Волчья стая

Глава 1

Белая комната. Офисный стол, весь гладкий и слегка блестящий, усыпанный стопками бумаг и канцелярскими принадлежностями. Отвернутый монитор, клавиатура с мышью. Вокруг — никаких украшательств. Только закрытые жалюзи на окнах да кулер с водой.

И я сижу здесь, на месте посетителя, не слишком-то понимая, что вообще происходит.

По ту сторону стола сидела, с документами в руках, женщина. Угольно-черная, лишь губы ярко-красные и глаза фиолетовые — эдакий контраст в контрасте, да на фоне кремовых жалюзи. Одета она была в свободную, частично расстегнутую блузку, на шее был простенький серебряный кулон. Слегка приподняв правый уголок рта, она скучающе разглядывала документы…

А я моргал. Слишком уж реально, как для сна. Ущипнул себя за бок, скрытый под застиранной домашней футболкой — больно. А во сне больно не бывает, я пробовал.

И тишина. Оглушительная. Нет даже привычных ее спутников, вроде дыхания или шума крови в ушах. Только легкое шуршание, когда женщина перелистывала документы.

— Кхм… Извините…

— Подождите минуту, — перебила меня женщина властным грудным голосом. — Я почти закончила.

Вопросы роились в голове как рыбы возле корма, но каким-то волшебным образом я умудрялся не выпускать их на волю. Просто, ну, сидел. Как на приеме в паспортном столе. Только работница здесь симпатичнее.

А еще тут не было двери. И подозревал я, что и за жалюзи никаких окон не найдется. Весь свет-то был с потолка, от характерных квадратных ламп, нейтральный белый.

— Итак, — сказала женщина. Я уставился на нее — и быстро отвел взгляд в сторону, глядя боковым зрением. — Ваше резюме отнюдь не впечатляющее. Мягкие навыки совершенно не развиты, да и твердые оставляют желать лучшего. Однако, несмотря на ваши недостатки, работа у нас найдется. Вы меня слушаете?

Я неловко кивнул, сфокусировавшись в никуда, в кремовые жалюзи.

— Так вот, у нас есть подходящая вакансия. И, мне кажется, она послужит отличным местом для вашего развития. Большой дружный коллектив, питание за счет нанимателя, щедрые премии при выполнении плана и тому подобное. Сама работа непростая, сравнительно опасная, но страховка покрывает все возможные увечья, включая гибель на рабочем месте.

Она сделала короткую паузу, и я ею воспользовался:

— Простите, а где я вообще нахожусь? И кто вы? Я… Я не помню, как здесь оказался.

Ловким движением она выудила откуда-то из-под груды бумаг один лист, протянула его мне — ярко-красные ногти резко контрастировали и с черной как смоль кожей, и с белоснежной бумагой.

А от написанного кружилась голова. И это притом, что я вообще-то не знал языка, которым были напечатаны все эти строчки! Много строчек. Шрифтом восьмым, с пунктами и подпунктами. В самом конце, в самом низу, оставалось немного свободного места — подчеркнутого. Очевидно, место для подписи.

И так странно пульсировало где-то в мозгах, стоило лишь попытаться разглядеть символы…

— Всего одна подпись, — сказала женщина. — И вы приняты на работу.

Сказать хотелось многое — и ничего. Хотелось вскочить, послать ее к чертям и закатить невнятную истерику, потому что не было понятно ровным счетом ничего. Но я ничего этого не сделал. Я просто глядел на договор, держа в руках невесть откуда взявшуюся там серебряную ручку, помахивая ее кончиком в считаных сантиметрах над бумагой.

И — я решил играть по местным правилам. А чего бы и нет? Когда вокруг одни странности, когда в голове сплошной туман, за которым скрывается пустота, и есть такое чувство выбора — чего бы и не взять кота в мешке, а?

Продаю душу? Подписываюсь на БДСМ-сессию? Устраиваюсь на работу? А к черту, давай попробуем!

Неуклюжим росчерком я поставил подпись. Как всегда — не слишком-то похожую на предыдущую. Затем отложил ручку, вернул бумагу женщине.

Она улыбнулась. Тепло. Пусть и не улыбались ее холодные фиолетовые глаза.

— Чудесно! Думаю, вы поладите с коллективом, — она странно провела пальцами по груди. — Пусть это и займет некоторое время. Теперь же…

Она встала. Наклонилась, нависая над столом. Протянула ко мне руку, и пальцы ее были сложены в характерный такой жест, которым обычно делают…

— Проснись! — щелчок.

— Проснись! — крик в ухо.

Переход был… резким. Даже не успел тот щелчок затухнуть, как сразу навалилась туча ощущений. Боли, в основном. Затылок будто просверлили, спина как после картошки, и в бок еще упиралось что-то острое.

А в резко открытые глаза с силой ударил свет.

Попытавшись проморгаться, я заметил, что не все вокруг залито светом. Была еще парочка темных силуэтов, нависающих надо мной, непрерывно двигавшихся. Тут и шум обнаружился — вой сирены, рев и треск пламени, резкие крики…

— Бля… — сумел выдавить я.

И попытался пошевелиться. Не слишком-то успешно. Только заерзал, а сесть, как собирался, не вышло — давило что-то на грудь, тяжелое такое, крепкое.

— Раз-два, взяли! — грубый вскрик от этих силуэтов. Женский?

Они синхронно дернулись, даже, казалось, зарычали — и на груди стало легче.

Вот тут мои мозги наконец-то заработали, а не просто воспринимали все вокруг. Получалось, что меня чем-то завалило, а спасатели освобождали. Остальное? Подождет. Как там учили, «жизнь важнее»? Вот и поборюсь за свою жизнь.

Я снова пошевелился. В затылке прострелило жгучей болью, да и руки оказались ватно-вялыми, но все же сумел сесть. Глядя на все те же проясняющиеся, набирающие цвет силуэты. Они в какой-то броне на все тело. Такой, будто пластинчатой, матовой.

— Поднимай и тащи отсюда! — новый грубый, резкий рык.

Один из них наклонился, схватил меня за подмышки. И на следующие секунд пять весь мир для меня превратился в болезненную карусель, гребаный аттракцион «Космонавт», только не веселый. Все вокруг вращалось, тошнота к горлу подкатила.

И с перчинкой страха я ощутил, что не чувствую ног. Только то, как они бессильно болтаются, как в самом кончике большого пальца правой стопы в ритм сердцу стучит пульс — а так ничего, да. Ни боли, ни отзыва на попытки ими пошевелить.

Тем временем, меня тащили на спине. Быстро, грубо. Зрение наконец-то прояснилось, и мне открылась не самая приятная картинка.

Полдень, или вроде того. Бетонная посадочная полоса, вся усыпанная обломками и кусками искореженного металла. На ней полыхает самая большая груда, высотой этажа в три, а вокруг нее носятся люди — одни тащат других, как могут, поддерживая за подмышки, взвалив на спину, просто волоча по бетонке. Крики, рев пламени, вой сирен и рычание моторов.

Катастрофа, короче говоря. И я в ней поучаствовал.

Плиты под ногами моего спасителя перешли в сухую землю. В пыли отпечатывались ботинки. А я все еще приходил в себя, и вся та ерунда с каким-то офисом, какой-то черной женщиной, наверняка мне просто снилась, пока я валялся без сознания в обломках транспортного шаттла. Точно.

Шаттла?

Снова головокружение — и я лежу на земле, на спине. В левом боку холодок, голову разрывает изнутри. Надо мною нависает кто-то в броне.

Кто-то в темно-зеленом, стандартном легком бронекостюме. Шлема нет — и я встречаюсь взглядом со взъерошенной девушкой. Она обеспокоенно смотрит на меня. Я тупо разглядываю ее — и, в первую очередь, стоящие торчком на макушке длинные уши.

Они непрерывно подергивались в ответ на все звуки вокруг. Остальное было не таким неожиданным — грубое, словно в камне выточенное, но все же привлекательное лицо, перемазанное пылью и сажей, шустрые янтарные глаза с вертикальными зрачками…

— Эй! Ты в сознании? Сколько пальцев?

Три их было. В огнестойкой зеленой перчатке.

— Три! — прохрипел я. — Живой, до помощи дотяну. Вытаскивай остальных!

— Но… — она стремительно оглянулась, махнув затянутыми в хвостик волосами. — Вы в крови, сэр!

— Там шесть тонн взрывчатки, — слова толчками выходили из моего горла. — Остальных тащите, пока не рванула! Это приказ!

— Есть! — рефлекторно рыкнула она.

И с низкого старта рванула к обломкам. Наклонив голову, я мог видеть, как она туда бежит…

Но еще лучше я увидел, как шаттл разорвало во вспышке взрыва. Пламя, обломки во все стороны. И взрывная волна, которая принесла с собой пыль. Много пыли. И все в глаза.

Да какого ж хера со мной происходит?!

Что-то новенькое, это уж точно. Я попытался вспомнить что-нибудь до того офиса — и не мог. Утыкался в густой туман войны. Зато помнил, как слышал мельком, что на этой планете то еще веселье творится, и раз попал сюда — лучше крепче держаться за все, что подвернется.

Шиза. Не, ну шиза ведь натуральная.

Итак, со спутанными мыслями я лежал на земле, отплевываясь от пыли и протирая глаза. Заодно выяснил, что весь затылок у меня в крови, а то место, где было больнее всего — вообще острое на ощупь. Сомнительная находка. И все же — я ведь жив. А некоторым вообще пробивало череп насквозь, железнодорожным костылем, и ничего — тоже выживали.

Вот с какими-то такими размышлениями я заставил себя сесть. Ноги все еще не слушались, так что дело это оказалось непростым.

Сел. Сижу. Осматриваюсь. Одновременно и свежим взглядом, и привычным. Вон на месте шаттла густой столб черного дыма, вон наконец-то подъехали пожарные, вырубили гравы и торопливо разворачивают свои шланги. Тут и там — тела. Живые, раненые, черта с два поймешь в такой пылище.

Так, а где эта… Девка эта? Ледяным уколом пришло осознание, что я ее вообще-то в самый эпицентр направил, приказав других вытаскивать — а она, дура, и послушалась!

Вроде бы, она успела нырнуть на землю. Но это не точно. В любом случае, я приказал — на мне и ответственность.

Сквозь клубы пыли проступили двое. И я был приятно удивлен, увидев, что это они. Те двое, которые вытащили меня из осколков, и которых я уже торопливо записал в погибших. Одна, что выше, прихрамывала, но шла без всякой помощи. Вторая следовала за ней. И — у обоих ушки на макушке.

Зашибись. Приехали.

«Куда я попал?»

Этот вопрос прозвучал двойственно, двумя разными, но дико близкими голосами в моей голове. На мгновение взгляд мой словно раздвоился, а затем — я снова стал собой. Кем-то.

— Рад, что вы живы! — хрипло выкрикнул я, продираясь через боль в горле.

Та, что пониже, ускорила шаг — да подбежала в общем-то. Сквозь покрывшие броню, лицо и волосы пыль с бетонной крошкой затруднительно было ее распознать, но это была она — ее я отправил вытаскивать людей.

А теперь она плюхнулась на колени рядом, достала из-за спины мелкую аптечку.

— Сэр, нужно обезболивающе? — устало спросила девушка, глядя преданным взглядом.

— Потерплю. Все равно не могу ногами двигать.

— А, это в санчасти поправят. Ну-ка, давайте мне на спину…

Тут и хромающая подошла. Ее взрывом задело куда сильнее. Вся правая половина тела обожжена, волосы выгорели, лысое собачье ухо пузырилось от ожогов. Броня — исцарапана, промята, но удар сдержала. Чудом. Еще и глаз белым заплывал.

— Вы последний, сэр, — хрипло сказала она, резко раздвинула пальцами слипающиеся губы. — Остальные были мертвы. Идти можете?

— Ноги не слушаются, но один палец чувствую.

Бедолага. Ей сейчас о себе бы позаботиться, а не обо мне! Вообще, почему «сэр»?

Потому что на моей рваной форме я успел заметить лейтенантские нашивки, вот почему. А они — рядовые, видно же отметки на предплечьях.

— Ладно, Холли, поднимай его и пошли. Аккуратнее только, вся голова месиво, — сказала высокая и похромала дальше.

Ну, эта самая Холли долго не думала. Вообще не думала — снова взвалила на спину и понесла вслед. Довольно быстро поравнялась со второй, словно мой вес для нее проблемой не был. А бронекостюмы-то без мышечных усилителей.

Ехать во второй раз было несколько удобнее. Хотя бы голова не кружилась, и не хотелось выпустить на волю все свои кишки — уже неплохо. И боль в голове притихла, стала просто раздражающей, но все еще острой. Словно, блин, порезался и принял слабое обезболивающее.

По пути я видел других раненых. Все мы тащились в одно и то же место, и место это ожидаемо оказалось санчасть. Или госпиталем. Или чего еще тут изначально находилось, в этих зарытых под землю грузовых контейнерах. Теперь тут были раненые, и было их много.

Царил тут управляемый хаос. Вокруг разлегшихся и сидевших где попало пациентов носились врачи, на расположенных в отдалении от входа медицинских установках работали буквально в поточном режиме — едва только заканчивали протирать антисептиком, как немедленно взбирался следующий.

И совсем вдалеке лежали те, кто двигаться не мог. Толком их было не разглядеть из-за приборов жизнеобеспечения, словно паутина покрывших целый участок.

Большинство, ожидаемо, в форме. Кто-то в броне — они, чаще, другим помогали. И женщины, и мужчины, сочетания были на любой вкус, так что я в драных лохмотьях с лейтенантскими знаками отличия особо-то не выделялся.

Холли поднесла меня поближе к основному скоплению медиков, там и положила на свободный клочок пола, спиной к стене. Вторая девушка пристроилась рядом. Сквозь ее скривленные от боли губы проглядывал длинный белый клык.

— Э… Я в порядке, так что оставлю вас тут, — сказала Холли, с таким взглядом, будто дожидалась подтверждения ее слов.

— Иди, — махнул я. — И еще раз спасибо, что вытащили.

— Бросишь тут офицера! — негромко фыркнула вторая.

Холли на нее покосилась, бочком-бочком отошла и выбежала наружу, к затянутому дымом небу. А мы остались ждать, пока на нас обратят внимание — и очередь была приличная. Воняющая гарью, кровью, сквозь которые с трудом пробивался резкий запах антисептика.

Я снова потер глаза. Хотел упереться затылком о стену, но вовремя вспомнил, что у меня там что-то острое при ощупывании торчало.

Постучал по бронированной ноге девушки:

— У меня тут осколок, или мне кажется? — сказал, наклонив голову.

Судя по движениям, она наклонилась. Аккуратно коснулась волос — там кровь уже вовсю запеклась.

— Ага. Может, кость, тут в крови не разобрать.

— Спасибо. Тебя как зовут-то?

— Рядовая Таша, идентификационный номер…

— Достаточно, Таша. Тут не до формальностей.

А в голове тем временем вертелось, что фамилию она не назвала, хоть и представлялась по форме. Странно. Впрочем, как я начинал понимать, тут не все девушки ушастые такие. Далеко не все. В общем-то, только эти двое, которые меня вытащили — все остальные, и мужчины, и женщины были без подобных приспособ.

Спросить? Да пока не стоило. А может, не стоило вовсе. Разберусь.

Водоворот врачей приближался, и Таша зашевелилась. Сумела каким-то чудом сесть, втиснувшись между мною и ее соседом, вытянула ноги. Стянула кусок брони с правой — под пластинами скрывалась очень даже крепкая нога, только вся опухшая в голени, болезненно-красная, да еще и смещенно-закрученная. Закрытый перелом. Довольно жесткий — наверняка кость еще и раздробило.

Ну, всяко лучше, чем вообще потерять управление над нижней частью тела.

Вот и медик до нас добрался — растрепанный, в мятом халате, с открытой сумкой на плече и тяжелой на вид электронной штучкой в руке. Он провел ею надо мною, скривился и, обернувшись, крикнул:

— Эй! Вы двое! Тащите лейтенанта на операционный, лицом вниз!

Собственно, на этом диагностика закончилась. Удобно, даже говорить ничего не пришлось. Он перешел к Таше, и тут даже махать диагностическим инструментом не стал. Сунул ее в сумку, присел у ног, схватился…

Болезненный полувскрик-полурык пробрался сквозь уши до самого моего мозга, не иначе. Потому что на мгновение стало страшно. А это было «всего-то» — выпрямленная на глазок нога, которую врач стал торопливо и неаккуратно бинтовать, приматывая к голени одинокий стержень.

— Нормально-то нельзя сделать? — прокомментировал я.

— Да похуй, это волчица. У них быстро заживает, потом сломаем еще разок. Ну, или откинется, тоже неплохой вариант, — с ухмылкой ответил медик. — А глаз… Потом как-нибудь.

Ну здрасьте, нахуй. Я, конечно, понимаю, приоритеты оказания помощи и все такое — но раз уж добрался, то пусть делает как нужно!

— Развязывай и делай нормально сейчас, — сказал я ледяным голосом. — Понял, живодер? Она так-то меня спасла.

Он вздрогнул. Затем посмотрел на меня — а я на него, многообещающе так. Может, всего-то лейтенант, и вообще калека, но я ж до него из принципа доберусь!

И он это увидел и усек.

Выудил-таки обратно свой прибор, провел им над ногой. Затем стал развязывать бинты. Я внимательно следил, а «волчица», с прищуром и шипя, глядела куда-то вдаль. И лучше бы медику поработать как следует — только следить долго я не мог, потому что за мной пришли.

Подхватили двое медбратьев за подмышки, потащили к приборам. Этим двоим было потяжелее, чем Холли.

И вот — операционный стол, запрятанный за полупрозрачной занавеской, один из нескольких. Через нее он выглядел угрожающе — стол, а сверху свисали как бы не десятки тонких манипуляторов, прикрепленных к жирной нашлепке на потолке. Уже не очень. А уж каково оно выглядело, когда кого-то оперировали! Фигура врача с планшетом в руках, на столе силуэт тела, и в нем непрерывно копались все эти манипуляторы, с такой частотой и скоростью, будто швейная машинка.

Вот под эту адскую машинку меня и положили. Спиной вверх, как и приказывали. Одежду по пояс сняли, и остался я валяться грудью на холодном металле, упираясь лбом в жесткую подушечку, да под мертвенно-белым светом. Супер. И антисептиком воняло.

Долго ждать не пришлось — в занавешенную зону зашел хирург. Не тот человек, что меня диагностировал, судя по одежде. Ладно хоть фартук его выглядел белоснежным, и то хлеб. Другого я не разглядел.

— Лейтенант Владимир Добровольский, все верно? — устало, быстро проговорил он.

— Верно, — уверенно сказал я. Да, так все и есть.

— Так, разрывы в позвоночнике и осколочные ранения в задней части головы, — прочитал он вслух. Зачем? Чтобы я понимал, что мне предстоит. — Мозг не поврежден. Осколки вытащим, череп склеим. Согласие на имплантат-мост подписывать будете?

— Это что?

— У вас повреждения позвоночника. Некритичные, но моторные функции потеряны. Мост позволит все восстановить, а потом, по возможности и желанию, полноценную регенерацию по военной страховке сделаете. Устраивает? — объяснял он на удивление терпеливо, хоть и прорывалось легкая нотка раздражения от необходимости объяснять очевидное.

— Валяйте.

— Тогда прошу биометрическую подпись.

Он сунул мне под правую руку свой планшет. А я ткнул куда-то в подходящее место большим пальцем. Секунда, звон подтверждения.

— Отлично, начинаем. Работать будем под местным наркозом, придется немного потерпеть.

Вместе со словами он качественно так приковал меня к столу. Я даже и не заметил сперва эти крепления! А теперь уже деваться было некуда, потому что жесткий пластик как следует меня зафиксировал. Еще и голову пришлось сунуть в эдакую маску, чтобы и она не шевелилась.

А дальше…

Дальше несколько уколов. Минут пять ожидания — и пошла операция. Боли не было, о нет! Была только неприятная возня в затылке и в копчике. Что-то тыкалось, что-то шевелилось. Видеть я не мог ничего, зато вполне себе живенько представлял, как этот рассевшаяся на потолке гигантская сороконожка шевелила манипуляторами, работая над ранениями.

Еще я несколько раз услышал стук металла, упавшего в какую-то коробочку. Аккурат после того, как в затылке возникала некоторая пустота. Там еще, по ощущениям, часть волос сбрили, но это не страшно.

С головой закончили. Залили чем-то холодным, и остался только копчик.

Тычутся, тычутся. На заметные несколько секунд пропало всякое ощущение ног, но не успел я забеспокоиться, как все вернулось на круги своя.

Сколько времени прошло? Час, наверно, или около того. В итоге оковы спали, маску паук убрал, и я просто лежал и моргал.

— Вставайте, — сказал хирург. — Там еще куча народу.

А я что? Я взял, да и сел. Подвигал ногами — слушаются. Аккуратно слез со стола, который, за моей спиной, принялись немедленно обрабатывать антисептиком.

— На трое суток ограничиваю физические нагрузки. И спать рекомендую сидя, по крайней мере эту ночь, чтобы клей точно все схватил. Мыться можно. Свободны.

Все еще аккуратно и неторопливо, наклонился за своей одеждой. Более-менее целая рубашка, пропыленный и рваный пиджак. Напялил, уже поживее, направился к выходу…

— Лейтенант, вы со сбитого? — спросил неожиданно медик.

— Да.

— Штаб справа по выходу из госпиталя, в двухэтажном кирпичном строении.

На том и разошлись. Чуть замедленный от наркоза, я выбрался через поредевшее скопление раненых на улицу. Таши я по пути не заметил, и понадеялся, что все с ней в порядке. Волчица ведь, на них заживает.

Вопросов все еще было больше, чем ответов, но ходу я им не давал.

Теперь же я направился прямиком в штаб. Все еще замедленно, а по пути и копчик аккуратно пощупал — там из кожи выступал шершавый пластик, а на стыке было много-много рваных клочков кожи. Потом будет болеть. Потом. Сейчас же стоило воспользоваться наркозом, который еще не закончился, и сделать все необходимое.

Доложиться. Получить приказ. И дождаться ночи, чтобы прикорнуть где-нибудь сидя.

Штаб заметил сразу. Это было единственное кирпичное строение в округе — все остальное или бетонное, или из контейнеров, или обозначало себя только спусками куда-то вниз, как госпиталь. Выглядело он старым. Даже заросло немного всякой растительностью.

Пока шел, все еще оглядывался, впитывая незнакомую местность. Сирены уже затихли, пожар на взлетной полосе более-менее обуздали — теперь там были просто воронка с вывернутыми бетонными плитами, груды металла и слабый полупрозрачный дымок. Короче, рядовое дело — даже в поведении встреченных мною людей уже не чувствовалось никакой тревоги. Да и на меня, всего оборванного, пыльного и с кровью посматривали лишь мельком, не интересуясь.

Как бы и хорошо. А как бы и странно. Что, настолько привычное дело?

Ладно хоть на входе в штаб стоял караул. Пара солдат в пятнистом камуфляже, в черной тактической броне. Громкое название для бронежилета, каски и наколенников, но все же. Еще и с автоматами наперевес. На меня не направили, но все же поинтересовались:

— Кто таков, куда идешь?

— Лейтенант Владимир Добровольский, отмечаться по прибытии, — и махнул в сторону обломков шаттла.

— А… Ну да. Проходите, сэр.

Я и прошел. В прохладное помещение с дежурным за бронированным стеклом, у которого я спросил, а куда же мне идти. В ответ промямлили что-то невнятное и выделили в сопровождение солдата, который, как подозреваю, до этого возился с бумагами — больно довольное лицо у него было, и потянулся он с хрустом и зажмурившись.

Поднялись на второй этаж. Там подошли к одной двери в коридоре из десятка. Таблички нет, что за ней — неизвестно. Серьезный подход к безопасности, враг никак не узнает, где сидит командование?

Постучался. «Войдите!». Вошел.

Оказался в довольно-таки скромном, прямо ретро, кабинете. Бежевые обои, деревянная фурнитура в виде внушительного стола, не менее внушительного шкафа под бумаги и неудобных даже на вид стульев. Оконные рамы — и те деревянные. И в это все на удивление органично вписывались вполне себе современные моноблок с принтером, всего-то на поколение, по виду, отстающие от гражданских моделей.

Ну и лучше всего сюда вписывался владелец кабинета, который откинулся на спинку стула и внимательно меня рассматривал, сцепив руки в замок.

Такой, сухонький Мужчина с большой буквы. Неопределенной, самой неприметной внешности из возможных, даже с учетом звания полковника на опрятной, хорошо глаженой форме. Возраста бы дал ему лет пятьдесят.

— Лейтенант…

— Да-да, садитесь. Я уже получил информацию от медслужбы, — вот голос оказался прекрасно поставленным, твердым, но лишенным всяких эмоций.

Я сел. Выглядел в контрасте, конечно, дико неопрятно — но у меня было оправдание.

— Вам повезло. Или не повезло, смотря как посмотреть, — сказал он, внимательно рассматривая меня сухими голубыми глазами. — В любом случае, лейтенант, добро пожаловать на Ясуну Два. Вам предстоит получить под командование несколько… необычное подразделение, поскольку наша база является эдаким опорным пунктом полигона планетарного масштаба. С боевыми снарядами.

Он пару раз кликнул мышкой, не глядя на экран, и из принтера поползли горячие листы бумаги.

— Это мое распоряжение интенданту. Как уйдете от меня — сходите и получите все необходимое, а то сейчас, как вижу, у вас нет ни формы, ни даже тактического планшета. Вторым документом идет токен связи, все дальнейшие приказы и необходимую информацию получите в электронном виде. Свободны.