В понедельник с утра нагрянуло начальство. Нас всех выстроили на плацу, произнесли речи. В здание вернулось знамя части. Потом обошли помещения, осмотрели все. И когда уже собирались уезжать, мне впервые стало обидно за женщин. В том смысле, что никто не обратил внимания, что тут присутствуют три девушки. И я задала вопрос:
— Товарищ генерал-полковник, разрешите обратиться!
— Слушаю.
— Вот, обратите внимание, что проходят обучение три девушки, но у них нет никаких условий для быта. Я понимаю — тяготы и лишения. Но элементарно — туалет и душ. Они общие, и им приходится проводить много времени в ожидании. Я все понимаю, но не до такой же степени!
Терехов посмотрел на полковника, начальника этой школы.
— А что, в офицерском крыле нет?
— Есть, но не работают. Там трубы менять надо.
— Когда поменяете? Через три дня чтобы исправили.
— Есть!
Когда все разъехались, Мурзин отвел меня в сторону:
— Ну, в общем так: проверили мы этого полковника из ГУВД, даже пообщались. Он не знает, кто заказал ему следить за тобой, заплатили аванс. Общался через интернет, это мы тоже проверили. Даже нашли, откуда уходили письма. Каждый сеанс проводился с разных интернет-клубов. Одним словом, установить не удается, и если честно, навряд ли получится. Похоже, кому-то ты все же насолила.
— Ну, не братве, это точно, — я задумалась.
— Почему так думаешь? Может, как раз ей. Или, думаешь, они действовали бы по другому?
— Да, те привыкли все и сразу. Они не станут вести, наблюдать, зачем им это? Тут пахнет спецслужбой. Вы говорили, что дело во Владике тянет нити в ФСБ?
— Но он арестован и под следствием. Думаешь, месть?
— Ну, не знаю. Может, у него сообщник был, который не светился, а этот полковник не сдает его.
— Послал бы киллера.
— Нет, может, со своей структуры боится привлекать, а может, информация нужна уже для киллера. Я думаю, он присматривался, но, может, какие другие планы.
— Ну, в любом случае тебе пока домой нельзя. Вот, выбил тебе путевку в санаторий, тут недалеко. Съезди, отдохни, а потом нагонишь ребят.
— Вы так и заталкиваете меня в очередную разборку. В любом случае нужно будет домой за одеждой заезжать, я же не буду каждый день в одном и том же. И если я собираюсь проходить курс подготовки с начала, вместе со всеми, то и сюда нужны вещи.
— А сюда-то зачем? Тут не до нарядов.
— Евгений Юрьевич…
Он махнул рукой.
— Что-то совсем, думаю черт знает о чем. Ну, в общем, смотри, ты не мальчик уже. Если домой надумаешь, будь внимательней.
— Это точно, не мальчик уже.
— Не цепляйся к словам, что за привычка! Извини. Не девочка. Какая разница, — раздраженно сказал он. — Я за него волнуюсь, а он, она к словам придирается! — и увидев, что я отвернулась, он, видимо, понял, что я улыбаюсь. — Ну, я тебя предупредил, думай сама. А мы со своей стороны работаем. Если будут новости, я сообщу. Ну все, удачи тебе.
— Вам тоже. И спасибо, товарищ генерал!
— Иди ты, — улыбнувшись, он махнул рукой и направился к черной «Волге».
Я обернулась и посмотрела на строй. Перед ним ходил инструктор общей подготовки и, видимо, объяснял правила, которые будут действовать в этом заведении на протяжении всего учебного процесса.
Если этот след тянется из Владика, то и Вера под ударом. Нужно разбираться. А значит, опять упустить в подготовке группу. А вообще, при чем тут я? Их разработала ФСБ, я тут так, косвенно. И накрыло ФСБ. Нет, это что-то другое. А кто еще может на меня зуб точить? Так, начнем с начала. С того момента, как я очнулся в этом теле. Стоп! А не Тихомиров ли решил поквитаться? Вот ему я больше всех насолил. Ну, еще в Эмиратах есть, кто желает отомстить. Вот тут и надо копать. Только вот с какой стороны ветер дует? Сидя тут, ничего не узнаешь. Как всегда, ловля на живца.
Я посмотрела на ребят, стоявших на плацу, повернула голову и посмотрела на полосу препятствий, видневшуюся вдалеке. Если сейчас упущу, потом не догоню. Вернее, трудно догнать будет. А если не разберусь, то пострадает Верочка. У меня сердце сжалось при воспоминании о ней. Как я ее сейчас хотела, всю и без остатка. Думая о ней, вспоминая ночи, проведенные с ней, я даже не заметила, как начался дождь, и я уже вся промокла. На плацу уже никого не было. Осмотревшись и вздохнув, я направилась вовнутрь. Достала телефон и набрала Деда.
— Слушаю!
— У меня возникла мысль. Но по телефону…
— Я еще здесь, могу подъехать. Серьезное?
— Догадка, имеющая основание.
— Хорошо, заеду.
Минут через десять «Волга» вернулась. Села к нему в машину. Водитель, сказав, что пойдет покурит, вышел. А я рассказала ему свои догадки.
— Думаешь, Тихомиров объявился?
— Ну, больше, чем ему, я никому не насолил. Ну, возможно еще Пантера, она тоже имеет ко мне что-то, за мужа.
— Ну, Пантера сейчас активных действий не предпринимает. Сидит тихо. А вот Тихомирова мы действительно упустили из виду. А что? Вполне возможно: бывший ФСБ-шник, знаком с методами работы. Своих топтунов нет, вот и нанял с ментовки.
— А попробуйте пробить связи этого полковника из ГУВД, может, что и всплывет. Может, Тихомиров не случайно вышел на него, а по знакомству. Ведь у него остались тут связи в силовых структурах. Я не думаю, что он обратился к первому попавшему менту. Возможно, есть связь. Я тоже хочу заняться, со своей стороны, так скажем в частном порядке этим делом.
— А что, версия вполне жизнеспособна. И действительно имеет основания.
— Но и Пантеру, я думаю, не стоит сбрасывать со счетов, у нее более чем весомые основание уничтожить меня. Это кровная месть. Она, как никак, была женой Шаха. И я не думаю, что она до сих пор православная, а значит будет действовать по законам ислама. Вот это я и хотела сказать. Если это она, то тогда Вера не попадает под раздачу, а вот если Тихомиров, то ей угрожает большая опасность.
— Я не думаю, что тебе стоит заниматься этим.
— Не люблю, когда на меня ведут охоту, а я не знаю кто.
— Я против твоего вмешательства. Занимайся тут.
— Но без меня они залягут, и проблема останется. Я им нужен, и поэтому только через меня они раскроются.
— Хотя ты прав. Мы соберем информацию об обоих клиентах. Ты ее тоже получишь, привезет Соколов. И только тогда будешь решать как поступать, а пока — не высовывайся. Хотя кому я говорю! Будь осторожней.
Он уехал, а я вернулась в помещение. У меня была возможность выезжать отсюда, как и у остальных командиров групп. «Ну что, ребята, начнем игру?» Поставив в известность начальство, я сначала хотела ехать в камуфляже. Но подумав, решила, что увидев меня в форме, сделают выводы. Да и к тому же они наверняка знают, что у меня ноги приспособлены только под каблуки… Увидев Марину, я подошла к ней.
— Марин, я исчезну ненадолго, не скучай.
— Понятно. Опять враги сожгли родную хату. Да?
— Ты у меня умница. Не передумала?
— Нет, наоборот, еще больше захотела, — улыбнулась она. — Я мечтала научиться управлять вертолетом. А тут, оказываются, учат.
— И танком тоже, и еще много чем. Ладно, пока!
Я много не упущу, сейчас у них будет основное внимание уделяться теории, физические нагрузки начнутся позже.
Переодевшись, я стала чувствовать себя как-то по-другому. Комфортней, что ли? Было какое-то непонятное чувство. Повесив форму, я вышла из комнаты и столкнулась с Седым.
— О, а ты куда?
— В город.
— А вырядилась! Какие мы деловые! Ты на чем?
— На машине.
— Тогда и меня захвати, я быстро.
Еще заехала на склад и под роспись взяла кое-какую аппаратуру.
— Что-то случилось? — спросил Седой, когда выехали уже за КПП.
— Не знаю, Витя. Понимаешь, на меня начали охоту, а кто, не знаю, а очень хочу знать.
— Рассказывай, — серьезно сказал он.
От него мне нечего было скрывать.
— И ты думаешь, Пантера вышла на охоту?
— Складно, «Пантера вышла на охоту», — хихикнула я. — А может, и генерал опальный.
— На нас можешь рассчитывать на все сто.
— Я знаю, Витя, на вас я и рассчитываю. Вы у меня только и остались. Хотя у меня и не было друзей, кроме вас. Мне нужно в одно место заехать, ты сильно спешишь?
— Было бы к кому…
— Что, так и не нашел бабу?
— Нет…
— Хреново. Давай, я тебя познакомлю?
— Ну вот, никогда не думал, что ты будешь меня знакомить. С подругами. — Мы засмеялись.
— Ну а что? Молодая, красивая, горячая, одинокая… Жаждущая мужика. И к тому же ты ее знаешь.
— Ты про кого?
— Про Верку. Вот сейчас к ней и поедем. Может, ты обрюхатишь ее, и она успокоится.
— И где она сейчас?
— В психушке… — я заметила, что он заинтригован. Видимо, она ему тогда понравилась.
— В смысле? — испугался он.
— В прямом. Наши ее туда заперли.
— Понял, не дурак. Просматривают?
— Да.
— И есть что-нибудь?
— СМЕРШ ею интересуется. Дед обещал, что отобьет.
— Ну а что? Будет свой человек в контрразведке.
— Ага, Витя. Там что, дураки: зная, что она с разведкой тусуется, да еще со спецназом, допустят к информации?
— Так они эту информацию от нас и получают.
— В том-то и дело, что от нас. Но добытой нами информацией они не хотят делиться с другими. А в случай чего опять же нас привлекают.
— Вот не понимаю я, вроде делаем одно дело, а каждый сам по себе.
— Знаешь такую басню: «Однажды лебедь, рак и щука…»? Так вот, я иногда удивляюсь, как наш воз еще едет?
Так, разговаривая в большей степени о политике, мы подъехали к воротам спец. учреждения. Оставив машину, мы прошли вовнутрь, показав удостоверения. Веру держали в другом здании, отдельном от псих. больных и предназначенном специально для таких как Вера. В холле, показав опять удостоверения, мы вызвали ее. Спустившись к нам, она сначала не поверила глазам, а потом бросилась мне на шею.
— Алинка! — закричала она и принялась меня целовать. — Как я соскучилась! Я думала, ты про меня забыла.
— Ага, забудешь про тебя. Я сама три дня как вернулась. Вот, жениха тебе нашла.
— Привет, Витя! — она потянулась и дотронулась губами к его щеке.
«Надо же, имя не забыла», — подумала я.
— Ну что, дорогая, как у тебя дела? Вот, возьми, тут фрукты, то, что ты любишь.
— Спасибо, — она взяла пакет и чмокнула меня в губы. — Да никак! Заперли меня в эту дыру. Не позвонить, не выйти. Задают одни и те же вопросы каждый день.
— А ты главное не нервничай.
— А я и не нервничаю, я уже угораю. Приборы цепляют. Сдала все анализы. Ну а долго они меня еще мучить будут? И главное — ничего не говорят. Кивают головой, и все.
— Когда кивают — это значит хорошо, — сказал Седой.
— Вот всегда и кивают.
— Скажу по секрету, у тебя айкью очень высокий, — улыбнулась я. — Так что еще пригодишься. — Мы засмеялись.
— А вы как? Все нормально? Сделали то, что нужно?
— Сделали. Я там, Верка, чуть не сдохла, аж тошнить начало.
— Тошнить? А… — она опустила глаза на живот.
— Нет, такое переутомление. Сейчас все нормально.
— А ты тест покупала?
— У Маринки был. Все нормально.
Я так расчувствовалась, увидев Веру, что забыла, что Седой сидит рядом. И начала ей рассказывать про токсикоз. Так меня та история задела, что я до сих пор успокоиться не могла и хотелось поделиться с Верой. Верка опять обняла меня:
— Моя ты маленькая!..
— От Марины тебе привет.
— Ты видела ее? Как она?
— Как всегда, хорошо. Она со мной ходила.
— Хочу увидеть ее. Ужас, как я по ней соскучилась. Привет ей от меня, большой-большой.
Мы болтали, забыв про Седого. Я выплеснула все, что у меня на душе скопилось, а она — все, что у нее. При этом мы часто смеялись.
— Ой, Алинка, я даже не заметила. Как ты классно выглядишь в этом костюмчике! Такая красивая!
— Правда? Спасибо. А то от мужиков не дождешься. — Мы засмеялись.
Когда уже ехали, Седой спросил:
— Вот всегда не мог понять, как женщины могут так долго разговаривать и ни о чем?
— Не знаю, я тоже этого не понимал. Кажется, что ни о чем. На самом деле мы с ней передали очень много информации, которую мужчины не понимают. А вот сейчас я стала понимать.
— Вот раньше ты же так долго никогда не разговаривал. Да, нет, был…
— Я же говорю: женщины, в отличии от мужчин, не могут скрывать свои эмоции. Ты думаешь, женщине важно, чтобы ее услышали? Ей важно высказаться — то, что у нее на сердце. И не важно, услышали ее или нет, — я вздохнула. — Мужчина думает и говорит головой, а женщина — сердцем. Вот и весь ответ. И любит мужчина глазами и головой, а женщина — опять-таки сердцем. Мне так кажется. Я еще и сама не разобралась, что, кроме тела, нас отличает. Но мне кажется — все. Мы как будто с разных планет.
— А ты к кому себя сейчас относишь? У тебя…
— К кому я себя отношу? Не знаю. Но мне кажется, что во мне живут два человека: мужчина и женщина. Ты не думай, что я сошла с ума, и мне надо в соседний корпус от Веры. Но это так. Поначалу они не могли терпеть друг друга. Мужчина ненавидел это тело, ненавидел и не принимал все, что касается женского. А женщина не хотела мириться с тем, что мужчина делает, не видит в ней женщину, лишает ее всего женского. Поначалу я и сама думала, что с ума сошла, — я вздохнула. Он слушал, не перебивая. — Но они нашли золотую середину. Не смейся и не думай ничего. Когда все спокойно, то руководит этим телом женщина, со всеми своими эмоциями и желаниями. Но когда надо, она забирает и эмоции, и желания, и прячется глубоко, уступая место мужчине, у которого нет эмоций, они остались на полях боев, нет жалости к противнику. Потому что этот мужчина давно уяснил: не убиваешь ты — убивают тебя. Вот так они и живут в одном теле, — я вздохнула. — И знаешь, когда наверху женщина, мир кажется таким ярким, душистым. Хочется летать и петь. Но стоит на поверхность выйти мужчине — все краски меркнут, все меняется, мир кажется уже не таким, все хмурое и серое.
— Да, даже не знаю, что сказать. Но мужчине тоже надо иногда высказываться.
— Надо, вот сейчас я и высказался как мужчина. Ведь я уже вижу мир в черно-белых тонах. И мне уже не нравятся эта обувь и одежда, которые полчаса назад так радовали душу. Я уже почуял запах крови. Вышел мужчина, а от женщины осталось только тело.
Мы уже двигались по МКАДу. Движение было плотным, кое-где вообще останавливалось. Сзади кто-то посигналил, я посмотрела в зеркало. На хвосте висел «ландкрузер». Моргая фарами, он сигналил, требуя уступить дорогу.
— Да пошел ты в жопу!
— Что? — спросил он.
— Да вон, спешит козел! — сказала я, глядя в зеркало. — Все нервные, все спешат…
«Крузер», видимо, понял, что уступать дорогу я не собираюсь, ушел вправо, подрезав машины на соседней полосе, и вскоре оказался рядом с нами.
— Сейчас кого-то в больницу повезут, — сказала я спокойно.
— Думаешь?
— А ты что, не знаешь, что такие типы только силу понимают.
— Ну что, я только «за» и с удовольствием отправлю кого-нибудь.
— Без проблем, у меня это обычно «женщина» делает.
Они не видели, кто в салоне (мои стекла напрочь тонированные), но с «крузера» что-то махали.
— Ого, абреки! — сказал Седой. — А ну тормозни, я ему сейчас этот ствол в очко запихаю.
Справа раздался выстрел, Седой дернулся. Пуля, щелкнув по стеклу, куда-то улетела.
— Не очкуй, Седой, стекла «калаш» держат. Вот, смотри, что сейчас будет. Ну, ты же видишь, что стекла бронированные, ну и езжай ты дальше. Нет, он сейчас нас подрежет, и выйдут разбираться, всем табором.
— Нет, командир, честно, не могу я в городе. Мне на войне спокойней.
— Мне тоже.
«Крузер», зацепив мой кенгурятник, втиснулся в нашу полосу и остановился. Из дверей посыпались абреки.
— Седой, твои справа, мои слева, — дала я команду, и мы бросились из машины.
Первый летел ко мне пассажир с заднего сидения, он вытянул руку, видимо, хотел схватить меня за одежду. Я во встречном движении увела корпус влево и, схватив правой рукой его за пальцы, сильно заломила их вверх и начала опускать руку, одновременно прямой ногой нанесла удар второму в пах, вогнав туда острую шпильку каблука. Он ойкнул, раскрыл рот, глаза полезли из орбит.
Обведя первого вокруг себя в неудобной для него позе и завалив его на асфальт, не отпуская его руки, наступила на спину, силой надавив острым каблуком и подняв его вывернутую руку вверх. Левой рукой обхватив локоть, крутанула за ладонь, выворачивая плечевой сустав, и услышала характерный звук. Он заорал и тут же затих. Отпустив его, я подошла у водителю, который стоял на коленях, схватившись за пах, и, взяв его ухо, с силой припечатала к крылу его же машины. Плюнув на него, я посмотрела на Седого. Он тоже, расправившись со своим вторым, посмотрел на меня:
— Чисто!
— Чисто! — коротко перебросились мы словами.
Я включила поворот, и нас сразу впустили в ряд. Видимо, ни у кого не было желания нам мешать. Проезжая мимо тех, кого вырубил Седой, я увидела, что один лежит с голой задницей, а из нее торчит пистолет. Я, засмеявшись, посмотрела на него.
— Не люблю, когда меня оружием пугают, — улыбнулся он.
— Тебя домой? — спросила я.
— Знаешь, что мне дома делать? Пустишь переночевать? — с улыбкой спросил он.
— А приставать не будешь? — в тон ему спросила я и улыбнулась.
— А, к тебе пристанешь… Не хочу оказаться на месте того, кому ты шпильку в пах вогнала. — Мы засмеялись.
— Хорошее оружие, между прочим. Я поначалу носила широкий каблук, думала устойчивее, но когда научилась ходить и уверенно стала держаться, стала носить тонкие. Правда, сломать можно, но зато при правильном применении превращаются в смертельное оружие. Как и многие женские штучки.
— Но это-то я и сам знаю.
Сейчас опять на поверхность вышла женщина. Опять все казалось цветным, душа летала. Не смотря на то, что застряли в пробке.
Осмотрев двор, мы поднялись в квартиру.
— Ну что, проходи, располагайся, — сказала я и пошла переодеваться.
«Черт, что одеть?» — встал вопрос. Обычно я одевала либо халат, либо свою старую футболку. Но сейчас это не подходило, и то и то было слишком коротким. Увидев старое Маринино платье, простое х/б, я одела его. Оно хоть до колен доходило. Застегнув пуговицы, посмотрела на себя в зеркало. Завязав пояс, убрала все тряпки с постели, которые прошлый раз так и оставила.
— Слушай, Вить, а мне тебя и накормить нечем, — стоя перед открытым холодильником, громко сказала я. И тяжело вздохнула: — Совсем забыла.
— Это не проблема, сейчас схожу.
— Возьми ключи, я в ванную пойду! — закуривая сигарету, крикнула я. Тут зазвонил телефон. — Слушаю тебя! — звонил Егор.
— Привет, чем занимаешься?
— В ванную собралась, а ты мешаешь. Говори, что хотел?
— Ты дома? Просто хотел увидеться.
— Все, пока! — сказала я и отключила трубку.
У меня внутри все закипело. «Надо же? Это просто наглость: сначала топит, а потом увидеться», — расстегивая платье, негодовала я.