Глава 7: ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ЛУЧШЕ НЕ ЗНАТЬ

Договор между эльфами и людьми запретил некоторым категориям людей пребывание в Питтсбурге, поскольку город постоянно перемещался между мирами: преступникам, сумасшедшим, и сиротам. Когда умер ее дедушка, ее двоюродному брату Масленке было семнадцать, а Тинкер только исполнилось тринадцать. Но возможная депортация и разбор вещей дедушки тогда практически не занимали Тинкер. По правде говоря, в тот момент она слегка помешалась, сопротивляясь попыткам Лейн и Масленки переехать вместе с ними. Она бродила по городу, прячась от горя, и спала там, где ее заставала ночь. В ужасе от того, что потеряет тот единственный мир, который она когда-либо знала, она пила его до дна большими глотками.

Только когда Масленке исполнилось восемнадцать лет — возраст, достаточный для того, чтобы быть ее законным представителем, они вернулись к нормальной жизни. С деньгами, полученными за лицензию на изобретенный ей ховербайк, она основала свой бизнес на автомобильной свалке, переехала на чердак, и предъявила права на разваливающийся гараж, находившийся между ними. Однако ее горе было слишком свежим, чтобы пытаться разобрать дедушкины вещи; Масленка и Натан Черновский упаковали их и сложили в комнате в задней части гаража.

Даже сейчас, разглядывая небольшую гору коробок, обернутых в пленку и пахнущих временем, она боролась с желанием закрыть дверь, чтобы избежать тех эмоциональных мин, которые могут находиться в коробках.

Доми, — тихо спросил Пони, стоя позади нее. — Что мы здесь ищем?

— То заклинание на фабрике мороженого создал мой дедушка. Мне нужно найти его рабочие заметки, касающиеся этого заклинания, чтобы я смогла быстро его поправить. Я считаю, что они в одном из этих ящиков.

Пони кивнул, нимало не устрашенный масштабом задачи. — Как мы можем помочь?

Отклоняться от решения проблемы с деревом едва ли было приемлемо; она и так нагрузила слишком много людей. От пыли, однако, у нее чесался нос.

— Не мог бы ты вынести эти коробки на стояночную площадку? — Тинкер махнула в сторону квадрата высушенного солнцем цемента. — После того, как я просмотрю коробки, ты сможешь возвращать их обратно.

В первом ящике, который она открыла, вообще-то находилось их старое гоночное оборудование. Это были коротковолновые рации, защищенные от магии. Когда она снабдила членов своей команды головными гарнитурами связи, она убрала подальше ручные рации.

— Очко! — воскликнула она. — Вот как раз то, что я хотела!

— Что это? — поднял одну рацию Пони. — Телефоны?

— Почти. Я хотела сделать так, чтобы Руки могли лучше общаться на расстоянии. Они слегка неудобны, но легки в использовании.

Странно, Штормовая Песня нашла это смешным. Она взяла этот ящик, сказав загадочно:

— Это будет интересно.

* * *

Тинкер подумала, что дело могло обстоять и похуже. Ее дедушка был очень методичен в раскладывании своих вещей. Масленка, когда складывал ящики, сохранил это аккуратное разделение. Однако она до сих пор не смогла найти что-нибудь озаглавленное «Рейнольдс», «охлаждение», «мороженное», или типом компрессора, который использовала компания.

Зе доми, — вежливо и тихо сказала Штормовая Песня.

Тинкер вздохнула. Избирательный поиск результатов не давал. — Что такое, Штормовая Песня?

— Я хотела поблагодарить тебя за вчерашнее.

— Вчерашнее? — Тинкер нашла ящик с алфавитной последовательностью Аа-Ак и уселась перед ним. — Не могла бы ты разложить эти ящики в алфавитном порядке?

Штормовая Песня начала перекладывать ящики, но перешла на английский язык, потеряв маску вежливости.

— Послушай, малышка, ты молодец — твое сердце в правильном месте — так что, я думаю, мне действительно нужно поблагодарить тебя за ту глупость, которую ты сотворила вчера. Если бы ты не вернулась, я бы погибла. Но я примирилась с такой возможностью, поскольку быть секаша — это всегда выбор своей жизни и своей смерти, так что никогда больше не допускай такой херни снова.[25] Ты охуенно облажалась.[26] Когда эта тварь ударила тебя, ты вполне могла стать трупом — и это было бы огромной потерей — поскольку ты хороший ребенок. Защищая которого, я была бы счастлива умереть — ты поняла?

Тинкер некоторое время хлопала на нее глазами, прежде чем к ней вернулся дар речи. — Я думала, что нашла способ его убить.

— Это не твоя задача — убить его.

— Чего? Я что, проиграла в «камень, ножницы, бумагу»?

— Знаешь, что я терпеть не могу в том, чтобы быть секаша? Это домана. Мы, секаша, тратим всю жизнь, обучаясь тому, как наилучшим способом справляться с чрезвычайными ситуациями. Мы тренируемся, тренируемся, тренируемся — а затем вынуждены поддакивать каким-то домана, которые это только поощряют, поскольку они крутые. И знаешь, что? То, что у тебя большие мозги, или крутые заклинания, не значит, что ты знаешь все. В следующей драке, заткнись на хуй, и делай то, что тебе скажут, или я отхлещу тебя по морде.[27]

Тинкер опять на мгновение потеряла дар речи. — Знаешь, я думаю, ты мне больше нравишься, когда ты говоришь по-эльфийски.

Штормовая Песня расхохоталась. — А ты мне больше нравишься, когда говоришь по-английски. Так ты более человечна.

Тинкер сдержала побуждение показать ей язык. Она заслужила критику от Штормовой песни, поскольку напортачила. Однако внезапно она расстроилась почти до слез. Вот радость-то. Последние несколько недель совсем ее издергали. Но вместо слез, она толкнула ящик Аа-Ак к Штормовой Песне, сказав, — С этим я закончила, — и двинулась дальше. По крайней мере, высказав ей все, Штормовая Песня унесла ящик без комментариев.

В ящике «рождение» Тинкер обнаружила свидетельства о рождении всех членов семьи, кроме своего. Она вытащила свидетельство Масленки и отдала Штормовой Песне, чтобы та положила его в машину. В ящике «Дюфэ» она обнаружила подлинник Кодекса Дюфэ, аккуратно запаянный в пластик. Она работала только с отсканированной копией, которую сделал ее отец.

— Ух ты, — его она тоже вытащила и положила в Роллс, чтобы забрать домой. Следующая книга начиналась с буквы «Е», и за ней был толстый пакет, обозначенный просто: «Эсме». «Какого черта?»

Тинкер выдернула пакет из коробки, открыла его и обнаружила фотографию Эсме Шанске. Она быстро пролистала содержимое пакета. Это была информация об Эсме: биография из НАСА; газетные вырезки; фотографии. Все это внезапно привело ее в полное замешательство.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, обращаясь к фотографии Эсме. — Я не искала тебя. — «Что же я искала?» Ей пришлось немного поломать голову, прежде чем она вспомнила, что она хотела найти записи дедушки о заклинании в «Рейнольдсе», чтобы снова заработал морозильник, чтобы она могла поместить туда черную иву. «Но зачем? Снова возникает вопрос, зачем я это делаю?»

Лейн хотела иметь черную иву (именно поэтому дерево было подобрано), а она могла ожить — хорошая причина, чтобы запереть дерево в холодильнике. Холодильник был сломан. Ей нужно было его починить. Все это были хорошие, разумные и логичные звенья в цепи рассуждений.

Полную ненормальность и таинственность этим событиям придавали ее сны и Эсме, выскакивающая в самых неожиданных местах. Вот это совсем не согласовывалось со строгой концепцией реальности Тинкер. Это вызывало у нее неприятное чувство, что мир не был настолько прочный и неизменный, как она думала. Она хотела бы вообще не обращать внимания на эти сны, но Ветроволк сказал, что было бы неразумно игнорировать их.

Возможно, если она будет рассматривать их с научных позиций, они не будут казаться настолько… пугающе таинственными.

Она достала свой миникомпьютер и устроилась на солнце, чтобы записать все, что она помнила о сне, а также то, что из этого уже стало явью. Возглавило список жемчужное ожерелье, поскольку оно появилось первым. Следующими стали черная ива и мороженое. Она поразмыслила о ежах из ее сна и фламинго из книжной картинки и решила, что ее будущее может быть очень странным.

И кто была та азиатская женщина в черном? Она чувствовала, что женщина должна быть тенгу, из-за ворон рядом с ней. Однако она также чувствовала, что знает эту женщину, так же, как она знает Эсме. Возможно, она была еще одним колонистом, и именно поэтому птицы продолжали повторять «Потеряно». Рики рассказал ей, что экипаж первого корабля составляли тенгу. Затем ее обожгло мыслью «Рики врал обо всем». Она опрокинулась назад на теплый цементный пол и закрыла глаза. Боги, что она делает? Попытки применить логику к символам из сна ни к чему не приведут! Тогда как она собирается определить будущее, имея только сны и возможную ложь?

* * *

Доми, — голос Пони и прикосновение его руки к ее лицу выдернули Тинкер из ее кошмара. — Проснись.

Тинкер открыла глаза и сделала усилие, чтобы проснуться. Она лежала на теплом, грубом цементе стояночной площадки. Штормовая Песня лениво бродила по аллее. Пони стоял на коленях рядом с ней, защищая ее от солнца. Она застонала и потерла глаза; от яркого света они заслезились.

— Что такое?

— Тебе приснился кошмар.

Она хмыкнула и села, не имея никакого желания опять засыпать, возможно, навстречу новому сну. Сны в последнее время были сплошным дерьмом. Они действительно напихали ей в подсознание всякого вранья, вот уж в чем ее воображение точно не нуждалось, нет, спасибо.

— Доми? — темные глаза Пони отразили обеспокоенность, прозвучавшую в его тихом вопросе. — С тобой все в порядке?

— Это был просто плохой сон, — она зевнула так широко, что появилось ощущение, что ее лицо разделилось надвое. — Как можно спать и просыпаться еще более усталой?

— Ты спала только несколько минут, — он передвинулся, чтобы сесть рядом с ней. — Едва ли это был расслабляющий сон.

— Мне ли не знать, — ей приснилось, что она не смогла спасти его от того, что с него содрали кожу с татуировками. Она оперлась на его голую руку, с нетронутой кожей и татуировками, радуясь возможности убедиться в этом, не привлекая к этому внимания. «Просто кошмарный сон»

От него удивительно пахло. После того, как они несколько недель находились вместе, она знала его естественный запах. Он нес следы какого-то одеколона, с соблазнительным привкусом мускуса. Она почувствовала, как внутри пробуждается знакомое желание. Боги, ну почему стресс вызывает у нее желание вылизать эти каменно-твердые мышцы? Что это, какой-то таинственный зов предков — типа «большинство из нас съедят саблезубые тигры, поэтому давай будем трахаться как сумасшедшие, прежде чем истощится генофонд»?[28] Или это у нее такой уникальный сдвиг по фазе?

Каждая ночь рядом с Пони среди Они была пыткой искушением. Там была только одна кровать, и у нее хватило глупости настоять, чтобы он тоже в ней спал. Она лежала без сна, отчаянно желая дотянуться до него… чтобы ее обняли… чтобы с ней занялись любовью… чтобы о ней позаботились. Она смогла сопротивляться из-за тихого голоса, который напомнил ей, что она ни секунды не раздумывая, обменяет Пони на Ветроволка — что именно ее мужа ей на самом деле не доставало. Поскольку не было способа выпихнуть Пони из ее кровати без признания того, что она его хотела, он продолжал спать там, а ее продолжало терзать тайное искушение.

Даже сейчас она боролась с побуждением покрыть поцелуями его бицепс. «Я замужняя женщина. Я замужем и действительно люблю Ветроволка» Она не могла даже представить ситуацию, что она замужем за Пони, хотя и не вполне понимала почему — он был просто до смерти милым. К сожалению, она вполне могла представить себя занимающейся с ним сексом. Тинкер вздохнула, когда в голове непроизвольно возник интерес, что она почувствует, проведя языком вверх по сгибу его руки. «Ну все, это конец — меня заживо съест любопытство…»

Доми, что такое?

Ее охватило смущение. — Н-н-нет, ничего. Я просто устала. Я плохо спала.

— Ты нашла то, что тебе нужно? — спросил он.

— Нет. — Тинкер потрясла головой и снова зевнула. Она сохранила свои заметки в компьютере, и вручила Пони пакет с информацией об Эсме. — Положи это в Роллс. Я буду продолжать.

К счастью, информация, которую она искала, нашлась под «Г», с названием «Генератор сжатия магнитного потока» «Хмм?» Обычно сжатие магнитного поля генерировало электромагнитный импульс с силой тока, большей, чем у молнии. О чем, черт возьми, думал ее дедушка? Но там также находился план помещения «Рейнольдса» и сопутствующие заметки, касающиеся заклинания. С имеющейся папкой, воссоздать дедушкино заклинание будет достаточно просто.

Она услышала позади шарканье ботинок о цементный пол. Ее секаша, должно быть, умирали со скуки.

— Вот то, что я искала, — она встала на ноги и стряхнула пыль с юбки. Затем она подняла глаза и вздрогнула, обнаружив, что ее секаша встали живым щитом между ней и Натаном Черновским. Его присутствие заставило ее нервничать.

— Натан? Что ты здесь делаешь?

— Я увидел Роллс и решил, что это наверняка ты.

— Да, это я, — она занялась ящиками, чтобы не смотреть на него, гадая, почему она так странно себя чувствует, пока не вспомнила, где они расстались. Последний раз, когда она его видела, он… он… она даже не смогла подобрать слова для описания.

Натан когда-то был для нее и Масленки кем-то вроде старшего брата. Свои свободные от дежурства часы он проводил неподалеку от гаража и свалки, пил вместе с ними пиво и чесал языком. В дни гонок, он охранял ее пит-стоп. Тинкер знала всех многочисленных членов его семьи, присутствовала на их свадьбах, похоронах и днях рождения. Он был единственным мужчиной в Питтсбурге, которого она могла впустить к себе на чердак, будучи одетой только в полотенце. Ни с кем еще она не чувствовала себя в такой полной безопасности.

До того момента, когда он повалил ее, сорвал с нее полотенце, и попытался изнасиловать.

За одну ужасающую секунду, он стал большим и пугающим незнакомцем. Она никогда раньше не думала, каким большим и сильным он был, или как легко он мог сделать с ней все, что хотел.

На самом деле, он не сделал. Он остановился. Кажется, он прислушался к ней. Но она никогда не узнает, встал бы он и отпустил бы ее, и опять стал бы Натаном, которого она знала, потому что Пони пришел ей на помощь.

На следующий день, ее схватили Виверны Королевы, утащили, чтобы представить ко двору королевы, затем ее похитили Они, среди которых она поняла, что такое настоящее зло. За все это время она ни разу не думала о Натане. Она даже не знала точно, что она о нем думает сейчас.

— Я слышал о чудовище… — начал Натан.

— И ты, и весь Питтсбург. Я в порядке!

— Понятно. — Натан задумчиво осмотрел ее. — Ты потрясающе выглядишь.

— Спасибо. — Тинкер знала, что этот эффект по большей части был заслугой дорогого платья из красного шелка. Она также знала, что там, где платье не открывало участки кожи, оно прилегало к ней как краска. Внезапно она таинственным образом почувствовала себя полураздетой.

На мгновение они замерли в нервозном молчании. Наконец, Натан облизал губы и сказал: — Прости меня. Я перешел черту и я… прошу прощения.

Она покраснела от внезапного смущения; появилось ощущение, что она опять голая под ним. — Я не хочу об этом говорить.

— Нет, мне совестно за то, что я сделал, и я хочу извиниться… хотя знаю, что это ничего не изменит, — его голос стал хриплым от отвращения к себе. — Я бы убил любого за такое. То, что я был пьян и ревновал, ничего не извиняет.

— Натан, я не знаю, что с этим делать.

— Я просто сильно любил тебя. И до сих пор люблю. Меня убивает то, что я потерял тебя. Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.

— Я не ненавижу тебя, — прошептала она. — Я чертовски разозлилась на тебя. Теперь ты меня немного пугаешь. Но я не испытываю к тебе ненависти.

По крайней мере, она так думала. Он же остановился… это что-то значит… не так ли? Больше чем что-либо еще, она чувствовала себя глупо, за то, что позволила этому случиться. Все говорили ей, что между Натаном и ей не сложатся отношения — а она пропустила это мимо ушей.

Они замерли в неловком молчании. Тинкер внезапно заметила, что секаша все еще стояли между ней и Натаном, присутствуя тихо и грозно. Она поняла, что Пони наверняка рассказал Штормовой Песне, кто такой Натан, и что он сделал, и ее охватило смущение. В очередной раз ее ткнули носом в то, что она постоянно находится под наблюдением. Она прошла мимо секаша и Натана, гадая, насколько подробен был рассказ Пони. Она могла доверить Пони свою безопасность, но не частную жизнь, и не была вообще уверена, что он понимает это понятие.

Когда она дошла до Роллса, ее терзало искушение просто сесть в него и уехать, но это означало оставить полуразобранным хранилище. Она положила пакет на заднее сиденье автомобиля, рядом с другими вещами, которые она отобрала, чтобы забрать домой. Натан и секаша последовали за ней к Роллс-Ройсу. По какой-то причине в этом переулке она почувствовала приступ клаустрофобии, которую их присутствие сделало неизбежны, так как они следовали за ней всей толпой.

— Я нашла все, что мне было нужно, — сказала она Пони, и затем поняла, что уже говорила это. — Надо все положить обратно.

— Да, доми. — Пони знаком показал Штормовой Песне вернуться к хранилищу; сам он остался с Тинкер.

Натан тоже остался. Его патрульный автомобиль стоял за Роллсом. По какой-то причине Питтсбургская полиция увеличила количество людей в патрулях и теперь Бью Педерсен терпеливо ждал возвращения Натана.

— Боуман, — кивнула ему Тинкер.

— Привет, Тинкер, — вернул кивок Бью.

— Говорят, что ты его доми. — Натан имел в виду Ветроволка.

— Ага, — она повертела в руках браслет. Свадебного кольца в качестве доказательства у нее не было. Эльфы, похоже, не придают значения таким вещам.

— Знаешь, все говорит за то, что ты замужем за ним, и что ты теперь принцесса, но Тулу говорит, что ты не его жена.

Ее сердце подпрыгнуло. — Что?

— Тулу говорит, что Ветроволк не женат на тебе.

Она с минуту смотрела на него, ошарашенная, прежде чем придумала, что сказать.

— И ты ей поверил? Тулу лжет постоянно. Спроси у нее пять раз подряд, когда ее день рождения, и она каждый раз скажет тебе разную дату!

Он посмотрел на ее пустые пальцы. — Тогда почему не было свадьбы? Почему нет кольца?

Она постаралась проигнорировать странные кульбиты в груди. — Натан, все не… они… у них другие обычаи, не такие как у нас.

Он холодно и горько рассмеялся. — Ага, вроде как изменить расу кого-то, не спрашивая у него.

— Он спросил! — огрызнулась она. Она просто не поняла.

— Да ладно, Тинк. Я был там. Ты не имела ни малейшего представления, что он с тобой сделал. Ты до сих пор не знаешь. Ты думаешь, что ты замужем. Черт, полгорода думает, что ты замужем. Но на самом деле — нет.

Она потрясла головой и ухватилась за одну вещь, которую она знала наверняка.

— Тулу врет обо всем. Она ненавидит Ветроволка. Поэтому она врет тебе.

— Тинк…-

— У меня нет времени на эту чушь! Штормовая Песня, мы уезжаем! Просто запри дверь и возвращайся.

* * *

— Люди выращивают — траву? — Укус Клинка потыкал зеленый прямоугольник дерна, лежащий на расчищенном под дворец пространстве.

— Удобно, не так ли? — указал Волк, хотя он подозревал, что секаша из его Первой Руки вряд ли воспримут это таким образом.

— Это неестественно, — проворчал Укус Клинка. — Трава и так растет быстро — зачем они хотят, чтобы она появилась сразу?

Волк потер висок, где началась головная боль. «Быстро», конечно, было вопросом точки зрения. Пространство под дворец все еще было зияющей раной пустой земли, очищенной от срубленных железных деревьев и их огромных пней. Пока не будет убрано тело госсамера, пустырь будет использоваться как взлетное поле. Волк знал, что мнение его Первой Руки о дерне отражало позицию большинства эльфов. Но делать было нечего. После вчерашнего дождя пустырь превратился в яму с грязью.

Волк поручил позаботиться о теле госсамера Призрачной Стреле — не вполне удачная задача для его способностей, но на данный момент лучшее, на что он мог надеяться, поскольку Тинкер, похоже, нашла какое-то дело в Норт-Сайде, что заняло ее время. Поступили донесения, а также коробка раций.

Секаша из его Первой Руки взирали на устройства с тем же неприкрытым подозрением, как и на дерн. К счастью, пока Стрела занимался госсамером, пятое место в Руке занял Идущий По Облаку. Сейчас «младший» секаша аккуратно нажимал кнопки рации.

Пока его Руки были наготове, охраняя его, Волк сосредоточился на подготовке пустыря к прибытию королевских войск. Поселения на восточном побережье доложили, что дредноут уже прошел над ними, так что он должен был скоро прибыть.

— Вы же не собираетесь рубить дубы? — подрядчик — человек указал на массивные стволы дубов. — Это был бы чудовищный позор.

Волку была отвратительна мысль рубить деревья для одноразового использования пустыря. Хотя эти дубы были магически улучшены, чтобы жить очень долго, их желуди редко прорастали, и в результате эти деревья до сих пор встречались очень редко. Волк был уверен, что эти пять дубов, найденные так близко от Питтсбурга, были знаком благословения богов. Он выбрал это место из-за деревьев и планировал построить дворец вокруг них.

Он прошелся по пустырю, пытаясь вспомнить размер дредноута. Хватит ли здесь места, чтобы он мог приземлиться без вырубки деревьев? Шагая, он размышлял об атаке Они. Зачем убивать госсамер? Размышляя хладнокровно, он понял, что для Они было бы больше смысла напасть среди ночи на анклав Маковой Лужайки. Веховая линия, проходящая через анклавы, была недостаточно сильной для подпитки агрессивных защитных заклинаний. Ракета могла бы поднять тревогу, но Волк не смог бы призвать свои щиты вовремя.

Можно было бы подумать, что Они уже выяснили к тому моменту, что именно Волк был их сильнейшим противником. Но может быть, он переоценивал их способность управлять ситуацией. Выведя себя за скобки уравнения, он обдумал вопрос снова. Почему госсамер? Поблизости находился другой госсамер, ожидавший посадки. Да, этот госсамер успел улететь, и наверняка у его навигатора заняло бы много времени, чтобы уговорить зверя вернуться в Питтсбург. Может быть, Они рассчитывали изолировать Волка, убив оба его транспорта прежде, чем он успел среагировать. Или возможно, они не знали, что он уже послал за подкреплениями.

Хотя смерть госсамера была трагедией, он был рад, что они атаковали его, а не анклавы. Он потерял двух секаша в этом столетии и не хотел терять других.

Волк обнаружил, что, пока он думал, секаша преградили дорогу направившемуся к нему человеку. Он разглядел облик мужчины; тусклые глаза и темная бородка-эспаньолка.

— Что вам нужно?

— Я следователь Питтсбурга, — мужчина воспринял вопрос Волка как разрешение приблизиться. Укус Клинка остановил его поднятой рукой и холодным взглядом.

— Я не знаю значения этого слова, — сказал Волк.

— Я… я тот, кто имеет дело с мертвыми.

— Понятно. — Волк дал знак своей Руке, чтобы мужчину пропустили. Обычно с этим человеком имела дело Воробьиха, поскольку Волку всегда было больно вдвойне, когда погибал кто-то из его людей.

— Тим Ковингтон, — коронер протянул ладонь для рукопожатия.

Волк поразмыслил, как поступить с этим жестом. Другие домана не допустили бы подобного контакта — сломанный палец оставил бы их беззащитными. Людям необходимо объяснить повседневные правила поведения — но было ли сейчас подходящее для этого время? Он решил, что сегодня он может соблюсти правила человеческой вежливости, и пожал руку Ковингтона. По крайней мере, мужчина представился первым, что являлось правильным для обеих рас.

— Волк Который Правит Ветром.

— Я был дальше по улице, занимаясь телами Они, и мне сказали, что вы здесь.

— Мы казнили только одного Они.

Ковингтон отвел глаза, явно взволнованный. — Когда были использован экскаватор, откопали еще двое мужчин.

— Почему вы искали меня? У меня нет погибших.

— Я работаю следователем уже почти десять лет. Я занимался и Ударом Молнии и Криком Ястреба. — Ковингтон назвал имена двух погибших секаша.

— Они ушли на небеса.

— Ну, я подготовил Воробьиху, но никто за ней не пришел. В анклавах нет телефонов, и я не знал, как мне поступить.

Укус Клинка узнал английское прозвище Воробьихи. Он в отвращении сплюнул на землю.

— Никто не придет за Воробьихой. — Волк развернулся, чтобы опять обойти пустырь.

— Что вы имеете в виду? — Ковингтон пошел за Волком.

— Воробьиха предала свой клан. Теперь мы не имеем с ней ничего общего. Распорядитесь ее телом так, как если бы она была Они.

Внезапно к ним с озабоченным видом подбежал Идущий По Облаку. — Дому! У нас проблема.

— В чем дело? — Волк поднял пальцы, чтобы призвать ветра.

Идущий По Облаку указал на дубы. Люди привязали себя к толстым стволам.

— Как они туда попали? — Волк быстро оглядел три Руки секаша, рассредоточенные по пустырю.

Идущий По Облаку покраснел от смущения. — Мы… мы проверили их и установили, что они не Они. Они были безоружны.

На самом деле у них был плакат, на котором было написано «Спасем дубы». Волк слышал о подобной форме сумасшествия, но в реальности никогда не видел. Как они так быстро организовались?

— Мы не поняли, что они не были частью команды рабочих, — закончил доклад Идущий По Облаку. — Поэтому мы позволили им пройти. Что нам с ними сделать?

Волк не до конца доверял способности своих секаша решить эту проблему, не используя мечей. Он не хотел смерти мирных демонстрантов. — Вызовите Призрачную Стрелу — ему помогают люди ЗМА. Пусть они пошлют полицию и арестуют этих людей.

Ковингтон ждал, как будто ему было нужно что-то еще. Волк повернулся к нему.

— Я не знаю, что делать с Они, — продолжил их разговор Ковингтон. — Вы знаете их обычаи?

— Мне говорили, что во времена изобилия они кормят телами своих мертвецов своих собак, — сказал Волк. — Во времена голода, они едят и своих мертвых и своих собак.

— Я не верю, что это правда. Это один из видов больной пропаганды, которые всегда порождаются войной.

— Эльфы не лгут. — Волк сделал паузу, чтобы оценить пространство, которое он прошел. Он посчитал, что одна часть пустыря была достаточно большой, чтобы дредноут смог с легкостью приземлиться, даже при сильном ветре. Другие части, однако, были обманчиво малы — им следует каким-то образом пометить эти участки.

— Все лгут. — Ковингтон этими двумя словами продемонстрировал величайшую силу и слабость человеческой расы. Они способны смотреть на что угодно, и воспринимать это как люди. Это давало им великую способность сочувствовать, но также мешало им воспринимать других существ беспристрастно.

— Наше общество основано на слепом доверии, — заявил Волк. — Ложь для нас неприемлема.

Но Ковингтон не мог этого понять. Возможно, для него это было слишком сложно, чтобы постичь. Необходимость в правде происходила от всего, связанного с их бессмертием, от их хрупкой памяти, от древних корней кланов, от взаимосвязанности в их каждодневной жизни. Хотя Тинкер, кажется, понимала это до мозга костей.

— Поступите с Воробьихой так, как вам будет удобно. — Волк знал, что Ковингтон, будучи верен своей человеческой природе, будет обращаться с ней с уважением, но по незнанию обречет мертвую эльфийку на ужасы бальзамирующей жидкости, гроб, и могилу, вместо открытого неба. — Спросите ЗМА о том, что делать с телами Они. Знайте, что их тел будет больше. Намного больше.

* * *

Дедушка Тинкер всегда говорил, что планировать нужно любые действия, от выпекания пирога до захвата мирового господства. Он посвятил ее в подробности управления проектом параллельно с обучением постановке экспериментов и математическим действиям. Годы спустя, она нашла этим навыкам хорошее применение, от основания собственного дела на свалке в возрасте четырнадцати лет, до срыва вторжения армии Они с помощью лишь собственного ума и одного невооруженного секаша.

Воистину замечательная вещь, связанная с концентрацией на сложном проекте состояла в том, что не оставалось времени думать о посторонних и лишних вещах вроде свадебных обычаев эльфов. Одни только попытки «осушить» источник магии из холодильника потребовали творческого подхода к просеиванию мусора в поисках запасных частей и партизанских вылазок по городу в поисках рабочих. Она сконструировала четыре аварийных помпы, которые использовали электромагниты для откачки магии в стальные бочки, заполненные намагниченными железными опилками. К сожалению, бочки медленно пропускали магию обратно, поэтому пришлось заставить их вращаться, чтобы они находились в другом месте, пока не становились магически инертными. В то время как сифоны находились внутри морозильника, бочки она установила снаружи, поэтому для замены их не было нужды заходить в запертое помещение. Стены казались достаточно твердыми — для уверенности следовало бы проверить архитектурные чертежи, но усиление двери уж точно ничему не повредит.

Чем больше она задумывалась о мерах безопасности, тем меньше она была уверена, что это хорошая идея. Ее проект, однако, продвигался уже за пределами ее возможностей остановить его. Работники «Рейнольдса» разыскивали чертежи и укрепляли дверь плитами, ЗМА послала тягач к дому Лейн, дюжина поспешно рекрутированных эльфов собирались, чтобы помочь с перемещением дерева, а она раздавала обещания, как конфеты на Хеллуин.

Опять возникает вопрос: зачем она это делает? Была ли единственной причиной та чушь из ее сна? Или на самом деле она сосредоточилась на дереве, чтобы не иметь возможности обдумать возможность того, что Тулу сказала правду?

Из опасения, что она сожжет что-нибудь из ее компьютерного оборудования, она пользовалась низкотехнологичными способами управления проектом. Устроившись на краю грузовой эстакады, она написала на листе бумаги слово «доми» и затем медленно нарисовала окружность вокруг него, а затем еще одну, пока ее мысли крутились вокруг этого вопроса.

Без вопросов, она была доми Ветроволка — это подтвердила сама королева. Тинкер предположила, что «доми» значит «жена»; и долгое время она просто переводила это слово таким образом. Позже, у нее появилось ощущение, что значения этих слов не совпадают. И Ветроволк никогда не использовал английское слово «жена» или «женат». Он подарил ей некоторое количество бобов, жаровню и отметку dau. Она потерла этот знак между бровями, ощущая легкую разницу в строении кожи под голубым глифом. Что же это был за свадебный обряд, черт бы его побрал? И ничего больше? Дьявол, даже когда Бенни, двоюродный брат Натана, зарегистрировал свой брак у мирового судьи, он все равно устроил после этого свадебное торжество. Наверняка эльфы хоть как-то должны праздновать свадьбу — так почему ничего не было?

Если слов «доми» не означало жену, то что оно означало? Она беседовала об этом с Мейнардом два месяца назад, и у нее создалось впечатление, что это слово означает, что она вышла замуж, но сейчас она не смогла припомнить точные слова, которые использовал Мейнард. Что она помнила точно, это то, как осторожно Мейнард пытался сохранить нейтральную позицию между мнениями людей и эльфов. Может быть, она слышала только то, что хотела услышать? Разумеется, для Мейнарда было бы гораздо удобней считать, что Ветроволк женился на Тинкер, а не похитил ее, чтобы сделать ее проституткой, с которой он вместе живет.

Но на самом дне ее души слышался тонкий голос, который называл ее возвеличенной шлюхой. Она не могла игнорировать то обстоятельство, что единственной вещью, которой она занималась вместе с Ветроволком, — это секс. Великолепный секс. Но жены занимаются не только этим, не так ли? Мать Натана и его сестры занимались бакалейным магазином, готовили для мужей еду, и мыли грязную посуду, однако для Ветроволка со всем этим справлялась Лимонное Семечко. Жены стирали грязную одежду — сестры Натана даже вели долгие споры о том, как лучше избавиться от пятен. Однако персонал прачечной возглавляла Одуванчик.

Даже не думая об этом, она провела две линии от слова «доми», написав на их окончаниях «жена» и «шлюха». Какую разницу это имело для нее? Она никогда не стремилась выглядеть «пай-девочкой», но в то же время, она всегда пренебрежительно относилась к женщинам, которые были либо слишком тупыми, либо слишком ленивыми, чтобы по-настоящему работать, и, для того, чтобы зарабатывать на жизнь, вместо мозгов использовали свое тело. Смогла бы она жить, если весь Питтсбург будет знать, что она — всего лишь возвеличенная шлюха?

Штормовая Песня присела на корточки рядом с ней, взяла из ее руки карандаш и, зачеркнув слова «жена» и «шлюха», написала «леди». — Это, доми, самое близкое по значению английское слово. Оно значит «та, что правит». Оно указывает на положение в кланах, обозначает ту, кто наблюдает за Домами, которые лояльны им, но не являются напрямую частью их Дома.

— Как анклавы?

— Да, все анклавы Питтсбурга поклялись в верности Волку Который Правит. Он выбрал людей, которые, как он посчитал, могут руководить, и поддержал основание их Домов. Это огромная работа — убедить людей оставить свои старые Дома и перейти в новый. Оставить Восточные земли, чтобы переехать в эту пустыню, поселиться вблизи странностей Питтсбурга… — Штормовая песня покачала головой и перешла на английский. — Ты ни хуя не представляешь, насколько эти люди верят Волку.[29]

— Так почему он выбрал меня? И почему эти люди меня слушают?

— Я думаю, что он видит в тебе величие, и любит тебя за это. А они верят ему.

— То есть, мне они на самом деле не верят?

— Ну, мы же эльфы. Нам нужно полдня, чтобы решить, хотим ли мы отлить.

— То есть… я не замужем за ним?

Штормовая Песня покрутила головой, прищурившись, пока сравнивала две культуры. — «Замужем» — самое близкое английское слово, но оно слишком… узкое… и простое.

— То есть «доми» — это понятие широкое и экзотическое… и для него не нужно особой церемонии?

Штормовая Песня кивнула. — Ага, что-то вроде того.

Внезапно с ревом в переулок свернул ховербайк. Штормовая Песня вскочила на ноги, ее рука дернулась к мечу. Пони остановил женщину-секаша, пробормотав:

Nagarou, — обозначив, таким образом, двоюродного брата Тинкер, Масленку, как «сына сестры отца» Тинкер.

Масленка объехал несколько столбов и спрыгнул на землю перед грузовой эстакадой, на которой сидела Тинкер.

— Эй! — окликнул ее Масленка, когда отключил двигатель ховербайка. — Ух ты! Ты только посмотри на себя.

— Сам ты эй! — Тинкер одернула платье, просто на случай, если мелькнет нижнее белье. Боги, как она ненавидела платья. — Спасибо, что пришел.

— Рад помочь, — он оперся грудью на высокую эстакаду. В детстве Тулу звала их лесными эльфами — небольшого роста, загорелые с головы до ног, и шаловливые — то есть такие, как люди думали, должны выглядеть эльфы. Но под его беззаботной улыбкой и летним загаром цвета грецкого ореха он выглядел усталым.

— С тобой все в порядке? — она легонько ткнула его под ребра большим пальцем ноги.

— Со мной? — усмехнулся он. — Это не на меня чуть ли не каждый день нападают чудовища.

— Фу, — она толкнула его снова, чтобы спрятать чувство вины за то, что заставила его волноваться за себя. — Уже почти… почти полдень? И на горизонте никаких чудовищ.

— Я рад, что ты меня позвала, — он протянул ей сложенную газету. — А то я бы волновался. Ты это видела?

«Это» оказалось историей на первой полосе газеты, озаглавленной истерическим «Принцессу покалечили». Вчера, когда Ветроволк нес ее через стоянку автомобилей, она не видела фотографа, но, похоже, он ее видел. Она откинулась на цементный пол. — Вот говнюк.[30]

Масленка слегка толкнул ее ногу, как бы ища чувство родства, которое они делили секунду назад. — Извини, мне не следовало тебе это показывать.

— Не ты делал фотографию, — лежание вызывало слишком приятные ощущения, как если бы она могла с легкостью уснуть. Она опять села и протянула руку за газетой. — Дай мне посмотреть, насколько все плохо.

В руках Ветроволка она выглядела маленькой, беззащитной и избитой, покрытой пугающим количеством крови. Подпись под картиной гласила: «Вице-король Ветроволк несет Вице-королеву Тинкер в безопасное место после того, как на нее и ее телохранителей напало огромное дикое животное».

— Что, черт возьми, значит «вице-королева»? — спросила она.

— Это жена вице-короля.

— Ох, — ну все, она замужем, раз об этом написано в газете. — Это до сих пор звучит странно.

— Вице-королева?

— Все это. Вице-королева, принцесса, жена, замужем. По каким-то причинам это кажется ненастоящим.

Она просмотрела статью. Странным было то, что хотя в долине были она и пять эльфийских воинов, вся информация шла из человеческих источников. В газете были указаны ее возраст и старый адрес, но указано только английское имя Штормовой Песни, а не ее полное эльфийское, звучавшее как Linapavuata-watarou-bo-taeli, что означало Поющая Буря. И секаша были обозначены как «королевские телохранители». Случилось ли это потому, что журналист не говорил по-эльфийски, или потому, что эльфы не любят говорить о себе? Она не выяснила ничего, кроме того, что новости имели очень человеческий взгляд на вещи. Странно, что раньше она этого не замечала.

— Даже после того, как прошло столько времени, ты не чувствуешь себя замужней женщиной? — спросил Масленка.

Она громко хмыкнула и вновь пихнула его пальцем под ребра. — Нет. Не особенно. И уж точно этому не помогает то, что Тулу распространяет слухи, что я такой не являюсь.

— Правда? Зачем?

— Кто знает, почему эта чокнутая полуэльфийка делает что-либо? — Тинкер не знала, что было хуже: то, что Тулу считалась экспертом по эльфийской культуре, или то, что люди, к которым Тинкер была привязана, почти все делали покупки в основном магазине Тулу. Ее ложь может распространиться от Маккис-Рокс как вирус, с уверенностью в достоверности, о которой может только мечтать газета Питтсбург Пост.

— Черт, — продолжила она. — Это похоже на ситуацию за три дня до того, как я вообще выяснила, что вышла замуж — я даже не помню, что сказала, когда он сделал мне предложение.

— Он хорошо с тобой обращается? — спросил Масленка. — Он не кричит на тебя? Ругает тебя? Пытается заставить тебя чувствовать себя дурой?

Она пнула его немного сильнее. — Он добр ко мне. И обращается со мной как с принцессой.

— Ой! — он отскочил назад, смеясь. — Ладно, ладно. Я просто не хочу, чтобы тебя обижали, — он стал серьезным и тихо добавил. — Мой отец всегда ждал, пока мы не останемся дома одни.

Его отец в пьяной ярости забил его мать до смерти. Когда Масленка приехал, чтобы жить с ними, он был черным и синим от синяков с головы до колен, и вздрагивал при виде поднятой руки.

— Ветроволк не такой, как твой отец, — она попыталась не сердиться на сравнение: Масленка просто волновался за нее. — Помимо всего прочего, он на чертову уйму лет старше, чем твой отец.

— А это хорошо?

Тинкер без всякой задней мысли прищелкнула языком в эльфийском эквиваленте пожимания плечами, а затем осознала, что она сделала. — Эльфы имеют настолько больше терпения, что я просто не могу себя такой представить. Ветроволк перевез свой Дом Питтбург, чтобы сделать меня счастливой, потому что для них прожить здесь пару десятилетий — это ничто.

— Хорошо.

— А теперь ты мне поможешь с этим деревом? — спросила она.

— Я подумаю над этим, — шаловливо усмехнулся он.

Загрузка...