Волк в овечьей шкуре - 2

Глава четвертая

У Беса ожил телефон:

— Во, Седой звонит. Слушаю. Да, все в порядке. Да, едем. Ну, мы тоже примерно так же. Давай, до связи.

— Этот бородатый мне Эльхана напомнил.

— Полевого?

— Да, похож. А помнишь, как мы брали его? — спросил я.

— Конечно, там у него банда в двести стволов. Ты такой… Будем брать, и все, — смеясь, ответил Бес.

— Ну, взяли же!

— Взяли, ночью из постели уволокли как барана.

— И никто ничего и не заметил, и убрали-то двоих часовых.

— Их двести, а вас сколько? — спросила Вера.

— А нас, Вера, десять, — улыбаясь, ответил Бес.

— Да, такая команда была! — грустно сказал я.

— Так вспомни: как мы выходим в поиск, все духи по норам.

— Сдавали нас. Сколько раз мы попадали!

— Помнишь, как нас зажали около Урус Мартана, уже кричат: «русский, сдавайся, жить будешь». А мы, недолго думая, рванули через их основную базу, еще и их полевого командира с собой прихватили, — он засмеялся.

— Ну да, а кто тогда больше всех со мной спорил? Не получится, не получится, там у них основные силы…

— Ну да, я… А откуда ты узнал, что там никого нету? Так, мелочь.

— Откуда… Да все оттуда! Нас явно кто-то сдал, это я понял сразу, как мы наткнулись на засаду. Ведь в том направлении мы никогда не ходили. Вот подумай: откуда там засада и на кого. Когда мы отошли и сделали крюк, духи не могли знать, что мы все же появимся у этого лагеря. Ну, это ладно. Там, откуда мы шли, сплошной лес и скал мало, а значит им нужно было закрыть очень большой участок, а у Урсула всего сотня стволов. Он никак не ожидал, что мы попрем в их логово. Он весь народ бросил отрезать нам отход, я еще когда в бинокль рассматривал лагерь, обратил внимание, что ходят одни и те же… А потом во время боя, когда я дал команду прекратить огонь. Я тогда примерно прикинул количество автоматов по плотности огня и, зная, сколько у Урсула боевиков, понял, что в лагере человек двадцать плюс минус, и принял такое решение — уходить через лагерь. А там еще и Урсул, вот у него рожа была, а тут еще и Леший ему прикладом в лоб зарядил, я думал, он его убил, а нет, выжил вахабит.

Вера, открыв рот, слушала нас, а водитель все чаще стал поглядывать в зеркало.

— А знаешь, командир, мы часто выскакивали из-за твоих нестандартных решений. Это я уже сейчас понял, когда остался вместо тебя.

— Как Суворов говорил?

— Надо побеждать не числом, а умением, — подала голос Вера.

— Вера, и ты это знаешь? — удивился Бес.

— Ну конечно, я в школе все же училась.

— Так, я не понял, — подал голос водитель. — Когда через лагерь ушли, они что, не погнались?

— Дурень ты, Вова, это же лагерь, там вся техника. Мы взяли сколько нам надо, остальную уничтожили, и где они нас догонят? Мы знали, где у них блокпосты, сбили их сходу и дальше деру дали, — сказал я, смеясь. — У меня, между прочим, на эти уазики и был расчет. У нас же еще два «трехсотых» было.

— Понял. Володя, между прочим, это майор, а сейчас старлей, как и ты. Кстати, ты же тоже тогда был ранен.

— Да что то за ранение, так царапина, в руку и на вылет, это не ранение.

— Я вот вас слушаю, слушаю и вообще не понимаю, — произнес водитель.

— А ты, Вован, нас и не поймешь. — мы засмеялись, Вера — громче всех.

— Ладно, Володя, потом объясню, — сказал Бес.

— Ловлю на слове.

— Если, конечно, командир не против, — он посмотрел на меня.

— Да уже, по-моему, вся контора знает. Даже в гараже Михалыч — и тот знает. Как бабы базарные!

— Разведка, брат, что ты хочешь? — засмеялся он.

— Не разведка, а базар какой-то. Вот, — я посмотрел в окно.

В темноте пробегали сосны. Значит, уже подъезжаем. Вскоре подъехали к КПП. Бес спросил у дежурного про Седого, тот еще не приехал.

— Что-то место знакомое, — произнесла Вера.

— Хочешь сказать, что тут была? — удивился Бес.

— Сейчас через пару км будет забор, — сказала она.

— Да, откуда знаешь?

— Мы Марину сюда привозили, Вера, — сказал я, чтобы она не ломала голову.

Мы не успели доехать, как сзади показались фары. Это догонял Седой. Нас пропустили на территорию базы. Проехав еще пару км, мы остановились у стоящего вдали от всех казарм здания. Из микроавтобуса выскочил человек и открыл ворота. Мы въехали вслед за микроавтобусом. Из него начали выходить бойцы в черных комбезах, с оружием. И только потом вытащили человека с закованными руками за спиной и с мешком на голове.

— Бес, я не понял, что за дела? Это сюрприз?

— Крови не будет, все зависит от тебя.

Я посмотрел на Веру, как она реагирует. Но ей, кажется, было без разницы, что тут происходит.

— Вера, останься в машине.

— Не хочу, я вообще не поняла: ты меня что, за ребенка держишь? Не бойся за меня, у меня уже психики нету, как и у вас. Только вам ее на войне отбили, а мне — в другом месте.

— Ну, пошли, — мы вышли из машины и направились из гаража вовнутрь.

В комнате, где мы обычно гуляли, был Седой и четверо бойцов спецназа. Остальные, видимо, ушли наверх.

— Привет. — поздоровался Седой. — Командир, угадай с трех раз, кто в черном мешке, — весело спросил он.

— Я не понял, что тут за Гуантанамо? Вы головой думаете?

— Подожди, командир, выслушай. Короче, утром мы узнали, что у тебя на адресе перестрелка. Пока суть да дело, короче, едем туда, проверить типо. Когда смотрим — какие-то хлопчики пасут явно твой подъезд. Тем более, мы знали, что вас пасут. Ну мы их сняли по-тихому и в подвал. Ну, естественно, выяснили, что некий Варлам хочет вас заполучить, а для какой цели, они не знают. Вот мы и решили спросить у него самого.

Я усмехнулся.

— Я бы и сам спросил бы, съездил бы и спросил. Я вообще думал не заморачиваться, просто сделал бы так, что они сами бы меня увезли. Троянский конь.

— Ну извини, мы же не знали. Вот тот самый Варлам, — он снял мешок с головы.

— Все, сучка! Или ты пидар? Я что-то не понял? Я выйду отсюда, я найду тебя и грохну.

— Седой, вы ему кукушку не стряхнули случайно? — спросил я.

— Да нет, вроде.

— А мне кажется — да. Ты что. не видишь: он бредит. Эй, мужичек, ты можешь отсюда не выйти.

— Вы мне ничто не пришьете, мусора.

— А что, тут что-то шьют? Ты видишь швейные машинки?

— Я сказал тебе: не сегодня, так завтра я выйду, вам обеим сучкам каюк. Я говорить ниче не буду. Прокурора мне, адвоката.

— Понятно, он думает, что его менты забрали. Хочу тебя огорчить: мы далеко не менты и таких как ты без суда и следствия можем раздавить. А что касается пришить тебе что-то, зачем шить? Ты же нас хотел похитить? Вот, похищение.

— Никого я не хотел.

Я обошел вокруг него и каблуком надавил под коленкой, он заорал.

— Ты, сука драная, я в рот тебя ебал, поняла? — он еще что-то говорил, долго.

Седой достал бутылку водки.

— Может выпьем, пока понос закончится? Вера, ты как?

— Немножко.

— Я пока не буду, а то точно башку отрежу… Заткнись, сука! — я начал заводиться.

Быстро прошел к столу, взял десантный нож, зашел к нему сзади, опять приподнял юбку, схватил его за подбородок и приподнял вверх, а коленом нажал промеж лопаток, он замолчал.

— А теперь послушай меня сюда, тварь. Я тебя не знал, но ты меня тронул. Посмотри на нее, видишь эту девушку? Это моя сестра, запомни ее! Помни, сука, если с нее хоть один волос упадет или ты ее пальцем тронешь, я тебе глотку перережу, вот так от уха и до уха.

Я приставил нож к левому уху и повел к правому, захватывая гортань. Я чуть касался его тела, а в одном месте специально сделал неглубокий порез. Я чувствовал его страх, он задрожал.

— А теперь вопрос — ответ. Если не будешь отвечать, я тебя тут и сейчас прирежу, потом отрежу твою безмозглую башку и отправлю на ваш воровской сходняк, чтобы знали, что бывает с шавками, которые не нюхают, на кого гавкают. Ты понял меня? — я отпустил его и отошел. — Вопрос: зачем мы тебе нужны?

— Да пошла ты!

Я пошел к нему, опять задрал голову и приставил нож:

— Знаешь что, а мне вообще плевать, зачем я тебе нужна была. Тебя нет, и нет проблем. Поверь, мне не жалко твоей жизни, мне жалко этого пола. Единственное, о чем я буду сожалеть, так это о моей блузке, так как я ее залью твоей поганой кровью. Прощай, увидимся в аду.

— Только не здесь! — закричал один из бойцов.

Я прижал нож, надавил на него и быстро резанул по горлу, он закричал:

— Скажу! Скажу! Все-все!

— Говори, — я отпустил и отошел.

Он рассказал все, начиная с Лома и заканчивая Рябининым.

— Он вам еще нужен? — спросил я.

— Нет.

— Мне тоже нет. Налей водки.

— А с ним что делать? — спросил боец.

— Вывезите в лес и пристрелите, — сказал Седой, подмигнув.

— Понял. Эй, парни! — позвал он.

Сверху спустились трое парней.

— Этого в расход, — парни сначала испугались, а потом, увидев, что им моргают, подыграли.

— Ну я же вам все сказал! За что? Ты же обещала мне!

— Что я обещала, я выполнила. Я тебя не убила. А дальше — уже не мое дело.

— Пошли, — его подхватили и поставили на ноги, одев мешок на голову, увели.

Я посмотрел на Веру, она смотрела на все с округлившимися глазами. Взял стакан и долил до половины.

— Как это все мерзко, так человека унижать, — я залпом выпил, взял нож, зачерпнул из банки тушенку и закусил.

— Я думал, ты его сейчас прямо здесь… — сказал один из оставшихся бойцов.

— Я что, дура? Блузку жалко. Я его обратной стороной ножа. Действует всегда. Сначала прикладываешь лезвие, чтобы он почувствовал, а потом быстро переворачиваешь и ведешь. Человек цепляется за жизнь до последнего. Так что пока ты доведешь до половины, все сдаются. Я, кстати, Алина, а это моя сестра Вера. Старшая сестра.

— Очень приятно, Александр.

Вера отвела меня в сторону и тихо спросила:

— А где тут туалет?

— Пойдем, я тоже не прочь.

— А его что, убьют?

— Нет, отвезут подальше и высадят. Зачем его убивать, он сломался. Видишь, Вера, какой я жестокий.

— Нет, ты даже знаешь, чтобы он сделал с нами, и все равно тебе его жалко. А мне вот их совсем не жалко. После всего я бы таких тварей давила.

— А ты, оказывается, маньячка. — посмотрел я на нее.

— Есть, у кого учиться.

Я посмотрел в зеркало, повертелся и поправил одежду, потом приблизил лицо и подтер пальцем размазанную тушь. Увидев, что Вера красит губы, дождался и взял у нее помаду. Вера удивленно наблюдала за мной.

— Что?

— Да так, первый раз вижу, что ты приводишь себя в порядок. Сама, без подсказок.

— Не знаю, как-то машинально, — я несколько приподнял лифчик, потом расстегнул блузку, подтянул бретельки и, застегнувшись, взбил грудь, как это делает Вера. — Знаешь, чего не хватает? Колготок или чулок.

Я еще повертелся и расстегнул еще одну пуговицу на блузке. Еще позавчера я бы, наверное, ни за что бы не одел такую прозрачную блузку. А сейчас она мне нравилась, нравился ее белоснежный цвет и даже то, что ткань совсем не скрывает бюстгальтер, такой же белоснежный и весь в кружевах, меня это совсем не смущало, а наоборот, придавало какой-то эйфории. Я попробовал поправить прическу, но ничего не получилось. Я распустил волосы, залез в Верину сумку, свою я не взял, достал массажную расческу и причесал их. Затем опять порылся в сумке и нашел заколку с бабочкой. Собрал их сзади и, расчесав челку, спустил ее на глаза. Посмотрел еще раз, фыркнул и снова распустил волос.

— Так лучше.

— Ну, подруга, ты меня с каждым днем удивляешь. Это что сейчас было?

— Есть, у кого учиться, я повторяю все за тобой. А вот за мной лучше не повторять, а то поменяемся… — хотел сказать «телами», но какой смысл-то? — Ладно пошли, удивленная моя… Вот и мы, не потеряли? — спросил я. — А что смеемся без нас?

— Да вот Бес анекдот рассказал.

— Какой, может нам тоже расскажут? — не отставал я.

— Ну ты там главная героиня. А что юбку-то сразу не задрала? — они засмеялись.

— Сейчас у меня кто-то схватит… Стоял там, наблюдал, нет бы девушке помочь, а то дождался и вышел, и типо такой: «Ой, а что мне не оставила?» — Моя реплика тоже вызвала еще более бурный смех. — А вообще, девушкам сегодня наливают или нет?

Я посмотрел на Веру — она смотрела на меня с таким удивлением, как будто привидение увидела.

— А что мы пьем?

— А что у вас есть?

От всей моей возни в туалете перед зеркалом у меня заметно поднялось настроение. А может, я просто уже пьяный? Я ведь пол стакана водки выпил.

— А вино есть? — спросила Вера.

— Есть, но ты его не будешь.

— Почему?

— Потому что такие вина предлагать девушке стыдно.

— Три семерки, — сказал я Вере. — Бормотуха.

— А я ни разу не пробовала, — обиженно произнесла она.

— Ну, налейте, пусть попробует. — смеясь, произнес я. — А помните, раньше в девяностых, как мы его тут хлестали? Сначала спирт выпьем, а потом — в подвал за вином.

Тут были только мы с Верой и Седой с Бесом. Можно было говорить обо всем, вспоминая боевые будни, друзей, погибших. Вера все это время внимательно нас слушала. Я видел, что ей интересно. Она даже если не понимала что-то, то переспрашивала.

Часов в двенадцать я вдруг вспомнил:

— О, Верочка, пойдем со мной.

— Куда? Пойдем.

— Ключ от подвала где?

— Зачем в подвал? — испугалась Вера.

Все тут же тоже решили идти туда. Спустившись в подвал, зажгли свет. Осветилось огромное поле со столами, на которых лежало различное оружие, ящики с патронами, а там, вдали, виднелись мишени.

— Вер, есть желание?

У нее загорелись глаза.

— Да! Да! Да!

— Выбирай оружие.

Вера схватила автомат. За два часа она вдоволь настрелялась с различных видов оружия и даже начала попадать не просто в мишень, а в круг, в районе шестерки-пятерки. Я был счастлив, что Вере хорошо. После тира она светилась от счастья, вся на эмоциях.

В начале третьего я услышал, как в гараж заехала машина. Вошел Сокол.

— Во, уже пьяные! — он поздоровался с парнями за руки, Веру приобнял, а со мной — растерялся.

— А со мной что?

— Да вот думаю, как? — засмеялся он.

— Как и Веру, или я от неё чем-то отличаюсь?

Сокол посмотрел на меня и приобнял.

— Вот, а ты боялся, я не кусаюсь. Привыкай, Сокол.

Он посмотрел на парней. Они как-то странно переглянулись и, встав, вышли в гараж.

— Э, вы куда? Не понял, — мы с Верой переглянулись.

Через минуту на пороге появилась Марина. Она встала по стойке смирно и хотела представиться как положено. Но тут ее взгляд упал на нас с Верой.

— Девчонки!

— Маринка! — сказали мы в один голос и одновременно завизжали, я даже и не ожидал от себя таких эмоций.

— Девочки, дорогие мои! Как я рада вас видеть живыми и здоровыми.

— Мариночка, я тоже рад видеть тебя, моя сладкая, — я прижал ее к себе и начал целовать ее щечки.

У меня побежали слезы, и я их не стеснялся. Ведь Марина — это мой самый родной человек, моя дочь. Пусть мы с ней теперь вот так, но в душе она моя дочь, у нее мой характер. Мы вновь обнялись и уже ревели все втроем. Уже прошли минут пять, а мы стояли и шмыгали носами. Наконец-то мы успокоились.

— Алинка, дай я посмотрю на тебя. Какая ты красивая стала! Ой, девчонки, как я по вам соскучилась, — она принялась поочередно нас целовать. — Ну, рассказывайте, как вы, что нового?

— Мы-то нормально, а вот как ты? Вы же сейчас должны быть в тайге, — спросил я и взъерошил ее ежик на голове. — Марин, а где твои роскошные волосы? — она была подстрижена под мальчика.

— Вот нету, подстриглась. Не успеваю. Подъем в пять, сразу марш-бросок, ни минуты свободной.

— А ты как хотела? — засмеялся я. — А каким ветром сюда?

— Был самолет, прилетели. Верней я. Днем получим патроны, амуницию и обратно.

— Жалко, так бы увольнение выпросили.

— Девочки, а вы как тут оказались? Это же школа.

— Школа там, — я махнул рукой в сторону выезда. — А это база, если не знала, то знай. Перед отправкой на боевые мы собирались тут. Бывало, неделями ждали отправки. Мариночка, дай я на тебя посмотрю. — я нежно взял ее ладонями за щеки и рассматривал ее лицо. Она по-детски шмыгнула носом. — Красавица ты моя!

— Лысая, — надула она губки. — Я вообще не хотела, чтобы вы меня видели так. Мне сказали, что меня хочет видеть какой-то генерал, я совсем не думала, что вы здесь.

— А если бы знала, что, не пошла бы?

— Нет, я бы побежала. Вера, как Алинка себя ведет, слушается? — улыбнулась Марина.

— Ой, Маринка, она меняется на глазах. Кстати, можешь ее поздравить, сегодня ее первый раз в жизни осмотрел гинеколог.

— Правда? Поздравляю. И как?

Вера засмеялась.

— Марин, ты бы видела ее лицо, когда она вышла: растерянная, испуганная, губки трясутся, глазки бегают… — они весело засмеялись.

— Девчонки мои родные! Как я хочу к вам! Как я соскучилась по вам. Надоело все! — она сидела посредине и обняла нас за плечи, прижав к себе.

— Представь, Марина, я сегодня с автомата стреляла, — похвасталась Вера.

— Ой, Верка, классно, согласись? Тебе понравилось?

— Еще бы, я даже уже попадать начала.

— А я уже давно в десятку бью, мне хотят оптику дать.

Они начали наперебой хвастаться своими достижениями. Вот интересно, они друг друга слышат?

«Ужас, ужас!.. Какой ужас! — я встал, прошел к столу и налил водки. — Послушать только, о чем говорят? И это девушки — про стрельбу из автомата!»

— Алинка, а ты что ушла? Расскажи что-нибудь, — обратилась ко мне Марина.

— Марин, знаешь, я не знаю, о чем рассказывать, из автомата я сегодня не стрелял. Боялся, что блузка станет черной. Только с пистолета, — я звонко рассмеялся.

Если это записать: Вера стреляла с автомата, Марине хотят дать оптику, а я так вообще: с утра подстрелил троих, вечером троих поломал, а в завершении одному чуть голову не отрезал. Вот так и живем. Семейка маньяков… Я закатывался от смеха, сквозь смех пытался что-то сказать.

Вера вдруг поняла и произнесла: «Можно писать сочинение как я провел день.» И тоже захохотала, а Марина просто заразилась нашим смехом. Так продолжалось минут пять.

— Все, девчонки, я больше не могу, сейчас обоссусь, — произнес я и побежал в туалет. А у них это вызвало новую волну смеха. От смеха, видимо, расслабились все мышцы, и в том числе тазовые, и моча начала вытекать самопроизвольно. У мужчин такого не бывает, поэтому для меня это было открытием. Кое-как спустив юбку, я плюхнулся на унитаз и сразу же услышал звонкую струю, она оглушала, мне казалось, что ее в гараже слышно. Я услышал, как в туалет влетели девочки, а унитаза два.

— Алинка, давай быстрей! — закричала Марина. — Я обоссусь!

Это тоже надо было видеть: я выхожу с опущенной юбкой, а Марина уже стоит ждет с опущенными штанами. Одев юбку и оправившись, я посмотрел в зеркало.

— Ужас, — произнес я. — На кого я похож!

— Мы все на панд, наверное, похожи, — услышал я голос Марины.

Через минуту мы стояли рядом и удивленно смотрели в зеркало.

— Три такие миленькие панды, — произнес я. Мы опять прыснули смехом.

Мы умылись и, все еще продолжая смеяться, вышли из туалета. А вскоре мы опять плакали все втроем, потом снова смеялись и снова плакали. Мы просидели так до утра, о чем-то говорили, что-то обсуждали, меня это так захватило, что я ни разу не подошел к столу. Да и пить одному не хотелось: Вера не хотела, Марине — нельзя. О чем только не говорили, но больше о тряпках и косметике. Вера показывала какую-то помаду и тушь-карандаши, что она купила. Когда она перевернула и высыпала содержимое своей сумки, я ужаснулся — чего там только не было! Но больше я ужаснулся, когда она сказала:

— А Алинке, смотри, какую классную тушь купила, — и схватила мою сумку и тоже высыпала на диван. В перемешку с тюбиками, флакончиками, ключами, тампонами вывалился пистолет, глушитель, несколько полных обойм и одна пустая. Она, не обращая внимания, отодвинула все в сторону и взяла тушь, — смотри, понюхай. А духи какие я ей купила. Она ведь сама ничего не покупает.

— А это откуда? — спросил я, показывая упаковку тампонов.

— Забочусь о тебе, а что не так? Пусть лежат.

Я вскоре увлекся, верней, они меня втянули в этот разговор, и вскоре я уже принимал активное участие. И как не странно, мне это не показалось скучным. Конечно, был бы кто из мужиков, я бы предпочел его общество, но они все куда-то делись, оставив нас втроем. Но все равно, как бы там не было, я не могу сказать, что было весело, но скучно — точно не было. Иногда даже долго смеялись.

А утром мы опять плакали. Марине нужно было уезжать, да и нам тоже тут делать больше нечего… Поплакали, попрощались, Марина залезла в кузов крытого «Урала», а мы — на заднее сиденье «форд эскорта». Марина нам еще помахала рукой, когда мы их обгоняли. Ехали молча, Бес спал, Вера тоже начала кимарить. А я в очередной раз пытался разобраться в себе.