«Искусство обмана — есть тонкое искусство.
Ибо что недопустимо для культиватора, идущего Небесными путями, то дозволено крестьянину.
Ибо жизнь крестьянина тяжела и подобна жизни червя, как насекомое он копошится в земле от рассвета до заката, чтобы увидеть рис на своём столе.
Но не легче и жизнь воина, а жизнь правителя и того тяжелее.
Ибо идут земным путями, а про ВЕЧНОЕ не ведают.
Будет же снисходительны к человеческим слабостям, братья!
Вот в каких случаях обман допустим:
1. Крестьянин может обмануть правителя, чтобы выжить и избежать несправедливой казни или битья палками, когда он того не заслуживает.
2. Воин может обмануть врага в бою, дабы получить победу.
3. Правитель всегда может обмануть варваров, ибо нельзя вести честно дела с нечестными.
4. Человек, узнавший об измене жены друга, может обмануть друга и спасти его уши от горестных вестей, дабы не взорвалось от горя сердце обманутого мужа.
Но клянусь вам, братья: ученик, посмевший обмануть меня — своего Наставника немедленно будет бит палками, а потом будет таскать мешки риса, пока солнце на зайдет трижды!»
Нефритовые скрижали Мастера Зэнжонга, апокрифическая глава «Искусство обмана»
Желтороссия, провинция Шаньси
Около восьми утра по Урганскому времени
Стрелять начали немедленно, оглушительно затрещали пулемётные очереди.
Петя испугался, он вообще не выносил звуков выстрелов, еще со времен Османской войны, когда его самого начинили пулями и бросили умирать в Персии...
Дверь длинного дома, стоявшего на площади, была просто разорвана пулями на куски, оттуда из дома и стреляли — из пустого теперь дверного проёма, а еще из окон.
Шансов у офицеров Охранки не было, они были просто не готовы к этой атаке. Трое из них умерли сразу же, их буквально начинили свинцом. Потом на площадь из окна длинного дома прилетела граната, явно выпущенная из подствольника.
Еще одного карателя Охранки разорвало на куски, а последний выживший маг сильно раненый повалился на землю.
Чен добил раненого магократа одним выстрелом в голову из Смит-Вессона. Теперь из приехавших в бронированном джипе в живых остался только толстый китаец в костюме. Чиновник тут же повалился на колени и начал о чем-то умолять по-китайски. Впрочем, о чём он умолял было очевидно — толстяк явно просил сохранить ему жизнь.
Из длинного дома тем временем толпой вывалилась дюжина китайцев, судя по виду, китайцы были никем иным, как профессиональными головорезами. Все мужики с лютыми рожами, только одна девушка, впрочем у этой рожа не лучше... Все вооружены самым разнообразным огнестрелом, одеты китайцы были как попало — кто-то в костюмах, кто-то в китайских халатах, а кто-то даже в военном камуфляже, но на головах у всех были красные повязки с иероглифами...
Один из китайцев, тащивший пулемёт «Разитель» производства Меченосцевских заводов, подошёл к бронированному джипу, похлопал его рукой и что-то довольно провозгласил по-китайски. Его товарищи рассмеялись. Явно радуются трофею.
Чен тем временем убрал в кобуру свой Смит-Вессон, потом отвесил вооруженным китайцам изящный поклон. Чен и головорезы обменялись парой любезностей на своем языке.
— Слушайте, да что происходит? — влез барон Чумновский, — Кто эти люди, Чен?
— А ты сам не видишь, лаовай? — поморщился Чен, — Это борцы за свободу. Триады. Братство Реки полноводной Гармонии. Кстати...
Чен снова выхватил свой Смит-Вессон и пристрелил одним выстрелом в голову полицейского, который был в отряде Пети проводником.
Мёртвый полицейский упал на землю.
— Да хватит уже палить! — потребовал Чумновский, — Зачем твои друзья вообще вылезли, Чен? Мы могли бы решить вопрос с Охранкой миром.
— Этих лавоваев сюда никто не звал, — объяснил Чен, — Они сами пришли с войной. А посеявший ветер — пожнёт бурю.
Триады тем временем молча и аккуратно перемещались по площади, подходя всё ближе к Чумновскому. Барон явно заподозрил неладное, он подал знак своим людям, те направили автоматы на триад. Впрочем, это глупо... Наёмников у Чумновского всего двое.
— Да объясни толком, что происходит-то, — нервно потребовал Чумновский, — Твои друзья триады отведут нас к культиваторам?
— Да. Они отведут нас к культиваторам, — ответил Чен, — Но не тебя, жирный глист.
— Что это значит? — холодно поинтересовался Чумновский.
— Это значит, что мы с моими друзьями Петром братом Нагибина и графом Соколовым посовещались и решили, что ты лишний в нашем деле, вшивый барон, — с готовностью ответил Чен, — И твой босс Нагибин тоже лишний. Мы не собираемся на него работать. Мы собираемся продавать ему ингредиенты для пилюль по нашим ценам, диктуя свои условия, вот что.
— Чего? Как... — Чумновский растерянно поглядел сначала на Соколова, потом на Петю, а потом зачем-то даже на перса Шашина, Петиного слугу.
Наёмники Чумновского были догадливее своего хозяина, так что лица обоих парней уже покрылись испариной...
Соколов в ответ на взгляд Чумновского отвесил легкий поклон, подтверждая слова Чена. Шашин оскалился остатками желтых зубов. А Петя просто кивнул.
— Но Нагибин же ваш брат и Старший клана, — в отчаянии обратился Чумновский к Пете, — Я не понимаю.
— Тут нечего понимать, — ответил Петя, впервые за это утро раскрыв рот, — Это для тебя всё это важно, Чумновский. А мне плевать. Я жил в Персии среди рабов много лет, я отвык от ваших аристократических понятий. Боль и унижение — вот мой мир. В нём нет места благородству. Я просто хочу свой кусок. И мне плевать на моего братца Сашу...
— Но ведь брат дал тебе ВСЁ, ублюдок, — взревел оскорбленный до глубины души Чумновский, — Он вернул тебя в семью. Он дал тебе власть и деньги. Он твоя плоть и кровь! Великий грех — грех предательства родичей!
Петя в ответ на такие наивные речи только слабо улыбнулся. Куда уж ублюдку Чумновскому его понять...
Но Чен среагировал гораздо агрессивнее, в своей обычной манере.
— Ты мне надоел, пёс, нет мочи слушать твоё гавканье, — сообщил Чен, а потом пальнул Чумновскому из пистолета в голову.
Но на этот раз этот излюбленный трюк Чена не прошёл, с неожиданными изяществом и скоростью Чумновский активировал ауру, а потом поднырнул под руку Чена и выбил у китайца пистолет одним заряженным магией ударом.
Пуля прошла мимо головы барона. Наёмники Чумновского начали палить и даже подстрелили одного триаду, но китайцы положили обоих парней чумного барона за секунду, начинив их пулями.
А вот с самим Чумновским возникли проблемы. Барон метался по площади, как метеор, кто бы мог ожидать, что этот жирдяй способен передвигаться так быстро...
Чумновский свалил Чена стремительной подсечкой, потом перекатился и кастанул заклятие. Словивиший заклинание триада с пулемётом заорал, а потом упал, еще через секунду его тело распухло, как надутый из баллона воздушный шарик, взорвалось, из трупа китайца полезли во все стороны гигантские глисты вперемешку с тараканами...
Чумновский бросился на Петю с перекошенным от ярости лицом:
— Предатель!
Чумновский кастанул еще одно заклинание, все Петино тело обожгло резкой болью. Петя в ужасе отступил назад, но трусливо бежать — это худший выбор в битве двух АРИСТО, трусы в такой ситуации не выживают.
Так что Петя заставил себя принять бой, он поднырнул под руку Чумновского и попытался пробить врагу в район сердца, но ничего не вышло. Все тело у Пети болело, Петя с ужасом увидел, что его рука покрылась язвами и паршой, а его удары стали совсем слабенькими. Петя ощущал, как у него гниют кости, Чумновский явно кастанул что-то мощное...
Соколов резко переместился Чумновскому за спину, потом выхватил кинжал и вогнал его со спины барону в сердце. Чумновский оглушительно громко ухнул, ловя ртом воздух. Петю обдало зловоением изо рта барона.
Потом Чумновский стал стремительно терять равновесие и заваливаться, Соколову хватило этого, чтобы обхватить голову барона обеими руками и оторвать её под корень.
В воздух взметнулся мощный фонтан крови, кровоток у Чумновского работал, как надо, но оно и неудивительно — такой громадной тушке, как у барона, требуется много крови.
Голова Чумновского осталась в руках у Соколова, но она тут же начала гнить и разлагаться на глазах, распространяя отвратительное зловоние, из глазниц мертвого барона полезли вши и глисты... Соколов скорее отшвырнул заразную голову от себя, а с телом мертвого Чумновского тем временем происходило то же самое — оно разлагалось и обращалось в жижу прямо на глазах, и запах, исходивший от трупа, был невыносимым. Как будто рядом перевернулись сразу десять общественных биотуалетов, в которые забыли добавить жидкость для дезинфекции.
— Дерьмо! — вскричал уже поднявшийся на ноги и почти не пострадавший Чен, — Этот толстяк смердит даже после смерти! Есть у кого-нибудь огнемёт? Сожгите его!
Чен повторил свою просьбу триадам по-китайски, но огнемёта ни у кого из них не нашлось. Триады в основном были заняты тем, что с ужасом созерцали своего мертвого товарища, заживо разорванного гигантскими глистами. Еще один триада был застрелен насмерть, наёмники Чумновского тоже пали в бою, но других жертв не было.
Петя осел на землю и стонал от боли, голова у него кружилась, всё тело жгло, как огнём. На собственные руки, все покрытые язвами и гноем, Пете было страшно даже смотреть.
— Ну и рожа у тебя, лаовай, — заметил Чен, оглядев Петю, — Как будто тебя заразили чумой, оспой и гангреной одновременно. Видел бы ты сейчас себя в зеркало...
Но Петины руки и лицо уже заживали, головокружение и лихорадка проходили. Со смертью барона Чумновского рассеялась вся его магия. Даже гигантские глисты, разорвавшие триаду, обратились в пепел. А тело и оторванная голова убитого Чумновского тем временем превратились в тонкий слой тёмной жижи, который впитывался в землю. От барона не осталось ничего — ни костей, ни даже мундира, после смерти он стремительно разложился в чистую гниль.
— Жаль, что это дерьмо впиталось в нашу китайскую землю, — Чен плюнул туда, где только что лежал труп Чумновского, — Теперь здесь нельзя сажать рис лет сто, пока господин барон не выветрится.
— Побольше уважения, мой друг, — потребовал Соколов, — Чумновский сражался достойно и умер, как аристо. И вообще я, помнится, предлагал с ним договориться...
— Ну так и договаривался бы, птичий граф, — буркнул на это Чен, — Только вот из этого бы ничего не вышло. Вонючка был предан Нагибину. Вот этого у него и правда не отнять.
Язвы Пети уже полностью исцелились, но на площади все еще невыносимо воняло.
— Поговорим в другом месте, — предложил Петя, — Пошли уже отсюда. Где культиваторы? Твои триады отведут нас к монахам, Чен?
— Нет, — поморщился Чен, — Триады не местные. Культиваторы их не знают, так что не покажутся им. Но мне кажется, что культиваторы знают вот его.
Чен указал на чиновника в костюме, который все еще стоял на коленях. Заметив этот жест Чена, китайский чиновник тут же что-то затараторил.
Чен обменялся с толстяком парой фраз, потом повернулся к Пете и улыбнулся:
— Твой день, лаовай. Это районный старейшина. И он знает культиваторов, а они знают его. Они там на горе, как и сказал Мастер Свфан. Толстый старейшина отведет нас к монахам. Готовь карманы, скоро ты будешь богаче Императора Франции, князь-нагибатор.
— Ну и что же вы молчите, Маша? — поинтересовалась княжна Алёна Оборотнич.
Но Маша молчала и дальше, как и её плененный отец.
Полковник Резаков подумал, что это очень глупо. Княжна может убить Машу одним пальцем, она же только что так и замочила несчастного финна.
— Где Нагибин? — повторила свой вопрос Шеф Охранки.
Но на эскалаторах уже началась какая-то нездоровая суета, Резаков разглядел, что на станцию спускается толпа, одетая в черное и блестящее, и толпа довольно большая...
Снова раздались приказы «смирно!», жандармы на перроне засуетились.
— Гости, моя госпожа, — доложил Резаков княжне.
Княжна поморщилась:
— Вижу.
К пленникам и княжне уже бежал Шеф политического департамента барон Меньшиков. Как и все Меньшиковы, барон был крайне мелким, ростом под метр пятьдесят. А еще у барона было довольно заметное под мундиром пивное брюшко, даже большее, чем у беременной княжны.
А вот сопровождавшие барона красивые девушки в черной блестящей униформе были все стройными и высокими. Да это же лейб-стражницы! Стражниц было больше десятка, у каждой на рукаве была серебряно-золотая повязка с гербом Багатур-Булановых.
За стражницами следовали еще люди, одетые в черное и блестящее, но эти были уже мужиками. И за спинами у них висели акваланги и ласты — значит, Меньшиков все же раздобыл военных ныряльщиков. Двое ныряльщиков тащили какую-то крупную металлическую коробку, явно очень тяжелую.
Резаков разглядел знак на коробке и не поверил своим глазам — на металлическом ящике помещалось изображение оранжевого магического шара и три буквы «S». Да быть не может... Это же знак Солярных Имперских войск, так маркируют солярис-бомбы!
Меньшиков козырнул княжне, а потом поцеловал ей руку. Наклоняться при этом барону особо не пришлось, он был настолько низеньким, что мог целовать ручки девушкам, почти не склоняя головы.
— Что всё это значит? — холодно осведомилась княжна.
— У меня приказ Государя взорвать солярис-бомбу у дверей Жаросветовской, — Меньшиков все никак не мог отдышаться после бега по эскалатору, — Третья Линия должна быть полностью затоплена, а все, кто на ней остался живой — должны погибнуть. Другие линии метро при этом не пострадают, моя госпожа...
— Плевала я на другие линии, — княжна явно пришла в ярость, — Какого лешего Государь творит? Разве он не хотел получить живого главаря сектантов Сергея Нагибина?
— Хотел, моя госпожа, — Меньшиков глупо хихикнул, — А сейчас не хочет. Государи переменчивы, знаете ли. Так что Третья Линия будет уничтожена.
— Не, не будет, — отчеканила Алёна Оборотнич, — Я запрещаю. Мне нужен главарь сектантов Нагибин. Живым.
— Государь рассудил иначе... — пробормотал Меньшиков, но княжна его не слушала, она подозвала инженера:
— Самосборов! Ко мне! На колени можешь не вставать, так уж и быть. Смотри!
Самосборов подошёл к княжне и уставился на аквалангистов и солярис-бомбу в ящике.
— Ох... — Самосборов явно всё понял, и в ужасе ахнул, — Но ведь то, что вы задумали, дамы и господа — это приведёт к полному разрушению Третьей Линии. И вы все погибнете сами.
— Бомба с таймером, — пояснил Меньшиков, — Аквалангисты установят её возле Жаросветовской и активируют таймер. А потом свалят. И мы выведем с Третьей Линии всех прямо сейчас. Так что погибнут только сектанты... ну и их отродья.
Меньшиков с отвращением глянул на связанную крысу, извивавшуюся на перроне. Потом обратился к Самосборову:
— Вы же метростроевец? Князь Рудокопов, нынешний Имперский инспектор метрополитена заверил меня, что остальное метро не пострадает при взрыве. Уничтожена будет только Третья Линия. Заряд у нас маломощный. Что вы по этому поводу думаете?
Самосборов с опасением глянул на Алёнку и, видимо, понимая, что от его ответа зависит исход конфликта между магократами, решил ответить максимально мутно. В принципе верное решение.
— Я не знаю, господин, — произнёс Самосборов, — Здесь сложно что-либо предсказывать. Никто раньше не взрывал солярис-бомб в метро.
— Пошёл тогда к лешему отсюда, раз ничего не знаешь! — завизжала совсем вышедшая из себя княжна, — И никакого взрыва не будет, Меньшиков. Нет. Вместо этого я сейчас возьму твоих аквалангистов, отправлюсь с ними на Жаросветовскую, и мы захватим сектантов. Живыми.
— Боюсь, что этого не произойдёт, моя госпожа, — Меньшиков поклонился, — У меня приказ Императора. Жаросветовская будет уничтожена, вместе со всеми сектантами и всей Третьей Линией. А еще вы сейчас же отдадите мне этих людей.
Меньшиков указал на Головиных — отца и дочку.
Княжна мрачно буравила Меньшикова взглядом.
— Такова воля Императора. Простите, — поспешил извиниться Меньшиков.
Но эти любезности были чисто формальными. Лейб-стражницы, сопровождавшие Меньшикова, уже стали окружать княжну. Несколько девушек зашли ей за спину, другие переместились поближе к Меньшикову...
Алёна Оборотнич была, конечно, сильна и проделывала удивительные вещи. Но бой с десятком лейб-стражниц — это самоубийство для любого. Здесь бы даже сам Рюрик не затащил.
— Я вас не слышу, Меньшиков, — чопорно произнесла княжна, — Что-то в ухо попало. Но спасибо вам за содействие, в любом случае. Я вам скоро за него отплачу, барон, вы получите достойную награду. Даже не сомневайтесь.
Княжна щелкнула пальцами, и тут же растворилась в яркой черно-золотой вспышке, пленные Головины — и отец, и дочка исчезли вместе с княжной.
— Твою мать! — выругался Меньшиков, хватая воздух в том месте, где только что стояли пленники, — А вы что ебалом щелкаете?
Вопрос был обращен к лейб-стражницам, девушки смерили Меньшикова презрительными взглядами, потом рыжая стражница с погонами шеф-адъютанта ответила:
— У нас приказ Государя помочь вам взорвать Жаросветовскую и обеспечить вашу безопасность. А приказа нападать на княжну у нас нет. И вообще мы подчиняемся только Императору. Следите за языком, Меньшиков. Что же до пленников — у вас осталась крыса.
Рыжая стражница указала на корчившегося на перроне зверька, а потом хихикнула.
Меньшиков разразился проклятиями, пнул ногой крысу, отправив её катится по перрону, а потом уставился на Резакова:
— Ну а вы, полковник? Не ожидал от вас...
— Что мне было делать, шеф? — развёл руками Резаков.
— Кобыле хуй к пизде приделать! — выкрикнул Меньшиков, он вообще не лез в карман за словом, особенно когда рядом не было начальства.
Барон достал белоснежный платок, отёр им вспотевший лоб, а потом распорядился, уже спокойнее:
— Значит так, Резаков. Оставляю вас за главного. Жаросветовскую и Третью линию взорвать ко всем чертям. Аквалангисты знают, куда ставить взрывчатку. Когда они закончат — лично проконтролируйте, чтобы все покинули Третью линию. Не забудьте про пост охраны в северном депо, там вроде до сих пор торчат двое казаков. Сами вы уйдете последним, а когда дело будет сделано — лично доложите Императору, что линия взлетела на воздух. Так что если что-то пойдет не так — ответственность на вас. Это ясно?
— Ясно, — мрачно кивнул Резаков.
— Ах, да... Еще допросите эту крысу. Она же говорящая? Выжмете из неё всю информацию о сектантах. Потом крысу сдать в Имперский институт зоологии. Впрочем, вы настолько глупы, что вас самого можно сдавать в этот же институт, в отдел изучения приматов, Резаков. Вы меня поняли? И прекратите уже хвататься за яйца каждый раз, когда я говорю о крысах!