Волк который правит (неоф. перевод)

Глава 1: ПРИЗРАЧНЫЕ ЗЕМЛИ

Существуют ошибки, которые нельзя описать словом «Ой».

Тинкер стояла на мосту Джорджа Вестингхауза. Позади нее был Питтсбург и его шестидесятитысячное население, которые теперь навсегда застряли на Эльфдоме. Под ней лежала загадка, которая когда-то была Черепашим ручьем. Голубой туман заполнял долину: воздух мерцал странными искажениями. Сама земля была калейдоскопом вероятностей — эльфийский лес, дома Они, завод авиатормозов Вестингхауза — соединенные вместе изломанные куски различных измерений. И в этом была виновата она.

Долина лишилась всех цветов, кроме слабого голубого налета, что делало ее очертания иллюзорными. Возможно, пространство было слишком нестабильным, чтобы отражать весь спектр дневного света — а возможно весь спектр света не был способен пройти через… через… она не могла подобрать название.

Разрыв пространства?

Тинкер решила, что это название не хуже прочих.

— Эти Призрачные земли — что они такое? — задал вопрос ее эльфийский телохранитель Пони. Он говорил на разговорном эльфийском. «Призрачные земли», однако, прозвучали на английском, означая, что термин создал человек. Несомненно, призрачный вид долины вполне ему соответствовал.

«Может быть, «разрыв пространства» было и не лучшим названием происходящего».

На фут[4] выше, Пони выглядел успокаивающей стеной тяжело вооруженных и магически защищенных мускулов. Его истинное имя на эльфийском звучало как Waetata-watarou-tukaenrou-bo-taeli, что значило примерно Штормовой Конь, Бегущий Галопом По Ветру. Его эльфийские друзья и семья звали его Маленькая Лошадь, или tukaenrou-tiki, что все-таки было слишком длинно. Он назвал ей свое английское прозвище, когда они встретились, и только недавно она поняла, что это был первый поступок друга.

— Я не знаю, что здесь происходит. — Тинкер провела рукой по своим коротким темным волосам, захватила горсть и в раздражении дернула, как будто стремясь вырвать клок. — Я создала резонанс между вратами, которые я построила и теми, что находятся на орбите. Они должны были разнести друг друга на части. Что и произошло.

По крайней мере, она была твердо уверена, что это случилось. Что-то падало с неба прошлой ночью, устроив огненное шоу. Поскольку на орбите Эльфдома было только горстка маленьких спутников, можно с уверенностью поставить на то, что она каким-то образом сбила гиперфазные врата с орбиты Эльфдома.

— Это… не то, чего я ожидала. — Она подразумевала все произошедшее. То, что врата превратились во множество осколков космического мусора, и выжгли пепелище на земле. То, что Черепаший ручей превратился в Призрачные земли. То, что Питтсбург застрял на Эльфдоме.

Даже «мне очень жаль» не вполне подходило.

А что случилось с армией Они на Онихиде, готовой к вторжению на Эльфдом через ее врата? С Они, замаскированными под людей, которые работали над вратами вместе с ней? И с Рики — тенгу, который ее предал?

— Вернется ли «это» к прежнему виду? — спросил Пони.

— Я думаю, да, — вздохнула Тинкер, отпустив волосы. — Не могу представить, что все останется в таком нестабильном состоянии, — по крайней мере, она на это надеялась. — Второй закон термодинамики и все такое.

Пони издал тихий оптимистический звук, как если бы он был уверен в ее уме и в решении проблемы. Иногда его вера в нее даже пугала.

— Я хочу подойти поближе. — Тинкер осмотрела близлежащие склоны холмов в поисках безопасного пути вниз к нижней части долины. В Питтсбурге не все было так прямо, как казалось. Эта территория была по большей части заброшена, вероятно, не без «помощи» Они, чтобы держать людей подальше от своего тайного убежища. Четкая дугообразная линия Края, отмечавшая, где кончался Питтсбург и начинался настоящий Эльфдом, была смазана наступающим эльфийским лесом. Поросль Железных деревьев смешанных с колючим кустарником — эльфийских деревьев, столкнувшихся с земными сорняками — сформировали дремучую непроходимую чащу. — Давай найдем путь вниз.

— Благоразумно ли это, доми?

— Мы будем осторожны.

Она ожидала новых доводов, но он лишь прищелкнул языков в эльфийском эквиваленте пожатия плеч.

Пони перегнулся через перила поста: заклинания, вытатуированные на его руках в стиле кельтских узлов, выполненные голубой краской цвета клана Ветра, пошли рябью, когда под кожей задвигались мускулы. Горячий ветер играл кончиками блестящих черных волос, выбившихся из его косы. Одетый в его обычный нагрудник из чешуи виверны, черные кожаные штаны и блестящие сапоги по колено, Пони, казалось, не замечал жары середины августа. Он выглядел таким же сильным и здоровым, как обычно. Во время их побега Они почти убили его. Ей принесло некоторое успокоение, что хотя бы ему она вреда не причинила.

Пока они выздоравливали, она вытерпела бесконечную очередь посетителей с перерывами в виде наркотического сна, что дало ей цельный опыт ощущения сюрреалистического ночного кошмара. Каждый приходивший приносил подарки и рассказы о Черепашьем ручье, пока ее комната в больнице и ее любопытство не переполнились.

Благодаря ее новой эльфийской способности к регенерации, она поправилась гораздо быстрее, чем когда она была человеком: этим утром она проснулась, чувствуя себя достаточно хорошо для того, чтобы произвести исследования. К ее унынию, Пони настоял на том, чтобы привести еще четверых секаша, доведя их число до полной Руки.

Да, да, это конечно было благоразумно, учитывая то, что они не имели понятия, сколько Они пережило «растворение» Черепашьего ручья. Тем не менее, ее охватывал приступ клаустрофобии от постоянного присутствия орды людей, присматривающих за ней: сначала эльфы, потом Они, и сейчас опять эльфы. Когда она работала на свалке — месяцы назад — целую жизнь назад — она привыкла проводить дни, не видя никого, кроме своего двоюродного брата Масленки.

Как вице-король, ее муж — Волк Который Правит Ветром, или Ветроволк, имел под своим началом двадцать секаша. Пони выбрал из этих двадцати четверых, наиболее ей понравившихся, чтобы сформировать Руку. Необычно выглядевшая Штормовая Песня — ее вызывающе короткие волосы сейчас были окрашены в голубой цвет — действовала как Щит вместе с Пони. Досадно, но, похоже, существовало некое тайное правило секаша — только один Щит мог проявлять индивидуальность в любое время. Штормовая Песня стояла в нескольких футах позади, молчаливая и внимательная, полностью в режиме телохранителя, в то время как Пони разговаривал с Тинкер. Было бы гораздо легче притвориться, что секаша не охраняют ее, если бы они не имели столь очевидный «рабочий вид».

Проверив мост, трое других секаша, которые назывались Клинками, сейчас обследовали пространство вокруг. В данный момент Пони сигнализировал им, используя особые жесты секаша, которые назывались Языком клинков. Дождевая Лилия, старшая среди Клинков, подтвердила получение сигнала — сейчас Тинкер более-менее это поняла — и просигнализировала что-то еще.

— Что она сказала? — Тинкер точно нужно было обучиться понимать «радио» этих парней. Она ненавидела спрашивать, что происходит: до недавнего времени, она всегда знала больше чем кто-либо еще.

— Они нашли что-то, что ты должна увидеть.

Полиция натянула желтую ленту поперек улицы, в попытке оцепить долину: сейчас лента зловеще шелестела на сильном ветру. Проскочив под лентой, Тинкер и ее Щиты присоединились к остальным. Правило одной индивидуальности распространялось и на Клинков; в разговор вступила только Дождевая Лилия. Идущий по Облаку и Маленькая Цапля рассредоточились, изучая окружающую местность в поисках возможных угроз.

— Мы нашли это посреди дороги, — Дождевая Лилия держала в руках большой белый водонепроницаемый конверт. — Приношу извинения, мы должны были проверить его на наличие ловушек.

На конверте были указаны все возможные варианты ее имени: Александер Грэхэм Белл, «Тинкер», написанные по-английски, и, наконец, указанное эльфийскими рунами «Тинкер из клана Ветра». Секаша уже разрезали его, проверили содержимое и положили все на место. Тинкер раскрыла конверт и заглянула внутрь; в нем находился старый мп3-плейер и записка на английском.

«Я очень раскаиваюсь в том, что сделал. Я сожалею, что причинил вред вам обоим. Жаль, что я не смог сделать все по-другому. Рики Шоджи»

— Ну да, конечно. — Тинкер усмехнулась, скомкала записку и отшвырнула ее. — Как будто это все исправит, чертова ворона.

Она хотела было выбросить и плейер, но он не принадлежал ей. Масленка одолжил его Рики. За месяц, который она находилась в Аум Ренау, Масленка и Рики стали друзьями. Или, по крайней мере, так считал Масленка, так же как он думал, что они оба были людьми. Хотя на самом деле Рики был лживым шпионом Они, оснащенным птичьими ступнями и магическими втягивающимися вороньими крыльями. Он втерся к ним в доверие только для того, чтобы похитить Тинкер. Она сомневалась, что Масленка хотел бы получить плейер обратно — сейчас, когда он знал правду; он был бы постоянным напоминанием о том, что доверчивость Масленки чуть не стоила Тинкер жизни. Но она не имела права решать за него.

Она запихнула плейер в самый глубокий карман ее плотницких джинсов. — Пошли дальше.

Ярость тлела внутри нее, пока они не подошли ближе к разрыву пространства. Тайна Призрачных земель углублялась, прогоняя ее гнев. Кромка голубизны сначала казалась неровной, но затем, когда она наклонилась, чтобы изучить ее ближе, она обнаружила что эффект имел сходство с водой, и что зубчатая кромка строго повторяла возвышенности земли, как вода — берег пруда. Несмотря на августовскую жару, в тенях собрался лед. На таком малом расстоянии, она могла слышать странный фоновый шум, непохожий на бульканье реки.

Она нашла длинную палку и ткнула ей в землю голубого оттенка; земля медленно поддалась, как толстый слой грязи. Она прошлась вдоль «берега», проверяя разрозненные куски трех миров, находящиеся в пределах досягаемости ее палки. Земной пожарный гидрант. Здание с Онихиды. Эльфийское железное дерево. Хотя они выглядели твердыми, все, что находилось внутри зоны разрушения, было иллюзорным, поддаваясь при сильных тычках ее палки.

Пони напрягся в тревоге, когда она — осмотрев палку в поисках повреждений и убедившись, что та осталась такой же целой, как была — вытянула свою руку через границу.

Как это ни странно, в воздухе вокруг руки ощущалось сопротивление — как если бы Тинкер высунула руку в окно движущейся машины. Воздух становился холоднее по мере того, как она опускала руку. Чувство мурашек по коже было таким сильным, что она сделала над собой усилие, чтобы действительно коснуться грунта.

Ощущение было таким, как будто она засунула голую руку в снег. Промороженная грязь поддавалась под пальцами. Через секунды, мороз стал причинять боль. Она выдернула руку обратно.

— Доми? — Пони подошел к ней ближе.

— Я в порядке. — Тинкер обхватила свою правую руку левой. Пока она стояла, дуя на свои покрасневшие от холода пальцы, она внимательно оглядывала Призрачные земли. Она ощущала магию с помощью своих новых чувств домана, но обычно — как сильный электрический ток — магии сопутствовала жара. Был ли за присутствие холода ответственен эффект «перехода»? Наличие магии, однако, могло бы объяснить то, почему пространство вокруг было нестабильльно до настоящего времени — именно магия поддерживала то воздействие, которое произвело разрушение врат. Если ее теория была верна, то, как только окружающая магия истощится, прекратится и ее влияние, и окружающая местность опять вернется в состояние твердой земли. Единственным вопросом была скорость истощения.

Пони поднял камень и запустил в сторону возмущения, закрутив при броске. В тех местах, где рикошетом ударялся камень, возникала слабая рябь. Три раза ударившись о «грязь», он остановился примерно в тридцати футах. С минуту камень полежал на поверхности, а затем, медленно, но заметно, стал тонуть.

Пони озадаченно хмыкнул. — Почему не тонет все остальное?

— Я думаю… что оно находится в одном и том же месте, которое не совсем здесь, но и не совсем где-то еще… Или оно находится везде сразу. Деревья стабильны, поскольку для них земля под ними так же стабильна, как и они сами.

— Как лед на воде?

— Хмм. — Аналогия вполне подходила, поскольку она не была уверена, что права. Они пробирались вокруг «берега», хотя холмистый ландшафт затруднял это. Сначала они находили участки мощеной дороги или срезали путь через брошенные строения, что было легче. Постепенно, однако, они продвинулись с территории перенесенного Питтсбурга непосредственно на Эльфдом.

На берегу ручья, замерзшего в местах, где он пересекался с эффектом разрыва пространства, они обнаружили погибшую черную иву, свалившуюся набок, и широкий след взбитой грязи, оставленный другой ивой, переместившейся на север.

Пони внимательно оглядел сумрачный эльфийский лес, выискивая взглядом плотоядное дерево.

— Мы должны быть осторожны. Оно наверняка все еще где-то поблизости. Быстро они перемещаться не могут.

— Интересно, что убило этот экземпляр. — Тинкер ткнула палкой в вытянутые ноги-корневища, которые частично находились в разрыве пространства. Иней, как морозный ожог, засыпал широкий крепкий ствол. В остальном дерево казалось неповрежденным: мягкая грязь и плотный кустарник на берегу ручья смягчили его падение, так что ни одна из ветвей и хватательных щупалец не были сломаны. — Лейн бы понравилось неповрежденное дерево, — ксенобиолог часто жаловалась, что единственными образцами, которые она смогла изучить, были либо неходячие саженцы, либо взрослые деревья, разделанные на куски, чтобы обеспечить их безвредность. — Жаль, что я не могу как-нибудь передать ей этот образец.

Следы обоих деревьев, как заметила Тинкер, начинались в Призрачных землях. — Было ли дерево за пределами разрыва пространства в момент взрыва — или оно погибло, после того, как достигло стабильной земли?

— Одолжи мне один из твоих ножей. — Тинкер использовала нож, который протянул ей Пони, чтобы сделать отметки на молодом железном дереве. — Я хочу иметь возможность отследить скорость истощения магии. Может, существует способ ускорить его.

— Одна зарубка на каждый фут, на который дерево отстоит от призрачных земель? — угадал ее систему Пони.

— Точно, — она уже собралась двинуться к следующему дереву, но он протянул руку за своим ножом. — Что?

— Я бы предпочел, чтобы ты держалась подальше от края, — он ждал с неумолимым видом горного ледника, чтобы она вернула ему нож. — Как ты себя чувствуешь, доми?

Ага, вот он, источник его внезапной заботливости. Должно пройти много времени, прежде чем она сможет загладить то, что она переоценила свои возможности в ночь сражения. Вместо того чтобы тихо пойти в госпиталь, она бродила вокруг, занималась любовью и делала другие глупости — и, как итог, упала плашмя, ударившись лицом. Ему явно пришло в голову, что если она опять расквасит нос, то сгинет в Призрачных землях.

— Я в порядке, — уверила она его.

— Ты выглядишь усталой, — он рубанул следующее деревце, и, как, она вынуждена была признать, сделал отметки четче, различимей, чем это получалось у нее, лишив последнего шанса поспорить с ним.

Она издала недовольный звук. Вообще-то, она полностью выдохлась — последние два дня ее сон постоянно нарушали кошмары. Но признаваться ей не хотелось; в этом случае секаша могли просто подойти и утащить ее обратно в больницу. Это была еще одна проблема, связанная с наличием пятерых секаша — спорить со всеми было гораздо сложнее, особенно в связи с тем, что каждый из них был на фут ее выше. Иногда она ненавидела свой пятифутовый рост. Находясь рядом с ними, у нее было ощущение, что ее окружили тяжеловооруженные деревья. Даже сейчас Штормовая Песня пристально ее изучала.

Я — просто — думаю, — она изобразила на лице то, что, как она надеялась, выглядит как глубокие раздумья. — Это очень сложная задача.

Пони купился, поскольку он доверял ей, возможно, больше, чем следовало. Штормовую Песню ее слова явно не убедили, но она промолчала. Они продолжили путь, делая отметки на молодых деревьях.

При наличии проблемы в виде неизвестного числа Они, рассеянных в лесу, а также находящихся в замаскированном виде среди жителей Питтсбурга, Волк не хотел разбираться еще и с вторжением в частную жизнь его доми, но это должно быть пресечено до того, как в Питтсбург прибудет представитель Королевы. Поскольку все запросы по человеческим каналам успеха не имели, пришло время заняться этим делом самому.

Волк ворвался через взломанную дверь дома фотографа, его раздражение сменялось гневом. К сожалению, этот фотограф — правильным английским словом для него было «папарации», но Волк не знал точно, как склонять данное слово — явно намеревался затруднить дело настолько, насколько было возможно.

В течение последних двух недель люди Волка отработали ряд фальшивых имен и адресов, что в итоге привело их к узкому дому, стоящему в Окленде в ряду других домов, рядом с Краем. Здания по обеим сторонам улицы были превращены в офисы, в связи с их близостью к эльфийским анклавам. Хотя расовая принадлежность обитателей улицы была разнообразной, ближайшими соседями фотографа были китайцы. Собственники дома нервно наблюдали, как Ветроволк выломал дверь фотографа, но препятствовать не пытались. Судя по их замечаниям друг другу на мандаринском диалекте, они, во-первых, не знали, что Волк мог говорить и на нем тоже, а во-вторых, они не были удивлены его присутствием — и, похоже, считали, что фотограф получает то, что ему причитается.

Внутри дома, Волк начал понимать, почему они так считали.

Большую часть первого этажа за выбитой дверью занимала одна длинная узкая комната. Деревянные полы покрывала грязь, придавая когда-то белым стенам грязно-серый оттенок. На правой стене, контрастируя с неряшливым состоянием дома, находился видеоэкран, который показывал видеозаписи с участием его доми. Фильм был снят месяц назад, демонстрируя беззаботную, смеющуюся Тинкер, вместе с пятью женщинами-секаша из Дома Волка. Изображение было тщательно обработано и масштабировано, и давало полную иллюзию того, что зритель смотрел в большое окно, через которое виднелся личный фруктовый сад анклава Маковой Лужайки, находившийся во внутреннем дворе. Совершенно очевидно уверенная в отсутствии любопытных глаз, Тинкер раскинулась в своем пеньюаре, во всей своей естественной сексуальности.

Волк видел цифровые фотографии Тинкер в видеосалоне, но не думал, что было что-то еще. Судя по куче картонных коробок, это было далеко не все. Он резко раскрыл одну из коробок и обнаружил DVD, озаглавленные: «Принцесса в экстазе» ХХХ.

— Где он? — прорычал Волк, обращаясь к своему Первому, Призрачной Стреле.

Стрела показал головой наверх, в направлении лестницы. — Там еще хуже.

На втором этаже, за скрипящей деревянной лестницей, располагалась большая, забитая мебелью комната. Маскирующий экран покрывал единственное окно, демонстрируя снаружи глухую кирпичную стену. Сквозь щель в экране смотрела камера на треноге, направленная в сторону анклавов. Настенная видеопанель в этой комнате проигрывала запись, сделанную этим утром, показывая хмурую Тинкер, сидящую в одиночестве под персиковым деревом; солнечные пятна двигались по ее телу.

Волк повернул камеру и искусственный интеллект устройства передвинул изображение Тинкер в угол экрана, переключившись на текущее изображение, и начал показывать приближающими линзами анклав Маковой Лужайки, где сейчас жил Дом Волка. Линзы не только обеспечили четкий вид на балкон через высокую каменную стену владения, но также показывали, что происходило в окнах всех строений, от главного дома до гаража. В одной из спален гостевого крыла горничная из персонала анклава меняла белье; компьютер распознал гуманоидную форму и увеличил изображение, пока оно не заполнило экран. Окно было открыто, и микрофон улавливал ее пение.

— …Я не сделал ничего противозаконного, — говорил по-английски мужчина в соседней комнате. — Я знаю мои права! Я защищен договором.

Волк вошел в соседнюю комнату. Его секаша выбили дверь, чтобы войти. Единственным предметом мебели в ней была кровать с разобранной постелью, вонявшей застарелым потом и сексом. К дальней стене секаша прижали маленького мужчину, похожего на крысу.

Настенный экран показывал его доми, двигавшуюся по их спальне в анклаве Маковой Лужайки, медленно освобождаясь от одежды. «Ты хочешь этого?» — раздался ее чуть хрипловатый голос. Волк помнил этот день, не единожды он прокручивал его в памяти, как последнюю память о ней, когда думал, что потерял ее навсегда. «Не торопись, у нас много времени».

Она уронила последний лоскут одежды на пол, и камера приблизилась, чтобы показать все ее тело. Волк прорычал команду ветру и швырнул его силу на стену. Раздался гул, дом содрогнулся от толчка, и настенный экран стал черным. Но звуковая часть продолжала проигрываться: Тинкер издала негромкий стон наслаждения.

— Эй! Эй! — закричал по-английски мужчина. — Да вы представляете, сколько это стоит? Вы не можете просто врываться сюда и громить мои вещи. У меня есть права…

— У тебя были права. Они отменены. — Волк вернулся на балкон и ногой сбил камеру с треноги. Экран показал неразбериху бликов, пока камера кувыркалась в воздухе. Когда она ударилась о тротуар, она рассыпалась на мелкие нераспознаваемые осколки, и экран вернулся к проигрыванию записи Тинкер в саду.

— Уберите людей из близлежащих зданий, — приказал Волк на разговорном эльфийском. — Я собираюсь их разрушить.

Видимо, мужчина понимал эльфийский, потому что раздался его крик: — Что?! Вы не можете этого сделать! Я вызвал полицию! Вы не имеете права этого делать! Это Питтсбург! У меня есть права!

Как будто вызванная его словами, суматоха внизу возвестила прибытие полиции Питтсбурга.

— Не двигаться, полиция! — рявкнул мужской голос по-английски. — Положите оружие.

Волк почувствовал, как секаша внизу активировали их щиты, ощущение магии ударило по его чувствам. Укус Клинка что-то тихо и быстро говорил на Высоком эльфийском.

— Naekanain, — крикнул по-эльфийски с сильным акцентом кто-то другой — Я не понимаю — в то время как первый повторил по-английски. — Положите оружие!

Волк выругался. Очевидно, полицейские не говорили по-эльфийски, а его секаша не понимали английский. Волк призвал ветра и создал щит, перед тем как пойти к лестнице.

Около входной двери стояли двое полицейских в темно-синей униформе, направив пистолеты на секаша, которые, в свою очередь, вытащили свои ejae. Оба полицейских выглядели как люди, но с учетом проблемы Они, внешний вид мог быть обманчивым. Оба были достаточно высоки, чтобы быть воинами Они. Замаскированные воины предпочитали рыжий цвет волос, в то время как один полицейский был блондином, второй — шатеном. Блондин махнул левой рукой, как бы пытаясь удержать и своего напарника и эльфов от немедленной агрессии.

— Naekanain, — повторил блондин, затем добавил, — Pavuyau Ruve. Черновский, остынь. Это личная охрана вице-короля.

— Я, знаю, блядь, кто они, Боуман.[5]

— Если вы знаете это, — сказал Волк, — тогда вы знаете, что они имеют право идти туда, куда я хочу, и делать то, что я хочу, чтобы они сделали.

Боуман мазнул по нему взглядом, затем вернулся к секаша. — Вице-король, прикажите им положить оружие.

— Они сделают это, только если это сделаете вы, — заявил Волк. — Если вы не забыли, мы в состоянии войны.

— Но не с нами, — прорычал Боуман.

Черновский ухмыльнулся, что расстроило Волка, так как он надеялся решить вопрос без крови.

Они жили в Питтсбурге, замаскированные под людей, много лет, — сказал Волк. — Пока мы не будем уверены, что вы не Они, мы будем действовать так, как будто вы ими являетесь. Опустите оружие.

Воуман обдумал с минуту это требование, изучая секаша с таким видом, как будто он решал, насколько возможно то, что он и его напарник смогут справиться с охраной Волка. Волк не был уверен, были ли колебания Боумана обусловлены переоценкой своих возможностей, либо полным игнорированием возможностей секаша.

Наконец, Боуман медленно убрал свой пистолет в кобуру. — Давай, Черновский. Убери оружие.

Другой полицейский показался Волку знакомым, хотя он не знал, почему; он редко контактировал с полицией Питтсбурга. Волк внимательно оглядел двух мужчин. В отличие от эльфов, которые легко отличали клан каждого, людям нужны были значки и нашивки, чтобы различать друг друга. Темно-синяя униформа полицейских несла на себе наплечные нашивки и золотые значки на груди, идентифицируя владельцев как сотрудников полиции Питтсбурга. Латунная пластина на груди Боумана гласила: «Б. Педерсен». Пластина Черновского была менее понятной, имея только инициал «Н».

— Я тебя знаю, — сказал Волк Черновски.

— Надеюсь, что да, — заявил полицейский. — Ты забрал у меня женщину, которая собиралась выйти за меня замуж. Ты изменил ее расовую принадлежность. Ты можешь думать, что выиграл, но я ее верну.

Сейчас Волк его узнал — это был тот Натан, который рассердился на него, когда Волк забрал свою доми с ярмарки. Волка отвлекла униформа: он не думал, что этот человек был полицейским. На ярмарке Черновский вел себя как пес, защищающий кость. Даже когда Тинкер несколько раз заявила, что она уходит с Волком, Черновский цеплялся за нее, не отпуская.

— Тинкер не вещь, которую можно украсть, — сказал ему Волк. — Я незабирал ее. Она выбрала меня, а не тебя. Сейчас она моя доми.

— Я видел видеокассету. — Натан кивнул на открытый ящик с футлярами DVD. — Я знаю, кто она сейчас, но мне все равно. Я все еще люблю ее и верну ее.

— Какая, на хуй, разница?[6] — заорал этот трижды проклятый фотограф за спиной у Волка. — Все это не дает права этим длинноухохим королевским уродам ломать мою дверь и крошить мои вещи. Я американец, и плачу налоги! Они не могут…

Раздался громкий звук от падения, когда фотографа отшвырнуло на сломанную стенную панель. Это заставило его замолчать.

— Сэр, не могли бы вы отойти? — Боуман начал осторожно подниматься по лестнице, прежде чем Волк ему ответил.

Он отодвинулся, чтобы пропустить полицейских.

Полицейские обозрели выбитое окно, видеозапись Тинкер в саду, выбитую дверь, разбитый видеоэкран, сейчас запятнанный кровью, и папарацци с разбитым носом в руках Темного Урожая.

— Как раз вовремя, — закричал фотограф. — Уберите от меня этих громил!

— Пожалуйста, отойдите от него, — сказал Боуман Урожаю, опустив руку, и положив ее на кобуру. Он повторил приказ на плохом эльфийском. — Naeba Kiyau.

— Он будет арестован. — Волк хотел прояснить дальнейшую судьбу фотографа, прежде чем передать его полицейским. — А живущие в этих зданиях будут эвакуированы, чтобы я мог их уничтожить.

— Вы не имеете права этого делать. — Боуман достал наручники. — В соответствии с договором…

— Договор не имеет юридической силы. Сейчас я являюсь законом в Питтсбурге, и я заявляю, что это человек будет заключен пожизненно, а эти здания будут разрушены.

— Хер тебе,[7] — выплюнул слова Черновский. — В Питтсбурге мы являемся законом, и ты виновен во взломе и незаконном проникновении, нападении и нанесении побоев, и я уверен, что смогу придумать что-нибудь еще.

Черновский потянулся к руке Волка, и внезапно три меча коснулись его горла.

— Нет! — крикнул Волк, спасая полицейского от смерти.

В тишине, которая внезапно заполнила дом, прозвучала запись голоса Тинкер:

«О боги, да, вот так, о, как хорошо»

Боуман перехватил Черновского, который с рычанием рванулся вперед. — Черновский! — Боуман толкнул его к стене. — Просто смирись с этим! Он богат и могущественен, и она с ним трахается.[8] Что из этого не имеет для тебя значения? Он катается на Роллс-ройсе и все эльфы Питтсбурга лижут ему пятки. Ты думаешь, какая-либо сука выберет тупого поляка вроде тебя, когда она может получить его?[9]

— Он может иметь, кого хочет. Она была моей.

— Ни хера она не была,[10] — проворчал Боуман. — Если бы ты хоть раз спал с ней, об этом знали бы все букмекеры Питтсбурга. Ты всегда проигрывал пари, Натан. Ты был слишком глуп для нее — и слишком туп, чтобы это осознать.

Черновский сверкнул глазами на напарника, потемнел лицом, но перестал сопротивляться, и встал прямо, тяжело дыша от ярости.

Боуман с минуту изучал своего напарника, прежде чем спросить: — Мы снова при деле?

Черновский кивнул и вздрогнул, когда запись голоса Тинкер донесла до них мягкий бессловесный стон наслаждения.

Боуман шагнул к разбитому видеоэкрану, что-то нажал и звук исчез. — Вице-король, нам это нравится не больше чем вам, но согласно международному праву, по договору, подписанному пять лет назад, этот подонок имеет право делать такие записи.

— Сейчас он находится под действием эльфийских законов, и то, что он сделал — непростительно.

— Ваш народ не имеет технологий, способных это делать, — махнул рукой на стену Боуман. — Значит, вы не имеете законов, регулирующих вопросы, касающиеся цифровых изображений.

Волк усмехнулся, услышав обычные человеческие увертки. — Почему вы, люди, придираетесь к правосудию по мелочам? Неужели вы не видите, что вы разрываете его на клочья, пока оно вообще не перестает иметь какое-либо значение? Есть правильное поведение, а есть неправильное. Это — неправильное.

— Я не имею прав решать, вице-король. Я всего лишь полицейский. Я знаю только человеческий закон, и, насколько я знаю, он все еще действует.

— Договор гласит, что любой человек, оставшийся на Эльфдоме во время Отключения, находится под действием эльфийской юрисдикции. Орбитальные врата разрушены, и Отключение теперь будет постоянным.

Лицо Боумана стало бесстрастным. — До тех пор пока мое начальство это не подтвердит, я должен действовать по обычным правилам, и я не имею полномочий арестовать этого человека.

— Тогда я казню его прямо здесь.

— Я могу посадить его в охраняемое помещение, — заявил Боуман.

— Если это охраняемое помещение означает маленькую камеру без окна, я готов пойти на это, — сказал Волк.

— Посмотрим, что мы сможем сделать. — Боуман направился к фотографу, чтобы надеть на него наручники.

Внезапно Волк почувствовал глубокую, но странно далекую вибрацию, как если бы была натянута и отпущена тетива лука, отразившись на его чувствах. Он узнал это ощущение — кто-то поблизости взывал к силе магических камней клана Ветра. Волк подумал, что он и Тинкер были единственными домана клана Ветра в Питтсбурге — а он не учил Тинкер даже основным заклинаниям…

Когда вибрация повторилась, забирая силу камней, его наполнила холодная уверенность. Это могла быть только Тинкер.

Тинкер и ее секаша приблизились к дальнему краю Призрачных земель, опять попав в Питтсбург, но на противоположной стороне долины. Дорога взбиралась на крутой холм серией резких изгибов. Когда они пересекли треснувший тротуар, Штормовая Песня засмеялась и указала на предупредительный дорожный знак желтого цвета. Он изображал грузовик, готовый опрокинуться при резком повороте — обычный знак в Питтсбурге — но кто-то добавил к обозначению надпись.

— Что тут написано? — спросил Пони.

— Осторожно — грузовики-акробаты! — Перевела на эльфийский язык английский текст Штормовая Песня.

Остальные захохотали и продолжили движение, внимательно осматривая смешанный лес.

— Ты знаешь английский? — Тинкер поравнялась со Штормовой Песней.

— До последней ебаной буквы![11] — ответила Штормовая Песня с верной насмешливой интонацией, которая вполне подходила к такому глупому вопросу.

Удивленная Тинкер споткнулась и чуть не упала. Штормовая Песня поддержала ее за руку и взглядом предупредила ее быть осторожней. Большую часть времени, проведенного с секаша Ветроволка, Тинкер практиковалась в высоком эльфийском языке, до невозможности вежливом. Сейчас Штормовая Песня как будто сбросила сплетенную из слов маску.

— За последние двадцать с чем-то лет, я нажала каждую кнопку, какую могла, чтобы остаться в Питтсбурге, — продолжила Штормовая песня, — даже если это значило кланяться этой заносчивой суке, Воробьихе.[12]

— Почему? — Тинкер все еще спотыкалась. Многие эльфы впервые изучили английский в Англии во времена Шекспира, и имели забавный акцент, даже если они и исправили порядок слов в предложениях и выбор слов. Штормовая Песня говорила на правильном Pitsupavute, как будто этот язык был ей родным.

— Мне нравятся люди. — Штормовая Песня перешагнула одним длинным шагом через упавшее дерево и остановилась, чтобы предложить руку Тинкер — автоматический жест вежливости, который казался очень неуместным сейчас. — Им похуй, что могут подумать остальные.[13] Если они хотят что-то, что они считают подходящим для себя, их не волнует, что об этом подумает остальной ебаный мир.[14]

Тинкер удивила горечь в голосе воина. — А чего бы хотела ты?

— Я не была уверена, хочу ли я быть секаша, — она пожала плечами как человек, вместо того, чтобы прищелкнуть языком, как бы это сделал эльф. — Сейчас у меня сомнений нет. Ветроволк дал мне год, чтобы прочистить мозги. Мне нравится быть секаша. Так что у меня… как говорят люди… сложности с этим.

Это объясняло короткую стрижку, голубую окраску волос и легкий налет бунтарства, который в ней чувствовался.

Внезапно Штормовая Песня крутанулась влево, толкая Тинкер себе за спину и одновременно выкрикивая горловую команду для активации магических щитов. Через голубые татуировки на ее руках хлынула магия и вспыхнула мерцающим голубым светом, который окружил ее тело. Штормовая Песня выхватила свой меч из железного дерева и согнулась в стойке готовности.

Тут же другие секаша активировали свои щиты и выхватили мечи, сгрудившись вокруг Тинкер. Они внимательно осматривали окружающую местность, но пока ничего видно не было.

Они находились в ненаселенной части Края, где молодые железные деревья смешивались с земным лесом и колючим кустарником, образуя практически непроходимую чащобу. Они стояли на оленьей тропе, шириной в одного человека, извивавшейся между плотным подлеском. В какой-то момент все замолчали и замерли. Тинкер осознала, что даже птицы затихли; даже они не хотели привлечь внимание того, что испугало Штормовую Песню.

Пони сделал жест левой рукой на Языке клинков.

— Что-то собирается напасть, — прошептала Штормовая Песня на эльфийском, опять становясь секаша. — Что-то большое. Я не знаю, как скоро.

— Yatanyai? — Прошептал Пони слово, которое Тинкер не узнала.

Штормовая Песня кивнула.

— Что она видела? — прошептала Тинкер.

— То, что будет, — Пони махнул рукой, показывая, что они должны возвращаться путем, которым пришли. — У нас уязвимая позиция. Мы должны отступить к…-

Что-то огромное и извилистое как змея вырвалось из теней. Прежде чем Пони прыгнул между ней и монстром, Тинкер успела заметить чешую, шипастую голову, и пасть, полную зубов. Существо ударило Пони, швырнув его на землю, его щиты вспыхнули, поглотив силу удара. Оно рванулось к Тинкер, но на его пути уже была Штормовая Песня.

— Ну нет, не пройдешь! — женщина-секаша отразила попытку зверя жестоко укусить Тинкер. — Назад, доми, его привлекаешь ты!

Незаметным взгляду движением зверь сбил Штормовую Песню с ног, вцепившись зубами в ногу, щиты сверкнули как бриллиант, между его зубов. Клинки взмахнули мечами и закричали, пытаясь отвлечь тварь. Отпустив Штормовую Песню, существо прыгнуло, угнездившись высоко на стволе дуба. Когда оно замерло там, Тинкер в первый раз рассмотрела его полностью.

Оно было длинным и узким; двенадцать футов от носа до кончика хлещущего как бич хвоста. Несмотря на лохматую гриву, его шкура выглядела как кроваво-красная змеиная чешуя. С длинной шеей и короткими лапами, существо имело странные пропорции: голова казалась слишком большой для его тела, с мощной пастью, полной бесчисленными игольчатыми зубами. Вцепившись в ствол массивными когтями, оно шипело на них, оскалив зубы.

Его грива поднялась, как шерсть на загривке у собаки, и над зверем замерцал туман, словно волны тепла поднялись с горячего асфальта. Своими чувствами домана Тинкер ощутила присутствие магии, как будто по коже пробежало статическое электричество. Второй Клинок, Идущий По Облаку, выстрелил из пистолета. Пуля ударила в туман — вызвав вспышку в месте удара — и просто упала на землю. Тинкер почувствовала, как ощущение магии усилилось, когда кинетическая энергия пули перешла в энергию заклинания, подпитывая его.

— Это щит! — предупреждающе закричала Тинкер. — Попадания только усиливают его.

Штормовая Песня встала на ноги, подавив крик боли. — Бегите, я задержу его!

Пони поймал Тинкер за поднятую руку и частью понес, частью потащил ее через кустарник.

— Нет! — закричала Тинкер, зная, что если бы не вопрос ее безопасности, остальные бы не бросили одну из них.

— Доми, — Пони пытался заставить ее бежать быстрее. — Если мы не можем достать его, у нас нет шансов его убить.

Тинкер лихорадочно думала. Как можно причинить вред тому, кого ты не можешь достать, но кто может укусить тебя? Подожди-ка, может это и есть ответ! Она выхватила пистолет из кобуры Пони и резко вырвалась из его хватки. Здесь, под высокими железными деревьями, колючие кусты выросли высоко, и животные протоптали в кустарнике тропинки, больше похожие на тоннели. Нырнув вниз, Тинкер направилась обратно к раненой секаша, держа пистолет, казавшийся огромным в его руках. Шипы царапали ее голые руки и цеплялись за волосы.

— Тинкер доми! — кричал позади нее Пони.

— Его щит не прикрывает пасть! — заорала она в ответ.

Она вырвалась на открытое место, обнаружив Штормовую Песню, прижавшуюся к дереву и отчаянно отражавшую натиск зубов и когтей зверя. Тварь отбила в сторону ее меч и прыгнула, открыв пасть.

Тинкер закричала, привлекая его внимание, и нажала на спусковой крючок. Она вообще не целилась и пуля со свистом влетела в кусты, никуда не попав.

Когда зверь повернулся, чтобы встретить ее, и Штормовая Песня предупреждающе крикнула — бессловесный крик гнева, боли и страха — Тинкер осознала слабые стороны ее плана. Ей нужно было сунуть пистолет в пасть твари, перед тем как стрелять.

— Вот, блядство.[15]

Ощущение было такое, как будто ее ударил товарный поезд. Мгновение зверь бежал к ней, а затем все смешалось в дикой неразберихе темноты и света, пожухлой листвы, острых зубов и крови. Все застыло, когда зверь прижал ее к земле одним большим когтем. Затем тварь потянула — не через кожу или мышцы, а где-то глубже внутри, что-то неосязаемое, о существовании которого она и не подозревала. Через нее потоком хлынула магия — горячая и могущественная как электричество — кажущийся бесконечным поток непонятно откуда, направленный в монстра — а она была всего лишь каналом.

Пистолет она потеряла в суматохе. Она ударила зверя по голове, пытаясь сбросить его, пока магия лилась через нее. Массивная пасть сомкнулась на ее кулаке — и внезапно чудовище замерло — зубы твердо держали ее руку, но не прорывали кожу. Глаза твари расширились, как будто удивляясь, видя Тинкер под собой и руку в своей пасти. Она тяжело дышала, безмерно испуганная, пока магия продолжала проходить через ее кости и кожу. Ее рука казалась такой маленькой в пасти, полной зубов.

Над ней возник клинок меча, острие давило на щиты твари, направленное в ее правый глаз. Острие двигалось вперед медленно, как будто проходя через что-то реальное.

— Отойди от нее, — рычал Пони, всем весом давя на меч, мало-помалу проталкивая его через щит. — Сейчас же!

На какой-то момент они, казалось, завязли в янтаре — чудовище, Пони, она — удерживаемые на месте и неподвижные. Затем откуда-то сверху раздался высокий вибрирующий свист, взорвав янтарь. Тварь отпустила ее руку и отпрыгнула назад. Тинкер рванулась в другом направлении. Пони поймал ее, крепко обхватил свободной рукой, его щиты перетекли на ее тело, полностью ее окружив.

— Я ее держу! — крикнул он и двинулся назад, другие сомкнулись вокруг них.

Свист послышался снова, звук был таким резким и проникающим, что даже чудовище посмотрело наверх.

Кто-то стоял на мосту Вестингхауза, который соединял берега ручья, на таком расстоянии выглядя куклой. На фоне летнего синего неба, его фигура выглядела темным силуэтом — слишком далеко, чтобы различить, кто это был: человек, эльф или Они. Свист вибрировал и, сконцентрировавшись на звуке, Тинкер поняла, что он имел две ноты, соединенные вместе, и звучавшие резким диссонансом.

Монстр потряс головой, как будто звук причинял ему боль и запрыгал прочь, направляясь к мосту, так быстро, что казалось, он телепортировался с места на место.

Свистун раскинул большие черные крылья, снимая все вопросы о его расе. Тенгу. Шпионы Они, созданные скрещиванием Они с воронами. Тинкер догадывалась, кто это — Рики. Чего она не могла понять, так это почему он их спас, или — как.

— Доми, — убегающего тенгу и его чудовищного преследователя заслонил Пони. Он внимательно осмотрел ее руки, затем потянул ее за одежду, внимательно ее изучая. — Ты ранена.

— Правда?

— Да, — он достал белый льняной платок, который он прижал к больному месту на ее голове. — Тебе следует сесть.

Она хотела спросить «почему», но внезапно у нее потемнело в глазах, и она начала падать.