Военкор 2

Глава 15

Выйдя из здания штаба, я остановился на крыльце. Щурясь от яркого афганского солнца, набрал полную глушь воздуха.

— Душно, блин, — проговорил я.

Только не от жары, а от густого воздуха, пропитанного выхлопными газами машин. Душно было и от разговора с Рыгиным. Как вот с такими «паркетными» как этот полковник, можно работать? А потом он поступит в Академию Генерального штаба и пойдёт выше. Есть же много командиров, которые больше этого заслуживают. Более авторитетные и способные. И не на бумаге.

Закончив с мыслями о командирах, я начал настраиваться на убытие в Джелалабад.

Но и здесь меня отвлекли. Не успел я сделать и пары шагов по бетонной дорожке, ведущей от ворот штаба, как прямо передо мной резко затормозил зелёный армейский УАЗ, подняв клубы густой пыли. Я недовольно поморщился, прикрывая лицо ладонью, и сделал шаг в сторону, намереваясь обойти машину.

Из распахнувшейся пассажирской двери УАЗа вышел офицер в звании майора. Я сразу узнал Глебова, того самого представителя КГБ, с которым мы виделись у школы после истории с пацаном-шахидом. Майор был подтянут и серьёзен, в полевой форме без знаков отличия. Выйдя, он огляделся напряжённым взглядом, а потом, чуть расслабившись, протянул мне руку.

— Товарищ Карелин, доброго дня, — произнёс Глебов сдержанно. — Рад, что застал вас до отъезда.

— Добрый, товарищ майор, — ответил я, пожав ему руку и с любопытством глядя в его непроницаемое лицо. — Чем обязан? Я так понимаю, встреча не случайна?

— Давайте прокатимся, Алексей, — Глебов указал на заднюю дверь УАЗа. — Подвезу вас до корпункта, а заодно кое о чём поговорим.

Я помедлил, невольно оглянувшись на здание штаба. Понимал, что от таких предложений просто так не отказываются, особенно когда их делает человек из КГБ.

— С удовольствием, — ответил я. — Поехали.

Я сел на заднее сиденье, захлопнул дверь, Глебов сел рядом, хотя когда приезжал, выходил из передней пассажирской двери.

— Поехали, сержант. Прокатимся немного по городу, — бросил он водителю.

УАЗ мягко тронулся с места, плавно выезжая на разбитую кабульскую улицу. Некоторое время помолчали.

Наконец, когда молчание затянулось, майор пристально посмотрел на меня.

— Знаете, Алексей, я внимательно слежу за вашими материалами. Смело пишете, даже слишком смело. Не всем это нравится, но в нашей работе такие люди, как вы, ценны.

Я молча кивнул, понимая, что подобный комплимент — лишь вступление к более серьёзному разговору. Глебов явно приехал не за тем, чтобы обсудить мою работу в газете.

— Спасибо, товарищ майор, стараюсь как могу, — дежурно ответил я.

Впереди нас двигался поток машин, а за окнами мелькали серые фасады домов, редкие группы афганцев, погружённых в свои ежедневные дела.

Глебов опять помолчал, будто подбирая нужные слова. Я ждал, когда он заговорит. Но поскольку молчание затягивалось, уставился в мутное от дорожной пыли стекло, наблюдая за жизнью афганской столицы. У обочин стояли облезлые «жигули» и разноцветные грузовички с набитыми до отказа кузовами.

Наконец, после затянувшейся паузы майор заговорил, не поворачивая головы.

— Много здесь сделано, Алексей. И школы строим, и дороги, и фабрики запускаем. Помощь идёт, и она реальная. Вот только пока конца-края не видно…

— До конца здесь ещё долго, — ответил я тихо, не желая вступать в долгие беседы. — Слишком многое перемешалось, товарищ майор. Война и мир, помощь и жестокость.

Глебов одобрительно кивнул.

— Верно говорите. Тут одним автоматом и танком не справишься. Но бросать Афганистан сейчас — значит сдать позиции тем, кто стоит за душманами. Американцам и пакистанцам только этого и надо. Чтобы здесь опять хаос воцарился, и чтобы нам пришлось уйти с позором. Этого мы допустить никак не можем.

— Это мне понятно. Но думаю, вы не просто так решили меня прокатить по Кабулу. Говорите прямо, что нужно, товарищ майор. Кстати, как ваше имя-отчество? Неловко получается.

— Сергей Павлович.

— Очень приятно, Сергей Павлович, — вежливо кивнул я.

— Не сомневаюсь, что не особо, — усмехнулся он, снова становясь серьёзным. — Теперь к делу. Скоро начнётся крупная операция в районе Тора-Бора. Будем выдавливать боевиков из горных укреплений. Нам необходимо, чтобы вы присоединились к подразделению спецназа и пошли туда вместе с ними.

Я внимательно посмотрел на Глебова, пытаясь прочесть по лицу его истинные мотивы. Стало чуточку более ясно, откуда дул ветер в вопросе моего возвращения в обход мнений армейских офицеров на местах.

— Сергей Павлович, с каких пор КГБ стало нуждаться в журналистах на передовой? Я человек штатский. Моё дело писать о солдатах. Там есть профессионалы, тот же подполковник Дорохин, — я коротко пожал плечами. — К тому же, говорю прямо, я не уверен, что в Джелалабаде этому будут рады.

Глебов мрачно взглянул на меня и ошарашил.

— Дорохин пропал. Был на переговорах в одном из кишлаков возле Джелалабада. Весь отряд с ним исчез. Место и время выбраны были идеально. По всей видимости, была засада.

Я невольно сжал кулаки. Дорохин пропал? Я на секунду задумался, стоит ли ввязываться в это, но Глебов смотрел на меня с таким спокойным ожиданием, будто уже знал мой ответ.

— Мы теряем людей и не можем пока понять, кто именно их сдал. А операция в Тора-Бора уже расписана. Отменять её нельзя. Но если среди наших появился крот, нам крайне важно узнать это как можно быстрее.

— Почему я?

— Вы человек наблюдательный, вам доверяют солдаты, к вам прислушиваются. Пойдите с ребятами, послушаете, посмотрите. Нам нужны ваши глаза и уши.

Наконец Глебов выдал всё начистоту. Я замолчал, пытаясь переварить услышанное. Дорохин исчез — это была действительно скверная новость.

— Это моя вам просьба. Личная. Вы же понимаете, Алексей, что если операция сорвётся, жертв будет куда больше.

— Я подумаю, товарищ майор, — наконец произнёс я.

— Конечно, подумайте. Но времени немного. Очень немного.

УАЗ притормозил у одного из блокпостов. Молодой солдатик проверил документы у нашего водителя. Наконец, машина тронулась снова.

— И ещё. Скоро вас представят к ордену Красной Звезды. Документы уже на подписи, — Глебов, словно подвёл итог нашего разговора. — Полагаю, что награждение пройдёт по возвращению.

Безусловно, такой опытный волк, как он, не мог не знать, что моё «подумаю» — это согласие на предложение КГБ. А вот про орден стало неожиданно, конечно.

— Я не за награды сюда ехал, Сергей Павлович, — ответил я.

— Знаю. И именно поэтому я вас и прошу.

— Тогда не смею отказывать, — наконец, я озвучил своё решение.

Глебов не изменился в лице, но я заметил, как чуть блеснули его глаза.

— Удачи вам там, в Тора-Бора. Надеюсь, скоро всё выясним. С вами свяжутся по времени вылета, будьте готовы.

Он протянул руку, я крепко пожал её.

— И вам удачи, Сергей Павлович.

Я открыл дверь и вылез из машины. УАЗ развернулся и быстро покатил обратно.

Вылет был назначен на следующий день. Я даже почувствовал лёгкое возбуждение от перспективы всего через несколько часов снова оказаться на базе Джелалабада.

Собрался я быстро, побросав вещи в вещмешок. В назначенное время был на аэродроме.

Никаких заморочек с вылетом не возникло. Как и с полётом. Весь полёт я проспал, а проснулся оттого, что самолёт привычно подпрыгивал на стыках бетонных плит посадочной полосы.

— Приземлились, и слава богу! — громко сказал штурман корабля, выйдя в гермокабину Ан-12.

— А могло быть по-другому?

— По-разному бывает. Могли взлететь в Кабуле, а сесть уже не в Афгане. Погода — дама капризная. Да и душманы не всегда придерживаются наших плановых перелётов. Как начнут стрелять в горах, так нас и начинают гонять диспетчера по всему Афганистану.

Тяжко живётся экипажам «чёрных тюльпанов». Особенно когда им приходится выполнять свою работу, которую они проклинают…

Я спустился по рампе на залитую солнцем стоянку самолётов и огляделся, узнавая очертания уже привычной советской базы. Ещё вчера казалось, что сюда я уже не вернусь. Но Афганистан успел научить меня одному простому правилу: ни от чего никогда не зарекаться.

В Джелалабаде меня встретила привычная жара, горячий ветер и знакомая до боли картина — стоящие в ряд вертолёты, заправщики, солдаты, спешащие по своим делам. На базе вовсю кипели приготовления.

Ну а я поймал себя на мысли, что база в Джелалабаде стала для меня чем-то вроде временного дома.

Навстречу шёл молодой сержант, который издалека кричал моё имя. Видимо, ему было поручено меня встретить.

— С возвращением, товарищ корреспондент! — радушно сказал он, протягивая мне руку. — Сержант Весёлый. Можно Ген Геныч.

— Фамилия говорящая, судя по всему, — улыбнулся я.

— А чего грустить⁈ Мне сказали, что вы в Кабуле задержитесь. А тут вон как обернулось.

Я пожал крепкую ладонь Весёлого и улыбнулся в ответ.

— Как будто и не улетал, товарищ сержант, — выдохнул я, накидывая на плечо вещмешок.

— Эт точно, — махнул рукой Весёлый в сторону штаба. — Там вас комбриг видеть хочет. Причём срочно.

— С чего такая спешка?

— Не знаю. Но судя по его реакции, новость о вашем прибытии для него была нерадостная, — снова улыбнулся паренёк.

Наверняка о моих не самых тёплых отношениях с комбригом Шлыковым не знал только ленивый. Слухи всё-таки распространяются быстро.

Что ж, особой радости от моего возвращения комбриг явно не испытает. Он наверняка был уверен, что я ему больше не буду надоедать своим присутствием и просьбами о работе в самых интересных местах.

Ещё и обиделся, что не упомянул его в статье.

— Эй, Лёха! Карелин! — на полпути я услышал, как меня кто-то зовёт.

Оглянувшись, увидел знакомого лейтенанта-спецназовца из того самого отряда, с которым мы уже ходили в бой.

— Саидов? У тебя ж дырка в боку была? — спросил я у лейтенанта, по-дружески обнимая его.

— Да это я притворялся. Здоров и годен к службе.

Ильгиз Саидов и правда выглядел здоровым, хотя после того самого боя в горах с караваном, он даже был без сознания.

— Ну ты блин даёшь, Лёха! Я уж решил, что не увижу тебя больше. Думал, ты уже в Москве. Диктором работаешь на телевидении, — ухмыльнулся он.

— Как видишь — снова в строю, — ответил я, пожимая его ладонь. — Как сам?

— Нормально. Скоро выдвигаемся, слышал? Знаешь, рад, что ты сюда приехал. Пацаны тебя уважают, да и в бою от тебя толк есть. Мы ж уже проверили. С нами не хочешь?

— Спасибо за предложение. Для меня это много значит. Склонен дать положительный ответ, — сказал я честно.

— Ладно, не буду задерживать. Ты как посвободнее будешь — дай знать. Хоть пообщаемся по-человечески.

Штаб встретил суетой. Все куда-то торопились, что-то делали, явно готовясь к крупной операции. В коридорах буквально повисла нервозность.

Сержант Весёлый вёл меня по коридору, показывая на кабинеты и рассказывая кто и чем занимается в данный момент.

Когда подошли к кабинету комбрига подполковника Шлыкова, Геннадий постучался, и из помещения послышался грубый голос, что войти можно. А ведь при первой моей встрече с Шлыков, он мне даже компот предлагал. Сейчас может и кинуть чего-нибудь.

Весёлый толкнул дверь и застал Шлыкова за неожиданным занятием. Нет, он не прохлаждался, как в прошлый раз. А разливал чай по чашкам, аккуратно, почти старательно.

— Заходи, Алексей, присаживайся, — с неестественной теплотой произнёс он. — Рад тебя снова видеть.

Такая вежливость была совершенно не в духе комбрига, и я невольно напрягся. Что что-то здесь не так.

— Весёлый, ты свободен, — буркнул Шлыков.

— Есть! — вытянулся Гена и выскочил из кабинета, закрыв дверь.

Подполковник растянул губы в улыбке, которая совсем не шла его суровому лицу. Глаза при этом оставались холодными, словно два осколка льда. Он явно ждал, что я проглочу наживку.

— Спасибо, товарищ подполковник, — осторожно сказал я и сел напротив.

Он подвинул мне чашку и шумно втянул в себя воздух.

— Алексей, давай на «ты» что ли? Я всё-таки, тоже Алексей, пускай и Вилорович, — сказал он на выдохе.

Я кивнул, не возражая. Так то на «ты» мы с Алексеем Вилоровичем перешли ещё в прошлый раз.

— Последний наш разговор прошёл как-то неконструктивно. Нервы, сам понимаешь. Война она… того… нервы шалят, бывает. Так что вот решил по-человечески, по-простому тебя встретить.

Шлыков выжидательно посмотрел на меня и потянулся к ящику стола. Я промолчал. Вытянув руку, подполковник достал оттуда свёрток, развязал бечёвку и бережно поставил передо мной новенький японский кассетный плеер с наушниками. Серо-синий корпус с большими кнопками управления. Весьма дорогая штука в эти годы.

— Вот, ребята подогнали. Качественная вещь, Алексей. Пригодится для отдыха и расслабления души, — произнёс он, явно стараясь звучать искренне.

— Спасибо, но не стоило.

— На память от нашей бригады. Ну и вообще, в Союзе такое не достать…

Теперь стало ясно, к чему он клонит. Я понимал, что такие подарки просто так не делаются, особенно после наших недавних разногласий.

— Спасибо, товарищ подполковник, — я аккуратно сдвинул плеер обратно в его сторону. — Но от такого подарка вынужден отказаться.

Лицо комбрига чуть потемнело, он быстро моргнул и неловко засуетился, схватив чашку с чаем.

— Да брось, Алексей. Это просто… Просто жест доброй воли. Знак уважения, что ли.

— Я понимаю, товарищ подполковник, — спокойно ответил я, выдерживая паузу и глядя прямо ему в глаза. — Уважение лучше всего проявлять не подарками, а делами.

Комбриг Шлыков замер, задумался, опустил чашку обратно на столешницу.

— Ты вот как заговорил, Алексей. Ладно, — он развёл руками, как бы признавая поражение, и убрал фотоаппарат. — Понял тебя. Всё понял.

Я сделал глоток чая, выдерживая длинную паузу.

— Раз мы на «ты», давай поступим так. Каждый будет делать своё дело честно и правильно. Тогда и следующий наш разговор обязательно сложится конструктивно, — высказал я своё предложение.

Подполковник стиснул зубы, но через несколько секунд таки кивнул.

— Ладно, Карелин, понял… Свободен.

Я молча поднялся и вышел за дверь, чувствуя на себе тяжёлый взгляд. Играть в грязные игры Алексея Вилоровича у меня не было желания ни тогда, ни сейчас. Теперь, по крайней мере ясно, что я по-прежнему не их человек. И таким останусь до конца командировки.

Выйдя из штаба, я перехватил вещмешок и некоторое время наблюдал, как один за другим, тяжело гудя и поднимая вверх тугие облака серой пыли, садились Ми-8. Они высаживали солдат и выгружали припасы. Вертушки кружили над базой, словно гигантские стрекозы.

В стороне, чуть дальше от взлётной полосы, застыли рядами БТРы и «Уралы», стволами в небо смотрели САУ. Солдаты бегали между машинами, проверяли двигатели, возились с вооружением.

Откуда-то послышался крик, и по полю, заворачивая к складам, промчался УАЗ, едва не сбив молодого сержанта, который тут же высказался в адрес водителя самыми крепкими выражениями.

Я ещё понаблюдал за приготовлениями, а потом окликнул проходившего мимо прапорщика с медицинской сумкой.

— Друг, а Юля, медсестра, сейчас где? Не видел? — спросил я у него.

Прапорщик остановился, поправляя ремень.

— Юля? Медичка наша? Так с утра уехала в какой-то кишлак. То ли прививки делать, то ли помощь местным оказывать. Ближе к вечеру должна вернуться.

— Спасибо, — кивнул я, почувствовав лёгкую досаду.

— Кстати, товарищ корреспондент, сегодня вечером в солдатском клубе концерт будет, — добавил прапорщик уже чуть веселее. — Артисты приехали из Союза, говорят, хорошая программа, заходите. Может, Юлю там и увидите.

Я стоял у въезда на базу и наблюдал, как колонна машин медслужбы заезжает внутрь. Из кузовов спрыгивали медики, санитарки, солдаты помогали разгружать коробки с медикаментами.

Юля стояла возле одного из грузовиков. Даже издали была заметна её усталость, пыльное лицо и растрепавшиеся волосы, выбившиеся из-под косынки.

Что-то сжалось у меня в груди — так жалко стало эту девчонку, которая вместо тихой, мирной жизни каждый день боролась за жизни чужих людей в пыльных и опасных кишлаках.

Юля резко подняла голову, и на её лице мгновенно сменились эмоции. Сначала удивление, потом неверие и наконец счастье. Настоящее, чистое и светлое счастье, от которого лицо её мгновенно расцвело.

Пока дожидался Андрееву у девичьего модуля, поймал на себе много оценивающих взглядов и предложений зайти на чай.

Как только Юля вернулась, она рванула ко мне.

— Лёша! Ты вернулся! — она буквально влетела в мои объятия, обхватив руками за шею.

Я крепко прижал её к себе, почувствовав, как она вздрагивает.

— Не думал что скажу, но соскучился, — тихо проговорил я ей на ухо.

Юля отстранилась, посмотрела на меня радостными глазами.

— Я тоже скучала. Очень. Думала, что больше не увидимся!

— Да брось ты! Как говорил мой дед — земля круглая, за углом встретимся, — улыбнулся я.

Юля ещё раз меня крепко обняла, и поцеловала.

— Ты надолго? — почти шёпотом, спросила она.

— Как получится. Пока не знаю, но на ближайшее время точно здесь. Кстати, сегодня вечером в солдатском клубе концерт. Пойдём вместе? Говорят, артисты из Союза приехали.

Юля только прижалась крепче ко мне.

— Конечно, пойдём.

Как это часто бывает, клуб «накрылся». Что-то со светом и проводкой.

Поэтому политотдел, прибегнув к испытанному способу, организовал сцену из двух грузовых машин.

Приехавшие из Союза артисты выкладывались на полную — гремели песни, шли танцевальные номера.

Солдаты, офицеры, они все без исключения с жадностью впитывали в себя кусочек родного, мирного Союза, словно глоток свежего воздуха посреди афганского пекла.

На площадке чувствовалось какое-то невероятное единение. Кто-то тихо подпевал, кто-то смотрел на сцену с влажными глазами, наверное, вспоминая дом и близких. На мгновение война для всех нас словно исчезла.

Юля прижалась ко мне, положив голову на плечо, и я чувствовал тепло её ладони, лежавшей в моей руке.

— Хорошо… — прошептала она, глядя на сцену, где девушка в блестящем платье пела о доме и родине.

— Очень, — согласился я, слегка сжав её пальцы. — Когда видишь такое, хоть ненадолго забываешь, где находишься.

Я обнял её ещё крепче.

Песня закончилась, и вся площадка взорвалась аплодисментами. Артистка раскланялась и сошла со сцены, а следом вышли несколько человек в форме «эксперименталке». У каждого есть награды, в том числе я заметил и знак «Воина-интернационалиста».

Видимо, в этой реальности он появился гораздо раньше.

— А теперь, дорогие товарищи, для вас звучит песня, которую знают и любят все советские солдаты.

И в этот момент на площадке перед сценой воцарилась тишина. Такое напряжение, будто перед подачей в теннисе. При первых же аккордах песни мне стало понятно почему.

Всё же есть помимо бессмертной «Кукушки» Виктора Цоя, которая ещё даже не написана, и другая песня с таким же названием.

— Я тоскую по родной стране. По её рассветам и закатам. На афганской выжженной земле. Спят тревожно русские солдаты, — пел солист группы.

Эту «Кукушку», как мне помнится, написал Юрий Кирсанов. И пела её группа «Каскад».

Надо было видеть лица наших солдат и офицеров, блеск слёз в глазах девушек и их попытки сдержать эмоции. Действительно эта песня пробивает на эмоции.

Концерт закончился. Солдаты разошлись по казармам, а я пошёл провожать Юлю до её модуля. Шли медленно, не торопясь, словно пытаясь растянуть эти последние минуты покоя и тепла. В воздухе стояла прохлада, и я заметил, как Юля чуть поёжилась. Сняв куртку комбинезона, я набросил её ей на плечи.

— Спасибо, — тихо сказала она, чуть прижавшись ко мне. — Ты скоро снова уедешь?

— Да, но планирую быстро вернуться.

— Буду ждать, Лёш, — она вздохнула. — Ты ведь зайдёшь ко мне сейчас? У меня соседка на дежурстве.

Я не успел ответить, как из темноты внезапно появилась машина. В свете висящего над нами фонаря я узнал машину комбрига Шлыкова. УАЗ резко остановился.

— Кто такие⁈ А! Карелин! Ты чего здесь забыл? — выглянул из машины мой тёзка.

— Идём к модулю с концерта. Провожаю товарища Андрееву.

— Кого⁈ О, Юльчик! — воскликнул Шлыков и открыл дверь.

Дикция у Алексея Вилоровича явно была нарушена. Да и амбре от него исходило сильное.

Подполковник едва держался на ногах, его взгляд был мутным, а голос звучал хрипло и зло.

— Так-так, а почему вы, Андреева, ко мне не заходите, когда я вас вызывал? Хотите, я вас могу проводить? Отпустим Карелина, а⁈

Я шагнул вперёд, загораживая Юлю собой.

— Товарищ подполковник, мы просто идём к модулю. Поздно уже, — спокойно ответил я. — Вам рекомендую сделать точно так же. Сядьте в машину.

Но он шагнул ближе. От него резко пахнуло спиртным, глаза были красные, лицо искажено гримасой неприязни.

— Я у тебя забыл спросить. Воин сирийский! Всё про тебя знаю. Сюда приехал ещё один орден получить, герой?

— Товарищ подполковник, давайте завтра поговорим, вы сейчас не в себе, — также спокойно произнёс я, стараясь сохранить выдержку.

Но он не унимался, шагнул ещё ближе и ткнул пальцем в мою грудь.

— Ты думаешь, если из Москвы позвонили, тебе теперь всё можно? Кстати, у нас тут девчата только за чеки…ну того. А у тебя они есть? Могу занять. У Юли ценник должен быть большой, — рассмеялся Шлыков.

Я почувствовал, как напряглась Юля, её пальцы больно сжали мою ладонь. Я уже не мог сдержаться, глядя в мутные глаза пьяного комбрига.

— Ты лишнего сказал, подполковник. Извинитесь перед девушкой.

— Извиниться? Ты… забылся, корреспондент, — процедил комбриг, тяжело дыша, шагнув ко мне теперь уже вплотную.

— Это ты забылся, подполковник. Извинись перед ней, пока не поздно, — мои слова звучали тихо, но в них звенела сталь.

— Да пошёл ты. И ты иди, ша…

И тут я уже не стал сдерживаться. Каждый получает ровно то, что хочет.

Я резко, от души, врезал ему кулаком в подбородок. Голова комбрига дёрнулась, он пошатнулся и упал на землю, недоумённо глядя на меня снизу вверх.

Тут же из машины выскочил его водитель и кинулся поднимать подполковника. Я его остановил, слегка отодвинув в сторону.

Нагнувшись к Шлыкову, я посмотрел в его глаза. Ощущение такое, что он уже протрезвел после такого апперкота.

— Ещё раз хоть слово скажешь в её адрес, я тебе голову откручу, — предупредил я.

Он молчал, тяжело дышал и глядел на меня. Юля быстро потянула меня за руку.

— Лёш, пойдём отсюда. Прошу!

Я кивнул и развернулся. Больше не оборачиваясь, мы направились к её модулю, оставив комбрига сидеть на песке, погруженного в пьяный туман и собственные мысли.

Остаток вечера прошёл замечательно. После прощания с Юлей я быстро пошёл к себе. Когда лёг в кровать, сон никак не шёл ко мне.

Я продолжал вслушиваться в ночную тишину базы. В голове беспорядочно крутились мысли о завтрашнем дне, о комбриге, о предстоящей операции в Тора-Бора.

Несколько раз я впадал в полудрёму, потом резко просыпался. Ночь тянулась мучительно долго, а меня не покидало интуитивное беспокойство.

В какой-то момент мне показалось, что за дверью послышался лёгкий скрип шагов. Может, кто-то проходил мимо, возвращаясь после позднего дежурства. Но странное беспокойство заставило напрячься. Я открыл глаза и попытался прислушаться внимательнее.

Почему-то только сейчас понял, что в комнате моего модуля кроме меня сегодня никого.

Через мгновение дверь в комнату тихо и медленно приоткрылась. Моё тело мгновенно среагировало, мышцы напряглись. Я не шевелился, но всё внутри насторожилось, готовое к действию.

В тусклом свете луны проступил тёмный силуэт. Я ясно видел, что в руках незнакомца мешок, который он быстро и уверенно начал раскрывать…