Военкор 2

Глава 21

Я прислонился спиной к валуну, переводя дух. Камни давили под лопатки, а выпрямиться было нельзя — сверху духи могли заметить любое движение. Глебов сидел в двух шагах и тяжело дышал.

— Сколько у тебя? — спросил я.

Майор поднял автомат. Щёлкнул затвором он достал магазин.

— Один рожок и граната, — прошептал Глебов.

— Не густо.

Я потянулся к своему разгрузочному жилету. Нащупал два жёстких «рожка» магазинов, и две оставшиеся гранаты.

— И у меня так же, — произнёс я, доставая оставшийся боезапас.

Арифметика простая: три магазина на двоих и три гранаты. И нас трое.

Через несколько минут мы уже не сможем сдерживать напор боевиков, как бы не хотелось обратного.

— Что теперь делать будем? — в голосе Глебова мелькнуло раздражение, перемешанное с усталостью.

— Надо бы вам отходить на хрен. Тут задница полная. Если сейчас промедлите, то потом уйти уже не дадут, — с трудом говорил Лапшин.

Семён говорил прописные истины. Он сам лежал у скального выступа в нескольких метрах от нас, бледный, с перевязанным бедром. Дыхание у бойца было рваное. Шансов, что он встанет, не было от слова совсем. Сами мы ещё могли попробовать прорваться, но тогда бы пришлось его бросить.

— Нет. Своих не бросаем. Нечего обсуждать, Сёма.

Глебов сплюнул и ударил кулаком прямо по земле так, что костяшки содрал.

— Зараза!

Я глянул на Лапшина, потом на Глебова. Лапшин был тяжёлый, но бросать… не по-нашему это.

— Пацана не бросим, решено, — заверил я.

Глебов повернулся ко мне. Его лицо было уставшим и грязным.

— Ну, тогда будем держаться, пока можем, — процедил он.

Сквозь раскалённый воздух доносились отрывистые крики на дари и короткие очереди. Душманы стремительно приближались, и времени на раздумья у нас уже не оставалось.

Я услышал стон Лапшина. Мы с Глебовым переглянулись. Семён, бледный как полотно, чуть приподнялся на локтях.

— Парни, не тащите меня. Балласт я вам. Сами пробивайтесь, пока живы. Я вас прикрою…

Он говорил это настолько спокойно и рассудительно, как будто решал что-то обыденное.

— Ты чё, совсем сдурел? — Глебов приподнялся, посмотрел на него сверху вниз. — Отставить. И думать не смей!

Лапшин поморщился от боли и закрыл глаза. Я понимал, что он хочет себя подорвать при приближении духов и тем самым задержать боевиков, как это уже сделал Дорохин ранее.

— Вы ж не выйдете со мной, — возразил он. — Сами погибнете.

Я подполз к нему ближе, положил ладонь ему на плечо и сжал покрепче.

— Держись, брат. Ты нам живой нужен, — я старался говорить так, чтобы Лапшин поверил в каждое слово.

Он открыл глаза и молча смотрел на меня какое-то время, будто проверял, не лгу ли я. Потом снова лёг, голова откинулась на камень. Дышал он тяжело, губы побелели.

Я видел, что крови он потерял много, но это ещё не конец. Если дотащить Семёна до своих — шанс есть. И за этот шанс надо было держаться обеими руками.

Где-то впереди затрещала автоматная очередь, и пыль над камнями начал вздыматься от попаданий. Душманы поджимали. Видя, что мы не отвечаем, начинали наглеть.

Я высунулся из-за камня буквально на секунду и тут же увидел, как серые силуэты духов мелькают всё ближе и ближе. Душманы передвигались перебежками, стреляли короткими, чёткими очередями. Пули секли камень рядом, сыпали щебёнку в лицо. Я быстро понял, что они хотят взять нас в кольцо, отрезая пути отступления.

— Окружают! — крикнул я Глебову. — Слева, прикрой!

Сам тотчас дал короткую очередь по духам, пытавшимся зайти с флангов.

Майор было рванулся сменить позицию, и в этот момент его дёрнуло назад. Послышались звуки автоматной очереди, пули попали в Глебова.

— Ай! Чёрт! — зарычал майор.

Он повалился набок, прижав автомат к груди. Я отполз к нему.

— Ты как?

Глебов стиснул зубы, лицо побелело, но глаза оставались ясные. Я увидел на его плече быстро расползающееся пятно крови.

— Средней степени паршивости. Плечо зацепили, собаки.

Он прижал ладонь к плечу, и кровь начала просачиваться между пальцами. Лицо его перекосило, губы превратились в две тонкие полоски.

— Держись, майор, — сказал я.

— Ещё держусь. Не дождутся, — отрезал он.

— Помощь нужна? Давай рану перевяжу, — предложил я.

— Не трогай, я сам, — заявил Глебов, шаря рукой по разгрузке. — Лучше за этими уродами смотри!

Я видел, как он достал индивидуальный пакет, зубами рванул обёртку. Руки у него дрожали, рана была неприятная, и чем быстрее удастся остановить кровь, тем лучше.

Я снова дал короткую очередь, но толку было мало. Патронов у нас «кот наплакал». Каждая пуля теперь была на счету, и мы оба понимали — долго так не протянем. Я видел, как тени вокруг всё теснее сходятся кольцом.

Они знали, что патроны на исходе, и поджимали грамотно. Перемещались по чуть-чуть, не кучковались. Давили огнём, но не лезли на убой.

Я краем глаза уловил движение. Тень метнулась за валуном чуть выше по склону. Пригляделся и вздрогнул. Душман высунулся. На его плече застыла тяжёлая труба гранатомёта. С такого расстояния он мог одним выстрелом накрыть нас всех разом — и меня, и Глебова, и беззащитного Лапшина.

— Глебов! — крикнул я, но майор уже увидел.

Времени не было.

Я вскинул автомат и дал короткую очередь. Пули разнесли камень рядом с боевиком, одна угодила точно в грудь.

Но тут же с другой стороны произошёл пуск. Я увидел, как из трубы сорвалась ракета. Она ушла не в нас, а выше и чуть в сторону. Взрыв произошёл всего в нескольких метрах от Лапшина. Ощущение, будто землю подбросило ударной волной.

Камни и пыль осыпали нас. Когда дым чуть рассеялся, я подполз к Семёну. Лицо у него было в копоти, глаза закрыты.

Он был или мёртв, или потерял сознание. Я плотнее прижал пальцы к его шее и всё-таки почувствовал пульс.

— Живой, — прошептал я.

Глебов застонал рядом, меняя магазин. Ему тоже пришлось несладко после ранения, но сдаваться майор не собирался.

— Лёха, они нас сейчас зажмут! — прошипел он прерывисто.

Глебов прижался к камню и видел то же, что и я. Духи полукольцом сходились, оставляя нам всё меньше пространства.

Я выглянул, коротко дал очередь и снова упал на живот.

— Вижу, — процедил я.

Я дал очередь в сторону ближайших силуэтов, Глебов палил чуть выше, по склону.

Следом майор бросил гранату. Через несколько секунд в паре десятков метров ухнуло и в воздух поднялось пылевое облако.

Душманы замешкались, но ненадолго. Они были уже слишком близко, стреляли прицельно. Пули пронизывали воздух вокруг, и я услышал глухой удар рядом.

— Ах! — Глебов дёрнулся, выронил автомат и повалился на колено.

Пуля угодила майору в район живота, а это уже было куда серёзнее ранения в плечо. Но Глебов поднял автомат, дал ещё короткую очередь, а только потом рухнул на землю уже без сил.

— Я всё, пустой! — проревел он, но голос утонул в стрельбе.

Я увидел, как несколько духов осмелели. Перекликаясь на своём, они резко пошли вперёд. Шли добивать нас, наверняка.

У меня внутри всё сжалось.

Очередь выбила пыль из камней, одна фигура дёрнулась и повалилась. Духи переключились на меня. Я стрелял в них последними патронами, пока автомат предательски сухо не клацнул.

В тот же миг жгучая боль прошила левую руку. Автомат вырвало из пальцев, руку обожгло огнём. Ещё секунда, и что-то ударило мне в бок. Я завалился назад, скатился по осыпи вниз, камни больно били по спине и рёбрам.

Я застыл, пытаясь вздохнуть. Но рот захлёбывался в пыли. Я прижал ладонь к боку, и пальцы моментально стали липкими от крови.

Сквозь шум в ушах я услышал, как духи кричат что-то на своём приближаясь. Тени становились всё ближе, мелькали меж камней.

Глебов уже не стрелял, и я понял, что патронов у него больше не осталось.

Голова кружилась, мысли путались. Но одно я знал точно — живым я им не достанусь. Лучше уж умереть в бою, чем дать себя связать и сгнить в плену.

Я собрал остатки сил и выдернул ПМ, рука дрожала, пальцы скользили от крови. Первый выстрел сорвался в никуда, второй задел камень рядом с душманом. Третий всё-таки нашёл цель. Боевик дёрнулся и рухнул вниз по склону. Остальные тут же пригнулись, сбавили темп, поняв, что я ещё показываю зубы и сдаваться не собираюсь.

Я переводил дыхание, целился снова. Патроны уходили быстро…

Вдруг сбоку донёсся глухой хлопок — граната. Я повернул голову и успел увидеть вспышку на позиции Глебова. Значит, он взорвал последнюю. Секунду спустя из пыли донёсся крик — короткий и злой, но он прервался.

— Сдавайся! — крикнули мне на ломанном русском.

Я собрал остатки дыхания и поднял голову.

Пистолет дрожал в руках, но я снова нажимал на спуск…

Щелчок и снова пусто.

Я выдернул второй магазин, но пальцы уже не слушались. Магазин выскользнул из ладони, заскользил вниз по склону, исчезнув в пыли.

— Зараза, — прошипел я и со злостью отбросил пистолет.

Руки сами потянулись к гранате. Шарик с насечками холодил ладонь. Выдернув чеку, я крепко сжал её в пальцах, слушая, как шаги врагов приближаются всё ближе. Сжал так крепко, что костяшки побелели.

Я дождался, пока духи подойдут ближе.

— Лови, — сказал я и метнул гранату вперёд.

Граната полетела дугой, и через мгновение громыхнуло. Душманы завопили, падая на землю. Две минуты они не высовывались, сыпля проклятиями.

Я сполз ниже, слыша, как они снова переговариваются на дари. Улавливал отдельные слова.

Я пополз, оставляя за собой кровавый след и таща за собой рюкзак, в котором лежали камера с фотоаппаратом. Свидетельства того, что здесь творится на самом деле. А ещё запечатленные моменты простой солдатской жизни.

С этими плёнками можно многих солдат и офицеров отыскать. Такой информации я духам не оставлю.

Эти вещи не должны попасть к ним. И уж тем более — за границу. Лучше уж уничтожить их вместе с собой, чем отдать в руки противнику.

Я сжал гранату в другой руке и прижал рюкзак к груди. Меня мутило, мир плыл перед глазами. А после я выдернул чеку, зажав гранату в кулаке.

— Может, второй раз повезёт, — прошептал я, вспоминая, как оказался в этом мире.

Я опустил руку с гранатой в рюкзак, прямо поверх камеры и фотоаппарата. Если они подойдут слишком близко — рвану всё к чертям. Другого выхода нет.

Душманы выкрикивали что-то друг другу, но осторожничали.

Лицо припекало палящее солнце, которое уже взошло над горами Афганистана. В небе я увидел, как парит какое-то пернатое создание. Похоже, что вороны уже слетаются на свой кровавый пир.

Тишина, и в небе прокричал… орёл.

Я закрыл глаза, внутреннее сосредотачиваясь и настраиваясь.

Сквозь звон в ушах и треск автоматов, я услышал низкий, вибрирующий звук. Сначала решил, что брежу. Но звук стремительно нарастал.

Ощущение, что земля вот-вот разлетится в щепки. Уши заложило от до боли знакомого гула. Сейчас он мне напоминал шелест крыльев… ангелов.

По груди растёкся жар. Я попытался улыбнуться, хотя сил не было. Я открыл глаза и увидел силуэт, закрывший надо мной небо. И по центру на «брюхе» железного «шмеля» была красная звезда.

— Вертушки, — с трудом прошептал я.

Значит, не зря мы тут стояли. Не зря держали эту проклятую позицию. Душманам теперь точно не уйти через перевал в Пакистан. Наша авиация их накроет.

Крики душманов изменились. Вместо самодовольных насмешек в их голосах появилась паника. Но всё равно часть из них продолжала лезть вперёд, понимая, что я уже почти выбился из сил.

Я зажмурил глаза, чувствуя, как силы окончательно уходят. Ладонь с гранатой тяжело опускалась к земле. Я понимал: вот сейчас пальцы разожмутся, рычаг уйдёт — и всё. Чеку обратно я уже не вставлю, руки не слушались.

В этот миг кто-то резко схватил меня за запястье. Сквозь звон в ушах прорезался чужой голос:

— Руку не разжимай! Не разжимай! Покажи мне.

Я открыл глаза. Надо мной, склонившись, стоял полный парень в кепке и с автоматом в руках. За его плечом мелькали другие силуэты в такой же форме.

— Одного нашли. Живой!

Тут же раздалось трескание рации.

— Принял. Закрепляйтесь, вытаскивайте!

Меня осторожно перевернули набок, гранату вынули из пальцев, а я, наконец, позволил себе выдохнуть.

Я почти провалился в темноту, когда почувствовал, как меня подхватили под мышки и начали тянуть вверх по склону. Сквозь пелену дыма и боли я разглядел лицо — молодое, почти мальчишеское, щёки небритые, глаза горят. Я его не знал, никогда раньше не видел. Но сейчас он был самым родным человеком на свете.

— Держись, браток, мы тебя обязательно вытащим, — сказал боец.

Я попытался что-то сказать в ответ, но получилось лишь только прохрипеть.

— Есть ещё кто? — уточнил боец.

— Двое… раненые… наверху… — из последних сил выдавил я.

— Принял! — крикнул он. — Там ещё двое!

В ту же секунду сверху бухнули дымовые. Склон заволокло оранжевыми облаками — густыми, едкими. Ветер гнал дым вниз, и в нём уже было видно, как разворачиваются бойцы. Цепь пехоты прикрывала отход.

Меня уложили за камень, и я уже не мог поднять головы. Сознание металось, будто в густом тумане, но звуки долетали отчётливо.

Я слышал бахи коротких очередей с двух сторон. Духи отвечали нервно, срываясь, без прежней наглости.

— Левее! Прижми их к осыпи! Обходи справа! — следовали команды командира.

Где-то совсем рядом хлопнула граната, воздух дрогнул, по лицу посыпалась крошка камня. Душманы закричали, загалдели, и их голоса начали удаляться всё дальше и дальше. Наши теснили их вниз по склону.

Сквозь пелену ещё слышались автоматные очереди.

Я пытался открыть глаза, но веки налились свинцом. Последнее, что услышал — чей-то знакомый мат из рации.

— Раненого надо забрать. Не доживёт.

Хотел ответить, что жив, но губы не разомкнулись. Тьма накатила, и я провалился в неё тотчас.