— Она, — указала Талена, Убара Ара, — она избрана.
Женщина, на которую был направлен палец Убары, издала крик страдания. Одновременно с ее криком, в толпе, собравшейся у края огромной временной платформы, раздались крики приветствия и аплодисменты — удары по левому плечу правой ладонью. Это была та же самая платформа, которая ранее около Центральной Башни служила трибуной для приветствия Мирона во время его входа в город, только теперь возведенная на Площади Тарнов.
Гвардеец подхватил женщину под левую руку рукой и проводил ее к тому месту платформы, в нескольких шагах от которого, теперь имелся довольно узкий пандус. Там мужчина поставил ее на колени, чтобы ее могли заковать в цепи. Этот меньший, добавленный спуск находился с левой стороны, если стоять к платформе лицом. Сам я как раз и стоял неподалеку от подножия этого пандуса, по правую руку от спускающегося по нему. Талена с несколькими помощниками, советниками, гвардейцами и писцами находилась на возвышении, установленном на поверхности платформы в нескольких футах левее центра. С другой стороны имелся подобный дополнительный пандус, по которому босые, одетые в одежды кающихся, женщины поднимались наверх.
Послышались два последовательных сухих щелчка, это наручники сомкнулись на запястьях, опустившейся на колени женщины. Она подняла руки, и неверяще уставилась на них.
— Что, никогда не носила цепи? — поинтересовался мужчина.
Сначала одной рукой, а затем другой, с внезапной яростью, зарыдавшая пленница попыталась, сначала с одного запястья, потом с другого, стянуть с себя сомкнувшееся железо. Разумеется, у нее ничего не вышло, и она снова подняла наручники перед лицом, ошеломленно разглядывая их.
— Да, они действительно на тебе, — смеялся мужчина. — И тебе их не снять.
— Они сделаны не для того, чтобы, такая как Ты, могла стянуть их с себя, — сказал другой, вызвав волну смеха, и заставив женщину зарыдать.
— Не плачь, женщина, — посоветовал ей мужчина. — Радуйся, скорее радуйся тому, что тебя нашли достойной, что тебя почтили быть избранной!
После этого женщину поставили на ноги, и в сопровождении мужчины с нарукавной повязкой вспомогательной стражи, проводили вниз по спуску. Первый же мужчина, одетый в форму гвардии, вернулся обратно к группе на платформе.
— Запястья, — скомандовал я, когда она опустилась передо мной на колени.
Женщина протянула ко мне свои скованные руки, и я, схватив за цепи, подтащил их к себе. Затем я продел дужку маленького, крепкого навесного замку сквозь звено караванной цепи, и защелкнул замок на цепи ее наручников. Теперь она уже никуда не могла деться из каравана. Пленница испуганно посмотрела на меня.
— На ноги, живо! — приказал ей другой парень с повязкой вспомогательной стражи.
Женщина встала и прошла вперед к первой линии, прочерченной на булыжниках площади. Здесь было около сотни таких линий, приблизительно в четырех — пяти футах одна от другой, отмечавшие места на которых должны были стоять женщины. Стоило ей подойти, как все кто уже стояли там продвинулись на следующие. Цепочка женщин, доходя до последней из полос, поворачивалась в обратную сторону, и шла параллельно первому ряду, пока в очередной раз не доходила до последней линии и не разворачивалась опять. И так снова и снова, держа огромную массу пленниц в плотной группе. Само собой, женщины в разных колоннах стояли лицом в разные стороны.
— Знаешь, меня возмущает, — сказал один мужчина поблизости от меня другому, — что эти женщины плачут и жалуются! Учитывая всю вину Ара, и всеобщее соучастие в безнравственных схемах Гнея Лелиуса, это такая ничтожная обязанность и достаточно достойный акт, для женщины гражданки, предложить себя из соображений компенсации.
— Да, тем более что выбирают достаточно немногих, — поддержал его сосед.
— Правильно, — сердито сказал первый.
— Не все же трудности, должны нести не себе одни мужчины, — возмутился третий.
— Ты про трудовую повинность? — уточнил второй.
— Вот именно, — проворчал третий.
— А еще налогообложение и специальные отчисления, — напомнил им первый.
— Верно, — согласился второй.
— Они — такие же граждане Ара, — заметил третий. — Это только справедливо, что они тоже, внесут свою лепту в оплату наших общих преступлений.
— В конце концов, они и их тоже, — поддержал его первый.
— Само собой, — кивнул второй.
— Они тоже поддерживали членов Совета, и участников коллегии выборщиков, что их избирали, — добавил третий.
— Да! — согласился первый.
— Взгляните на благородную Талену, — призвал второй. — Как смело она выполняет эту обязанность.
— Насколько обременительно это должно быть для нее, — заметил первый.
— Бедная Талена, — вздохнул третий.
— И мы все отлично помним, — сказал второй, — как она сама вышла на всеобщее обозрение босой и в одежде кающейся, готовая отдать себя, ради спасения Ара.
— Конечно, — кивнул первый.
— Благородная женщина, — заявил третий.
Служащим их вспомогательной стражи не положены шлемы. Соответственно, а прикрыл свою голову и нижнюю часть лица с шарфом на манер того, как это делают в Тахари. Это неплохо сочеталось с разношерстными одеждами стражников из вспомогательных отрядов, которые, в целом, имели мало общего друг с другом, за исключением разве что того, что все они не имели никакого отношения к Ару. Среди кадровых стражников Ара, насколько я знал, были либо уроженцы Ара под командой косианского офицера, либо, что чаще, просто косианцы в униформе Ара. Также следует упомянуть, что на улицах города можно было встретить солдат регулярных полков Коса и различных наемниках. Причем, следует отметить, что некоторые отряды наемники были автоматически включены во вспомогательную стражу. Кое-кто из других наемников, чьи контракты закончились, тоже недолго думая завербовались в эти отряды. Наиболее деликатные задания, которые могли бы вызвать возмущение граждан Ара, или даже инициировать сопротивление, обычно поручались стражникам из таких вот вспомогательных отрядов. От их действий, в случае необходимости, всегда можно откреститься или сожалеть. А при особой нужде и просто расформировать в качестве символа примирения. Кроме того, этими отрядами было трудно управлять. В этом я увидел новые доказательства того, Мирон или его советники со своей стороны уделяют немало внимания к принципам и методам Дитриха из Тарнбурга. Впрочем, подобные схемы, использовал не один Дитрих, по крайней мере, насколько я знаю. Многие принимали на службу в такие силы представителей отбросов городского общества, используя их зависть и ненависть к их более успешным согражданам, чтобы превратить их в тщеславное, подозрительное и беспощадное орудие в своих руках. Такая сила всегда может быть расформирована или даже уничтожена к восхищению других горожан, которые после этого будут смотреть на завоевателя, как своего защитника. Они так и не поймут того, что он использовал, а потом принес в жертву, такие инструменты как обманутые отбросы их собственного сообщества.
— Нет, — покачала головой Талена, — не ее.
Тогда гвардеец, стоявший на поверхности платформы перед возвышением, накинул одежду кающейся на плечи женщины стоявшей перед Таленой. Причем он сделал это с большим почтением. Та задрожала. Другой гвардеец быстро проводил ее к задней части и вниз по широкому спуску с задней стороны платформы. Теперь она могла возвратиться домой.
— Нет, Талена! — воскликнул мужчина из толпы, стоявший в нескольких футах от меня.
Талена по-королевски повернула голову в его направлении.
— Тихо, Ты! — прошипел тому, который выкрикнул его сосед.
— Ура, Талене! — заорал его сосед с другого бока.
— Слава Талене! — выкрикнул кто-то.
— Слава Талене! — поддержали его другие.
Убара снова вернула свое внимание к ее обязанностям на платформе.
— Насколько милосердна Талена, — прошептал какой-то мужчина.
— Ага, — согласился с ним другой.
По жесту одного из гвардейцев, стоявшего на платформе следующая женщина в белых одеждах выступила вперед, оставив за своей спиной длинную очередь. Эта очередь пересекала платформу от узкого пандуса с другой от меня стороны, и тянулась через противоположную половину площади Тарнов, а хвост ее терялся где-то вдалеке на Воротной улице. По крайней мере, с моего места конца очереди видно не было.
— Леди Тута Тассолония, — зачитал писец.
Леди Тута скинула вуаль, сняла с себя одежду и предстала перед своей Убарой в чем мать родила. Внезапно она опустилась перед нею на колени. Было слышно как мужчины на площади дружно вдохнули.
Женщина стояла на коленях, откинувшись на пятки, разведя ноги широко в стороны, выпрямив спину, подняв голову и прижав ладони к бедрам.
— Ты кажешься рабыней, — заметила Талена.
— Я всегда была рабыней, Госпожа, — отозвалась Леди Тута.
Талена повернулась к одному из своих советников, и они принялись о чем-то шептаться.
— Являешься ли Ты — рабыней юридически, дитя мое? — уточнил один из советников, писец-законник.
— Нет, Господин, — ответила она.
— То есть Ты — юридически свободная женщина, — заметил писец.
— Да, Господин, — признала Леди Тута.
— Тогда этого достаточно, — сообщил писец Талене.
— Ты избрана, — любезно объявила Талена.
— Спасибо, Госпожа! — радостно поблагодарила ее женщина.
Толпа встретила решение Убары приветственными криками. Другой помощник или советник Талены, одетый в косианскую одежду, заговорил с Таленой, прикрывая рот рукой. Талена кивнула, и тот повернулся и доброжелательно обратился к стоящей на коленях женщине:
— Поднимитесь и не надо обращаться к нам как к Господину и Госпоже.
Леди Тута поднялась на ноги.
— Не желаешь ли Ты, как свободная женщина, прежде чем присоединишься к своим сестер справа от нас, что-либо сказать?
— Ура, Талене! — закричала она. — Слава Талене!
Этот крик подхватили сотни стоявших на площади. Затем, ее, как и многих до нее проводили на другую сторону платформы, чтобы заковать в кандалы.
— Повезет тому, кому она достанется, — позавидовал один из мужчин.
— Точно, она уже готовая рабыня, — согласился другой.
— Такие как она обучаются быстро и хорошо, — заметил третий.
— Хотел бы заполучить ее в свои руки, — вздохнул четвертый.
— А попадет она в руки какому-нибудь косианцу, — осадил его пятый.
Закованную женщину снова поставили на ноги, и стражник повел ее вниз по пандусу.
— Вставай на колени, шлюха, — презрительно бросил ей стражник из вспомогательных, стоявший по другую от меня сторону спуска, и работавший со мной в паре,
Женщина послушно опустилась на колени.
— Богатая была, не так ли? — спросил он у нее.
— Да, — не стала отрицать она.
— Да, что? — зло переспросил он.
— Да, я была богата! — испуганно пролепетала Леди Тута.
— Не бей ее, — сказал я стражнику. — Она еще не рабыня.
— Она — шлюха из Ара, — усмехнулся он.
— Так и есть, — согласился я.
Однако руку уже занесенную для удара парень опустил.
— Запястья, — приказал я ей.
Женщина мгновенно подняла закованные руки, и я пристегнул ее к каравану.
— Почему он сердится на меня? — искоса поглядывая в сторону моего напарника, поинтересовалась она.
— Было бы разумно с твоей стороны начинать привыкать, даже притом, что юридически Ты остаешься свободной, обращаться к свободным мужчинам — «Господин», а к свободным женщинам — «Госпожа», — пояснил я.
— Но он — всего лишь стражник из вспомогательного отряда, — удивилась женщина.
— Он — мужчина, — пожал я плечами, — а Ты — женщина.
— Да! — с готовностью признала она.
— То есть Ты сама видишь правильность этого? — уточнил я.
— Да, — кивнула Леди Тута.
— К тому же, Ты только что использовала такие выражения на платформе, — напомнил я ей.
— Но там была моя Убара, — объяснила она, — и другие высокопоставленные мужчины.
— Предоставлять такие уважительные титулы всем свободным людям, даже самым непритязательным из них, — сказал я, — скоро станет для тебя правильнее, чем для грязи под их сандалиями.
— Простите меня, Господин, — попросила женщина обращаясь к моему напарнику. — Простите меня, Господин!
Тот окинул ее оценивающим взглядом, и кажется, немного успокоился.
— Похоже, шлюха из Ара быстро учится, — подмигнул я ему.
— Вставай, — бросил он женщине. — Вперед!
— Да, Господин, — отозвалась она, а потом, оглянувшись назад, прошептала мне: — Спасибо, Господин.
Колонна передвинулась на следующую позицию. Вскоре, я примкнул к цепи следующую женщину, и она, также получив приказ встать на ноги, шагнула к первой линии, а колонна женщин снова двинулась на одну позицию вперед.
— Не она, — объявила Талена осмотрев следующую вызванную. — Не она.
Как я уже упомянул, на возвышении рядом с Таленой стоял писец, который держал список, оглашая каждую следующую выходившую претендентку. Но это был один только первый из списков, в котором были имена женщин в том порядке, в котором они поднимались на платформу. Второй список, по-видимому, дублированный, содержал отчет о результатах решений Талены. Однако, были и более интересные списки, с которыми сверялись всякий раз, когда называли то или иное имя. Таких списков было, по крайней мере, пять. Три из них, как мне кажется, стоят того, чтобы о них упомянуть. Один из них находился у члена Высшего Совета, другой у косианского советника. Еще один лист держал один из помощников Талены, стоявший сбоку от нее.
Вдруг по другую сторону платформы у подножия дальнего пандуса возникла сутолока. Гвардеец перехватил женщину, которая внезапно повернулась и попыталась убежать.
— Приведите ее наверх, — велела Талена.
Гвардеец, теперь прочно удерживавший беглянку сзади под плечи, в прямом смысле этого слова занес ее на поверхность платформы и предъявил Убаре. Маленькие обнаженные ноги женщины повисли в пяти дюймах от досок. Она свисала с рук мужчины так же беспомощно, как кукла. Наконец, гвардеец поставил женщину на ноги.
— Разденьте ее, — приказала Талена.
Едва это было сделано с нее, как женщина бросилась на колени перед Убарой Ара и, протянув вперед руки, отчаянно заголосила:
— Помилуйте, моя Убара!
— Как зовут тебя, дитя мое? — спросила Талена.
— Фульвия! — выкрикнула она. — Леди Фульвия из Ара!
— Мы — все леди Ара, — заметила правительница.
— Милосердия, Убара! — заплакала Леди Фульвия, снова протягивая руки. — Спасите нас! Спасите своих сестер по Ару!
— Увы, дитя мое, — воскликнула Талена, — мы все виновны. Все мы были так или иначе вовлечены в несправедливости печально известного Гнея Лелиуса. Почему мы дружно не выступили против него? Почему мы поддерживали его отвратительную политику?
— Вы выступали против него, любимая Убары! — выкрикнул кто-то из толпы. — Вы пытались предупредить нас! Вы сделали все, что могли! Мы не услышали Вас! Не Вы, а именно мы все виновны!
Подобные крики послышались и в других местах толпы. Многие протестовали против очевидной готовности Талены принять и разделить вину Ара.
— Нет, — закричала Талена. — Я должна была действовать, вместо того чтобы свидетельствовать позор Ара. Я должна была пронзить кинжалом свою грудь!
— Нет! Нет! — послышались мужские крики.
— Конечно, это был бы ничтожный, бесполезный, символический жест, — продолжила кричать она, — но я не сделала даже этого. Таким образом, я тоже, виновна!
Рев протеста был ответом на это высказывание Убары. Я даже заметил нескольких мужчин со слезами на глазах.
— Вы выбрали жизнь и работу во спасение Ара! — выкрикнул мужчина.
— Мы все принадлежим вам, любимая Убара! — поддержал другой.
— И вот теперь, — уже спокойнее заговорила женщина, — несмотря на все, несмотря на самую возмутительную провокацию, наш брат, Луриус из Джада, Убар Коса, сохранил наш город. Домашний Камень в безопасности! Стены Центральной Башни стоят! Как мы сможем покрыть ущерб, причиненный нашему косианскому брату? Какой подарок был бы достаточно значимым, чтобы отблагодарить его за наш Домашний Камень, за наши жизни и честь? Какая жертва была бы достаточно велика, чтобы выразить свою благодарность?
— Никакой подарок не будет слишком большим! — закричали мужчины.
— Никакая жертва не будет слишком тяжелой! — слышались другие голоса.
— Теперь, дитя мое, — обратилась Убара к Леди Фульвии, — Ты, начинаешь понимать, почему от вас от всех потребовали прийти сюда в этот день?
Леди Фульвия, казалось, не могла выговорить ни слова. Она только испуганно хлопая глазами смотрела на Талену.
— Конечно, Ты сожалеешь о преступлениях Ара, — заметила Талена. — Иначе, почему бы Ты пришла сюда в одеждах кающейся?
Леди Фульвия опустила голову. Женщинам, конечно, было приказано явиться в таком виде. В действительности, им приказали вчера днем собраться у большого театра, где их, к их удивлению, загрузили в фургоны-клетки и перевезли, фактически запертых, на Стадион Клинков, находившийся больше чем в пасанге оттуда. Под трибунами Стадиона имелись многочисленные места содержания, подходящие для диких животных, опасных субъектов вроде преступников, убийц и прочих. В этих местах женщины были проверены, пересчитаны и переписаны. Там же их заперли на всю ночь, и тогда же им выдали одежды кающихся, чтобы они провели ночь в них. А уже этим утром их перевезли к месту примыкания Воротной улицы к площади Тарнов. Некоторые женщины, которые по какой-либо причине не смогли прибыть к большому театру, были свезены на Стадион Клинков тем вечером, но немного позже под конвоем гвардейцев и стражников, как из кадровых частей, так и из вспомогательных. Лично я вместе с некоторыми другими стражниками привел двух из этих женщин. Одну, особо рьяную особу, нам даже пришлось связать и вести на поводке, почти как непослушную рабыню, хотя это выражение не очень подходит к Гору, ибо здесь такие рабыни являются редкостью.
— Уверена, Ты тоже хотела бы приложить все усилия, чтобы искупить преступления Ара, не так ли? — поинтересовалась Талена у стоящей на коленях женщины, но ее собеседница так и не смогла выдавить из себя ни слова. — Неужели Ты не стремишься искупить преступления Ара, покрыть ущерб, причиненный им своим друзьям?
Леди Фульвия по-прежнему молчала.
— Разве Ты не хочешь сделать все, что в твоих силах, чтобы исправить это? — спросила Убара.
На мгновение повисла тишина, которую разорвал злой мужской крик:
— Говори, шлюха!
— Пожалуйста! — крикнула Талена в толпу, демонстрируя собравшимся раскрытую ладонь. — Воздержитесь, благородный гражданин! Вы говорите о свободной женщине Ара!
— Да, моя Убара, — выдавила из себя Леди Фульвия.
— Ты же не хочешь быть эгоисткой, не так ли? — осведомилась Талена.
— Нет, Убара, — всхлипнула она.
— А будет ли эта жертва, спрашиваю я тебя, от имени города и его Домашнего Камня, хоть в чем-то больше той, которую я сама была готова принести? — патетично воскликнула Талена.
— Нет, моя Убара, — заплакала Леди Фульвия.
Тогда Талена, легким, словно неохотным, почти трагичным жестом, указала, что леди Фульвию следует отвести к левому спуску.
— Следующая, — объявил писец.
На маленьких запястьях Фульвии, теперь стоявшей неподалеку от меня на коленях меня, сомкнулись браслеты наручников. Колени стоявшей на платформе женщины оказались как раз на уровне моей груди. В следующий момент она была сведена по пандусу и без сил рухнула на колени теперь передо мной. Казалось, она оцепенела от шока.
— Эй, проснись, — бросил ей один из стоявших поблизости мужчин.
— Удар плети превосходно подходит для того, чтобы разбудить таких как она, — засмеялся другой.
Я добавил к цепи и ее. Женщина тупо уставилась на замок и цепь, к которой она была теперь присоединена.
— Зато когда они просыпаются, то оказываются в своем месте, — продолжил рассуждать все тот же горожанин.
— Это точно, — согласился его сосед.
— Встать, вперед, — скомандовал мой напарник, стоявший напротив меня.
— Хотел бы я поиметь такую, — послышался чей-то голос.
— Только достанется она косианцу, — разочарованно заметил кто-то.
— Интересно, а женщины на Косе настолько же желанны? — полюбопытствовал другой голос.
По моему мнению, хотя я и воздержался от ответа, именно такими они и были. Время от времени, мне приходилось использовать, арендовать или просто владеть разными женщинами с Коса, или точнее бывшими женщинами с Коса. Лично я нашел их превосходными образцами. Опять же Феба была косианкой. В конце концов, женщины Ара и Коса, несмотря на все их многочисленные политические, культурные и языковые различия, остаются всего лишь женщинами. Если их раздеть и выставить на невольничьем рынке, то трудно будет сказать, чем они отличаются одни от других. Впрочем, это верно для всех женщин. Любая женщина, с которой должным образом обращаются, становится превосходной рабыней.
— Нет, — в очередной раз объявила Убара.
За следующие три — четыре ена после выбора Леди Фульвии она отклонила кандидатуры четырех женщин подряд. Это привело меня к выводу, что, возможно, это была своего рода компенсация для толпы, должная указать, что, в пику мольбам и протестам Леди Фульвии, фактически, в целом отбирались очень немногие из женщин.
Казалось, Талена была готова отпустить и следующую женщину, она даже успела наполовину поднять руку. Но в этот момент один из ее советников, косианец в униформе старшего капитана, быстро наклонился вперед, и его глаза, направленные на стоящую пред Убарой женщину, чьи одежды кающейся лежали горкой вокруг ее щиколоток, вспыхнули неподдельным интересом. Я заметил, как внезапно напряглась, уже успевшая было расслабиться женщина, неверяще глядя на возвышение. В то же момент гвардеец схватил ее сзади за плечи. Женщина испуганно задергалась, но быстро поняла всю бесполезность своей борьбы с его захватом. А когда она задыхающаяся и дрожащая от страха, затихла, мужчина немного завел ее руки за спину, подчеркивая тем самым ее фигуру.
— Ты избрана, — объявила Талена.
Женщина издала сдавленный писк недоверия или протеста, но моментально была утащена к месту заковывания.
Когда косианец шептал Убаре, я успел разобрать по его губам выражение «рабские формы». Наручники сомкнулись на руках женщины. Косианец пожирал глазами пленницу все то время что ее заковывали. Что-то меня заставляло думать, что недолго ей оставаться на общей цепи, после того, как я добавлю женщину к ней. Когда я рассмотрел ее поближе, спустившуюся по пандусу и замершую передо мной на коленях, то вынужден был признать правоту косинца. Формы у нее и вправду были превосходные и совершенно рабские. И можно было не сомневаться, что уже скоро она узнает, как безжалостно эти формы будут эксплуатироваться рабовладельцами. Как только я добавил ее к цепи, она получила команду встать и все колонна скованных одной цепью пленниц передвинулась в следующее положение.
— Нет, — раз за разом слышался сверху голос Талены.
Я даже начал подозревать, что запланированное количество, какое бы оно ни было, уже достигнуто. Но, затем была выбрана еще одна женщина, которая была соответственно закована и добавлена к каравану. Потом несколько других претенденток к своему облегчению были отправлены по домам.
Но вот место перед Убарой заняла свое изящная стройная женщина.
— Клаудия Тентиус Хинрабия, Леди Ара, — зачитал писец.
Шевеления и шепот узнавания пробежали по толпе. Мужчины подались ближе к платформе.
— Клаудия! — слышались мужские голоса.
— Из Хинрабиев! — переговаривались другие.
Что греха таить, я и сам придвинулся поближе к платформе, почти прижавшись к ее борту. Клаудия Тентиус Хинрабия была дочерью бывшего Администратора Ара Миния Хинрабия Тэнтиуса. Ей довелось быть пешкой в темных играх Цернуса из Ара, которой он воспользовался, чтобы разрушить дом Портуса, своего главного конкурента в городе. Позже, интриги Цернуса привели его даже на трон Убара, который он, правда, смог удержать очень недолго, всего лишь до возвращения Марленуса из Ара. В момент свержения Цернуса, Клаудия была рабыней в его доме. Марленус, по возвращении себе трона, освободил ее, и даже обеспечил содержание из казны города. В течение нескольких лет она была обитательницей Центральной Башни. А еще она была последней из Хинрабиев.
Клаудия, встряхнув головой освободила волосы от капюшона. Они у нее были длинные темные, вьющиеся и прекрасные. Они подобно водопаду вылились на ее спину. Именно такими запомнились они мне, когда я в первый раз увидел ее в доме Цернуса. Правда, когда я видел ее позже в том же доме, они уже были намного короче, сбритые по приказу Цернуса. Однако теперь они снова отрасли. Освободившись от капюшона она также обнажила и свое лицо. Я хорошо запомнил темные глаза Хинрабии, и ее высокие скулы. Женщина изящным движением сбросила с плеч одежду, позволив ей соскользнуть на помост.
— А-а-ах, — выдохнули мужчины.
Стоящая на платформе обнаженная женщина была вызывающе стройна и красива. Она, выпрямив спину и расправив плечи, стояла перед Убарой, казалось, бросая ей вызов.
— Вы только посмотрите на нее, — восхищенно воскликнул какой-то мужчина обращаясь к другим.
Его восхищение вызвало у Клаудии улыбку. Она знала, что была необычайно красива, даже в мире, где женская красота не является такой уж редкостью.
А вот Талена выглядела раздосадованной. Но, кстати, если бы ее сейчас раздели и поставили около Хинрабии, то на мой взгляд, у нее не было бы поводов опасаться проиграть в сравнении.
— Ты выберешь меня, — насмешливо заявила Клаудия, посмотрев на Талену стоявшую над ней на возвышении.
— Возможно, если Ты окажешься достойной, — в ярости ответила Талена.
— Выберешь, — усмехнулась Клаудия, — Ты слишком долго ждала дня, когда я, дочь Миния Хинрабия Тэнтиуса и твоя соперница, окажусь в твоей власти.
— Я, — заявила Талена, — дочь Марленуса из Ара! Какая Ты мне соперница?
— Ты ему не дочь! — выкрикнула Клаудия. — От тебя отреклись. Ты имеешь не больше прав на трон Ара, чем пушистая мелкая самка урта!
— Измена! — закричали некоторые из мужчин. — Измена!
— Твой отец послал своих людей на Волтай, чтобы найти и убить Марленуса из Ара! — обвинила Талена.
— А я и не отрицаю, что мой отец был врагом Марленуса, — заметила Клаудия. — Это известно всем, но в Аре в те времена у него было много врагов!
— Цернус! — выплюнула Талена.
— Да, и он тоже, — кивнула Клаудия.
— В доме которого Ты была рабыней! — презрительно бросила Убара.
— Самка урта! — крикнула ей Хинрабия.
— А теперь медленно повернись, — приказала Талена.
Не скрывая своего раздражения, Клаудия подчинилась, отчего у мужчин на площади перехватило дыхание. Сделав полный оборот, она снова замерла лицом к Талене.
— В Центральной Башне я занимала более высокое положение, чем Ты, — дерзко заявила она. — Ко мне относились как к дочери бывшего Администратора Ара! А Ты была ничем, позором семьи, спасенным на севере. Номинально они тебя вернули, но даже на бит-тарск не приблизили к твоему имени, а только опозорили. Тебе даже не позволили иметь гражданство! И только из-за того, что Ты когда-то была дочерью Марленуса из Ара, тебе разрешили жить в Центральной Башне. Вот только держали тебя там, пряча от всех, изолированной от внешнего мира, чтобы Ты не приносила дальнейших затруднений Марленусу и городу! Так что не сравнивай себя со мной. Ты — ничто! А я — дочь Миния Хинрабия Тэнтиуса!
— Не слушайте ее, любимая Талена! — призвал голос из толпы.
— Ты — самозванка, — обвинила ее Клаудия. — Ты — косианская марионетка!
— Я — твоя Убара! — крикнула Талена.
— Нет, Ты — косианская марионетка! — повторила Клаудия.
— Измена! — закричали мужчины.
— Ты даже одеваешься в косианские одежды! — выкрикнула Хинрабия.
— Этим мы можем продемонстрировать наше уважение Косу и благодарность ему за дружбу с нами, — пояснила Талена.
— Давай, танцуй на их ниточках, марионетка! — засмеялась Клаудия.
— Возможно, это тебе придется танцевать, — закричала на нее Талена, — причем как рабыне, перед моими офицерами!
— И даже это у меня получится гораздо лучше, чем у тебя! — заверила ее Клаудия.
Признаться, я в этом усомнился. Безусловно, Талена не проходила обучения, однако, я склонен был предполагать, что обе они могли бы неплохо выглядеть, извиваясь как рабыни перед сильными мужчинами.
— Рабыня! Рабыня! — начала выкрикивать Талена.
— Марленус из Ара освободил меня от неволи! — напомнила ей Клаудия.
— Я не Марленус из Ара! — напомнила ей в свою очередь Талена.
— Он обращался со мной с честью, — заявила Хинрабия, — оказал поддержку и предоставил жилье!
— Я не он, — снова повторила Талена.
— Конечно, Ты не он, отвергнутая и опозоренная, и больше даже не его дочь! — усмехнулась Клаудия.
— Измена! — опять послышались крики из толпы.
В этот момент Талена повернулась к толпе и спросила:
— Может ли каста этой женщины и ее высокое рождение, а также то, что она была дочерью администратора, позволить ей уклониться от своих обязанностей перед государством?
— Нет! — закричали мужчины на площади. — Нет!
— Перед государством Коса? — насмешливо уточнила Клаудия.
— Измена! — снова закричали в толпе.
— Ты думаешь, что тебе должны предоставить некие особые привилегии? — поинтересовалась Талена.
Похоже, это озадачило Клаудию.
— Ха! — засмеялся кто-то. — Смотрите, она молчит!
Клаудия, конечно, принадлежала к высшей касте, и была представительницей аристократии. Надо заметить, что гореанское общество жестко структурировано и склонно четко соблюдать традиции. Соответственно, ей никогда даже в голову не могло прийти, что она могла быть фактически, в силу ее положения в обществе, быть лишена своих привилегий. Конечно, такие привилегии, по крайней мере, в теории, уравновешиваются обязанностями и требованиями которые значительно превосходят те, которые предъявляются к остальным. Косианцы, как и многие завоеватели, считали обязательным для себя вызвать ревность к данному классу, используя это ради собственных целей, например, замены данной аристократии или элиты, своей собственной, предпочтительно настолько незаметно, насколько это возможно. Это было связано со структурой человеческого общества, без которой такое общество вообще не возможно.
— Ты думаешь, что Ты лучше других женщин Ара? — осведомилась Талена.
— Я уверена, что я лучше по крайней мере одной из них, — ответила Клаудия. — Талены, которая превратилась в тирана Ара, да и то, только до тех пор, пока ее косианские владельцы будут позволять ей такую власть!
— Измена! — донеслись голоса из толпы. — Убить Хинрабию! Смерть ей! На кол ее!
— Интересно, а ночью Ты им тоже служишь? — спросила Клаудия. — Ты обслуживаешь своих владельцев на мехах?
Мне показалось, что Талена чуть не упала в обморок от самой мысли об этом. Однако ее поддержали двое из ее помощников.
— Смерть Хинрабии! — выкрикнули несколько голосов.
Гвардеец, стоявший позади Клаудии, наполовину вытянул свой меч из ножен.
— Нет! Нет! — закричала Талена толпе. — Не предлагайте такое для женщины Ара!
— Милосердная Талена! — закричал какой-то восторженный горожанин.
Гвардеец вбросил меч обратно в ножны. Толпа замерла.
— Я сожалею, что не могу, — заявила Талена, — несмотря на мою любовь к тебе, освободите тебя от твоих обязанностей перед государством.
— Ура Талене! — донеслись несколько выкриков.
— По крайней мере, в этом вопросе я не могу рассматривать тебя иначе чем других женщин Ара
— Слава Талене! — снова донеслось из толпы.
— Поскольку у меня тоже есть свои обязанности, как у Убары.
На это ее заявление площадь Тарнов взорвалась тысячами приветственных возгласов мужчин из толпы.
— Давай, займись своим фарсом! — усмехнулась Клаудия. — Вот она я, перед тобой, голая и в твоей власти! Разве Ты все последние годы не ждала этого момента? Разве мое имя не находится в начале твоего списка? Насладись своим триумфом! Делай со мной все, что тебе захочется!
— Мое решение относительно тебя будет принято, — заверила ее Талена, — точно так же, как и в случае с любой другой женщины Ара. Твою кандидатуру рассмотрят с абсолютной справедливостью.
Талена задумалась, словно решая вопрос Клаудии, оценивая достойность ее включенной в список вместе с теми, кто должен был отправиться на Кос искупать и компенсировать преступления Ара.
— Повернись еще раз, моя дорогая, только медленно, — задумчиво велела Талена.
По площади пролетели смешки.
Еще раз Хинрабия медленно повернулась перед Убарой, чтобы та могла бы оценить ее словно рабыню.
Казалось, что Талена колебалась. Она обернулась к своим советникам, как будто обеспокоенная и ищущая их совета. Теперь уже все задумались над вопросом, была ли Клаудия подходящей кандидатурой, достойной стать предложением о примирении или хотя бы частью оплаты компенсации оскорбленным косианцам? Была ли она приемлемой? Соответствовала ли она? Или такое предложение оскорбило бы их или, возможно, оскорбило бы недостаточной ценностью и несерьезностью? Я улыбнулся про себя. Уж я-то не сомневался, каково было бы мнение мужчин относительно прекрасной Хинрабии.
Клаудия, в ярости стиснув кулаки, стояла перед возвышением. Ни для одной другой женщины из всех прошедших, такой консультации не потребовалось. Так что можно считать, что Талене удалось просто блестяще оскорбить свою соперницу.
Наконец, Убара снова повернулась лицом к ней и торжественно объявила:
— Решение принято!
Клаудия гордо выпрямилась.
— Вопрос оказался несколько запутанным, — продолжила Талена, — и потребовал обсуждения нескольких деликатных моментов. Против твоей кандидатуры, как Ты можешь предположить, говорят изъяны твоего лица и фигуры.
У Хинрабии даже дыхание сперло от такого оскорбления.
— В силу одних только их я была готова отклонить твою кандидатуру, — развела руками Убара. — Однако остается еще вопрос фактов предательства тобой Ара, которые я только теперь, с прискорбием и нежеланием, вынуждена обнародовать.
Хинрабия пораженно уставилась на Талену.
— Что за предательство? — послышались заинтересованные крики мужчин.
— Заговор, призывы к мятежу, предательство Домашнего Камня, поддержка режима Гнея Лелиуса, бывшего тирана Ара, — перечислила женщина.
— Вот уж в этом-то я точно невиновна! — заявила Клаудия.
— Разве Ты не поддерживала режим Гнея Лелиуса? — поинтересовалась Талена.
— Я не выступала против него, — уточнила Клаудия. — Впрочем, как и никто из остальных здесь присутствующих! Он был регентом.
— Своим непротивлением этой политике Ты предавала Домашний Камень Ара, — обвинила ее Талена.
— Нет! — выкрикнула Клаудия.
— Но твои политические амбиции скоро закончатся, — сообщила ей Убара.
— Граждане Ара, я требую не слушать ее! — выкрикнула Клаудия.
— Ты даже спала у его рабского кольца! — обвинила ее Талена.
— Не было такого! — возмутилась Хинрабия.
— Впрочем, в будущем, — усмехнулась правительница, — возможно, тебе придется привыкнуть спать у таких колец.
Похоже, что у Клаудии на мгновение отказали ноги. Гвардейцу, стоявшему за спиной женщины, даже пришлось слегка поддержать ее. Но через мгновение она уже пришла в себя и сбросив с себя руки мужчины, осталась стоять сама, хотя и покачиваясь на нетвердых ногах.
— Кроме того, граждане Славного Ара, — обратилась Талена к толпе, — разве вы все не слышали ее бесстыдно мятежных слов, сказанных здесь, на этой самой платформе, в моем присутствии!
— Да! — раздались крики.
— Убить ее, — закричали другие. — Казнить ее!
— Но, — продолжила Талена, насмешливо глядя на изрядно перетрусившую Хинрабию, — я готова, под свою собственную ответственность, несмотря на твои преступления, в память о нашей прежней привязанности, которую я все еще испытываю к тебе, а также учитывая твое высокое происхождение и вклад твоей семьи, конечно, до вступления твоего отца, печально известного Миния Тэнтиуса Хинрабия, на пост Администратора, дать тебе возможность покрыть причиненный нам всем ущерб, предоставив тебе честь послужить твоему городу.
— Я невиновна! — выкрикнула Клаудия.
— Убить ее! — снова потребовали мужчины.
— Приготовься выслушать свой приговор, — объявила Убара.
— Нет! — закричала Клаудия.
— С тяжестью на сердце и со слезами на глазах я вынуждена буду произнести эти слова, — сказала Талена.
— Марленус из Ара освободил меня от неволи! — напомнила Клаудия.
— Мы тщательно осмотрели тебя стоящую перед нами, — продолжила Талена, — со всем возможным вниманием, и то, как ты выглядишь, от как Ты двигаешься.
— Он освободил меня! — повторила Клаудия.
— Это было ошибкой, — отмахнулась Талена.
— Возможно! — не стала спорить Клаудия.
Мужчины на площади принялись удивленно переглядываться.
— Говори, — приказала Талена, удивленная не меньше остальных.
— Дважды я была рабыней, — сказала Клаудия. — Мне обривали голову. Я чувствовала плеть. Я носила ошейник. Я служила мужчинам.
— Несомненно, такой опыт сослужит тебе хорошую службу, — усмехнулась Убара. — Возможно, они даже спасут твою жизнь.
— В Центральной Башне, — не обращая внимания на ее слова, продолжила Клаудия, — я была одинокой, более одинокой, чем я когда-либо могла себе представить, что женщина может такой быть. Моя жизнь была пуста. Я была несчастна. Я была расстроена. Я была неудовлетворенна. Все эти долгие годы я вспоминала время, проведенное в неволе, и не могла не признать, что это было, несмотря на все сопутствующие страхи и тяжелый труд, самое лучшее и самое счастливое время за всю мою жизнь. Находясь в ошейнике, я кое-что для себя поняла, то в чем я боялась признаться даже самой себе, что я — Клаудия Хинрабия Тентиус из клана Хинрабиев принадлежу мужчинам.
— Значит, Ты не будешь возражать против этого, когда я верну тебя на твое законное место, — засмеялась Талена.
Впрочем, в этот раз ее смех подобострастно поддержали только те, кто стоял вокруг Убары, поскольку остальных мужчин на площади было приковано к Хинрабии.
— Да, теперь я готова признаться и себе, и публично перед мужчинами, — вздохнула Клаудия, — что в сердце и животе я рабыня!
— Тогда, можешь радоваться, поскольку я приказываю поработить тебя! — бросила ей Талена.
— Э, нет! — крикнула Клаудия. — Одно дело, быть плененной мужчиной и, будучи приведенной в его палатку и помещенной к его ногам, заставленной ему служить, или быть приговоренными к рабству судьей в соответствии с законом за преступления, которые я фактически совершила. И совсем другое, стоять здесь публично оболганной моей противницей, женщиной, дождавшейся своего триумфа, чтобы быть отправленным ею в беспомощную неволю.
— Какое это имеет значение? — удивленно спросил один из мужчин.
— Верно, — кивнула Клаудия. — Для кого-то никакой разницы нет!
— Поставьте рабыню на колени! — приказала Убара.
— Я — свободная женщина! — заявила Клаудия. — Юридически я еще не порабощена!
— Зато Ты быстрее научишься вставать на колени перед свободными людьми, — пожала плечами Талена.
Клаудия попыталась сопротивляться, но уже через мгновение ей стало ясно, что ее слабые женские силы, ничто перед силой двух гвардейцев, которые без особых усилий бросили ее на колени.
— Вы хорошо выглядишь в такой позе, Хинрабия! — усмехнулась Убара.
— Фальшивая Убара! — выкрикнула Клаудия, дернувшись, но была удержана на коленях.
Талена сердито махнула рукой, и один из гвардейцев обнажил меч, а второй в то же мгновение перехватил женщину за волосы и пригнул ее голову вниз в положение подчинения.
— Ее сейчас казнят! — воскликнул кто-то.
Я непроизвольно напрягся. Талена подала другой знак, и тот из гвардейцев, что держал Клаудии за волосы, вывернул ее голову так, чтобы она могла видеть Талену, глаза которой сверкали от ярости. А вот в глазах Клаудии теперь не было заметно ничего кроме плескавшегося в них ужаса.
— Кто твоя Убара? — потребовала ответа Талена.
— Вы — моя Убара! — всхлипнула Клаудия.
— Кто? — повторила она.
— Талена, — выкрикнула Хинрабия. — Талена из Ара — моя Убара!
Этот ответ со стороны Клаудии показался мне весьма разумным, в конце концов, пока не доказано обратное, Талена из Ара действительно была Убарой.
— Ты признаешься в своих ошибках? — спросила Талена.
— Да, моя Убара, — заплакала Клаудия.
— И Ты просишь прощения у своей Убары? — продолжила допрос Талена.
— Да! Да, моя Убара, — глотая слезы ответила Клаудия.
— Кто просит прощения? — уточнила Талена.
— Я, Клаудия Тентиус Хинрабия, их клана Хинрабиев, прошу прощения у Талены из Ара, моей законной Убары! — выдавила из себя женщина.
— Я готова быть милосердной, — кивнула Талена.
Гвардеец, стоявший над ней с обнаженным клинком, снова вложил его в ножны, а тот, что держал волосы Клаудии выпустил их из руки, сердито отпихнув от себя ей голову. Однако оба они тут же перехватили ее за руки, продолжая удерживать Хинрабию на прежнем месте и в прежнем положении.
— Талена, Убара Ара, — объявил писец, — сейчас объявит свой приговор изменнице, Клаудии Тентиус Хинрабии.
— Враг Ара, враг народа Ара, враг Домашнего Камня Ара, Клаудия Тентиус Хинрабия, — проговорила Талена, — Ты должна быть порабощена не позднее заката.
Тело Клаудии задрожало от сдавленных рыданий.
— Пошлите ее на цепь, — приказала Убара.
Клаудию грубо подволокли к краю платформу и заковали в наручники. Стоя на коленях, она оглянулась назад на Талену.
— Ты хорошо выглядишь в цепях мужчин, — усмехнулась Убара.
— Ты, Талена из Ара, моя Убара, — сквозь слезы сказала Хинрабия, — тоже будешь хорошо выглядеть в цепях мужчин!
У мужчин на площади перехватило дыхание от ярости.
— Уберите ее с моих глаз, — потребовала Талена.
— Берегись цепей мужчин! — крикнула ей напоследок Клаудия, и была сброшена с пандуса вниз.
Мужчины, со смехом встретили падение женщины, некоторые даже попытались протолкнуться вперед, чтобы ударить ее, но были отброшены назад стражниками. Клаудия, как и все предыдущие красотки, замерла передо мной на коленях, чтобы быть присоединенной к общей цепи.
— Поскольку она оказалась довольно низкокачественным товаром, — громко сказала Талена, — пусть добавят к компенсациям серебряный тарск. А то вдруг у наших друзей появятся претензии из-за изъянов ее лица и фигуры.
Ее шутка была встречена довольным смехом в толпе.
Хинрабия обреченно склонила голову, и я взял цепь, соединявшую ее браслеты, и уже через мгновение присоединил ее к звену цепи каравана.
Женщина подняла на меня взгляд своих полных слез глазах, и задохнулась. Похоже, она запомнила меня по прежним встречам, и теперь несомненно узнала. Нахмурив глаза, я предупредил ее о молчании. Клаудия повернула голову и бросила взгляд на платформу, потом, ошеломленно, снова посмотрела на меня.
— Вставай, шлюха из Ара, — бросил ей стражник, стоявший напротив меня. — Двигайся к первой линии.
— Да, Господин, — отозвалась она, покорно поднимаясь на ноги.
— Нет, моя дорогая, — донесся сверху голос Талены, обращенный к другой женщине. — Ты слишком молода.
Женщину проводили к другому спуску с платформы. Возможно следует упомянуть, что ранее, этим утром, Талена отправила женщину столь же молодую, или даже моложе на цепь.
— Нет, не она, — сказал Талена, осмотрев следующая представленную ей женщину, и объяснила: — Мы должны оставить хотя бы несколько красавиц в Аре.
Женщина посмотрела на нее с благодарностью и, быстро натянув на себя сброшенную одежду кающейся, поспешила прочь с платформы. Мужчины одобрительным гулом выразили поддержку решения их Убары.
— Господин, — шепотом окликнула меня Клаудия, стоявшая не больше чем в ярде позади и справа от меня.
— Что? — спросил я, сделав шаг в сторону и встав рядом с ней.
Она посмотрела на меня. Щеки женщины блестели от слез.
— Правда ли, что я красива? — спросила она, сама испугавшись своего вопроса.
— Правда, — кивнул я.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила она меня.
— Даже несколько лет назад, будучи властной и жестокой, Ты была очень красивой, — заверил я ее.
— Теперь для меня это осталось в далеком прошлом, — вздохнула Клаудия.
— Да, — не мог не согласиться я.
— Спасибо, Господин, — улыбнулась она.
— Никогда не сомневайся в своей красоте, — посоветовал я ей.
— Да, Господин, — кивнула женщина.
— Ты все еще свободна, — напомнил я. — Тебе не обязательно обращаться ко мне «Господин».
— Конечно, — согласилась она, — но для меня будет лучше начинать снова привыкать произносить такое уважительное обращение.
— Верно, — признал я.
— Снова не она, — послышался сверху голос Талена.
— Насколько милосердна Талена, — восхищенно крикнул один из мужчин.
— Корнелия, Леди Ара, — причитал писец.
— Не раздевайте меня перед мужчинами, прошу вас, — взмолилась женщина, отчаянно прижимая одежду к себе.
Талена сверилась со списком, протянутым писцом стоявшим подле нее. Это не было одной из копий основного списка, если можно так выразиться, в котором были указаны имена всех женщин.
— Пожалуйста, — глотая слезы попросила женщина.
— Разденьте ее, — приказала Убара, наконец, оторвавшись от свитка.
Леди Корнелия испуганно вскрикнула. Единственный предмет одежды был просто сорван с нее. В диком смущении она опустила голову. От охватившего ее стыда женщина покраснела, буквально от корней волос до пальцев ног.
Признаться, я не думал, что эту женщину могли бы выбрать. Как и многие свободные женщины, она мало заботилась о своей фигуре. Возможно, именно по этой причине она так не хотела быть обнаженной перед мужчинами. Впрочем, чтобы быть полностью искренним, надо добавить, что в случае порабощения рабовладелец быстро бы исправил ее оплошность в этом, переведя на точно просчитанный, и где-то даже беспощадный режим диеты и упражнений. Уж хозяин-то проследил бы за тем, чтобы она быстро пришла в норму, причем как в плане физического здоровья, так и сексуальных реакций.
— Это кажется Ты, — заметила Талена, насмешливо глядя на женщину, — в прошлом году, в большом театре, сделала замечание относительно твоей будущей Убары, в котором выразили неодобрение восстановлением ее гражданства.
Леди Корнелия ошеломленно уставилась на Талену.
— Ты избрана, — объявила Убара.
Растерянную женщину оттащили в стороне и, поставив на колени, накинули на ее запястья наручники, а уже через мгновение я добавлял ее к цепи.
— Нет, — сказала Талена, отсылая следующую женщину — не эта.
Присмотревшись к женщине, которую только что сам добавил к цепи, теперь уже стоявшую на первой линии, я пришел к выводу, что не пройдет и трех, максимум четырех месяцев, а может даже и раньше, и она станет горячей, послушной, возбуждающе сформированной рабыней.
— Нет, — опять повторила Убара, — тоже не она.
Талена уже была готова освободить следующую кандидатку, но ей что-то шепнул один из помощников, привлекая ее вниманию к списку, демонстрируемому представителем Высшего Совета, и женщина была отправлена к цепи. Я пришел к выводу, что она или возможно кто-то из ее родственников имели неосторожность оскорбить некоего члена нынешнего Совета. Другая женщина, несколькими претендентками позже, точно так же в последний момент, когда Талена уже, казалось готова была избавить от рабства, пошла на цепь, очевидно по просьбе или требованию одного из косианцев стоявших на возвышении. Я сомневался, что его интересовало участие во внутренних интригах в Совете Ара, так что оставалось предположить, что женщина просто приглянулась ему лично. Возможно, он решил что она относится к тому типу женщин, который косианцы предпочитают видеть на их пирах, снующими среди столов, с полными блюдами яств, или разливающими вино, или возможно просто лежащими на животах или спинах около банкетных столов готовые обслужить своих господ более интимными способами.
— Нет, — между тем сообщила Талена следующей женщине, — не подойдет.
Население Ара, подразумевая под этим только свободных и только граждан, хотя, конечно, точных цифр не было и лучшие времена, с учетом того, что очень многие покинули город, внезапно ставший опасным для своих обитателей, можно было оценить где-то между двумя и тремя миллионами человек. С учетом переселенцев, постоянно проживающих в городе иностранцев можно было бы добавить к этому еще, скажем, четверть миллиона. Во всяком случае, Ар считался самым густонаселенным городом известного Гора, превышая даже Турию, расположенную в южном полушарии. Рабы, кстати, при подсчете населения не учитываются, не больше чем слины, верры или тарски. Можно было предположить, что таковых насчитывалось около четверти миллиона, причем по большей части это были женщины.
— Тоже не она, — огласила свой вердикт Талена.
То, что происходило на платформе, с моей точки зрения, было очень интересно. Как известно, женщины на Горе, как золото, серебро, домашние животные, и прочие объекты собственности, обычно считаются законной добычей победителя. Конечно, нет ничего удивительного в том, что в этом случае рабыни, которые уже являются собственностью, домашними животными, рассматриваются в качестве трофеев изначально. С другой стороны нужно понимать и то, что свободные женщины захваченного города или территории, если оставлены в живых, также обычно подразумеваются как добыча, причем как их завоевателями, так и ими самими. Но — одно дело, конечно, когда мужчина посреди пылающего в огне города, прижимает женщину к стене, срывает с нее одежду, а затем, если она ему понравится, оставляет себе, и совсем другое для женщины павшего города, быть вызванной во имя компенсаций, искупления или чего-то подобного чтобы выстроиться в очередь для публичной оценки.
— Да, — объявила Талена, — она избрана.
Еще одна женщина, блондинка, была закована, сойдя по пандусу, была добавлена мною к цепи.
Судя по слухам, Кос установил для Ара первую контрибуцию, в размере всего лишь десяти тысяч женщин. Если взять за основу самую осторожную оценку, то есть, что в городе в данный момент осталось приблизительно два миллиона граждан и половина из них женщины, то получается, что Аре должен был передать косианцам по донной своей свободной женщине с каждой сотни проживавших. Разумеется, это было только первой такой контрибуцией. Конечно, трудно было оценить число рабынь, ставших добычей косианцев, так же, как и количество верров и тарсков. Можно было не сомневаться, что контрибуции касавшиеся рабынь были, но как и кое-какие другие виды военной добычи и репараций, разглашены они не были. Кроме того, многие рабыни, наряду с драгоценностями, турианскими коврами, серебряной посудой и прочими ценностями были просто захвачены в результате банального уличного грабежа. За последнее время я не раз видел в городе зареванных и слезно умоляющих рабынь вырванных из рук любимого господина, связанных и уведенных на косианском поводке. Кроме того, по городу прокатились многочисленные конфискации рабынь.
— Людмилла, Леди Ара, — объявил писец, и не дождавшись, повторил: — Леди Людмилла из Ара!
Гвардейцы удивленно посмотрели друг на друга.
— Нет, — сказала Талена. — Леди Людмилла из Ара была освобождена от почетной обязанности благодаря ее вкладу в благосостояние Ара, и за ее службу на благо государства.
Те два писца, что держали копии основного списка, тут же сделали соответствующие примечания. Гвардейцы расслабились.
Признаться, меня заинтересовал вопрос, не была ли упомянутая Леди Людмилла той самой женщиной, которой принадлежали несколько рабских борделей рабыни на улице, известной как переулок Рабских Борделей Людмиллы. Собственно улица и получила свое название благодаря тому факту, что на ней располагались несколько из ее борделей. Их там было целых пять: Золотые Цепи, предположительно лучший или, по крайней мере, самый дорогой, Шелковые Шнуры, Алая Плеть, Рабские Полки и Туннели, последние четыре считались дешевыми, все девки шли за бит-тарск. В Туннелях я как-то побывал, и как я уже упоминал, там меня обслуживала, улучшенная мной рабыня с Земли — Луиза. Это было еще в те времена, когда я проживал в инсуле Ачиатэса, расположенной на той же улице.
Наконец, от Центральной Башни долетел гулкий звон, известивший о наступлении пятнадцатого ана.
— Я устала, — пожаловалась Талена.
— Конечно, такая утомительная работа, — подобострастно сказал представитель Высшего Совета.
Писцы дружно спрятали свои стилусы, закрыли свои писчие доски завязав их тесемки. Женщины так и не прошедшие оценку удивленно посмотрели друг на дружку.
— Поворачивайтесь, — скомандовал гвардеец женщинам.
— А как же я? — с тревогой спросила женщина, стоявшая в очереди второй. — Когда я узнаю, должна ли я быть отобрана или нет?
— Уверен, учитывая твое положение в очереди, — ответил гвардеец, — Ты узнаешь это завтра.
— То есть мне придется ждать? — не отставала она.
— Да, — отрезал мужчина. — А теперь повернись и не оглядывайся назад.
Конечно, учитывая численность населения, процесс оценки должен был растянуться на несколько дней.
— Ой! — пискнула та, которая только что стояла первой в очереди на оценку, а теперь, повернувшись оказалась последней, кому предстояло покинуть платформу, и сойти с пандуса на площадь Тарнов.
— Ой! — ойкнула предпоследняя женщина, говорившая с гвардейцем.
Тонкий шнур, немного более чем бечевка, но достаточно прочный, чтобы женщина своими силами смогла бы его порвать, был завязан узлом на ее шее, а затем протянут к женщине, стоявшей перед ней, где был повязан тем же способом. Гвардеец пошел вдоль колонны, сматывая шнур с бобины, в то время как другой быстро накидывал его на шеи женщин. Это обычная предосторожность для женщин находящихся в хвосте каравана, призванная свести к минимуму искушение убежать. Я не знал, должны ли этих женщин вести обратно пешком отсюда и до Стадиона Клинков или только до фургонов-клеток, чтобы уже на них транспортировать их в места содержания под трибунами стадиона. Во всяком случае, я не думал, что косианцы решатся послать фургоны с ними при дневном свете на площадь Тарнов на виду у толпы. В конце концов, это были свободные женщины Ара, а не рабыни. Дополнительно удерживал их от искушения побега, помимо того, что их связали за шеи, и контролировавших каждое их движение гвардейцев и стражников, как из вспомогательных, так и из кадровых отрядов, тот факт, что они были босы и одеты только в одежды кающихся. Таким образом, их статус был хорошо заметен. Кстати, сегодня вечером ожидалась облава, в результате которой к большому театру будет доставлено еще больше женщин, и несомненно, подобные облавы будут повторяться в течение следующих нескольких ночей. Оттуда, как нетрудно предположить, их будут доставлять на Стадион Клинков, как было сделано с первой партией женщин, где им в свою очередь, будут выданы одежды кающихся и назначены места в очереди.
— Капитан, — окликнула Талена косианца, — в зале Убара, в Центральной Башне, этим вечером мы планируем небольшой ужин. Признаться, я надеюсь, что Вы удостоите нас своим присутствием.
Мужчина не без интереса посмотрел на нее.
— Будут деликатесы из далеких мест, таких как Бази и Ананго, — сообщила она, — кроме того, мы откроем сосуды Фаларианского из личных погребов Убара.
— Действительно, роскошный ужин, — прокомментировал офицер.
— О, ничего претенциозного, — поспешила заверить женщина, — но будет здорово.
— Кажется в городе начинается голод, — заметил он.
— К сожалению, — развела руками Убара, — на всех не хватает.
— Понимаю, — кивнул косианец.
— Пусть они пострадают за свои преступления против Коса, — пожала она плечами.
— Конечно, — поддержал ее косианец.
— Итак, нам ожидать вас? — уточнила Талена.
— А развлечения стоят того, чтобы туда идти? — поинтересовался офицер.
— Музыка цехара, — начала перечислять женщина, — позже декламация стихов знаменитым актером Мило, игра двойных флейт.
Она упомянула двойную флейту, тот же инструмент, на котором играют флейтистки на стенах, но у меня не было особых сомнений, что приглашенным музыкантом окажется не одна из тех девок-флейтисток, а кто-то связанный с тем или иным театром Ара. Да и инструмент наверняка будет намного выше классом, и по диапазону, и по тону, чем те, что выдавались рабыням.
— Вообще-то, я имел в виду, — усмехнулся мужчина, — развлечения.
— Что же это такое Вы могли иметь в виду, Капитан? — сделала вид, что задумалась Талена.
— У меня есть кое-какие обязанности, — заявил офицер.
— Конечно же, Вы не имели в виду «развлечения», в которых могли бы фигурировать женщины? — уточнила Убара.
— А что есть другой вид развлечений? — усмехнулся он.
— Вы имеете в виду свободных женщин, — лукаво поинтересовалась она, — мы можем пригласить флейтистку.
— Нет, — засмеялся мужчина. — Говоря женщины, я имею в виду — рабынь.
— Понимаю, — протянула Талена.
— Танцовщиц, — добавил он. — Или тех, которые могли бы выступать в качестве ставки в игре, или в качестве приза.
— Ну конечно, — понимающе усмехнулась она.
— Лучше всего подошли бы рабыни с Земли, — намекнул косианец.
— Капитан, это уже ни в какие ворота не лезет, — возмутилась Талена. — Они же самые низкие из рабынь.
— Некоторые весьма хороши, — пожал он плечами.
— Возможно, мы могли бы подыскать девушек из Турии, — предложила Убара.
— Или из Ара, — кивнул офицер.
— Капитан! — воскликнула женщина.
— Убара? — посмотрел он на нее.
— Женщины Ара, — заявила Талена, — совсем не подходят для таких развлечений.
— А что насчет тех женщин, которых Вы отправили на цепь? — осведомился косианец.
— Ну хорошо, — признала она, — некоторые подходят.
— Уверяю Вас, — усмехнулся мужчина, — что женщины Ара, будучи порабощены, пресмыкаются, лижутся и целуются точно так же, как и любые другие женщины.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — заверила его Талена.
— Надо всего лишь поместить их на их место, — сказал офицер, — место женщин. А женщина Ара это, или любая другая — неважно, оказавшись на месте предписанном женщине, она станет такой же горячей и беспомощной, такой же нетерпеливой и послушной, такой же нежной и покорной, как любая другая рабыня.
— Несомненно, — сердито буркнула женщина.
— Простите меня, Убара, — сказал мужчина, — если я оскорбил вас. Я не придворный и не дипломат. Я — солдат, простой мужчина, привыкший говорить прямо.
— Конечно, я не держу на вас обиды, — заверила его Талена.
— Я хотел только заметить, что женщины Ара удивительно красивы и необыкновенно волнующи.
— Я понимаю, — кивнула одна из женщин Ара.
— Убара?
— Я думаю, — заметила она, — что то, что Вы говорите, несомненно верно. Уверена, что в городе должны найтись некие женщины, уроженки Ара, которые не только являются подходящим для ошейника, но и уже находятся в нем.
— Конечно, — кивнул косианец.
— Есть у меня на примете одно развлечение, которое могло бы вас заинтересовать, — сказала Талена.
— Убара? — действительно заинтересовался капитан.
— Еще до заката, — напомнила она, — Клавдия Тентиус Хинрабия, из клана Хинрабиев, снова наденет ошейник рабыни.
— Да, — припомнил косианец.
— Разве Вам не было бы любопытно посмотреть как она танцует? — спросила Талена.
— Но она же не танцовщица, — заметил офицер.
— Думаю, что под плетью она сможет не только пройти через рабские позы, но и выступить как подобает, — усмехнулась Убара.
— Конечно, — признал мужчина.
— К тому же, разве вы мужчины не говорите, что любая женщина может танцевать? — засмеялась Талена.
— В той или иной степени, — отчасти согласился он.
— В таком случае, если степень ее выступления окажется неудовлетворительной, ее можно будет выпороть, — заметила женщина.
— Конечно, — кивнул он.
— Возможно я сама вынесу суждение по этому вопросу, — предположила Талена.
— Это целиком и полностью ваше право, Убара, — сказал офицер.
— Думаю, будет забавно, — усмехнулась она, — привести Хинрабию в качестве артистки на мой ужин, и посмотреть как она, уже рабыня, будет выступать перед мужчинами, в моем присутствии.
— Действительно забавно, — признал косианец.
— В таком случае, когда Вы вернетесь в свой штаб, пожалуйста, передайте Мирону Полемаркосу мою просьбу также удостоить нас своим присутствием, — попросила Убара.
— Ваше желание, — поклонился капитан, — для меня равносильно приказу.
— Хочу, чтобы она выступила и перед ним тоже, — сказала женщина.
— Ваша месть Хинрабии действительно будет жестокой, Убара, — заметил офицер, заставив Талену довольно засмеяться. — Ее выступление, насколько я понимаю, будет оставлено на окончание вечера, не так ли?
— Да, — кивнула Убара. — Это будет дополнение к десерту.
— Звучит многообещающе, — заметил косианец.
— А главное полностью соответствующе, — усмехнулась Талена. — Только приезжайте пораньше, а то пропустите игру на цехаре, и выступление Мило.
— То есть, цехариста и актера Вы оставляете? — уточнил он.
— Да, — ответила Убара. — Я обещала им.
— Хорошо, я приеду пораньше, — пообещал офицер, — и я не сомневаюсь, что буду сопровождать Мирона Полемаркосом.
— Я буду с нетерпеньем ждать встречи с вами обоими, — заверила она его.
— Да, кстати, а кто будет подавать ужин? — поинтересовался он.
— Рабыни, конечно, — пожала плечами Талена.
— Отлично, — довольно кивнул мужчина.
— Прилично одетые, — поспешила добавить она. — В длинных белых платьях.
— Понятно, — уже без особого энтузиазма буркнул офицер.
— Но руки их будут обнажены, — пообещала Талена.
— О, уже лучше, — кисло улыбнулся косианец.
— Не огорчайтесь, Капитан, — весело засмеялась женщина. — Благопристойность их одеяний будет приятно контрастировать с тем, что останется на Хинрабии.
— Надеюсь, на ней останется не больше ошейника и клейма? — осведомился мужчина.
— Можете не сомневаться, — заверила она его.
— Превосходно, — кивнул Капитан.
— Пусть она почувствует контраст между собой и более высокими рабынями, — фыркнула Талена.
— Отличная идея, — согласился косианец.
— И конечно, после того, как я покину вас по окончании вечера, Вы сможете, делать все что пожелаете как с обслуживающими рабынями, так и с Хинрабией.
— Разрешите заранее поблагодарить вас, Убара, — поклонился офицер, — от меня лично, от Полемаркоса, и, конечно, от лица наших людей, телохранителей и сопровождающих офицеров.
— Это — пустяк, — отмахнулась Талена.
Капитан еще раз поклонился, развернулся и покинул платформу. Через несколько инов на возвышение, а затем и на платформе никого не осталось. Толпа на площади давно уже рассосалась. Длинному каравану прикованных к цепи женщин разрешили опуститься на колени после того, как к нему были сделаны последние дополнения. Стражник из вспомогательных прошелся вдоль колонн, удостоверившись, что все женщины стояли на коленях широко их расставив в стороны. Запястья, удерживаемые близко одно к другому, все пленницы держали перед своими телами, таким образом тяжелая цепь подходила к животу каждой, затем переваливалась через бедро правой ноги, и шла к женщине, стоявшей на коленях позади. Уходя с площади они должны будут пройти через пункт проверки, где служащий косианского работорговца, рулеткой, измерит их шеи на предмет размера ошейника. Этот размер затем его товарищ напишет жировым карандашом на левой груди каждой из женщин для удобства кузнеца. Левая грудь, кстати, это обычное место для временной записи подобной информации, по-видимому, потому что большинство мужчин является правшами. На улице Клейм их уже ждут более чем сто горнов, из каждого из которого торчат несколько тавродержателей. Насколько я знаю, всех их собирались пометить курсивным «Кефом», как самых обычных рабынь. Так уж получилось, что это наиболее распространенное клеймо для рабынь на Горе. Конечно, Клаудия Тентиус Хинрабия была заклеймена уже давно, так что ей предстоит только снова надеть ошейник. Ее клеймо, если это кому-то интересно, было все тем же курсивным «Кефом». Цернусу показалось забавным то, что Хинрабии было выжжено именно такое самое обычное клеймо. Впрочем, я не думал, что она возражала против этого. В конце концов, это ведь не только хорошо всем известное клеймо, но и, что еще более важно, особенно красивое.
Внезапно, тишину над площадью разорвал подобный выстрелу хлопок плети, заставивший вздрогнуть даже меня. А ведь до надсмотрщика было около пятидесяти ярдов. Некоторые из женщин на цепи испуганно вскрикнули, а кое-кто даже заплакали. Притом, что тугая кожа не коснулась ни одной из них, но этот внушающий ужас звук несомненно сообщил им о том, что может случиться с ними позже, недвусмысленно намекая на суровость дисциплины и сопутствующих наказаний, объектами которых им очень скоро предстоит стать. Затем женщины, одна за другой, звеня цепями, начали подниматься на ноги. Было весьма интересно наблюдать за различной скоростью их реакции на этот сигнал. Судя по самыми близким ко мне, те из них, кто показались мне самыми женственными, те и оказались самыми быстрыми с ответом. Это выглядело так, словно некий, до настоящего времени неиспользуемый отдел их мозга, или некие до сего момента скрытые или подозреваемые, но явно не признанные части их мозга, подготовились, поняли и приняли определенные отношения, те отношения, которые могли бы иллюстрироваться или символизироваться такими вещами, как цепи на их запястьях или звук плети. В отличие от них, часть женщин, которые изначально показались мне проще или точнее сказать пассивнее в плане их тела, или, возможно, просто в данное время, находившиеся в меньшем контакте с собой, реагировали значительно медленнее. Рабство, конечно, является самым верным путем, посредством которого женщина может открыть свою женственность. Это своеобразный парадокс ошейника — свобода, которую женщина наконец испытывает в нахождении самой себя и становлении самой собой. Она видит, что она действительно женщина, не мужчина и не что-то еще, и она никогда не будет полностью удовлетворена, пока она не найдет свою внутреннюю правду, пока она не станет, если можно так выразиться, той кто она есть.
— Что будет с нами? — спросила меня блондинка, которая была последней кого я добавил к цепи.
Я поднял руку как для удара, и она испуганно отпрянула и съежилась.
— Ты можешь попросить прощения, — намекнул я, встретившись взглядом с ее распахнутыми, заплаканными глазами.
Я не стал бить ее, по крайней, пока. В конце концов, она еще оставалась свободной женщиной. В этот момент надсмотрщик, где-то впереди, снова взмахнул плетью. Похоже, этот звук вывел блондинку из ступора.
— Я прошу прощения! — вскрикнула она.
— Ты просишь прощения у кого? — уточнил я.
— Я прошу прощения, Господин! — исправилась женщина, и я опустил руку.
Я решил, что для нее было бы полезно привыкать к таким выражениям. Она по-прежнему стояла подняв руки, которыми она, как могла в наручниках, надеялась защититься от удар, который я был готов нанести, но не нанес.
— Опусти руки, — приказал я.
— Да, Господин, — уже легче выговорила женщина.
— Выпрямись. Плечи назад.
— Да, Господин, — повторила она.
Я окинул ее оценивающим взглядом. У этой красотки на тыльной стороне запястий росли крошечные тонкие рыжие волоски. Было видно, как эта тонкая позолота, легкой пылью покрывающая ее руки скрывается под темным сомкнутым железом. Изгибы ее фигуры не могли не радовать глаз. На мой взгляд, она должна была принести хорошую прибыль работорговцу. Блондинка, казалось, физически ощутила мой острый исследующий ее взгляд. Она встала еще прямее, став при этом еще привлекательнее. Да, подумал я про себя, она начинает кое-что понимать. Несомненно, со временем она вполне преуспеет у рабского кольца мужчины. Плеть снова расколола воздух, на сей раз гораздо ближе. Надсмотрщик постепенно приближался к нам, останавливаясь то тут, то там. Другой человек, шедший рядом с ним, проверяя наручники и замки, усмехнулся и довольным голосом проговорил:
— Бусины, нанизанные на шнурок.
Это было прозрачным намеком на «ожерелье работорговца», как зачастую называют караван рабынь. Безусловно, женщины на этой цепи, поскольку они пока оставались просто свободными женщинами, были названы им со своеобразным юмором и в довольно невежливой манере, «бусинами» и не «бриллиантами». Однако мой опыт мне подсказывал, что не пройдет и нескольких месяцев и те же самые женщины, должным образом прирученные, выдрессированные, обученные и приведенные в контакт с их самой глубинной и фундаментальной сущностью, точно так же, и тем же способом, как и другие рабыни, станут настоящими «бриллиантами».
— Пропустите неиспользованную цепь через караван, — велел надсмотрщик.
Дело в том, что у моих ног горкой осталась лежать цепь для которой не хватило «бусин». Вероятно, к каравану планировалось добавить еще порядка сорока или даже пятидесяти женщин, но у Талены просто не хватило времени или желания. Мой напарник вытащил из-под кучи свободный конец цепи и пропустил его между рук блондинки и передал мне. Я подхватил его и, протянув вперед, продел между рук следующей женщины. Так, с помощью еще четырех других стражников, протягивая цепь все дальше и дальше, мы сложили остаток цепи вдвое распределив ее вес равномерно среди примерно сорока замыкающих прекрасных «бусин» каравана. Таким образом никому из них особым бременем это не стало. В конце концов, не хотели же они, чтобы мы стали из-за них укорачивать цепь. Тем более, что она нам еще должна понадобиться на следующий день. Караванные цепи, конечно, обычно регулируются по к числу женщин, которых следует поместить в него. Разумеется, при необходимости женщин можно просто поставить плотнее одну к другой. У работорговцев есть шутка, от которой, правда у иной свободной женщины волосы дыбом встать могут от дурных предчувствий, что на цепи всегда найдется свободное место еще для одной женщины.
Через несколько енов я вернулся на свое прежнее место в конце колонны. Раздался новый выстрел плети, и цепь начала движение. Однако блондинка, стоявшая последней, с поправкой на длину цепи, тронулась с места спустя, по крайней мере, еще на два ена позднее.
Вероятно некоторым женщинам впереди стоило бы сообщить, что в караване первый шаг делается с левой ногой. Впрочем, позднее такие мелочи станут для них второй натурой.
Когда мы двигались от площади Тарнов, улицы казались словно вымершими. Те редкие люди, которые попадались нам по пути, казалось, совсем не заинтересовались караваном. Многие, из них и вовсе отводили взгляд. Теперь они уже практически ничего не могли поделать с этим. Фактически содержимое этого каравана больше к Ару никакого отношения не имело. Правда однажды нам встретились несколько мужчин в турианских одеждах, которые отойдя к стене и скрестив руки на груди с интересом рассматривали караван. Вот только взгляд у них очень был похож на оценивающий взгляд работорговцев. Дважды какие-то мальчишки выскочив из подворотни, накинулись на караван, высмеивая его пленниц, плюя в них и швыряя мелкими камнями. После того как сорванцов шуганул один из стражников, те умчались вперед, даже на бегу успевая стегать женщин хворостинами. Уже, даже этим детям эти женщины не казались чем-то большим, чем простые рабыни.
Когда я продевал цепь сквозь руки Клаудии Тентиус Хинрабии, кстати, я не стал сообщать ей о том, что она была выбрана а качестве основного развлечения на предстоящем ужине, который будет дан Таленой из Ара, в зале Убара в Центральной Башне. Зачем? Она сама достаточно скоро узнает об этом.