Во все Имперские ТОМ 12. Финал

5 ::: Падишах гарема

«Многоженство гораздо священнее считалось, чем одноженство: что видно из того, что, например, одноженный Исаак был „так себе“ у Бога, без знамений, без посещений, без особенных ему обетований, — многоженных же Авраама и Иакова Он посещал, говорил с ними, и точно всячески лелеял и ласкал.

Да и понятно: если „женность“ хорошо, то многоженность лучше одноженности, как „пять“ больше, лучше „единицы“, как полководец, выигравший „три сражения“, лучше выигравшего „одно“, и учитель, обучивший „толпу“ детей, лучше, угоднее Богу и нужнее в миру, чем обучивший единственного ученика»

Василий Розанов, «Люди лунного света»

— А я буду спасать своих жен, — сообщил я Тане.

— Что? — Таня уставилась на меня, как на безумца.

— Время спасения жен, говорю. А вы валите отсюда. И быстрее. Защитный купол падёт через пару минут.

Наш катер уже был возле кораблей Арктического флота, я даже видел последнюю не ушедшую подлодку, она сейчас всплыла.

Так что шансы на спасение у Тани и Чуйкина были.

— До встречи, друзья! Надеюсь увидеть вас обоих на этом свете, а не на том.

Жать руку Чуйкину и делать обнимашки с сестрой мне было некогда.

Так что я просто кастанул на себя полётовское заклятие, усиленное теперь до тысячного ранга, а потом взмыл в небеса.

Море и земля остались где-то внизу, через миг я уже несся сквозь облака...

Я летел в сторону Питера, где в застенках томились мои жены.

Мне не нужны были никакие карты, чтобы ориентироваться, моя божественная чуйка сама вела меня.

Я мчался над Европой, по пути мне даже попался военный самолет-штурмовик, явно служивший Либератору, но я просто облетел машину.

Конечно, можно было и протаранить, но я не собирался привлекать к себе лишнего внимания.

А других самолетов мне не встретилось — я прислушался к своей чуйке и теперь прокладывал свой небесный маршрут таким образом, чтобы меня не заметили.

Я знал, где мои враги, у меня в голове теперь была будто полная карта мира, где все силы Либератора были отмечены звездочками. Так что я был не только сверхбыстр, но еще и неуловим.

Неуловимый Джо, да.

Именно таким я и был сейчас, ибо летел не сражаться со Злом, а спасать свой гарем. Возможно если бы Либератор узнал, какой хренью я занимаюсь — то просто расхохотался бы и даже не стал бы мне мешать...

Но для меня это была не хрень.

Я знал, что делаю.

Я почуял, что внизу уже Питер и резко спикировал, спустившись ниже облаков.

По словам Алёнки, моих жен держали в «Крестах» — в этом мире это была единственная тюрьма, располагавшаяся на территории Петербурга. Все остальные места заключения были давно выведены за пределы города.

Питер сверху казался огромным, он распластался до горизонта во все стороны, как гигантский каменный спрут.

Самой высокой постройкой в городе был Монумент Магократии на Дворцовой площади. С монументом соперничали небоскребы Голландского Квартала.

Ижорский Квартал, располагавшийся на юге и застроенный деревянными хибарами и местными хрущобами, выглядел посреди блистательного Петербурга, как грязная лужа дерьма на идеально ровном автобане...

Но Ижорский Квартал мне сейчас был не нужен. Мне нужно было в центр, туда, где торчал Монумент Магократии. Недалеко от него на набережной Невы и располагались «Кресты» — политическая тюрьма, где держали только магократов, обвиняемых в преступлениях против короны.

Я уже мчался над рекой, я спустился еще ниже, я пролетел над тем местом, где раньше был остров с Петропавловской крепостью.

Но теперь здесь молчала водная гладь Невы...

Улицы Питера выглядели странно безлюдными. Кое-где явно шли бои, казаки с кем-то перестреливались. Вероятно, кто-то из горожан все же пытается сопротивляться Либератору.

Но в Центральном Квартале все было спокойно.

На Дворцовую площадь перед Зимним дворцом по древней русской традиции вывели танки и БТР, но никаких боев тут не было.

Военная техника вроде была принадлежала клану Дубравиных...

«Кресты» на набережной тоже казались вымершими. Во дворах тюрьмы я разглядел лишь пару десятков охранников. Сверху тюрьма выглядела действительно, как буквальные «кресты», полностью оправдывая свое название. Она представляла собой восемь длинных построек из красного кирпича, эти восемь зданий и складывались в два креста.

Алёна вроде говорила, что мне нужны подвалы, именно там мои жены...

Вопрос был лишь в том, какие именно подвалы мне нужны.

Впрочем, я сейчас был божеством, а божества не размышляют. У них есть чуйка, что выше любого разума.

Так что я просто ЗНАЛ, куда мне нужно — в самое восточное крыло, на самый нижний этаж, а оттуда уже в подвал...

Я спикировал вниз, как сверхсветовой коршун.

Охрана во дворе не успела не то что среагировать, а даже просто заметить меня.

Они вздрогнули лишь тогда, когда я пробил стену тюрьмы. Во все стороны полетели обломки кирпичей...

А я уже пробивал пол первого этажа.

А вот и подвалы. Но не те.

Тут располагались какие-то пыточные камеры. Двое Палачевских как раз вырывали щипцами ногти какому-то голому мужику.

Я сжег Палачевских одним взглядом, палачи даже не успели упасть, просто обратились в пепел, который вихрями заметался по помещению.

Я взмахнул рукой, и оковы пленника разрушились.

— Свобода! — сообщил я окровавленному мужику.

Мужик оказался каким-то англичанином.

— Ват зе фак? — пробормотал пленник.

— Либерти, блядь, — пояснил я.

Я кастанул на пленника заклинание клана Воркын-Корары, превращающее в животных. Теперь, на моем тысячном ранге, это заклинание было полностью управляемым, так что я сам мог выбирать, в кого превращать людей.

Англичанин тут же превратился в шестиметрового, сверхбыстрого и сверхумного медведя.

Медведь бешено зарычал...

— Гет аут оф хиер, — посоветовал я англичанину-медведю, — С охраной теперь легко справишься. Вали отсюда. Человеком станешь через пять минут. Файв минутс фор ю ту би беар.

Я топнул ногой, пробив пол, а потом свалился еще на этаж ниже.

Но тут были только какие-то трубы и прочие коммуникации...

Я еще раз топнул ногой.

Вот теперь я был в нужном месте — самый нижний подземный этаж тюрьмы, тут располагались камеры важнейший пленников.

Длинный серый коридор, забранные решетками лампы на потолке, стальные двери, на каждой из них — амулет, подавляющий магию.

Охрана уже хваталась за автоматы...

Я чуть усилил ауру.

Автоматы взорвались у охранников в руках, на пол полетели оторванные конечности, помещение наполнилось предсмертными криками.

Какой-то радикальный масон в балахоне попытался сбежать...

Я поглядел беглецу в спину — все его чакры тут же разорвало. Радикал замертво упал на пол, из его ушей, рта и глаз текла кровь...

Я щелкнул пальцами.

Амулеты на дверях обратились в пар. Сами стальные двери все повылетали и с гулким стуком попадали на пол. Одна из дверей даже раздавила насмерть парочку уже и без того потерявших руки охранников.

Я подобрал с пола автомат системы Карле.

Ну наконец-то! Я впервые в этом мире держал в руках огнестрельное оружие. Теперь Уральские ограничения на меня больше не действовали.

Автомат приятно холодил ладони...

Из выбитых дверей тем временем стали выходить узники — все они были магичками, видимо, в этом подвале держали женщин.

Магички все были в серых тюремных робах, на их бледных лицах лежал страх...

Женщин было человек двадцать.

Тая и принцесса появились последними — обе девушки были в ошейниках с амулетами, подавлявшими магию. Видимо, на них навесили эти ошейники еще до того, как Либератор отключил всю магию в мире, да так и не сняли.

— О, Господи! — принцесса разрыдалась.

Тая просто молча смотрела на меня.

А потом улыбнулась...

— Ты здесь, Нагибин.

— Ну ты же не думала, что я тебя брошу? — парировал я.

А потом обратился ко всем сразу:

— Ладно, барышни. Мы уходим. Немедленно. Считайте, что у вас амнистия. Подойдите все ко мне, как можно ближе. Не бойтесь. Возьмитесь все за руки. Тая, Лада, положите мне руки на плечи. А другой рукой держите кого-нибудь из девушек.

Магички выполнили мой приказ, теперь мы образовали нечто вроде странного хоровода.

Я, конечно, был божеством тысячного ранга, но не все же не факт, что у меня получится то, что я задумал...

Раньше я такого никогда не проделывал.

— Спокойствие, барышни. Спокойствие. Просто доверьтесь мне.

Но магички все дрожали от страха. Они явно не понимали, что происходит, но все надеялись на меня.

А вот теперь мне нужно быть ОЧЕНЬ быстрым...

Я кастанул заклинание Громовищна, достаточное, чтобы стены тюрьмы упали, и чтобы кирпичи разлетелись в стороны.

Я за миг рассчитал действие этой звуковой атаки таким образом, чтобы узники в остальных корпусах не пострадали, и чтобы они могли сбежать, когда стены падут.

А потом, в ту же секунду кастанул телепортацию.

Я уже не увидел, как разрушаются «Кресты», только услышал бешеный гул — самое начало порожденной мною лютой звуковой волны...

А потом все утонуло в голубой вспышке.

10 сентября 2022 года

Российская Империя,

Восточносибирская колония,

в тридцати километрах к северу от Хатанги,

Павловск

Около 15:00 по местному времени

Чуйкин, конечно же, не смог сбежать на подводной лодке.

Этот план Крокодила был изначально обречен.

Таня успела бежать, а вот у Чуйкина такого варианта не было...

Чуйкин был слишком близко и плотно связан с Либератором. Он был радикальным масоном, так что Либератор мог достать его откуда угодно и доставить пред свои очи.

Чуйкин знал это, так что сам отказался уплывать из Гренландии.

И вот теперь Либератор телепортировал Чуйкина в Павловск, прямо на вертолетную площадку за дворцом, всю заваленную трупами, остатками и сгоревшими остовами боевой техники, а еще засыпанную снегом...

Чуйкин понятия не имел, где именно сейчас летит Павловск, но судя по снегу — уже где-то в глубоком Заполярье.

Выгоревший Павловский дворец мрачно смотрел черным окнами.

В снегу перед Либератором валялись кровавые ошметки, вперемешку с костями и клоками блондинстых волос — все что осталось от бывшей богини Алёны Оборотнич.

Рюрик тоже был мертв. Либератор оторвал мальчику головку, она лежала в снегу, раздавленная в лепешку, тельце мальчика валялось рядом.

Либератор улыбался.

Чуйкин, единственный из всех радикальных масонов, умел безошибочно читать эмоции и настроения хозяина. Так что он понимал, что эта улыбка — искренняя. Либератор торжествовал. Но за этим торжеством скрывалась и некая тревога...

Чуйкин тут же рухнул перед монстром на колени:

— Прости, батя! Я виновен и готов принять любое наказание. Только если будешь убивать меня — прошу, убей меня своей рукой. И для меня не будет большей чести! Флот Крокодила уничтожен. Южная оконечность Гренландии полностью зачищена. Эйстрибигс стерт с лица Земли. Но Крокодил бежал. И его друзья тоже. И самое главное — Таня Нагибина предала тебя, батя. Сука помешала мне выполнить твой приказ и убить Крокодила! Я молю о пощаде, батя. Знаю, что я недостоин служить тебе!

Чуйкин отвесил поясной поклон, не вставая с колен.

Остальные радикальные масоны в его положении начали бы заикаться и дрожать от ужаса, но Чуйкин смотрел на монстра с покорной готовностью.

Чуйкин понимал хозяина и всегда знал, чего батя хочет, за это Либератор его и любил...

— ВСТАНЬ.

Чуйкин поднялся на ноги.

Либератор задумался на секунду, потом его ухмылка стала шире.

— СОЗВЕЗДИЯ КРОКОДИЛА БОЛЬШЕ НЕТ В НЕБЕСАХ. ОНО ПОГАСЛО. ЗНАЧИТ, КРОКОДИЛ ЛИШИЛСЯ СВОИХ СИЛ. ОН БОЛЬШЕ НЕ УГРОЖАЕТ МНЕ. А Я — ВСЕ ЕЩЕ НЕ СРАЖЕН. И Я ВЛАДЕЮ ДУХОВНЫМ ПЕРВОДРЕВОМ. Я — БОГ.

Либератор замолчал.

— Ты всегда был богом, батя, — ответил Чуйкин.

— ДА. НО КРОКОДИЛ БЕЖАЛ. НО ОН ЖИВ. КАК ТЫ СЧИТАЕШЬ, ЧУЙКИН, ЭТО ПОБЕДА?

В громовом гласе Либератора слышались едва уловимые нотки страха.

Чуйкин отлично понимал, что происходит. Батя хотел, чтобы Чуйкин его утешил и успокоил. Чуйкин был единственным человеком в мире, от кого Либератор требовал утешения, а еще единственным, с кем Либератор вообще советовался...

— Это победа, батя, — уверенно сообщил Чуйкин, — Я слышал разговор Крокодила с каким-то философом. И философ сказал Крокодилу, что тот лишится всех сил, когда созвездие исчезнет с небосклона. Так что да. Мы победили. И если я заслуживаю кары...

— НЕТ, — вот теперь глас Либератора стал на самом деле радостным, — Я ДОВОЛЕН. ТАНЮ МЫ НАЙДЕМ И УБЬЕМ. ВОИСТИНУ, ТЫ ВСЕГДА БЫЛ ПРАВ, ЧУЙКИН. НЕ ЗРЯ ДЯДЯ НАГИБИНА НЕ ЛЮБИЛ ТЕБЯ, И НЕ ЗРЯ ТЫ ПОСТРАДАЛ ОТ НЕГО. ТЕПЕРЬ Я ПОНИМАЮ, ЧТО ВСЕ НАГИБИНЫ — ПРЕДАТЕЛИ. А КРОКОДИЛА БОЛЬШЕ НЕТ. ОН УШЕЛ, КАК УХОДИТ НОЧЬ. ЛУЧИ МОЕГО РАССВЕТА РАССЕЯЛИ ЕГО.

Чуйкин отвесил поклон.

— ТЫ ТЕПЕРЬ МОЙ КАНЦЛЕР, ЧУЙКИН, — произнес Либератор, — ПЕРВАЯ ЗАДАЧА ДЛЯ ТЕБЯ. НАЙДИ МНЕ МАТЕРИАЛЬНОЕ ПЕРВОДРЕВО. АЛЁНА ЗНАЛА, ГДЕ ОНО. НО ТАК И НЕ РАСКРЫЛА МНЕ ТАЙНУ.

— Да, батя.

23 августа 2023 года,

Великий Земшарный Союз,

Абхазское княжество

13:20

Конец лета в горах выдался холодным.

Ливней, к счастью, не было, но мелкий дождь моросил и днем, и ночью, как по расписанию.

А несколько дней назад поднялся свирепый и все никак не стихавший ветер. Здесь, высоко в горах, он ощущался уже почти зимним и продувал до самых костей. Ветер превращал дождевую морось в мерзкую взвесь, бившую в лицо, пытавшуюся залезть и в нос, и в рот, и даже в самую душу.

Горные склоны были покрыты буковыми лесами, здесь на Кавказе лесов сохранилось много, потому что их просто было слишком дорого рубить и вывозить. Но лес не сдерживал лютые ветра, только скрипел и ворчал, когда ураган врывался в заросли бука. Зеленые леса волновались под порывами ветра, как настоящее море...

В Юлашки-Кил шутили, что погода испортилась, потому что сам мир приветствует рождение моих сыновей.

Может так оно и было, вот только судя по ветрам и дождям, мир рождению моих сыновей был совсем не рад. Впрочем, чего еще ожидать от клана Нагибиных? Когда Нагибины умножаются — жди беды, это любому очевидно.

Юлашки-Кил — это наше селение. Точнее — кочевой лагерь.

В переводе Юлашки-Кил означает «последний приют». Я назвал наш лагерь по-хазарски, чтобы сделать приятно моей жене принцессе, кроме того, изначально мы жили в Дагестане, на тех землях, где раньше обитали хазары.

Вот только оттуда нам пришлось спешно бежать, когда по наши души пришел целый полк присягнувших Либератору казаков, даже еще с поддержкой в виде вертолетов и магов-радикалов.

Место, где стояло наше селение, просто сожгли напалмом, но, к счастью, большинство обитателей Юлашки-Кил успели эвакуироваться.

Мы переместились южнее и долго скитались по горам южного Дагестана.

Мы вроде даже нашли отличное место под новый лагерь, в какой-то древней и давно заброшенной средневековой крепости...

Но оттуда нас выгнало племя горцев-сатанистов, принявших культ Либератора и поклонявшихся ему.

К счастью для нас, эти горцы как раз воевали с другими, которые сохранили верность исламу и отрицали власть Либератора. Мусульмане помогли нам сбежать, радикальные масоны на этот раз собрали кучу спецназа и десантников, чтобы зачистить нас, но опоздали.

Когда они пришли — нас уже и след простыл.

Мы двинулись на восток и после тяжелейшего перехода осели наконец в Абхазии...

Сказать по правде, мне в наших скитаниях по Кавказу крайне помогли исторические знания о Кавказских войнах. В этом мире на Кавказе войн в двадцатом и двадцать первом веках не было, но я в свое время много читал про войны моего родного мира. Так что ходил теперь теми же путями, которыми когда-то ходили кавказские боевики из моего варианта реальности. Рельеф-то в этом мире ничем не отличался от моего родного, и горные хребты с их глубокими ущельями здесь тоже были отличным укрытием.

Для Либератора же положение крайне осложнялось тем фактом, что он сам посбивал все спутники, так что разглядеть мои перемещения из космоса не мог. А способность прямо видеть мое местоположение Либератора утерял, когда я лишился моей крокодильности. Кроме того, кавказцев среди радикальных масонов не водилось, а местное население по большей части власть Либератора не приняло, за исключением нескольких племен.

Так что про горы и тайные тропы через них Либератор не знал ничего.

Собственно, он вообще не интересовался жизнью за пределами крупных городов планеты.

Еще год назад, после своей победоносной войны, когда вся Земля была завоевана за неделю, Либератор приказал согнать все население мира в города.

Это удалось, но очень частично. По моим очень примерным подсчетам в ходе этой великой депортации треть населения планеты была просто убита. Силовики, которым поручили депортировать людей в города, особо не церемонились.

Города Либератор окружил силовыми магическими полями, а возле каждого города оставил небольшой продовольственный пояс из деревень, чтобы снабжать города провизией.

Этот продовольственный сельский пояс в свою очередь тоже был окружен силовым полем, а его границы сторожили казаки. По крайней мере, в России это были казаки, в других захваченных странах Либератор использовал местные структуры, изъявившие желание служить ему.

При этом на планете были сохранены только крупнейшие города, в России этой чести, например, удостоились Петербург, Москва, Псков, Новгород, Казань, Мангазея и еще десяток сравнимых по величине населенных пунктов.

Все остальные города Либератор без всякой задней мысли сравнял с землей авиабомбами и артиллерией. Выехать из приговоренных к уничтожению городов разрешили только семьям боярских детей, которые служили Либератору.

Таким образом, где-то треть населения планеты была мертва, еще треть — жила под магическими куполами Либератора, а последняя треть оказалась предоставлена себе самим.

Либератор отлично понимал, что контролировать всю планетку он не сможет. И он и не пытался этого делать, ему вполне хватало власти над своим заблокированными куполами городами.

Да, конечно, у Либератора было Духовное Перводрево...

Вот только вскоре выяснилось, что мощь Либератора после обретения всех масонских Тайн особо не возросла. Ибо Либератор, как и я, был не вполне человеком. Его искореженная адом душа потеряла остатки человечности, так что в полной мере овладеть Духовным Перводревом не могла.

А Материального Древа у Либератора не было.

Я же знал, где Материальное Древо, Алёнка успела раскрыть мне эту тайну перед своей смертью. Вот только я за год так ни разу никому и не рассказал этой тайны, и не собирался этого делать и впредь.

Я даже думал о тех координатах на Мальте, про которые мне рассказала Алёнка, с осторожностью.

Ибо если Либератор вдруг узнает, где Материальное Перводрево — миру конец. И уж тем более я не пытался сам добраться до Мальты и того места, где было скрыто Древо.

Я мог бы попробовать сделать это год назад, когда сам был божеством, но тогда мне просто не хватило времени — я всё его потратил на спасение моих жен.

Теперь же даже просто двигаться в сторону Мальты было опасно. Малейшая ошибка с моей стороны — и Либератор поймет, куда и зачем я иду. И тогда он опередит меня и завладеет Материальным Древом.

Так что от плана добраться до Перводрева я отказался. Риски были слишком высоки.

Я поставил себе иную задачу, на мой взгляд реалистичную. Я просто выживал и помогал выживать моим людям. Ну и копил силы, чтобы выступить против Либератора. Когда-нибудь, когда настанет подходящий момент...

Но пока что Земля была под властью монстра, хоть и не полностью.

Хуже всего было тем, кто остался в городах, под куполами Либератора.

Да, городское население сохранило доступ ко всем благам цивилизации — медицине, электричеству, водопроводу, центральному отоплению...

Вот только плата за это была слишком высока.

Людей больше не выпускали из городов, разве что военных на очередную карательную акцию. Ну и еще радикальных масонов, разумеется. Эти ходили везде свободно.

О том, что происходит в городах под куполами, я знал только по слухам, а еще из донесений Чуйкина, который был у Либератора канцлером.

Я поддерживал с Чуйкиным связь через сложнейшую и частично магическую систему связных, хотя лично не видел свирепого барона уже почти год.

Чуйкин верно служил Либератору и исполнял все его указания, я сам настоял на этом. Ибо для меня информация, которую поставлял мне Чуйкин, была крайне ценной. Кроме того, жертвовать собой и сопротивляться Либератору для Чуйкина не было никакого смысла.

Всепланетное государство Либератора называлось Земшарным Союзом, и канцлер никакой реальной политической роли в этом государстве не играл. Либератор лично управлял сразу всем, он сам рассматривал даже самые мелкие вопросы. Это была абсолютная тирания одного человека, а точнее — одного монстра. Так что если Чуйкин сбежит со своего канцлерского поста — ничего не изменится. Его место просто займет другой радикал.

А оставаясь канцлером Чуйкин мог не только поставлять мне информацию, но и частично саботировать приказы Либератора.

От Чуйкина я и знал о том кошмаре, который творится в выживших городах под властью радикальных масонов.

Люди там жили впроголодь. Еда и даже одежда, и прочие предметы быта были по карточкам. Вроде бы по карточкам там даже рожали детей, Либератор лично решал, кому можно размножаться, а кому нельзя. Разумеется, право завести ребенка получали, как правило, военные и спецслужбисты, верно служившие Либератору.

Они же имели лучшее жилье и усиленные пищевые пайки.

Культ Либератора в городах стал обязательным. Каждый горожанин обязан был ежедневно присутствовать на массовых молитвах, которые обычно заканчивались человеческими жертвоприношениями. Любые другие религии были запрещены. Волхвов и священников почти всех убили.

Вообще, в городах у Либератора почти каждое преступление каралось смертной казнью, даже опоздание на работу...

Вот в этом смысле Либератор, конечно, был молодец, он построил общество почти что без преступности, ибо за гражданами наблюдали круглосуточно. Казаки и радикальные масоны имели право войти в любое жилище и проверить в достаточной ли мере там почитают Либератора.

Выходных дней почти не было, люди гнули спины на работе по пятнадцать часов в сутки, получая за это карточки на еду.

Праздник непослушания и та вольница, которую Либератор объявил в первую неделю своего правления, закончились логично — тиранией хуже прежней.

Либератор был в своем стиле — его режим вобрал в себя все худшее от всех политических течений. Но Гностический Либератор полагал это СПРАВЕДЛИВЫМ.

Никаких восстаний против его власти в городах, естественно, не было — это было просто невозможно.

Что же касается сельского населения — то его жизнь была тяжкой. И еще разной.

Полноценной государственной власти за пределами подкупольных городов практически не было. Только кое-где на военных базах, под защитой пулеметов и колючей проволоки сидели наместники, набранные из радикальных масонов.

У наместников было две задачи — распространять культы Либератора и убивать тех, кто отверг эти культы. Происходило это следующим образом — в село приходил радикал-проповедник, и если местные отказались немедленно начать почитание Либератора, то село просто уничтожалось, полностью, со всеми жителями.

И в густонаселенной Европе это сработало. Там уже была уничтожена половина сельского населения, а другая опустилась на уровень неандертальцев и вела первобытную жизнь, практикуя кровавые обряды Либератора и молясь ему.

Проблемы у Либератора возникли в глухих уголках Земли, например, в восточной Сибири, где, как мне было известно, староверы организовали на берегах Лены полноценную республику, не подчинявшуюся Либератору.

Или здесь, на Кавказе, где присланных Либератором культистов, как правило, просто убивали. После чего все население деревни уходило в горы, пока не прилетел карательный отряд.

В той же Абхазии Либератору присягнуло лишь два местных клана из тридцати трех. Но эти кланы дьяволопоклонников меня особо не беспокоили, они все окопались на черноморском побережье, рядом с наместником, который под охраной спецназа сидел в Сухуме.

Здесь, в районе Кодорского хребта, где я расположил наше поселение, сторонников Либератора не было.

Так что страдали мы сейчас только от непогоды, которая совсем разбушевалась...

Я весь замерз, потому что стоял на лысой скале, продуваемой всеми ветрами, и даже абхазская овечья бурка не спасала.

Ниже меня шумели покрывавшие склоны хребта буковые леса, из лесов слышались далекие выстрелы — было как раз время ежедневной военной подготовки, которой по моему приказу занимались мои люди.

Стрелять я им разрешал, здесь услышать нас все равно никто из врагов не мог.

Выше меня к серым свинцовым небесам восходили горы, на их вершинах блестел снег, там клубились метели, а ветра были такими, что о них страшно было даже думать...

Пейзаж здесь был потрясающим, а вот погода — невыносимо отвратной.

Я расхаживал по скале, прихлебывал чачу из фляги, чтобы согреться, даже иногда активировал ауру...

Да, у меня сохранилась магия. Я же был Лунным магом, неподвластным Либератору. Но моя божественность ушла год назад, как и предупреждал Аркариус, вместе с моей крокодильностью.

Так что ранг у меня был шестым — меня кое-как прокачали до него мои друзья поморские маги, знавшие как обращаться с Лунной магией. А вот дальше у меня инициации почему-то не шли. То ли поморы просто не умели нормально качать Лунных магов, потому что забыли, как это делается, то ли просто мои чакры повредились, когда я был божеством и Крокодилом.

Но в любом случае, и шестой ранг был уже успехом. Год назад, когда созвездие Ящера в небесах погасло, у меня вообще был третий ранг...

А еще год назад у меня был сын Рюрик. Но Либератор убил его, он просто разорвал мальчика на куски, из-за чего я до сих пор мучился чувством вины. Но тут ничего поделать было нельзя — я сделал свой выбор.

Однако сейчас у меня должны были родиться еще дети — двое мальчиков.

Именно поэтому я торчал сейчас на скале, волнуясь, замерзая и пытаясь унять дрожь магией и чачей...

Разумеется, детей мне рожала не скала. Это делала моя жена принцесса Лада. А на скале просто располагалось какое-то древнее абхазское святилище, стоявшее здесь по словам местных чуть ли не со времен неолита.

Тут имелся камень, покрытый рунами на неизвестном языке, который сами абхазы то ли забыли, то ли вообще никогда не знали, а еще каменная хибарка, кое-как заделанная шкурами. Судя по виду камней, из которых хибарка была сложена, ей был уже десяток тысяч лет, минимум.

По местным поверьям эта скала была посвящена какой-то Богине-Матери, так что была идеальным местом, чтобы родить сильных и здоровых сыновей.

Вот почему шаманка, принимавшая роды у Лады, заставила мою жену подняться на скалу и рожать здесь, среди бешеных ветров.

И теперь Лада под присмотром старой шаманки и её двух помощниц помладше рожала в хибарке, оттуда слышались крики моей жены, а я торчал снаружи.

Само собой, магии у абхазских шаманок больше не было, Либератор отключил магию всем Солнечным магам в мире. Но других специалистов по приему родов рядом сейчас не оказалось. Двух врачей из моего отряда я потерял еще в Дагестане, их убили казаки. А у местных жителей врачей не осталось вообще, Либератор еще в начале своего правления пошел на хитрость — он вызвал всех врачей в города, якобы под предлогом эпидемии, и там их всех убили радикалы.

Это было еще год назад, тогда еще никто не понимал, что вообще происходит, и что собой представляет Либератор...

Так что принимать роды у Лады пришлось местным шаманкам, которых мне любезно предоставил старейшина горного клана Гечба, мой кореш и союзник.

Пусть шаманки больше и не могли помочь роженице своей магией, но у них, по крайней мере, был опыт приема родов.

Я в общем-то и сам хотел поприсутствовать при родах моей жены, но шаманки меня не пустили, сославшись на местные традиции. Все что мне было позволено — это замерзать на скале и слушать, как орёт Лада.

Я все пытался расслышать через этот ор и завывание ветра крики моих детей, но их не было. Роды явно выдались тяжелыми и долгими. Что было в общем-то неудивительным. Лада рожала впервые, а еще была юной и рожать ей пришлось сразу двойню. По словам шаманок меня ожидали прекрасные, сильные и здоровые мальчики-близнецы...

Я даже уже придумал им имена.

Одного я решил назвать Глебом, в честь моего наставника Словенова, который пропал без вести и скорее всего был мертв. А второго... Нет не Борисом, хотя это бы и было символично. Второго сына Лада хотела назвать Павлом, в честь Павла Вечного, и я в принципе был не против.

Вот только бы Глеб и Павел появились на свет побыстрее, иначе их папка совсем замерзнет насмерть, и уже не увидит сыновей.

Сунуться что ли в эту хибарку?

Но я был уверен, что за такое шаманки меня просто побьют и выгонят прочь. Да и Лада не хотела, чтобы я присутствовал при родах — у русской магократии такое тоже было не принято.

Чтобы согреться и поразвлечься я прошел к краю священной скалы и глянул вниз.

Внизу я увидел нечто интересное — по горной тропе ко мне скакал всадник. Уродливый парень, такой огромный, что было непонятно, как лошадь его вообще держит.

Я уже настолько замерз, что просто пошел ему навстречу вниз по каменной тропе.

Через минуту мы с бароном Рукоблудовым встретились среди скал. Дрочила тоже потерял свою магию, как и все Солнечные маги, но не особо страдал от этого. Это было объяснимо — Дрочила все же прожил большую часть своей жизни холопом, так что не воспринимал магию, как неотъемлемую часть себя.

Интересно, родятся ли магами мои сыновья...

С одной стороны по идее должны — их мать магичка, и их отец — тоже одаренный. Вот только магия Лады подавлена Либератором, так что ситуация была крайне неоднозначной. Даже абхазские шаманки не могли сказать мне ничего определенного по этому поводу...

Дрочила спрыгнул с коня и тут же сунул мне в руки поводья:

— Вниз скачите, барин! Письмо!

Своего коня у меня не было. Я поднялся на эту скалу пешком, как и Лада. Этого требовал обряд.

Однако я не взял поводьев.

— У меня жена рожает, — ответил я, — Как родит — так сразу.

— Но там что-то срочное, барин, — продолжил настаивать Дрочила, — Там важное что-то! Человек от князя Гечба прискакал. И у него письмо. Он ждет у моста.

Гечба был князем, да. Абхазские кланы магов вообще именовали себя исключительно князьями и никак иначе. Всякие графы и бароны были для них слишком мелкими.

— Дормидонт, а какого лешего ты не привез мне это письмо сюда, м? — поинтересовался я, вежливо назвав Дрочилу его новым именем, которое он получил в свое время вместе с титулом, — Гечба же в курсе, что всю мою корреспонденцию можно отдавать тебе.

— Ну да, — Дрочила захлопал глазами, — Гечба в курсе. А я забыл про это, барин.

Барон Рукоблудов принял виноватый вид.

Я расхохотался:

— Ладно, давай своего коня. А сам дуй наверх на скалу. Как только моя жена родит — беги вниз с радостным известием для меня. Только не слишком быстро, умоляю. А то шею сломаешь. А я сегодня намерен праздновать рождение сыновей, а не хоронить тебя. Фирштейн?

— Конечно фирштейн! — тут же подтвердил Дрочила.

Я вскочил в седло.

Ездить на коне я более-менее научился, но только не по этой лютой тропе, которая петляла среди скал и обрывов, как пьяная.

Ветер тут же налетел на меня, явно пытаясь выкинуть меня из седла, так что ехал я медленно.

О том, чтобы бегать по тропе на ауре, не могло быть и речи — это был верный способ упасть вниз и покончить с собой. А заклинания полёта у меня больше не было, мой нынешний шестой ранг позволял мне кастовать лишь шесть простейших заклятий, знания обо всех остальных моих заклинаниях растворились.

А еще Духовное Перводрево больше не работало... Я пытался рассказывать другим масонские Тайны, чтобы сделать из какого-нибудь своего кореша живое божество, но Тайны больше ничего не давали. Видимо, Либератор заблокировал своей волей даже их. Он теперь был единственный владельцем Духовного Перводрева в мире...

Минут через двадцать я спустился со скалы и поехал через буковый лес.

Здесь под прикрытием тенистых ветвей и расположилось мое поселение — Юлашки-Кил. Абхазы мое право жить здесь в принципе признавали, с их точки зрения я был главой горского клана Нагибиных, а вот это поставленное лишь недавней весной село — моей клановой вотчиной.

Хотя моими родичами здесь были лишь трое моих жен.

Кроме того, наше село изначально строилось, как временное, мы соорудили его за лето и готовы были в любой момент сорваться с места, если по наши души припрется Либератор.

Но пока что все шло хорошо — Либератор не знал, где я. Или же вообще осознал, что я не опасен и потерял ко мне интерес.

Мои люди жили частично в палатках, частично в деревянных домиках, выстроенных из буковых бревен. Строительство теплых домов продолжалось до сих пор — мы готовились к осени и зиме. Несколько домов, включая мой, даже были кирпичными, а староверы-поморы, которых тут было человек двадцать, даже сложили себе дома по какой-то древней технологии эпохи викингов — из необработанных камней. По той же технологии они соорудили себе самую настоящую церковь, в которой почти ежедневно проводили свою загадочные старообрядческие службы.

В буковом лесу повсюду стояли часовые, а еще гремели выстрелы — мои люди упражнялись в стрельбе.

Последним теперь занимались даже бывшие АРИСТО, ибо отключив магию для Солнечных магов, Либератор оказал нам невольную услугу. Магократы, потерявшие свой дар, теперь могли пользоваться огнестрелом.

Из моих корешей лучше всех стреляла моя жена Тая, у неё оказались прекрасные реакция и глазомер, а вот Шаманов постоянно мазал, хотя казалось бы эскимос по определению должен быть снайпером...

Но сам я стрелять не мог. Божественность я потерял, а магии не лишился, так что Уральские запреты на меня распространялись во всей своей полноте.

Это было жалко, впрочем, зато у меня было около четырех сотен отличных стрелков, которые были полноценными боевыми единицами.

А вот магов в нашем селе было лишь семнадцать человек.

Я, трое староверов, которые успели эвакуироваться из Гренландии и теперь жили здесь, да еще волшебные холопы Царя.

Этих я нашел с помощью Чуйкина и эвакуировал к себе на Кавказ. Я понятия не имел, что Царь сотворил с холопами, но факт оставался фактом — они сохранили свой дар, Либератор был над ними не властен. Судя по всему, их магия вообще имела иномирную природу и не была привязана ни к Луне, ни к Солнцу.

И они были сильны, их ранги колебались от десятого до двадцатого.

Впрочем, как их качать — было непонятно...

Еще была жена Дрочилы Роза — магичка, изготовленная в концлагере Павла Вечного. Эта магию тоже сохранила.

А вот все остальные волшебные холопы, которых одарили магией Павел Вечный или Царь, просто пропали. То ли затерялись на просторах нового жуткого мира, который построил Либератор, то ли были перебиты радикалами. Вроде один из таких холопов даже сам стал радикальным масоном и присоединился к слугам Либератора...

Кроме семнадцати одаренных, у меня в селе были, конечно, и дети магов, не затронутых блоками Либератора — таких детей было человек пятнадцать. Предполагалось, что когда они подрастут и у них раскроются чакры — они тоже станут полноценным волшебными боевыми единицами.

Но пока что магов у меня было откровенно маловато, чтобы дергаться.

Всего в моем селе жило чуть больше тысячи человек со всех концов мира. Тут были и знатные женщины, спасенные мною из «Крестов», и даже эскимосы, сбежавшие вместе с Шамановым из Гренландии. В этом буковом лесу говорили на десятке языков и молились десятку разных богов...

Проехав через Юлашки-Кил, я углубился в лес. Здесь среди буков располагалась самшитовая роща. Место было красивым, но мрачным.

В роще журчал ручей, а в десятке метров от него на холме стояли два каменных креста. Кресты были свежими, их поставили всего месяц назад.

И возле них маячила низкая фигура — как и всегда...

Когда я проезжал мимо, Шаманов поглядел на меня.

Я махнул ему рукой, но Акалу не ответил на приветствие, просто отвернулся.

Возле крестов лежали свежие цветы — Шаманов носил их сюда каждый день, он ходил сюда, как на работу.

Я не стал подъезжать ближе, чтобы поздороваться. В этом не было смысла, Шаманов со мной не разговаривал.

Мой друг вообще выпал из реальности, и ничто теперь не могло вернуть его обратно. Он как будто постарел за последний месяц, сразу лет на десять.

На каменных надгробиях были по моему приказу выбиты надписи.

«Любовь Кровопийцина»

«Татьяна Нагибина»

Обе девушки были похоронены под девичьими фамилиями, замуж ни одна из них так и не вышла.

Конечно, девушки не были единственными погибшими из моих людей, просто я счел необходимым похоронить их отдельно, в этой красивой роще...

Таню смертельно ранили горцы, перешедшие на сторону Либератора, еще в Дагестане. Там она и умерла. Я сжег плоть сестры на костре, а её кости тащил все это время с собой и похоронил только здесь, когда наше кочевое село наконец нашло постоянное место. Мне не хотелось закапывать Таню в горах, через которые мы шли, потому что тогда место её упокоения бы просто затерялось...

С Любой же вышло совсем паршиво. У неё с Шамановым вроде были отношения, Акалу был влюблен в девушку до одержимости. И Люба вроде делила с ним постель, но вот выходить замуж упорно отказывалась.

А кончилось все печально. Люба связалась с парнем-абхазом из клана Гечба. И во время ночи любви не смогла сдержать свою страсть. В результате парня нашли утром в лесу — белого, как снег, мертвого, потерявшего всю свою кровь и с характерными следами зубов на шее.

Князь Гечба без всякой задней мысли приехал ко мне лично и потребовал Любину голову.

И я вынужден был отдать ему то, что он хотел.

У меня просто не было выбора. Если бы я не отдал князю голову вампирки — это означало бы ссору. А ссора с кланом Гечба бы означала, что нам всем снова нужно сниматься с места и отправляться скитаться по свету.

А это было невозможно. Мы здесь уже обжились, кроме того, севернее рыскали отряды казаков Либератора, а черноморское побережье было под контролем радикала-наместника и вражеских кланов, почитавших Либератора.

Уходить глубже в горы в середине лета тоже было просто опасно — мы не смогли бы подготовиться к зиме и просто её бы не пережили.

Так что все было просто и понятно. Или Люба сложит голову, или мы все.

И я пожертвовал вампиркой. Я приказал Тае снести Любе Кровопийциной голову, что Тая с удовольствием и проделала. А потом послал эту голову князю Гечба, на чем конфликт с абхазами и был исчерпан.

А вот мой конфликт с Шамановым только начался...

Акалу не разговаривал со мной уже месяц, с тех пор, как я казнил Любу.

И я не знал, что с этим делать. Я был уверен, что я был прав, вот только Шаманову этого не объяснишь. Вампирка была для Шаманова всем...

Я оставил позади самшитовую рощу и наконец достиг моста через широкий ручей, здесь пролегала граница моих владений.

Посланник князя Гечба решил не загонять зря своего коня, так что в наше село не поехал. Вместо этого он расстелил бурку прямо на мосту, уселся на неё и теперь курил трубку, беседуя о чем-то с моими часовыми, выставленными здесь же.

Подъехав ближе я, как велел местный горский этикет, привстал в стременах и поднял сжатую в кулак руку.

— Приветствую.

— Добрый день.

Посланник тоже поднялся на ноги.

— Послание. Срочное.

Посланник князя говорил с сильным акцентом. Я знал этого мужика и доверял ему, он обычно возил мне письма от Чуйкина. Вот только имени этого абхаза я бы выговорить не смог, при всем желании...

Но в этом, к счастью, не было нужды. Посланник передал мне письмо, тут же затушил свою трубку и ускакал.

Я же хотел скорее вернуться к рожавшей жене. Поэтому направил коня в лес, быстро проскакал мимо Шаманова, все еще скорбевшего по Любе возле надгробий, а потом осмотрел конверт, прямо не сходя с коня.

Клякса в правом углу конверта была на месте, как и едва заметная точка на обороте. Все секретные знаки Чуйкина присутствовали.

А вот никаких надписей на конверте не было, они были ни к чему...

Я вскрыл конверт и достал письмо.

Шифр был простейшим. Система доставки писем от Чуйкина ко мне была сама по себе настолько мудреной, что в дополнительном шифровании просто не было смысла. Так что расшифровать письмо я мог прямо по ходу чтения.

Все тайные знаки в самом тексте тоже были на месте, вот только...

Почерк. Это был не почерк Чуйкина.

Я напрягся, остановил коня и погрузился в чтение...

Здравствуйте, князь.

Я Вячеслав Жидков. Радикальный масон. Казанский наместник. И ваш бывший враг.

Но теперь всё изменилось.

Чуйкин убит шесть дней назад. По приказу Шефа Охранного Отделения Коноваловой.

Коновалова убила Чуйкина, потому что уже давно подозревала его в измене, в том, что он сотрудничает с вами.

Но Либератор запрещал нам трогать Чуйкина, Чуйкин был любимцем Бати.

Но теперь всё иначе.

Батя пропал.

Он с нами больше не говорит. Уже как пятнадцать дней.

И мы не ощущаем его присутствия.

Мы не знаем, где Павловск, летающий город исчез. Вместе с нашим Батей.

Мы сами не понимаем, что происходит.

Но судя по всему — Бати больше нет. Либо же он не в состоянии руководить этим миром.

Я не знаю.

Возможно, Чуйкин мог бы сказать больше, если бы был жив.

Но он не сказал. Перед смертью он лишь раскрыл мне способ связи с вами и ваши шифры.

Потому я и пишу вам.

В Земшарном Союзе заваривается интересная каша.

Коновалова фактически уже действует самостоятельно, она начала убивать других радикальных масонов.

А в Южной Америке уже идут полномасштабные бои — наместник Амазонии Рожалов пошел войной на наместника Империи Инков Несмертина.

Судя по всему, эпоха мирового единства окончена.

И на руинах этого мира начинаются войны мелких царьков.

Батя оставил нас, с ним ушел и порядок.

Можете мне не верить, дело ваше.

Я не отрицаю, что я радикальный масон и мразь. С вашей точки зрения.

Но и вы ЗЛО. С моей точки зрения.

Однако, как деловой человек, я предлагаю вам союз.

Думаю, что мы могли бы ухватить себе хороший кусок в этом новом мире без Либератора.

Вы слабы. Но вы герой.

Народ вас любит. О вас ходят легенды. Многие говорят, что Крокодил — последняя надежда мира.

А я — хоть и подонок, но у меня в подчинении десять тысяч казаков. И еще две тысячи полицейских, и три полка конных татар.

Почему бы нам не начать наше сотрудничество с захвата Сухума?

Там сидит наместником Хольдер, как вы наверняка знаете.

Радикальный масон. Он немец. И он мой враг.

Он пытался подставить меня перед Батей, еще когда Либератор был с нами.

И я такого не прощаю.

Я готов прислать вам на помощь людей. И оружие.

А вы в свою очередь могли бы повести на Сухум местные кланы.

Обдумайте мое предложение.

Хорошо обдумайте.

Поймите, что это не блеф и не ловушка.

Способ связи — тот же.

Жду ответа.

У меня перехватило дыхание, я на миг даже забыл, кто я и где нахожусь...

Так.

Спокойно.

Первой моей мыслью, разумеется, было предположение, что это всё ловушка.

Но эту мысль я тут же отверг. Она была просто бессмысленной. Этот Жидков знает, где я, и где мое поселение. Иначе бы он не писал про Сухум.

А если бы Либератор знал, где я нахожусь — то уже бомбил бы меня авиацией...

Но меня никто не бомбил.

Хотя это письмо, судя по всему, было написано еще три дня назад. Раньше оно написано быть никак не могло, наша мудреная система связи с Чуйкиным предполагала, что письма доходят именно за трое суток, минимум.

Кроме того, Жидков знал все шифры.

А в Чуйкине я был уверен на сто процентов, он бы никогда не раскрыл никому шифры ни под какими пытками. И Либератор никогда Чуйкину в голову не лазал, он слишком любил Чуйкина. Кроме того, если бы Чуйкину попытались влезть в голову магией, то он бы просто покончил с собой. А значит — Чуйкин на самом деле доверился Жидкову, зная, что ему можно раскрыть наши шифры...

Я размышлял так мучительно, что даже заскрипел зубами.

А потом вдруг понял, за одну секунду.

А ведь факты подтверждают это письмо, каждую строчку...

Я действительно слышал о какой-то войне в Южной Америке между наместниками-радикалами.

У нас была радиосвязь, мы периодически связывались с радиолюбителями или сбежавшими от Либератора военными в других концах мира...

И они вроде сообщали, что в Амазонии действительно какие-то непонятные бои.

И про то, что Шеф Охранки Коновалова стала расстреливать своих соратников сотнями в последнее время, я тоже слыхал.

Но самое главное — Либератор.

Еще в середине лета он каждый день оглашал всю планету своим мерзким гласом — он запугивал, и стращал, и грозил всем непокорным, что придет и убьет их детей у них на глазах. Его волшебный голос позволял ему пару раз в сутки орать на весь мир, даже мы здесь слышали его речи.

Вот только к концу июля он стал выходить на связь все реже, а в начале августа — совсем пропал...

Что же с ним случилось?

Его Темнейшество заболел, умер, был убит каким-то неведомым героем?

Или раскаялся и ушел в монастырь, а то и покончил с собой?

Но это всё было не столь важно.

Важно было другое — Жидков определенно не лгал.

Я был уверен в этом, сама моя чуйка, интуиция АРИСТО прямо кричала мне, что это письмо — истинное предложение союза.

А значит...

Я так скрипел зубами, что у меня отвалился кусок эмали.

Я поморщился от боли, но мое торжество сейчас было сильнее любой боли.

А тут еще и на лесной дороге появился запыхавшийся Дрочила.

— Барин, родила! Ваша жена родила! Детей родила! Настоящих детей!

— Я бы удивился, если бы Лада родила мне взрослых, — хмыкнул я, — Спасибо, Дормидонт.

Кто там говорил, что хорошие новости не могут идти одна за другой?

Кто бы ни сказал подобное — он был неправ.

Это был лучший день моей жизни. Наконец-то...

Я загнал коня обратно на священную скалу с такой скоростью, что животинка чуть не переломала себе ноги о каменную тропу.

На скале на меня тут же набросился ветер вперемешку с мелким дождем, но даже ветер сейчас казался мне не противным, а освежающим.

Этот ветер будто дышал МОЩЬЮ, моей МОЩЬЮ.

Я спешился...

На скале уже собралась моя вся моя семья, в полном составе — здесь теперь были все трое моих жен.

Тая была в джинах и теплой кожаной куртке на меху.

Её волосы были заплетены в длинную косу до пояса. Коса у Таи полиняла, краски для волос было не достать, так что синей Таина коса осталась лишь местами, сквозь синеву проступал каштановый естественный цвет волос моей жены.

А вот Таины глаза сохранили свою небесную синеву, данную ей от рождения...

На бедре у Таи висел хлыст, девушка в последнее время много практиковалась с ним, так что научилась круто рубать хлыстом даже без магии. Другое Таино бедро украшал пистолет в кобуре.

Я любил Таю — она была моим лучшим бойцом и самым верным соратником здесь.

Вот только детей мне Тая так и не родила, хотя мы честно старались их сделать. И, судя по тому, что моя другая жена Лада детей мне родила только что — проблема была не во мне, а в Тае.

Это, конечно, расстраивало Таю, она даже завидовала Ладе. Но не сильно — сказать по правде, я плохо представлял Таю в роли матери, особенно в наших нынешних диких условиях, полных лишений и опасностей. И сама девушка вероятно считала также...

Сюда же на скалу сейчас пришла и моя третья жена — Чакута.

Чакута была настоящей восточной красавицей — черноволосой, черноглазой, низкой ростом, но с потрясающей фигуркой.

Девушка одевалась по-абхазски — сейчас на ней была теплая бурка, яркое платье и сапоги, её длинная черная коса была украшена стальными кольцами. Голову Чакуты венчала огромная овечья шапка.

Чакута постоянно озиралась, как дикий зверек, говорила она в принципе мало, да и русским почти не владела. Так что вела она среди нас предельно осторожно, хотя никакого неудовольствия от нашего брака прямо и не высказывала.

Самым же потрясающим в Чакуте была её улыбка, когда она улыбалась своими белыми зубками — это было просто прекрасно, будто на небе всходило Солнце.

Так что я старался почаще веселить мою самую юную жену, насколько мне позволял это языковой барьер между нами...

Чакута была дочерью князя Гечбы, князь сам вручил мне эту девушку — чтобы осесть здесь и чувствовать себя в безопасности мне требовалось породниться с абхазами.

Мы сыграли пышную свадьбу, где рекой лилось вино, а после свадьбы Чакута по абхазской традиции получила новое имя. Ибо местные кланы считали, что девушка, выйдя замуж, должна поменять не только свой статус, но и имя.

Так что теперь Чакуту звали Амза, что по-абхазски означало «Луна». Я сам выбрал это новое имя для неё, вместе с князем Гечбой и самой девушкой. Мне оно показалось символичным — я же все-таки Лунный маг, так что и мою жену должны звать соответственно.

Впрочем, сам я продолжал путаться и называл девушку то Чакутой, то Амзой.

Что до моего многоженства, то оно у местных было не принято, но и не смущало их. Абхазы исповедовали какую-то странную смесь христианства, ислама и древних шаманских верований, так что в целом полигамия не вызывала у них никакого отвращения...

Я учил мою юную жену русскому языку, а еще стрелять и сражаться.

Последнее вызывало неудовольствие князя Гечба, отца девушки, но поделать он ничего не мог — по местным традициям Амза после свадьбы была в ведении мужа, так что вмешиваться в процесс воспитания моей жены князь больше не мог.

Еще большее неудовольствие Гечбы вызывал тот факт, что Амза так до сих пор и не понесла от меня детей...

Но вот тут я уж точно не собирался идти ни на какие компромиссы.

Ибо, откровенно говоря, Амза была еще слишком юной, так что я даже не делал с ней того, что обычно делает муж с женой. Я полагал, что Амзе нужно еще подрасти, а свой супружеский долг девушка может исполнить и через год, или два, когда полностью расцветет.

И не князю Гечбе решать, когда моей жене рожать детей.

В любом случае, вот эти мальчики, которых мне только что родила Лада — были моими первыми детьми в этом мире, если только забыть про Рюрика. А забыть про него было нужно. Мальчик был мертв уже год, так что нечего терзать себя мыслями о нём.

Особенно сегодня, в этот самый счастливый день моей жизни...

Итак, Тая и Амза были здесь.

Не было только виновницы торжества Лады — девушка все еще не вышла из хибарки. Зато оттуда слышались звонкие детские крики...

— Дайте мне моих сыновей! — проорал я, — Ну, всё, я захожу!

Но зайти мне не пришлось. Из хибарки уже появились шаманки, державшие под руки Ладу.

Принцесса выглядела изможденной, но улыбалась.

На ней была бурка, а в руках она несла сразу двух младенцев, завернутых в теплую овчину.

Ладе явно было тяжко, но шла она гордо...

— Господи! — прокричал я, — Глеб, Павел, Лада. Наконец-то!

Я бросился к принцессе и страстно поцеловал её. На глазах у меня были слезы, и совсем не от ветра.

Новорожденные тихонько кряхтели и повизгивали...

— Глеб и Павел — плохие имена для девочек, — ехидно заметила одна из шаманок.

— А? — до меня ни сразу дошёл смысл слов, я уже осторожно взял у принцессы «Павла», и теперь разглядывал его сморщенное личико, — Девочек? Но вы же говорили...

— Мало ли что они говорили, — улыбнулась принцесса, — Они же шаманки, а не УЗИ-диагносты.

— Это девочки, господин, — пояснила мне, как тупому, одна из шаманок, видимо, решившая, что я от радости совсем утратил способность соображать, — Хорошие здоровые девочки. И ваша жена в порядке. Роды были сложными, но прошли хорошо. А теперь нам пора спуститься со священной горы. Вашей жене надо укрыться в тепле, покормить детей и отдохнуть.

Я кивнул:

— Да-да, конечно...

— Еще пусть позовут поморов, — распорядилась принцесса, — Нужно покалечить магией младшую девочку...

А вот теперь я нахмурился:

— Ну уж нет, Лада. Нет.

Принцесса растерянно поглядела на меня:

— Но это наша Булановская традиция. Когда у Булановых рождаются близнецы — младший должен был изуродован, чтобы спасти его от Лешего и проклятия.

Я вздохнул, потом обнял жену.

— Лада, послушай... Традиция калечить детей — плохая традиция. Не все традиции нужно тащить с собой в будущее, некоторым из них лучше умереть. Ты забыла моего брата Петю? Забыла свою сестру младшую Ладу? Они оба были изуродованы и оба были безумны. А еще вспомни Малого, младшего брата Павла Павловича... Ты хочешь такой судьбы для нашего ребенка?

— Да, но твоего брата Петю как раз не искалечили в детстве, потому в плену у персов его и постигла такая тяжелая участь, — принцесса растерялась еще больше, — Нужно дать Лешему его жертву. Древний договор...

— Договор расторгнут, — отрезал я, — Мир изменился, Лада. Леший мертв, Либератор убил последнего Лешего на планете, еще год назад. И ты больше не Буланова. Ты теперь моя жена. А я не приношу жертвы хтони, я не калечу собственных детей, и я не сдаюсь на волю традиций и проклятий. Я люблю тебя и люблю моих девочек. Этого достаточно, чтобы спастись от любых проклятий.

Лада неуверенно кивнула, потом улыбнулась, будто с облегчением...

Я понял, что она и сама не хотела исполнять этот мрачный Булановский обряд, просто она боялась, так что ей нужны были мои слова и решения, чтобы отказаться от ритуала.

И я сказал эти слова. И принял решение.

И был уверен в своей правоте. Не мне, бывшему божеству и Крокодилу, боятся Леших. Особенно мертвых.

Мои остальные жены тем временем уже подошли к нам.

— Подержать? — юная Амза глядела на детей с интересом, она протянула ручки, будто хотела взять красивую куклу.

— Только осторожно, — разрешила принцесса, — Возьми младшенькую.

Амза взяла завернутую в овчину девочку и захихикала.

— Маленький!

Говорила Амза всегда коротко и по делу. Просто потому, что в принципе была не слишком разговорчива, кроме того, еще не вполне выучила русский.

— Поздравляю, — несколько едко заметила Тая.

— Спасибо, — Лада царственно кивнула, явно ощущая свое превосходство над моей второй женой.

Тая подержать дитё желания не изъявила...

В этот момент мы все услышали стук копыт — на скалу ворвался, как вихрь, Шаманов на черном коне.

Акалу спешился, потом бросился к нам:

— Что же вы мне не сказали?

Шаманов явно гнал сюда на всех парах, так что и сам весь вспотел, не хуже своего коня.

А еще эскимос, видимо, забыл на радостях, что он со мной больше не разговаривает...

Теперь он вспомнил об этом и помрачнел.

На несколько секунд повисло тяжкое молчание, было только слышно, как завывает ветер, и как кряхтят новорожденные девочки.

— Ну и как мы их назовем? — поинтересовалась Тая, чтобы разрядить обстановку.

Я особо не раздумывал, решение пришло ко мне само:

— Старшую — Таней, в честь моей покойной сестры.

Я поглядел на Ладу, принцесса кивнула.

Потом я перевел взгляд на Шаманова:

— А младшую — Любой. В честь Любы Кровопийциной. Прости меня, Шаманов. Прости меня, пожалуйста. Я совершил ошибку. Мне не следовало убивать Любу. Я мог бы её спрятать, но... Я просто испугался, что князь Гечба прогонит нас отсюда. Я струсил и начал пороть горячку. Хотя вопрос можно было решить иначе. Это мой косяк. Знаю, ты не сможешь простить. Но мой долг — попросить прощения. Прости, друг.

Шаманов задумчиво посмотрел на меня. Его лицо исказилось болью, но потом он произнес:

— Ладно... Но не сейчас. Когда-нибудь я тебя прощу. Наверное. Когда найду в себе силы. Я любил её, Нагибин!

— Знаю.

Шаманов, конечно, не пожал мне руку. Никакого полноценного примирения не было. Но он теперь говорил со мной, это было уже что-то. Шаманов впервые заговорил со мной с момента смерти Любы...

— Теперь скорее в тепло, принцесса, — потребовали шаманки.

Они уже уводили мою жену вниз со скалы по горной тропе. Лада несла в руках Таню, а Любу отдала одной из шаманок.

Я взял за поводья коня Шаманова:

— Значит так, Акалу. Ты же со мной теперь разговариваешь, так? И мои приказы выполняешь?

— Ну да, — подтвердил Шаманов, — Между прочим, твои приказы я всегда выполнял. Даже когда мы были в ссоре.

— Славно. В таком случае садись на коня и скачи вниз. И смотри по пути не раздави мою жену и моих детей. И сообщи всем в селении радостную весть. Моя жена родила близнецов! Так что сегодня мы гуляем. Пусть режут баранов и откупоривают вино. И князя Гечба с его кланом тоже неплохо было бы пригласить.

— Всё сделаю, — Шаманов улыбнулся, впервые с момента смерти Любы, потом вскочил в седло, — А ты?

— А я приду позже, Шаманов. Видишь ли, мне нужно подумать. Заваривается какая-то крайне интересная каша... И я собираюсь опустить в эту кашу свою поварешку.

— О чем ты?

Я ответил не сразу.

Рядом со мной сейчас были только Тая, которая уже напряглась и теперь внимательно слушала нашу беседу с Шамановым, а еще Амза, которая тоже явно навострила ушки.

Но женам я доверял. А вот могу ли я доверять Шаманову?

Но я раздумывал недолго...

Если не доверять Шаманову — то нельзя доверять никому. Если я что-то и понял за последний год — то именно это.

— Сегодня на празднике я сделаю объявление, — произнес я, — Для моих людей и князя Гечбы. А на следующей неделе мы покрестим моих детей и выступим на Сухум. Я намереваюсь заключить союз с Жидковым, казанским наместником, и вместе с ним забрать себе кусок мира. Либератора больше нет, Акалу. Монстр пропал. Никто не знает, что стряслось, даже радикальные масоны, но Либератор ушёл. А раз он ушёл — значит, и магия скоро вернется в мир. Наступает новая реальность. Начинаются войны за Империю Либератора. И я намерен принять в них участие. И победить.

Тая ахнула, явно не веря моим словам, а вот у Шаманова заблестели глаза.

Он-то понимал, что я не сошёл с ума от радости по поводу рождения моих близняшек, Акалу слишком хорошо знал меня и отлично отдавал себе отчет в том, что я не бросаюсь словами, особенно такими.

— Победить? — переспросил меня Шаманов, — Это мы умеем. И мы победим!

— Как и всегда, Акалу, — хохотнул я, — Как и всегда.

Шаманов вдруг спрыгнул с коня, а потом бросился ко мне, мы обнялись...

Я был совершенно счастлив.

Конец.