Глава 22

Открыв глаза, я не сразу понял, где нахожусь, но быстро сообразил. Белый потолок дрожал в глазах, будто плыл, как раскалённый афганский воздух. В нос ударил запах йода, хлорки и смеси из лекарств. Настоящий больничный дух, знакомый каждому, кто хоть раз бывал в госпитале. Его ни с чем не перепутаешь.

Я попробовал вдохнуть глубже. О, получилось! Значит, всё очень даже неплохо. Только ощущение было такое, будто я спал неделю. Голова была слишком тяжёлая, мысли вязкие, конечности словно налились свинцом.

Я медленно приподнялся на локтях и огляделся. В глазах плыло, но картинка постепенно собралась. Передо мной тянулись ряды больничных коек. Кто-то из больных спал, а некоторые просто молча глядели в потолок. В углу два парня склонились над доской — играли в шахматы, тихо переговариваясь.

Я моргнул несколько раз и сразу заметил, что со мной рядом прекрасное создание. Юля, положив голову на край моей койки, спала. Её волосы рассыпались по простыне, а ресницы слегка дрожали.

Я вытянул руку и осторожно коснулся её плеча так, чтобы не испугать.

— Юль… — прошептал я.

Медсестра дёрнулась и сразу улыбнулась, увидев меня. Глаза девчонки буквально налились теплом.

— Я так ждала, когда ты очнёшься, — прошептала она. — И… заснула, как раз в тот момент, когда ты пришёл в сознание.

Я сглотнул, всё ещё приходя в себя. Интересно, сколько времени я провёл без сознания? А ещё не менее интересно, где я нахожусь.

— А я… в каком госпитале? — спросил у медсестры.

— В Джелалабаде, — ответила Юля. — Тебя сюда эвакуировали после боя.

Я моргнул, и память нахлынула: пыль, камни, граната в руке… и тьма. Я медленно провёл ладонью по простыне, убеждаясь, что происходящее мне не снится.

— И как долго я здесь?

— Около недели уже, — призналась Юля.

Честно говоря, я совершенно потерял счёт времени. Скорее всего, я уже и раньше приходил в сознание. Но сегодня, видимо, это был первый полноценный раз, когда сознание, так сказать, пришло вместе со мной. И чувствовал я себя на удивление хорошо. Да, были повязки, но ни боли, ни дискомфорта я не ощущал.

Юля медленно наклонилась ближе, осторожно взяла меня за руку, и её голос дрогнул:

— Лёш, Глебов и Лапшин… они не выжили, — Юля запнулась, отвела взгляд. — А тебя мотострелки вытащили. Приказ на помощь отдал Шлыков, лично. Вразрез с указаниями генералов.

Сердце неприятно кольнуло. Знакомые лица всплыли перед глазами. Я сжал зубы, стараясь не показать медсестре, что внутри будто пусто стало.

— Понял. Выходит зря я на него наговаривал, — сухо произнёс я.

Юля смотрела на меня. Её глаза блестели. Она снова вздохнула, и уже другим, почти девичьим голосом продолжила:

— Я так рада тебя видеть, ты не представляешь, — прошептала она.

Юля протянула руку, положила ладонь на мою, словно боялась, что я исчезну. Я сжал её пальцы, крепко, так как держался за жизнь в бою.

Мы молчали, и это молчание значило больше любых слов. На душе скребли кошки, мне хотелось верить, что мои товарищи выживут. Я был почти уверен в этом, но мы лишь только предполагаем, а располагает Бог.

— Кстати, Лёша. Твои вещи забрали. Отправили в Кабул, — сказала Юля и всё ещё держала мою руку.

Мне и самому не хотелось, чтобы она её отпускала.

Я нахмурился, не сразу поняв, что она имеет в виду по поводу вещей.

— Как это забрали? — уточнил я. — Зачем и кто?

Она пожала плечами, виновато улыбнулась, с таким видом, будто не смогла мои вещи отстоять.

— Не знаю. Пришёл мужчина, сказал, что распоряжение сверху, показал удостоверение. Всё упаковали и увезли, — пояснила она.

Я задумался. Может, это толстый намёк, что мне тут не рады, что в Джелалабаде меня видеть не хотят? Хотя не в первый раз.

Ненужного хлама у меня не было. Только рюкзак, форма, кое-какие записи. И главное — аппаратура. Камера, фотоаппарат, плёнки.

Я прикрыл глаза, сосредоточился. Значит, дело именно в них. Всё, что я снимал — и колонны, и пыльные кишлаки, и те самые бои. Они слишком многое могли показать.

— Кто именно забрал? — уточнил я. — Ты его знаешь?

Юля отрицательно помотала головой.

— Мужчина… в костюме, не военный. Я не знаю, как его зовут. Видела, как он садился в УАЗ и укладывал твой рюкзак, — растерянно выдала медсестра.

Интересный «не военный» персонаж в костюме. Впрочем, заниматься чем-то вроде «следствие ведут знатоки» не пришлось.

Дверь в палату скрипнула, и в проёме появился человек в строгом сером костюме, идеально выглаженным и с туфлями начищенными до блеска.

Я сразу заметил его взгляд — внимательный и цепкий, будто рентгеновский снимок. Он скользнул по мне, простыне и моей больничной пижаме. И нужные выводы я сделал сразу.

Юля напряглась. Она незаметно отдёрнула руку, которой держала мою, и чуть вздрогнула. Я уловил это мгновенно.

Сам поднялся чуть выше на подушке, встретил взглядом незваного гостя и приготовился к разговору, который судя по всему будет непростым.

Он сразу вскинул руку в приветственном жесте.

— Здравствуйте, товарищ Карелин, — улыбнулся гость.

Подошёл ближе, остановился у моей койки, достал из внутреннего кармана корочку и раскрыл. Красная обложка, герб, всё как положено.

— Андрей Викторович, сотрудник посольства СССР в Афганистане, — охотно представился он.

Я скользнул взглядом по документу. Как же сотрудник посольства. Знаю я таких «дипломатов».

Юля, сидевшая рядом, смотрела на этого сотрудника не то настороженно, не то с какой-то непонятной тревогой.

Андрей Викторович между тем улыбнулся и спрятал документ.

— Ну как у вас дела, Алексей? — спросил он так, будто интересовался здоровьем старого знакомого.

— Как говорил мой дед: ' — не могу жаловаться, но всё же попробую', — ответил я.

Андрей Викторович обернулся, окинул взглядом палату. За соседней койкой сидел наш боец с перебинтованной ногой, рядом стоял свободный стул.

— Можно? — вежливо спросил он у раненого, указав на стул.

— Бери… те, — махнул рукой тот, не вдаваясь в подробности.

Сотрудник посольства подтащил стул к моей койке, развернул его и сел, расстегнув пиджак.

— Ну что ж, Алексей, главное живы, — вполне себе доброжелательно продолжил он. — Как самочувствие? Боли сильные? Врачи, надеюсь, нормально смотрят?

Я пожал плечами.

— Терпимо. Жив, значит, уже неплохо.

— Вот и хорошо… Главное, что силы восстанавливаются.

На пару секунд повисло молчание, и вдруг он резко перевёл тему, без всякой подводки.

— А расскажите, что у вас там случилось в горах?

Он чуть подался вперёд, сцепив пальцы.

— Я так понимаю, вы присоединились к группе майор Сергеева?

— Да, — я не стал отрицать очевидного.

— А потом, — Андрей Викторович сделал вид, что уточняет детали. — Ушли в зону кишлака, хотя было выдано распоряжение о бомбардировке советской авиацией. Так?

Я смотрел на него внимательно. Слишком уж осведомлён. Не каждый офицер на месте так знал бы последовательность.

— Там были заложники, — ответил я.

— Да-да, — «дипломат» кивнул, прищурив глаза. — Жизни людей — это самое важное.

Он сделал короткую паузу.

— А потом что было? — мягче, но с нажимом спросил Андрей Викторович.

Я почувствовал, как этот «разговор о здоровье» окончательно превратился в расспрос. Словно он сверял мою версию с чем-то уже известным ему.

Я отвернулся к окну, за которым высоко в небе стояло жаркое афганское солнце. Кстати, я даже не знал, сколько сейчас времени. Но разговор мне перестал нравиться уже сейчас.

— Извините, Андрей Викторович, — сказал я устало. — Голова кружится. Давайте в другой раз всё обсудим.

Сотрудник посольства едва заметно приподнял бровь, прекрасно понял, что я ушёл от ответа.

Я не стал добавлять ни слова. Про укрепления в Тора-Бора я ему рассказывать не собирался. Слишком уж подозрительно, что он в подробностях владел информацией. Да и после того, как такие же «дипломаты» забрали мою технику и плёнку, особо разговаривать не хотелось.

— Понял, — сказал Андрей Викторович, поднимаясь со стула.

Голос у него оставался всё таким же безразличным, будто ничего и не произошло.

— Что же, не смею в таком случае вас беспокоить. Здоровье — это самое важное.

Он протянул руку. Я её пожал. Несмотря на жаркую погоду, ладонь у него была холодной.

— Тем более, у вас тут лечение. Скажем так, с повышенным комфортом, — усмехнулся он и подмигнул Юле.

Она заметно напряглась, опустила взгляд в пол. Андрей Викторович поправил лацкан пиджака, застегнул пуговицу, кивнул вежливо и вышел из палаты.

Я проводил его взглядом, пока дверь не закрылась. Только тогда заметил, как Юля сжала простыню у себя на коленях.

— Ты чего? — спросил я нахмурившись.

Она подняла глаза и прошептала:

— Лёш… это он. Он забрал твои вещи.

Вон оно что!

Ну зато чуточку яснее стало. Всё встало на свои места. Что и требовалось доказать — просто сотрудник посольства забрать мои вещи попросту не мог. Нет у него таких полномочий. Что ж, теперь понятно, что если к моей персоне уже появился интерес со стороны КГБ, то наш несостоявшийся разговор обязательно будет иметь продолжение.

И продолжение, пусть и не разговора, а скорее наших взаимоотношений, не заставило себя долго ждать. Минут через пятнадцать, пока мы болтали с Юлей, в палату вошёл высокий, худой доктор в халате, наспех накинутом поверх гимнастёрки. Судя по всему, это был мой лечащий врач.

Всем своим видом он напоминал человека, который живёт в госпитале. В руках врач держал папку с бумагами.

— Ну что, товарищ, как здоровье? Жалобы есть? — спросил он, подойдя к моей койке и глядя поверх очков.

— Нет жалоб. Здоровье хорошее, — заверил я.

Он кивнул, деловито пролистал бумаги, достал ручку.

— Отлично. Тогда слушайте внимательно. По вашему переводу в столичный госпиталь Кабула дан положительный ответ. Так что, скоро вас переведут.

Слова его прозвучали так буднично, будто я разлепил глаза всего-то час назад. Но откуда ветер дует — было понятно.

— Когда перевод? — спросил я.

— Сегодня. Через два часа вылет. Всё оформлено.

— А варианты остаться? — вопрос прозвучал сам собой, хотя я и так знал ответ.

Врач даже не поднял глаз от бумаг.

— Мил человек, вас в Кабул повезут. Там условия лучше. Весь цвет военной медицины Союза собрался. Или вы летать боитесь?

— Да уж, налетался в своё время, — ответил я.

Врач покосился на Юлю, закончил заполнять бумаги и так же быстро вышел, как и вошёл.

Мы с Юлей переглянулись.

— Похоже, всё, — прошептал я. — Расстаёмся опять.

Она наклонилась ко мне и обняла, положив голову на моё плечо.

— Береги себя, Лёша. Пожалуйста.

Я поднялся, насколько позволяли силы, и прижал её к себе. Поцелуй вышел горячим. В этот миг не существовало ни приказов, ни Кабула, ни всех этих людей в серых костюмах.

Только она и я.

Когда мы отстранились, я увидел, как по её щеке скатилась одна-единственная слеза.

Самолёт в столице Афганистана приземлился мягко, словно и не было всех этих перевалов и порывистых ветров. В Кабул долетели без происшествий. Но эта передышка оказалась слишком короткой.

В госпиталь меня всё-таки привезли, но ненадолго. Через пару дней доктор в звании подполковника, мельком провёл осмотр, проверил перевязку и начал что-то записывать в свои бумаги.

— В больницу ложиться смысла нет, дальше восстанавливаться будете амбулаторно.

Я только кивнул. Сил спорить не было.

Бумажная волокита заняла меньше часа и неожиданно быстро. Пара подписей, пара печатей, и я на свободе. Слишком гладко для советской бюрократии. Именно это меня насторожило. Обычно такие дела тянутся сутками, а тут… будто кто-то заранее расчистил дорогу.

Чутьё меня не подвело. Едва я вышел за ворота госпиталя, увидел у входа «Волгу». Рядом знакомая фигура в сером костюме. Тот самый Андрей Викторович.

— Ну что, Алексей, — улыбнулся он, словно старый друг. — Поговорим? Заодно подвезу вас до корпункта.

Я остановился, всматриваясь в него. Ни удивления, ни вопросов уже не осталось. Я понимал, что этот человек явно не услышал от меня всего, что хотел в госпитале. И теперь решил продолжить разговор.

— Поехали.

Машина мягко катилась по улицам Кабула, за окнами мелькали базары, пыль, редкие грузовики с брезентовыми кузовами. Внутри «Волги» было тихо, только мотор гудел, да шины шуршали по асфальту.

Андрей Викторович сидел рядом, чуть повернувшись ко мне.

— Вернёмся к вашему выходу в горы. Вы ведь потом вместе с Громовым и Лапшиным пошли дальше в Тора-Бора?

Я понимал, что он не спрашивал — утверждал. Информация у него была слишком точная.

— Мне нужно понимать, — продолжил он. — Что именно говорил Дорохин, когда вы его встретили?

Я повернулся к окну, чтобы выиграть секунды. Пыльный город, гул вертолётов вдалеке, дети на обочине дороги — обычная кабульская обстановка.

— Сначала верните мои вещи. Камеру. Фотоаппарат, — наконец, сказал я.

Андрей Викторович на удивления не стал препираться.

— После разговора, Алексей. Всё вернём. Давайте вернёмся к нашим баранам, — мягко направил он русло разговора.

— Дорохин погиб, — начал я. — Подорвал себя гранатой, когда выхода не осталось. Нам было не до разговоров.

Про перестрелку и предательство подполковника я не стал говорить ни слова.

Андрей Викторович молчал секунду, всматриваясь в моё лицо. Потом кивнул коротко, будто сделал пометку для себя.

— Понимаю, — сказал он. — Печальная история.

«Волга» плавно свернула на улицу, где стоял наш корпункт.

Мы затормозили у ворот. Я повернулся к Андрею Викторовичу:

— Вы обещали вернуть мои вещи.

Он кивнул, будто только этого и ждал.

— Конечно. Я своё слово держу.

Андрей Викторович вышел из машины, подошёл к багажнику. Ключ щёлкнул, и крышка приподнялась. Внутри лежал мой рюкзак. Камера, фотоаппарат — всё было аккуратно в нём уложено.

Я вытащил технику, проверил — цела. Но плёнок не было. Ни одной.

— А где плёнки? — спросил я.

Андрей Викторович даже бровью не повёл.

— Плёнок не было, — сказал он уверенно, будто констатировал факт.

Я понял всё окончательно. Были. И есть. Но возвращать их никто не собирается. Повесив рюкзак на плечо, я попрощался с «дипломатом».

— Я вас понял. Прощайте.

Андрей Викторович закрыл багажник и пожал плечами.

— Хорошо, что вы поняли. До свидания, Алексей.

— Да не дай Бог, Андрей Викторович, — ответил я, намекнув на отсутствие желания видеться с этим человеком ещё раз.

Я вернулся в корпункт, скинул рюкзак прямо у порога и пошёл к столу, где был телефон. Снял трубку, набрал знакомый номер. В ухе зашипели помехи, потом прорезался голос редактора.

— Алексей, рад слышать! Слушай внимательно: у меня для тебя две новости. Одна плохая, другая хорошая. С какой начнём?

— Давайте с плохой, — без особого воодушевления ответил я.

Я услышал, как редактор размешивает сахар, бренча ложкой о кружку.

— Тебе предписано покинуть Афганистан.

Я замолчал на секунду, но всё же спросил:

— Почему?

— Понятия не имею, — отрезал редактор. — Приказ сверху. Бумаги уже подписаны.

В горле пересохло, и я прокашлялся. Значит, всё-таки решили убрать.

— Понял, — подтвердил я. — А хорошая?

— Тебя представили к ордену Ленина. Поздравляю!

Я крепче сжал трубку. Такой вот советский баланс — убрали с фронта, но наградили. Словно хотели сразу и поощрить, и заткнуть рот.

— Ты чего молчишь? Всё ли хорошо? — поинтересовался редактор.

В голове было много мыслей. Но надо было признать, что командировка закончилась.

— Лёша, не молчи. Скажи что-нибудь.

— Служу Советскому Союзу!


от автора:

Новинка от Ника Перумова! Архимаг в теле вора, Петербург охвачен заговорами, князья делят власть, а безликие убийцы уже вышли на охоту.

https://author.today/reader/482616

Загрузка...