Воины света. Меч ненависти

Небесный зал

Олловейн посмотрел из каменного круга на Январском утесе на маленькую деревню, которая на протяжении недели была для него прибежищем.

Мастера меча мучила совесть из-за того, что он оставлял Эмерелль, но он не мог рисковать и увозить ее в Альвенмарк прежде, чем узнает, что там к чему.

Эльф обхватил запястье Альфадаса в воинском приветствии.

— Через тридцать дней я вернусь. Затем мы сможем отвести войско в Альвенмарк.

Олловейн вглядывался в лицо приемного сына, ища ответы на вопросы, возникшие после приезда короля. Альфадас ведь должен понимать, что означает вести войско людей в Альвенмарк. Что-то произошло между ярлом и его королем. Несмотря на всю сердечность сына человеческого, Олловейн чувствовал глухую печаль, окружавшую фирнстайнца.

— Что с Сильвиной? — спросил ярл.

— Она не захотела возвращаться, — покачал головой Олловейн. — Она столь же разговорчива, как и ты. Йильвина будет охранять королеву. Она не отходит от Эмерелль.

— Здесь Эмерелль в безопасности!

Олловейн подумал о владыке людей и странной аудиенции. Старый король настоял на том, чтобы опуститься на колени у ложа Эмерелль, а затем что-то прошептал ей на ухо. Только он и Альфадас были свидетелями странной сцены. Затем Хорза солгал людям из своей свиты, заявив, что он все подробно обсудил с королевой. Эти люди как дети! Они ловили каждое слово своего правителя. С тех пор как они увидели кентавра Оримедеса, они готовы были поверить, пожалуй, во все. Им то и дело хотелось коснуться полуконя.

— Вы готовы? — Линдвин торопила. Из скалы поднимался золотистый свет, врата открылись. — Идемте уже!

Альфадас отступил на шаг.

— До скорого, мастер меча. — Он кивнул Оримедесу и Гондорану, восседавшему на спине кентавра.

— До скорого, друг мой! — Олловейн поспешно шагнул в свет. Это было почти похоже на бегство.

Линдвин провела их всего несколько шагов сквозь Ничто, затем путники вышли через вторые врата. Перед ними раскинулся широкий заснеженный холмистый пейзаж. Ветер, завывая, путался в ветвях умершего дерева рядом с вратами. С его бледных ветвей свисали конские черепа и разбитые щиты.

Оримедес приветствовал свой мир радостным возгласом. Затем он так крепко хлопнул Линдвин по плечу, что эльфийка едва не рухнула лицом в снег.

— Хорошо поработала, ведьма! Я еще никогда не возвращался сюда так быстро!

— Где твои люди? — раздраженно спросил Гондоран.

У хольда стучали зубы. Он натянул на себя меховой мешок, который сшила для него Асла, — бесформенное нечто с дырами для головы и конечностей.

Кентавр раскинул руки, словно желая обнять землю.

— Где-то там… Мой народ кочует… Мы никогда долго не задерживаемся на одном месте. Я найду их. Поверь, тебе здесь понравится. Галопировать по холмам, чтобы ветер свистел в ушах, — это прекрасно!

Гондоран скорчил недовольную физиономию.

— Признаю, что никогда прежде не видел снега. Но мне кажется, что это единственная форма воды, которая мне не нравится. — Он поднес руки ко рту и подул на застывшие пальцы.

— Ты привыкнешь. — На кентавре не было ни плаща, ни даже безрукавки. Казалось, холод не причиняет ему ни малейших неудобств. Изо рта вырывались маленькие облачка пара. Его копыта топтали снег.

— Я приведу своих воинов в Снайвамарк. Нельзя отправляться на войну, предварительно не напившись как следует. А ведь каждое племя будет предполагать, что я останусь на праздник. — Кентавр широко усмехнулся. — Это будут тяжелые недели.

— Если бы ты предупредил меня заранее, я остался бы в мире людей, — проворчал Гондоран. — Ездить на кентавре от застолья к застолью по миру замерзшей воды! Какие еще испытания уготовила мне судьба?

— Я уже говорил о том, что от гостей у нас ожидается, что они осушат с нами по меньшей мере один рог мета? Другое поведение может быть расценено как оскорбление.

— Если вы не мочитесь в мет, то я как-нибудь справлюсь.

Оримедес погладил хольда по голове.

— Молодец. Ты понравишься моему народу, друг мой. — Затем он обратился к Олловейну: — Удачи тебе, мастер меча. Увидимся в Снайвамарке! — И, издав радостный клич, похожий на лошадиное ржание, кентавр устремился вниз по склону холма.

— Теперь мы одни, — заметила Линдвин.

На ней по-прежнему было то же изорванное платье, в котором она бежала из Альвенмарка. Она отказалась терпеть на теле какую-либо одежду из грубых человеческих тканей. Девушка вызывающе смотрела на Олловейна. Быть может, ожидала извинений за то, что он относился к ней как к предательнице?

— Ты сумеешь найти путь в Филанган? — холодно спросил он.

— А твой язык сумеет найти путь к признанию моей невиновности? — колко ответила она.

— Думаешь, я поверю тебе, потому что ты была вынуждена помочь королеве?

— Ты знаешь, что это значит — лечить, Олловейн? Это значит переживать боль раненого. Не обломок кирпича лишил меня сознания во время бегства через город, а боль королевы. У нее пятьдесят три ожога, семь сломанных костей, пробитое легкое и рваная рана в груди. Одной этой раны было бы достаточно, чтобы убить ее, если бы не я. И твою жизнь я спасла тоже. Что еще мне нужно сделать, чтобы убедить тебя в том, что я не подавала знака для начала обстрела Вахан Калида?

Олловейн оценивающе поглядел на нее. Она не мерзла. Должно быть, Линдвин наложила на себя заклинание. Одно из этих проклятых заклинаний, которые он так никогда и не смог выучить. И ей даже не нужно было концентрироваться на этом. Все происходило словно само собой.

— Тебе пришлось бы сбросить кожу, чтобы я поверил тебе. Ты принадлежишь к роду Шахондина, а он враждует с королевой. Ты родилась с этим… Я никогда не буду доверять тебе. А теперь отправляемся в Филанган.

— А если я просто уйду? Я могу пойти в любое место.

Мастер меча положил руку на перевязь.

— Думаешь, ты успеешь пройти через врата раньше, чем тебя догонит мой нож, предательница?

— Я волшебница. Мне легко защититься от твоего клинка. — Она вызывающе смотрела на него.

— Попробуем?

— Если я умру, ты застрянешь здесь. — Линдвин указала на юг. Кентавр уже превратился в крохотную черную точку меж заснеженных холмов. — Оримедес тебя уже не увидит. Холод убьет тебя, если ты останешься здесь.

— Думаешь, меня что-либо остановит?

Линдвин опустила взгляд.

— А королева? Кто заберет Эмерелль из страны людей, если ты умрешь?

— Оримедес знает, где королева. Он спасет ее, если я не смогу этого сделать.

— Так вот почему королева избрала тебя.

— О чем ты говоришь?

— О тебе, Олловейн! — раздраженно воскликнула волшебница. — Тебя вообще нет. Тебе ведома только цель, и ты приносишь в жертву все, чтобы добраться до нее. Я могла бы понять, если бы ты делал это для себя. Но ты — всего лишь пустая оболочка. Есть вид ос, которые откладывают яйца в других насекомых. Потомство постепенно поедает хозяина изнутри. Вот и ты такой, Олловейн. Пустая оболочка, в которую Эмерелль отложила яйца. Тебя больше нет. Ты живешь только ради ее пользы.

— Ты закончила?

Она яростно посмотрела на него. Или было в ее взгляде что-то еще?

— Отведи меня в Филанган!

Она поклонилась, словно служанка.

— Как прикажешь, мой повелитель.

Линдвин опустилась на колени рядом с умершим деревом. Левой рукой ощупала снег. Правую положила на сердце. Волшебница закрыла глаза.

Олловейн подошел к ней вплотную. Она была красива. Нельзя, чтобы это ослепило его! В первую очередь она — внучка Шахондина. Она предательница.

Из земли поднялись врата из теплого красного света. Цвета вечерней зари после ясного солнечного дня.

— Идем! — Он грубо схватил Линдвин за запястье и ступил в Ничто.

Всего пять шагов по золотой тропе, и вот они стоят у врат, сияющих всеми цветами радуги.

— Цель, — произнесла волшебница.

Олловейн по-прежнему держал ее за запястье. Он был в ее руках. Отсюда он не мог разглядеть, действительно ли она привела его в Филанган. С тем же успехом это могли быть врата княжеского дворца в Аркадии. Посреди змеиного гнезда Шахондина. Выяснить это можно было только одним способом. Он решительно прошел сквозь свет. У его ног лежала пропасть. Он стоял на мосту из молочно-белого камня. Перил не было. Поверхность была отполирована. Вода отскакивала от нее. Шалин Фалах! Этого не может быть! На мосту нет звезды альвов! А скалистые утесы не покрыты лесом.

Мастер меча озадаченно озирался по сторонам. Мост слегка выступал над котловиной, диаметром две или даже больше мили. Отвесные склоны гор были терассированы. Стены повторяли структуру скал и не сразу бросались в глаза. Выдавала их изящная линия. Из долины упорядоченно поднимались скалистые иглы. Самые высокие, казалось, достигали небес. Тонкие белые водяные потоки сбегали с вершин по изогнутым желобкам из серо-голубого гранита. Вся долина производила слишком гармоничное впечатление, чтобы быть естественной. Она была знакома Олловейну. Почти пять сотен лет прошло с тех пор, как он был здесь в последний раз. Небесный зал был тогда гораздо меньше.

Мастер меча запрокинул голову. Небо над их головами было иллюзией. То была прозрачная голубая скала, как на острове рядом с Вахан Калидом. Но здесь были убраны все металлические жилы, чтобы иллюзия казалась более совершенной. Здесь были даже настоящие облака! Они висели под прозрачным сводом. Облака двигались медленно, словно завеса тумана в безветренное утро. Сердце Филангана, Каменного сада, Скалистый замок, сторожащий единственную тропу на высокогорье Карандамона. Во время его последнего визита звезда альвов находилась в гроте намного выше Небесного зала. Архитекторы и маги нормирга, должно быть, сильно расширили зал.

— Уведи меня отсюда, — тихо произнесла Линдвин.

Она дрожала всем телом и смотрела в пропасть широко раскрытыми глазами.

Олловейн вздохнул. Этого еще не хватало! Он протянул ей руку. Она стояла всего лишь в шаге позади него.

— Идем.

— Я… Я не могу. — Линдвин присела. Прижала обе руки к земле. И, как завороженная, продолжала смотреть в пропасть. — Глубина как будто зовет меня, — пробормотала она. — Я должна прыгнуть. Полететь, как птица.

— Закрой глаза, — сказал Олловейн. — Тебе нельзя смотреть. Я проведу тебя. Идем. — Мастер меча присел на корточки рядом с ней. — Не смотри туда.

— Эта… эта пропасть не отпускает меня. Я…

Он схватил ее за подбородок и заставил эльфийку посмотреть на него.

— Ты видишь мои глаза? Забудь пропасть. Скажи мне, какого они цвета.

Эльфийка хотела снова наклонить голову, но мастер меча крепко держал ее за подбородок. Ее кожа стала липкой от пота. Все краски сошли с лица.

— Какого цвета мои глаза?

— Они зеленые.

Мастер меча схватил ее за запястье. Она по-прежнему прижимала ладони к полу. Ее пальцы сжались в отчаянной попытке найти, за что ухватиться на гладком камне.

— Сейчас ты встанешь. Продолжай смотреть мне в глаза! Тебе не кажется, что «зеленый» — неподходящее описание? Что это за зеленый? Смотри внимательно.

Олловейн встал. Он не отпускал взгляда Линдвин. Волшебница нерешительно поднялась.

— Твои глаза — цвета мха, какой встречается на камнях запечатанной звезды альвов неподалеку от Шалин Фалаха. Радужка окружена тонким черным ободком. Неравномерный зеленый. Его пронизывают крохотные огоньки и тени.

Олловейн медленно шел спиной вперед. Линдвин неуверенно следовала за ним. Теперь он держал ее за обе руки. Он должен смотреть ей в глаза, чтобы она не отвела взгляда. Под ними была пропасть более двухсот шагов в глубину.

— Когда пропасть твоих зрачков расширяется, зеленый цвет меняется. Он становится плотнее. Я вижу свое отражение в твоих глазах. Искаженное. Гротескное существо. Наверное, я вижу в твоих глазах отражение того, что ты видишь во мне.

Линдвин подошла очень близко. Ее дыхание мягко касалось его губ. Она была красива… Желанна. Олловейн откашлялся. Неужели эта проклятая волшебница снова чувствует себя настолько хорошо, что пытается наложить на него любовное заклинание? Может быть, она только притворялась, что боится высоты?

— Это изгиб глазных яблок искажает твое отражение, Линдвин. Не больше и не меньше.

— Твои глаза вокруг радужки безупречно белы, — продолжала она, не обращая внимания на его слова. — Нет ни желтизны, ни лопнувших сосудов, оскорбляющих белизну. Твои ресницы густы. Они мягко поднимаются. Некоторые эльфийки позавидовали бы тебе из-за таких ресниц. Они безупречны, как слава стража Шалин Фалаха. Мастера меча. Доверенного лица королевы, которому ведом только долг.

Ее голос был слишком низок для женского. Но именно из-за этого он звучал в ушах Олловейна настолько чувственно. Голос сильно контрастировал с узкими губами. Они казались нецелованными. Какие глупые мысли! Глаза Линдвин тоже были зеленые. Но светлее, пронизанные золотистыми искорками.

Мастер меча попытался полностью сосредоточиться на шагах. Он не опускал взгляда, но закрыл сердце от того, что видел. В Линдвин было что-то такое, что глубоко задевало его и смущало чувства. Она знает, каково это — принести себя в жертву идее. Стремиться к совершенству. Не замечать остального. Интересно, какая слабость таится за ее тщеславием?

Нет, опять его мысли слишком близко к ней! Она предательница! «Следи только за шагами», — напомнил он себе. Он чувствовал прочный камень сквозь мягкие подошвы сапог. Камень был гладким и скользким. И тем не менее этот мост был не настолько коварен, как настоящий Шалин Фалах. Не было брызг, из-за которых камень становился мокрым. Не было порывов ветра, трепавшего одежду.

— Как думаешь, глаза могут быть окнами в душу? — спросила Линдвин.

— Нашел бы я золото в твоей душе?

— Поскольку ты считаешь меня лгуньей и предательницей, тебе, пожалуй, придется ответить на этот вопрос самому, ибо какова ценность моих слов для тебя?

Олловейн удивился. Она произнесла это без упрека. Наоборот. Голос ее звучал очень печально. Будь осторожен, напомнил себе мастер меча. Она просто играет с тобой. Она хочет поймать тебя! Усыпить твое недоверие мягкостью слов.

Камень скрипнул под ногами Олловейна. Уже не полированный. Поверхность его была грубой, на ней можно было хорошо и уверенно стоять. Мастер меча оглянулся через плечо. Они сошли с моста. Кто-то захлопал в ладоши.

— Вот уже более ста лет я являюсь стражем Магдан Фалаха, но еще ни разу не видел, чтобы кто-то подобным образом переходил мост. — Из-за розового куста вышел эльфийский воин.

На нем был светло-серый камзол, подол которого был украшен тонкой серебряной тесьмой. С плеч спадал длинный плащ, скрепленный пряжкой в форме кольца, изображавшего змею, кусающую собственный хвост. Перевязь и кожаные ножны оружия были такими же красными, как и плащ. Равно как и плюмаж, украшавший высокий остроконечный шлем, который страж небрежно держал под мышкой. У эльфа были длинные платиново-русые волосы, локонами спадавшие ему на плечи. Бледная кожа и прямые черты придавали его лицу что-то кукольное.

— Это станет лучшей историей всей луны, — произнес страж мягким, вкрадчивым голосом. — Редко кто-то входит в Небесный зал через звезду альвов. Будьте так любезны, представьтесь.

— Я Олловейн, мастер меча королевы Эмерелль, а это Линдвин, волшебница при дворе Эмерелль.

Страж поджал губы.

— Ваш ответ столь же лаконичен, сколь удивительно ваше появление. А теперь скажите, что вам нужно.

Несмотря на то что воин пытался держать как можно большую дистанцию, Олловейн заметил в его взгляде неприкрытое любопытство. Эльф был уверен, что часовой слыхал его имя. Тот, кто нес службу на этой мрачной копии Шалин Фалаха, наверняка знал, кто многие десятилетия командовал стражей того моста, который явился прототипом для Магдан Фалаха.

— Мы хотели бы поговорить с Ландораном, князем Снайвамарка и плоскогорья Карандамон. Мы путешествуем по поручению нашей госпожи, королевы Эмерелль. И наше дело не терпит отлагательства.

— Позвольте напомнить вам, что степень срочности дел незваных гостей определяю я. Как бы ни нравилось князю болтать с путешественниками из дальних краев, у него очень много обязанностей. Я отправлю гонца. Могу я пригласить вас в павильон для гостей, пока не придет ответ?

Страж хлопнул в ладоши, и из-за куста вышел кобольд. На нем была серая ливрея и черные сапоги с серебряными пуговицами. Эти цвета гармонировали с его темной, оливковой кожей. Серый цвет ливреи был менее ярким, чем у эльфийского воина.

— Долмон, ты слышал, что сказали наши гости. Сообщи об этом князю. Ах… — Воин снова обернулся к Олловейну. — У тебя случайно нет письма, подтверждающего твою принадлежность к свите королевы?

— Нет. Честно говоря, меня впервые задерживают, когда я путешествую по делам королевы. Но я понимаю, что нужно принять во внимание отдаленность Филангана. В глуши, конечно, неизвестно, кто является доверенным лицом Эмерелль. — Олловейн заметил, как усмехнулся кобольд за спиной своего господина.

— Можешь идти, Долмон, — произнес страж. — И не мешкай!

— А могу я узнать твое имя? — спросил Олловейн. — Только для отчета, который я должен буду дать королеве после путешествия. Ты не поверишь, насколько придирчива Эмерелль в некоторых вопросах.

Страж вытянулся.

— Ронардин мое имя.

— Очень хорошо, Ронардин. Тогда проводи нас в павильон для гостей и будь, пожалуйста, так любезен не смущать мою спутницу своими взглядами.

Воин вообще не смотрел на Линдвин, но, тем не менее, побледнел. Он поспешил вперед и отвел их в маленький мраморный павильон. Оттуда открывался чудесный вид на Небесный зал и Магдан Фалах. Мост был точной копией Шалин Фалаха. Если смотреть от павильона, его арки казались похожими на окна.

Может, Небесный зал и стал больше, но в самой сути своей общество нормирга не изменилось. И Олловейн был напуган тем, насколько быстро он вспомнил высокомерный тон своего народа. Или он никогда и не забывал его?

На узком столе в серебряной тарелке живописным натюрмортом лежали виноград, груши, яблоки и орехи. Завершали картину хрустальный графин с красным вином и четыре дорогих бокала.

Олловейн оторвал крупную виноградину и съел ее. Ронардин стоял у входа в павильон и старался ни на кого не смотреть. Очевидно, он еще не оправился от несправедливого заявления о том, что строил глазки Линдвин. Теперь воин с болезненной тщательностью следил за тем, чтобы постоянно оставаться к ней спиной. Мастер меча улыбнулся. Должно быть, Ронардин еще очень юн, в противном случае он понял бы, что таким поведением напрашивается на упрек в недостаточном внимании к гостям.

Вид на огромную пещеру с искусственными террасами действовал умиротворяюще. Олловейн наслаждался сладким виноградом и вином, облагороженным медом, корицей и гвоздикой. Чувствовать себя хорошо в Филангане было легко, если повиноваться законам нормирга.

Линдвин опустилась на скамью. Она сидела в совсем не женственной позе, широко расставив ноги и немного откинувшись назад. На лице ее читались скука и усталость. Она тоже отщипнула виноградину. Задумавшись, девушка катала ягоду между пальцами.

Павильон был прекрасным местом для ожидания. Взгляд Олловейна скользил по лесистым террасам. Он мог сидеть здесь часами, не уставая смотреть. «Природа может лечить душу», — говорила ему мать много столетий назад. Тогда он был слишком нетерпелив, чтобы открыться этой истине. И он был еще слишком молод, чтобы страдать от душевных ран. Лишь время убедило его в мудрости слов матери.

— Мой мальчик! Как я рад тебя видеть! — Ландоран бесшумно вошел в павильон.

Он и раньше любил появляться неожиданно. И с первых же слов дал Олловейну понять, что в их отношениях не изменилось ничего. Для князя он по-прежнему был мальчиком. Вся слава не могла смыть его недостатка. Законы нормирга были четкими и безжалостными. Тот, кто был не способен своими силами и без усилий защититься от холода, считался ребенком. И не важно, сколько ему лет и чего он достиг. Ему было запрещено покидать скальные замки без сопровождения, поскольку ледяной холод этой земли мог убить любое существо за несколько часов. Однако такое на первый взгляд невинное предписание было создано для того, чтобы усилить владычество плетущих магию. Ни один другой эльфийский народ не гордился настолько своими магическими способностями, как нормирга. И поскольку те, у кого не было этого дара, почти не покидали скальных замков, остальные дети альвов знакомились по большей части с великими волшебниками из этого народа. И самая главная из волшебниц, Эмерелль, тоже была из нормирга. То, что Олловейну удалось вырваться из плена тирании, не нравилось большинству представителей его народа. Олловейн помнил, что когда-то он тоже обладал магическим даром, однако в день смерти матери его колдовская сила угасла. Иногда мастер меча думал, что, возможно, в нем умерло только желание пользоваться этой силой. Он смотрел на своего отца, который как никто другой воплощал в себе идеал нормирга среди других детей альвов. Он источал холодность и силу, было тяжело выдерживать его взгляд.

— Ты тоже не изменился, — ответил Олловейн.

Он протянул Ландорану руку, чтобы удержать его на расстоянии и помешать обнять себя. Рукопожатие Ландорана было крепким. У князя были серебристо-седые волосы. Одет он был в длинные свободные одежды из темно-зеленого шелка. Лицо эльфа казалось изможденным. Тонкий серебряный обруч обхватывал волосы. Отец заметно постарел с тех пор, как они виделись в последний раз. И только в серых глазах горела былая сила. От него исходил аромат свежей зелени, словно он только что обрезал ветки розового куста.

— Рад видеть, что ты не входишь в число мертвых, мальчик. — Князь улыбался. — Я был бы очень разочарован, если бы сплетни оказались правдой.

— Вижу, ты в курсе, князь.

— Дурные вести быстро расходятся… — Ландоран отщипнул несколько виноградин. — Говорят, королева мертва. Тролли выставили ее тело на площади и заставили всех выживших пройти мимо него.

— Я полагаю, тело было в довольно неприглядном виде.

Князь положил виноградину в рот.

— На ней была Лебединая корона.

— Все настолько просто? Довольно одной короны, чтобы превратить любую умершую в королеву?

— Ты же знаешь, как обстоят дела с Эмерелль, мальчик. У нее есть не только друзья. — Он бросил мимолетный взгляд на Линдвин. — Для некоторых княжеских родов все действительно настолько просто.

— Истинно ли то же самое для ее собственного рода?

Ландоран поднял бровь.

— Чего именно ты хочешь? Зачем ты пришел, Олловейн? Путь наверняка дался тебе нелегко.

— Я хотел предупредить тебя насчет троллей. Ты же знаешь, что они придут сюда. Их будет наверняка не меньше пары тысяч.

— Прибавь мысленно еще пару тысяч, а затем удвой это число. — Ландоран вложил в рот еще одну виноградину. — Говорят, их двадцать тысяч.

Олловейн озадаченно смотрел на него.

— Этого не может быть! Так много…

— Можешь мне поверить. Мне рассказал беженец. По его словам, в гавани Вахан Калида стоит почти сотня тролльских кораблей. И на каждом более двух сотен этих кровопийц. Похоже, время в мире людей было для них плодотворным. Они размножились, словно кобольды.

— Двадцать тысяч? — недоверчиво переспросил мастер меча. Он попытался представить себе такое огромное количество тролльских воинов. Это уже не войско! Это стихия. — Они придут сюда, — с нажимом повторил Олловейн. — Как ты остановишь их, Ландоран?

— Никто никогда не преодолевал валы Филангана! Их войска разобьются о наши крепостные стены, как самая сильная волна разбивается о скалистый берег. Каменный сад никогда не будет завоеван!

— Не будет, нет? Никто и никогда не слышал о том, чтобы тролли плавали на кораблях! А еще никогда не слышали о таком большом войске троллей. Слово «никогда», похоже, потеряло свое значение по отношению к троллям.

— А не впадаешь ли ты сейчас в панику, мальчик?

— Я тоже никогда не мог себе представить, что увижу горящий Вахан Калид! — резко ответил мастер меча. — И тем не менее это произошло. Не совершай ошибку и не закрывай глаза в слепой уверенности насчет того, что будет, а что нет.

— Я действительно был серьезно обеспокоен, пока вы не пришли, — признал Ландоран. — Но ведь вы были настолько любезны, что принесли решение всех проблем. — Он с улыбкой обернулся к Линдвин. — Для нас неоценимой поддержкой станет эта молодая и несколько неподходящим образом одетая дама, очевидно, не получившая придворного воспитания. А особенно то, что она — хорошо скрывая от любопытных взглядов — носит на шее. Когда Ронардин спрашивал у тебя доказательство того, что вы действительно являетесь посланниками королевы, вы могли спокойно признаться ему, что Эмерелль прислала вас вместе с камнем альвов. Неужели ты думал, что я не почувствую ауру его силы? С его помощью нам удастся справиться с любой угрозой.

Олловейн готов был ударить Линдвин. Она украла у потерявшей сознание королевы самый драгоценный артефакт эльфийского народа! Тот камень, который когда-то был подарен им альвами, прежде чем загадочные древние исчезли навсегда. Говорят, такой камень получил каждый из народов. В нем живут невероятные силы. Тот, кто мудро применит его, сумеет с его помощью изменить мир.

Ландоран ни в коем случае не должен знать, что Линдвин украла камень. В противном случае он, пожалуй, недолго думая в свою очередь решит присвоить драгоценный артефакт.

— Теперь ты понимаешь значение нашей миссии? — с вызовом спросил Олловейн. — Эмерелль уполномочила Линдвин использовать силу камня альвов для защиты Филангана. Королева любой ценой хочет помешать тому, чтобы повторилась резня Вахан Калида.

— А где сейчас Эмерелль? — словно мимоходом поинтересовался эльфийский князь.

— В месте, где готовится защита Альвенмарка.

— Разве наша крепость не была бы наилучшим местом для этого?

Неужели в голосе князя сквозила неуверенность? Его лицо не выражало ничего. Но он казался напряженным. Он так сильно сжал двумя пальцами последнюю виноградину, что, казалось, она вот-вот лопнет. Заметив взгляд Олловейна, он положил ягоду в рот.

— Эмерелль не воительница, — решительно ответил мастер меча. Он не понимал, что вызвало нерешительность князя, однако чувствовал, что на этот раз может получить преимущество. Он — униженный мальчик, много столетий тому назад покинувший Карандамон, поскольку ему не удалось выучить заклинание, защищающее от холода, — вернулся, и он навяжет свою волю князю, своему отцу! — Место королевы не в стенах крепости, которую совсем скоро будут атаковать двадцать тысяч троллей. Она попытается объединить народы Альвенмарка в борьбе против заклятых врагов, В любом другом месте она достигнет большего, чем здесь. Вместо себя она послала меня. Свой меч! Своего первого воина. От имени Эмерелль я требую сейчас командования над Филанганом и всеми войсками, которые могут подойти до осады из скальных замков Карандамона.

Между бровями князя залегла вертикальная морщина. Всего на миг. Затем лицо расслабилось, и эльф расхохотался от души.

— Ты, который по законам нашего народа еще ребенок, требуешь командования. Это же абсурд! Мои воины не пойдут за тобой, мальчик. И это еще не все! Ты осмеливаешься называть себя мечом королевы? Я знаю, что ты командовал ее гвардией, и никогда не понимал этого. В моих глазах ни один воин Альвенмарка не заслуживает этого титула меньше, чем ты. Я был свидетелем того, как ты предал королеву, когда от меча потребовалась острота! — Он указал на мост, заканчивавшийся посреди пропасти. — Знаешь, в каком месте находится звезда альвов? Там, где столкнули в пропасть короля и князей троллей. Там, где место твоего позора! Место, где ты отказался выполнять приказ королевы. Ты помнишь ночь, когда ты противопоставил себя всем народам эльфов? Тот, кто щадит жизнь троллей, крадет у нас мир!

— Для меня это место чести, Ландоран. Я не мог помешать тому, чтобы свершилась несправедливость. Но по крайней мере я в ней не участвовал!

— Какая несправедливость? Тролли начали эту войну. Ты забыл, как они изгнали твой народ с высокогорья Карандамона? Когда во всем Альвенмарке не осталось места для нас, кроме душных, зараженных лихорадкой мангровых зарослей у Лесного моря? Для меня ночь на Шалин Фалахе была триумфом справедливости — спустя столько веков!

— Ты слеп, Ландоран. Наш народ мог вернуться обратно на Карандамон. Правда. Но эти скальные замки никогда не принадлежали нам. В столь же малой степени, как и Снайвамарк, подаренный троллям альвами. Мы украли эту землю, когда получили власть. Мы убили их князей. В ночь на Шалин Фалахе мы посеяли ветер. И теперь настал час, когда мы пожинаем бурю.

Эльфийский князь снова взял себя в руки. Чем больше горячился Олловейн, тем спокойнее становился Ландоран. Он подошел к блюду с фруктами и с вызывающим спокойствием отщипнул несколько виноградин. Затем указал на Небесный зал.

— Знаешь, что здесь было, когда мы пришли, Олловейн? Грязная дыра. Здесь было всего несколько пещер, не лучше звериных. Воняло фекалиями и вшивыми шкурами. Чистой воды не было нигде. А теперь посмотри, во что мы это превратили! Да, когда-то здесь была парочка пещер, в которых жили тролли. Но Филанган, такой, каким ты его видишь, скалистый сад, — это цветок, выращенный твоим народом, Олловейн.

— То, что я вижу, когда смотрю туда, — это победа эстетики над этикой. Я вижу место казни, превращенное в средство эстетического оформления пейзажа. Вижу мост, ведущий в пустоту. Тем самым ты поистине создал образ дороги, по которой вел наш народ, Ландоран!

Князь насмешливо улыбнулся.

— Красиво сказано для воина меча, Олловейн. По тебе все еще заметно, из какого народа ты вышел. Правда, твоя аргументация носит печать детской обиды. Но чего ждать от мальчика, который не смог стать мужчиной? Все, что ты сообщил о мосте, показывает, что ты ослеплен стыдом и гневом. Это путь не в пустоту. В его конце находится звезда альвов. Знающий может попасть оттуда в паутину троп альвов. Значит, этот путь ведет куда угодно, если только иметь мужество ступить на него.

— И это широко открытые врата для троллей, — вдруг вмешалась в разговор Линдвин. — Я не вижу здесь защитных сооружений. Что произойдет, если тролли отважатся на атаку через звезду альвов?

— Это немыслимо! — грубо оборвал ее Ландоран.

— Немыслимо? А как, ты думаешь, они сумели вернуться в Альвенмарк? Есть только один путь, ведущий сюда из мира людей. Путь по тропам альвов. Значит, однажды они уже проделали это. Так зачем же им неделями штурмовать защитные укрепления Филангана, когда завоевать Каменный сад так легко?

— Тролли так не мыслят! — настаивал князь.

— Ты эстет. Человек, воплощающий полную свободу искусства и самолюбования, которая превыше всех пут морали и духа. Ты создатель чуда Небесного зала. Ты действительно думаешь, что знаешь, как мыслят тролли? — возразила Линдвин.

Князь, словно задумавшись, опустил голову. Похоже, слова волшебницы глубоко тронули его.

Линдвин воспользовалась мгновением слабости.

— Я могу понять, что ты чувствуешь себя настолько связанным законами своего народа, что противишься приказу королевы и не можешь передать командование Олловейну. Поэтому я предлагаю компромисс. Передай командование мне. По законам нормирга я считаюсь взрослой, потому что при помощи магии могу легко защититься от холода. Но что еще важнее — Эмерелль доверила мне величайшее сокровище эльфийского народа.

Она вынула из-под разорванной одежды грубый осколок с пятью глубокими бороздами. Он казался невзрачным, словно кусок бутового камня. И несмотря ни на что, пять борозд превращали его в украшение, более того, в произведение искусства, пронизанное простой гармонией. Камень был по-своему совершенен.

— Как ты думаешь, можешь ли доверить мне судьбу Филангана, если Эмерелль сочла меня достойной того, чтобы быть хранительницей камня альвов?

От такой дерзости Олловейн потерял дар речи. Неужели эта воровка и предательница не ведает стыда? Нужно остановить ее!

Линдвин поглядела на него.

— Во всех военных вопросах я доверюсь совету мастера меча. Эмерелль хотела, чтобы он ведал защитой этой крепости. А я буду лишь голосом, доносящим его приказы. Никому из твоих воинов не придется подчиняться слову командира, который в глазах твоего народа так и не сумел стать мужчиной. Таким образом мы почтим законы нормирга и в то же время свершится воля Эмерелль. Мы…

С оглушительным шипением из одного из гейзеров, расположенного неподалеку от павильона, вылетел фонтан водяного пара. Плотное белое облако устремилось к искусственному небу над их головами.

Князь подошел к одной из колонн павильона. Он казался обеспокоенным. Да, можно было подумать, что прорыв пара вывел его из равновесия больше, чем спор.

— Твое предложение свидетельствует о великой мудрости, Линдвин. Я вручаю Филанган в твои руки, волшебница.

Олловейн не мог понять, что произошло. Этой интриганке за несколько мгновений удалось при помощи дерзкой лжи получить командование над огромным городом-крепостью. И он ничего не может с этим поделать!

Если он скажет, что Линдвин украла камень альвов, Ландоран, вполне возможно, просто заберет его и объявит, что это для всеобщего блага, что могущественный артефакт находится под его защитой.

В бессильной ярости мастер меча смотрел на облако пара, расширявшееся все больше и больше. Филанган поднял белое знамя, и судьба города теперь была в руках той самой эльфийки, которая способствовала гибели Вахан Калида. А он? Он был так же беспомощен, как и тогда, когда она послала птицу в ночное небо и подала знак для начала обстрела гавани.

Нет, не совсем. На этот раз он знал, где находится самый опасный враг его народа!