, я могу иметь только пару енов, — улыбнулась девушка. — Да, Господин. О, да, мой Господин!

— Ты благодарна? — спросил он.

— Да, Господин, — признала Феба. — Рабыня благодарна, очень благодарна.

— Но ведь это мелочь, — заметил парень.

— Это — сокровище, — поспешила заверить его рабыня.

Я понимающе улыбнулся. Для нее, простой рабыни, такая маленькая вещица, по сути немногим более чем короткая тряпка, действительно была сокровищем.

— Надеюсь, Ты понимаешь, — поинтересовался мой друг, — что ношение этой туники может быть столь же легко запрещено тебе, как и было позволено?

— Да, Господин, — заверила его Феба.

— Ты хочешь продолжать носить ее? — спросил рабыню Марк.

— Конечно, Господин! — воскликнула она.

— Значит, теперь у тебя есть дополнительный стимул для того, чтобы стремиться к тому, чтобы я был доволен тобой, — усмехнулся юноша.

— Да, Господин, — улыбнулась ему в ответ рабыня.

Одежды невольницы, как и многое другое, например, ее диета, цепи, имя, прическа и так далее, является прерогативой ее владельца. Его власть над рабыней безоговорочна и абсолютна. Феба, конечно, безоглядно любила Марка, как впрочем, и он ее, несмотря на все свои заявления. С другой стороны, даже если бы она была, как это иногда случается ненавидимой рабыней ненавидимого хозяина, она все равно должна была бы изо всех сил стремиться к тому, чтобы он оставался ее полностью удовлетворен, во всех смыслах и со всем совершенством. Такова судьба гореанской рабыни.

— Надеюсь, Ты не думаешь, что я проявил слабость? — осведомился Марк.

— Нет, Господин! — поспешила заверить его девушка.

Было заметно, что он опять разрывается между любовью к ней, и ненавистью к острову Кос. Феба покорно протянула к нему скрещенные запястья, словно предлагая ему, связать их. Но юноша даже не пошевелился. Разумеется, шнур был приготовлен им вовсе не для этой цели, хотя, конечно, вполне мог послужить и для этого тоже.

Девушка робко разделила запястья и, не сводя с него озадаченных, полных любви глаз, призналась: — Я жажду быть приятной вам, мой Господин.

— Это подобает тебе, — кивнул Марк.

— Да, Господин, — прошептала она.

— Потому, что Ты — рабыня, — пояснил молодой воин.

— Ваша, — внезапно, затаив дыхание, добавила Феба. — Ваша рабыня!

Взгляд Марка снова стал сердитым.

— Я существую для вас, — заявила его рабыня, — и все чего я хочу, это служить вам и доставлять вам удовольствие.

Да, она очень любила этого пылкого юношу. Она хотела бы отдать ему всю себя, без остатка, не сдерживаясь, жить, а если потребуется, то и умереть для него. Таков путь любящей женщины, для которой никакое служение не бывает слишком маленьким, и никакая жертва будет слишком большой. Такая женщина готова самоотверженно бросить себя к ногам господина и принести себя ему в жертву.

Глаза Марка сверкнули разгорающейся яростью. Но Феба, совсем не замечая изменения настроения юноши, разведя руки еще немного в стороны, робко шагнула к нему, в надежде, что ей будет позволено обнять его.

— Примите преданность своей рабыни, — жалобно попросила она.

Я заметил, как яростно сжались кулаки Марка.

— Я люблю Вас, — призналась девушка. — Я люблю Вас, мой Господин!

— Хитрая, лживая шлюха! — прошипел юноша.

— Нет! — заплакала Феба и, ее руки безвольно опустились.

— Лживая косианская шлюха! — выплюнул он.

— Я люблю Вас! — закричала рабыня. — Я люблю Вас, мой Господин!

И тогда он наотмашь ударил ее тыльной стороной ладони. Удар был такой силы, что девушку развернуло на месте, и она, не устояв на ногах, свалилась сначала на колени, а потом и на четвереньки. Феба испуганно посмотрела на своего хозяина снизу вверх. В уголке ее губ появилась кровь.

— Тебе кто-то дал разрешение говорить? — зло спросил он.

— Простите меня, Господин, — пролепетала невольница и, подползя к его ногам и склонив голову, припала к ним губами. — Рабыня умоляет своего Господина о прощении.

Марк окинул девушку недовольным взглядом, а потом повернувшись ко мне, сказал:

— Ее использование, конечно, по-прежнему принадлежит тебе, всякий раз, когда Ты того пожелаешь.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Но я думаю, что легко смогу найти себе в этом лагере девку, которых тут во множестве сдают в аренду. Или, если захочу, то могу просто купить шлюху, в окрестностях Ара они сейчас дешевы.

— Ну как хочешь, — пожал он плечами.

Следует заметить, что хотя Марк бывал резок со своей рабыней, временами демонстрируя ей просто зверское презрение, но одновременно с этим он также ничего не мог поделать со своим чрезвычайно собственническим отношением к ней, вспыхивая при каждом проявлении чьего-либо интереса к его рабыне. Фактически, он почти безумно ревновал ее по любому поводу. Она была для него не тем видом женщины, которую он мог бы, даже рискуя быть обвиненным в определенной грубости и негостеприимности, передать для ночного удобства своему гостю. Похоже, для нее теперь существовало только одно рабское кольцо, к которому она могла быть прикована на ночь.

— Встань, — приказал Марк девушке.

— Кажется, я слышу музыку снаружи, — заметил я.

— Да, — согласился он, прислушавшись.

— По крайней мере, хоть кто-то по соседству с нами веселится, — улыбнулся я.

— Наверное, крестьяне, — пожал плечами Марк.

Вероятно, он был прав. Таковых здесь было множество, бежавших от приближающейся армии Коса. Бросившие свои земли и все, что было нажито непосильным трудом, и прибывшие искать убежища под стенами Ара, они, тем не менее, были готовы петь, выпивать и танцевать. Признаться, я часто восхищался крестьянами. Это были выносливые, крепкие, неудержимые люди.

Феба покорно замерла стоя перед Марком, как ей было приказано.

— Вытри лицо, — бросил ей парень, и, как только рабыня вытерла кровь, или вернее сказать размазала ее правой рукой, продолжил: — Этот шнур может служить рабским кушаком. Его можно повязать несколькими способами. Ты, как рабыня, несомненно знаешь, как это делается.

Его заявление заставило меня улыбнуться. Конечно, Марк должен был бы знать, что Феба, скорее всего, мало что понимает в таких вопросах. В конце концов, еще совсем недавно она была свободной женщиной, правда, чтобы быть до конца объективным, надо заметить, что она долгое время сохранялась в статусе простой пленницы. Впрочем, оставаясь таковой, она, конечно, не была полностью удовлетворена этим, и лишь после того, как несколько недель назад, встретившись с ней снова, я, наконец, принял решение заклеймить ее и обеспечить ошейником, она смогла окончательно выпустить на свободу свою полную неволю.

— Нет, Господин, — испуганно призналась Феба. — Я не обучалась этому. Ведь до передачи меня вам, Господин Тэрл, так и не снизошел для того, чтобы передать мне некоторое понимание этого.

— Понятно, — буркнул Марк.

Думаю, что он был даже рад тому, что Феба не была особо обучена. Все же это предполагало, что она прошла через меньшее число рук, перед тем как оказалась в его собственности, чем это могло бы быть, попади она к нему полностью выдрессированной рабыней. Не трудно догадаться, что Марк предпочел бы, чтобы она отчаянно стремилась научиться доставлять удовольствие и извиваться под его строгой личной опекой и в свете его личных вкусов. Таким образом, Феба сохранялась им исключительно для себя, и была бы обучена быть прекрасной личной рабыней, заточенной под прихоти, предпочтения и потребности одного особого рабовладельца. Впрочем, этот вид обучения может быть дан любой женщине. Это — часть ее, как говорится, «изучения нового господина».

— Господин безусловно знаком со многими рабынями и тем, что с ними связано, — заметила Феба. — Возможно, Господин будет так добр, что преподаст своей рабыне, что-либо из того, что она обязана знать.

Хотя Марк был довольно молодым человеком и, насколько я знал, до Фебы никогда не имел личной рабыни, он, как и любой гореанин, с рабынями был знаком не понаслышке. И дело даже не только в местной культуре, но и в том, что он, происходя из рода Марселлиани, бывшего видным и богатым семейством Форпоста Ара, просто не мог не видеть их в своем доме с самого детства, а по достижении половой зрелости и использовать некоторых особо приглянувшихся ему. Кроме того, он, наверняка, весьма близко познакомился с ними во время его воинской подготовки, которая обычно включает в себя такие вопросы, как охота и захват женщин, во все времена считавшихся завидными военными трофеями. А еще не надо забывать, что в любом военном лагере всегда найдутся бараки, палатки или фургоны с рабынями, готовыми в любой момент поступить в распоряжение офицеров и солдат. Ну и, опять же, пага-таверны, какой гореанин не посещал их и не познакомился с их красотками? Честно говоря, мы вместе с ним часто посещали такие заведения, например, в Порт-Косе, после нашей высадки там вместе с остальными беженцами из Форпоста Ара. Гореанской рабыне не стоит бояться того, что ее владелец может оказаться не вполне знакомым и недостаточно опытным в обращении использовании и наказании рабынь.

— Я, конечно, не профессиональный дрессировщик рабынь, — усмехнулся Марк, — не костюмер и не косметолог, но даже я смогу показать тебе парочку наиболее распространенных узлов. Про другие Ты можешь расспросить, если появится такая возможность, у своих порабощенных сестер.

— Да, Господин, — тут же пообещала ему Феба.

До сих пор, в виду характера ее приобретения и содержания, а так же нашего способа перемещения у Фебы было очень немного шансов встретиться и пообщаться с другими рабынями. Впрочем, этот недостаток общения вскоре мог быть исправлен. Я не сомневался, что Марк рано или поздно должен был прочно обосноваться на постоянном месте жительства. Кроме того, даже если нам пришлось бы остаться в этом лагерь на несколько дней, то вполне вероятно, что Феба быстро обзавелась бы подружками среди невольниц, присоединившись к той или иной их группе ради разговора или совместной работы, вроде стирки или мытья посуды. А уж от своих более опытных сестер по ошейнику любая девушка, а особенно новообращенная, может многому научиться. В подобных спонтанно возникающих группах обычно есть свои многочисленные тонкие отношения, своя иерархия и порядок подчинения, но стоит только появиться рядом с ними мужчине, как все они падают перед ним на колени, немедленно выравниваясь и превращаясь в обычных одинаковых красоток-невольниц.

— Кроме того, — заметил Марк, окидывая свою стройную собственность оценивающим взглядом, — мы всегда можем расширить наш репертуар узлов посредствам эксперимента.

— Да, Господин, — нетерпеливо сказала Феба.

Могло показаться, что она уже забыла полученную только что оплеуху. Однако, я нисколько не сомневался, что внутри нее по-прежнему сидело предостерегающее жало, не только напоминающее девушке о ее неволе, но и призывающее к благоразумной осторожности.

Марк сделал из шнура петлю и накинул ее на шею девушки так, чтобы два свободных конца свисали перед ней.

Теперь могло показаться, что Феба снова вернулась к ее нормальному способу поведения, простой послушной рабыни не смеющей признаваться в своей любви открыто. Однако, я думаю, что в их отношениях было нечто тонкое и почти неразличимое. По крайней мере, у Фебы теперь, принимая во внимание недавнюю агрессию ее господина, обвинение ее во лжи, ярость и чрезмерную реакцию на ее признание в любви, было более чем достаточно доказательств глубины его чувств к ней. Она была более чем удовлетворена произошедшим, ибо это был недвусмысленный сигнал для ее нежного и любящего женского сердца. Сигнал о том, что она не была в положении беспомощно любящей рабыни у ног любимого ей господина, который безразлично расценивает ее как просто одну из его женщин, а возможно даже относится с холодным презрением, как к обычному, ничего не стоящему имуществу.

Теперь Марк довольно грубо взял свисавшие с шеи концы шнура и, пропустив их у нее под подмышками, опоясал спину и вернул вперед, туго затянув под грудями девушки.

— Ой! — пискнула Феба.

— А Ты неплохо смотришься в этом, косианская шлюха, — признал юноша, отступая назад и любуясь своей работой.

— Как жаль, что у меня нет зеркала, — вздохнула его рабыня.

— Ты можешь увидеть себя, если так можно выразиться, — заметил я, — в зеркале его страсти.

— Да, — прошептала она, застенчиво опуская взгляд.

— Это, пожалуй, наиболее распространенный способ ношения рабского кушака, — сообщил ей Марк, распуская узел.

Затем он просто накинул сложенный пополам шнур на шею девушки и, взяв свисающие концы и перекрестив их на ее груди, опоясал ими спину, на этот раз немного ниже, и завязал спереди, возможно, затянув несколько туже, чем было необходимо.

— О-о-о да, — протянул Марк.

— Ай-и-и, — восхищенно выдохнул я.

Пожалуй, решил я, мне срочно нужна женщина. Еще немного, и я бы пулей вылетел из палатки, чтобы срочно найти себе девку, возможно в одном из здешних, разбитых прямо под открытым небом борделей, в которых рабыням запрещено без разрешения оставить циновку или хотя бы встать на колени.

— Это привлекательно? — полюбопытствовала Феба.

— Да, эффектно получилось, — признал Марк.

— Точно, — поддержал я его.

— Конечно, есть и другие способы, которыми можно обвязать рабыню, — сообщил юноша.

— Верно, — согласился я.

Надо добавить, что все эти способы имеют одну общую черту, он служат для того, чтобы подчеркнуть и акцентировать особенности фигуры рабыни.

Феба принялась восхищенно крутиться в палатке. Правда, сама она могла только подозревать, как она теперь выглядела.

— Вот видишь, — усмехнулся я, — все же, есть некоторый смысл в том, чтобы разрешить женщине носить одежду.

— Да, — вынужден был признать Марк, но тут же додавил: — при условии, что ее можно быстро удалить, если на то возникнет желание.

— Конечно, — не стал спорить с ним я.

Феба вдруг резко шагнула вперед и, встав перед Марком на колени, страстно взмолилась:

— Пожалуйста, Господин!

Видно было, какие муки испытывал Марк от желания взять ее. Он едва мог контролировать себя.

— Пожалуйста! — всхлипнула рабыня.

Признаться, я ожидал, что он сейчас набросится на нее, опрокинет на спину и просто изнасилует с присущей владельцу властностью.

— Пожалуйста, пожалуйста, Господин! — застонала девушка, от охвативших ее потребностей, ерзая перед ним на коленях.

— Чего Ты хочешь? — холодно осведомился Марк, неожиданно для меня беря себя в руки, и спокойно глядя на свою рабыню.

Надо признать, что меня поразило то, что он оказался способен на такое.

— Господин? — удивилась Феба, тоже не ожидавшая такой отповеди.

Юноша холодно смотрел на нее с высоты своего роста.

— Я прошу об использовании, — заикаясь, прошептала она.

— Ты настаиваешь на своей любви? — спросил он, держа свою раскрытую руку немного в стороне так, чтобы девушка могла ее видеть.

Рука была готова к действию, и Феба не могла не видеть этого. Парень, в случае необходимости, мог снова ударить ее.

— Нет, Господин, — поспешила заверить его она.

— Даже на любви рабыни? — уточнил Марк.

— Нет, Господин, — повторила девушка.

— В любом случае, — усмехнулся он, — любовь рабыни ничего не стоит, не так ли?

— Да, Господин, — прошептала Феба, глотая слезы.

С моей точки зрения, это было совершенно абсурдное утверждение, поскольку, любовь рабыни — самая чистая и самая глубокая любовь, которую только женщина может подарить мужчине. В конце концов, любовь делает женщину рабыней мужчины, цельность этой любви требует от нее, чтобы она и вправду стала его рабыней. Ни чем меньшим она попросту не сможет быть полностью и целиком удовлетворена.

— Значит, Ты больше не настаиваешь на своей любви, — заключил юноша, — даже на любви рабыни.

— Нет, Господин, — прошептала Феба.

— И что дальше? — небрежно поинтересовался он.

— Я умоляю о простом использовании, — всхлипнула девушка.

— Понятно, — усмехнулся Марк.

— Я — рабыня, находящаяся в отчаянном положении из-за своих потребностей, — сказала она, — прошу вашего милосердия. Вы — мой господин. Я прошу вашего сострадания и использования!

— Итак, — презрительно проговорил юноша, — косианская шлюха на коленях умоляет об использовании своего Господина из Форпоста Ара.

— Да, Господин! — признала рабыня.

— Тебе придется подождать, — отрезал Марк.

— Да, Господин, — простонала она.

— Я слышу музыку, там снаружи играют инструменты крестьян, как мне кажется, — заметил Марк, поворачиваясь ко мне. — Возможно, они устроили ярмарку или праздник, насколько это, конечно возможно в такие времена.

— Все может быть, — пожал я плечами.

— Так давай, пойдем и посмотрим, — предложил мой друг.

— Отличная идея, — кивнул я.

— О, да, — сказал он, а потом, посмотрев вниз, осведомился: — А что насчет этой рабыни?

Феба дернулась как от удара. Глядя на Марка, могло показаться, что она просто вылетела из его головы.

— Возьми ее с собой, — предложил я.

— Ты — необразованная и ничего не стоящая рабыня, не так ли? — поинтересовался юноша, свысока глядя на свою собственность.

— Да, Господин, — поспешила признать девушка, покраснев и задрожав от мучивших ее потребностей.

— Лучше бы, конечно, — задумчиво сказал Марк, — раздеть ее и оставить здесь, связанной по рукам и ногам.

— Возможно, было бы разумно найти рабское кольцо и приковать ее к нему цепью, — заметил я.

— Думаешь, что существует опасность того, что ее украдут? — спросил он.

— Да, — уверенно кивнул я.

— Ты, правда, думаешь, что она может для кого-то представлять интерес? — уточнил мой друг.

— Даже не сомневайся, — заверил его я.

— На ноги, — скомандовал он.

Феба, с горестным стоном, едва способная стоять прямо от одолевавших ее потребностей, поднялась на ноги.

— Там будет темно и толпа народа, — перечислил Марк, а потом, повернувшись к рабыне, поинтересовался: — Надеюсь, Ты не думаешь, что сможешь убежать?

— Нет, Господин, — заверила его она.

— Выпрямись, — приказал он ей, — расправь плечи, втяни живот, а грудь выпяти.

— Она настолько изысканна, — заметил я, — что торговля за нее началась бы как минимум с двух серебряных тарсков на любом рынке.

— Я не буду пытаться убежать, Господин, — сказала девушка.

— Интересно почему, — задумался Марк.

— Я в ошейнике, — пояснила она. — И на мне клеймо.

— Верно, — усмехнулся мой друг.

Этим способом она дала понять, что даже если бы она могла захотеть убежать, у нее просто нет никакой надежды на счастливый финал. Она напоминала своему хозяину о категоричности своего статуса, его безоговорочности, и полном отсутствии надежды на побег для такой как она, женщины оказавшейся в гореанской неволе. И дело здесь даже не столько в таких очевидных атрибутах как клеймо, ошейник, отличительная рабская одежда или отсутствие таковой, но, что намного более значимо, чрезвычайная сплоченность общества, с его подозрительным отношением к незнакомцам, и всеобщая бескомпромиссность и несгибаемость в отношении к таким как она. Так что, можно смело утверждать, что для гореанской рабыни практически нет никакого спасения. Единственное, чего она могла бы добиться, подвергнув свою жизнь неоправданному риску, это получить новые цепи нового рабовладельца, который принимая во внимание ее побег, несомненно, проследит, чтобы в дальнейшем такая рабыня содержалась бы в куда более суровой неволе, чем та, из которого она сбежала, и о которой она теперь, вероятно, будет вспоминать с тоской. К тому же наказания за попытку побега, особенно за вторую попытку, крайне серьезны. Обычно это может закончиться подрезанием сухожилий на ногах. Только самые глупые из женщин осмеливаются задумываться о побеге, и еще меньшее их количество мечтает об этом во второй раз.

— Значит, мне нет нужды связывать тебя? — осведомился Марк.

— Нет, Господин, — заверила его девушка.

— Повернись ко мне задом, и скрести руки за спиной, — приказал он.

Парень выхватил короткий обрезок пенькового шнура из своего кошеля, и быстро обмотав им два раза запястья рабыни, завязал двойной узел, известный как воинский узел захвата.

— Мне потребуется брать тебя на поводок? — спросил юноша.

— Нет, Господин, — ответила Феба, но ее хозяин тут же повернул ее лицом к себе и закрепил на ее горле кожаный ошейник поводка.

Хотя я и не думал, что Феба, девушка очень умная, могла бы попытаться убежать, даже если бы она не была привязана к Марку цепями, в тысячи раз более прочными, чем стальные — цепями любви, но не стоило исключать вероятность кражи. Любая рабыня является завидным объектом собственности, и в краже рабынь, похищении красивых рабынь, нет ничего необычного, более того, на Горе это считается чем-то вроде спорта.

Невольница попыталась прижаться к Марку, но тот бесцеремонно отжал ее от себя.

— Да, Господин, — всхлипнула Феба, понимая, что теперь она не могла даже прикоснуться к нему, без разрешения.

— Ну что, пойдем? — осведомился мой друг.

Девушка застонала от мучивших ее потребностей.

— Давно пора, — кивнул я.

— Наружу, — скомандовал Марк своей рабыне, — стоять и ходить красиво.

— Да, Господин, — отозвалась она.

Феба порозовела от охватившего ее возбуждения, но я сомневался, это будет очень заметно снаружи, в темноте среди движущихся тел, мелькающих теней и в мерцающем свете костров.

— Ты уверен, что не хочешь оставить ее в палатке, дожидаться нас здесь? — спросил я на всякий случай.

— Пожалуйста, Господин! — взмолилась девушка.

— Не стоит, — бросил Марк.

Феба, жалобно смотревшая на своего владельца, эффектно смотрелась в этой тунике и подчеркнувшем ее фигуру рабском кушаке.

— Пойдем уже, — махнул рукой Марк, и мы с ним покинули палатку.

Связанная рабыня следовала за юношей на поводке. Один раз она издала тихий, жалобный, просящий стон, на который, однако, ее владелец, если он его и услышал, не обратил никакого внимания.