Во все Имперские ТОМ 12. Финал

2 ::: Прагматик

«Долой же все, что не составляет вполне Моего.

Вы полагаете, что моим делом должно быть по крайней мере „добро“? Что там говорить о добром, о злом? Я сам — свое дело, а я не добрый и не злой.

И то, и другое не имеют для меня смысла.

Божественное — дело Бога, человеческое — дело человечества.

Мое же дело не божественное и не человеческое, не дело истины и добра, справедливости, свободы и т. д., это исключительно мое, и это дело, не общее, а единственное — так же, как и я — единственный.

Для Меня нет ничего выше Меня»

Макс Штирнер, немецкий философ XIX века,

из книги «Единственный и его достояние»

Я стремительно принял решение и тут же кастанул на себя каталонское заклятие, то самое, которому меня научил Аркариус...

Вокруг меня заметались желтые вспышки, но сразу это не сработало — видимо, это заклятие долго прогружалось.

— Спокойно, Таня, — я поглядел на сестру, — Спокойно. Я знаю, что делаю.

— Надеюсь, братик...

Чуйкин постучал в рубку голландцу и приказал тому плыть к кораблям Русского Арктического флота.

Катер загудел, потом развернулся и двинулся через ледяные черные воды...

Я надеялся, что Чуйкин и Таня успеют спастись, время на это еще вроде было.

А вот Пете, с которым я решил махнуться телами без его ведома, точно конец. Ну да и хрен с ним. Братец первым предал меня. Так что он заслужил свою судьбу, не меньше, чем я заслужил мое спасение и заслуженный отдых.

Этот Петя — никто для меня... Просто злой брат-близнец, попутавший все берега и нарушивший все возможные понятия о ЧЕСТИ.

Петя всегда мне завидовал, он всегда хотел быть мной. Ну вот пусть и побудет мной, недолго, пока Либератор не припрется по его душу...

— Саш, что происходит? — потребовала ответа Таня, шмыгая разбитым в кровь носом.

— Всё под контролем, — я чмокнул сестру в щечку.

Наши корабли были уже совсем рядом, первые лучи рассвета осветили их — громадные боевые посудины, на их бортах были нарисованы огромные золотые Булановские гербы...

В голове у меня вдруг что-то щелкнуло. Будто кто-то переключил какой-то тумблер.

Желтое сияние усилилось, оно стало ослепительным, через миг мое тело полностью утонуло в волшебных сполохах, так что я больше ничего не видел...

— Саша!

— Пока, Таня. Не болей.

Всё вдруг изменилось за секунду.

Я теперь ощущал себя странно — как будто меня кто-то всасывает через трубочку для коктейля — я стал маленьким и подвижным, я куда-то стремительно летел, из своего тела в другое, новое...

— Что с тобой, лаовай? Эй!

Я увидел склонившееся надо мной лицо китайца.

Мне в ноздри ударил запах пряностей...

Я узрел потолок какой-то лавки, завешанный амулетами на нитках и пергаментами с иероглифами.

А еще я ощутил слабость. Невыносимую слабость и жалость к себе...

Я больше не был богом! Я променял свою божественность на жизнь!

Я чувствовал себя так, будто меня пересадили из феррари последней модели в древний Запорожец...

Больно. Тесно. Неприятно.

Мотор едва фурычит.

— НЕТ! — заорал где-то Петя.

— Да, — ответил я братцу, — Бывай, ихтиандр хуев.

И Петя исчез...

А я вскочил на ноги, ощущая невыносимую тошноту.

Я сейчас был явно где-то в Китае, в какой-то алхимической лавке...

Тут и правда воняло пряностями. Лавка была полуразвалившейся, я видел дырявую крышу, деревянные стены, а еще просыпанную куркуму вперемешку с каким-то костяным порошком на полу и трупы там же...

Трупы — явно работа Чена. Триада стоял тут же рядом, с пистолетом в руке.

Чен был в безупречном костюме, без единой пылинки, его раскосые глаза подозрительно пырились на меня.

Я с трудом подавил приступ рвоты. Я физически ощущал, как новое тело отторгает меня, как палец отторгает занозу...

Башка у меня кружилась, чакры горели.

— Туалет... — прохрипел я.

— Тут везде туалет, лаовай, — Чен ухмыльнулся, — Вон, можешь помочиться на труп той сучки. Я, конечно, знал, что ты слабак, Петр Нагибин. Но не настолько же, чтобы блевать от вида мертвецов...

Чен услужливо указал мне на мертвое тело какой-то застреленной выстрелом в голову китаянки, явно предлагая поссать на неё.

Но я не имел ни малейшего желания осквернять труп владелицы этой лавки. Хотя справить нужду мне и правда хотелось, а еще больше хотелось проблеваться...

Аркариус не предупреждал, что это заклятие переселения душ будет таким травматичным.

Я довольно грубо оттолкнул Чена, потом проковылял к стене, завешанной яркими коврами, и исторг из себя тугую струю блевотины.

— Не нравится наша кухня, лаовай? — Чен явно продолжал веселиться, — Так это с непривычки. Пройдет...

Закончив блевать, я отер рот, потом осмотрел себя — мое новое Петино тело было в каком-то ярком китайском халате, наверняка снятом с убитого культиватора.

На бедре у меня висела короткая сабля.

Но мне сейчас было не до неё, мне мучительно хотелось помочиться — похоже, что это тело переживало шок и для его облегчения пыталось избавиться от всего лишнего, и от содержимого желудка, и от содержимого мочевого пузыря тоже...

Я стащил с себя штаны...

Блин.

БЛИН! БЛИН! БЛИН!

Вот об этом я совсем забыл...

У Петиного тела между ног ничего не было. Вообще ничего, как у куклы Кена! Только уродливый шрам, оставленный Пете на память османским магом...

Мой брат был кастратом.

А значит, и я теперь стал им же.

Я задрал голову к потолку и взвыл не своим голосом, издав звериный крик.

— АРКАРИУС, УБЛЮДОК ПОГАНЫЙ!

Но это была ругань в пустоту. Заклятие душеобмена уже сработало, а другого у меня не было, это заклинание можно было использовать только раз в жизни. Я чувствовал это...

Я спас свою жизнь, но я обменял её на свое мужское достоинство!

— Петр... — даже Чен перепугался от моих криков.

— Молчать! — взревел я, рыдая, — Молчать! Пошёл вон, подонок! Снаружи меня подожди!

Петя вдруг пришёл в себя — на рассвете, на катере, в океане, среди каких-то каменных фьордов, ледяной соленый ветер ударил ему в лицо...

Петя ничего не понимал.

Как он сюда попал? Что происходит?

Он вдруг ощутил внутри себя МОЩЬ, столь сильную, что она просто рвала его изнутри...

Это сон? Или галлюцинация?

Он только что был с Ченом в алхимической лавке, в какой-то поганой деревушке возле Гуцзяо — Петя и Чен пришли туда в поисках ингредиентов для пилюль...

И вдруг все исчезло и изменилось.

Вроде Чен расстрелял всех алхимиков, а еще на пол просыпался какой-то порошок — вероятно, наркотический. Значит, Петя надышался им и теперь грезит наяву...

— Братик! — перед Петей метнулось лицо Тани, он узнал сестру.

Нос у Тани был сломан, её странный бурый балахон был залит кровью.

Но сестра вдруг отшатнулась в ужасе:

— Ты не Саша! Ты Петя!

— Я Петя... — признался Петя.

Все было слишком странно и непонятно.

Катер куда-то несся на бешеной скорости, вокруг плескались волны, а еще рядом на воде стояли огромные военные корабли...

— Купол! Купол развоплотился, госпожа! — заорал на корме катера какой-то чернобородый мужик с лютой рожей.

Таня схватила Петю за плечи, одна рука у девушки вся распухла и явно была сломана.

— Петя, держи купол! — заорала Таня с перекошенным от страха лицом.

— Купол? Какой купол...

Но Таня не ответила. Все происходило слишком быстро.

— Батя, спаси нас! — хриплым басом закричал чернобородый.

Он бросился к Тане и вцепился в неё.

— Чуйкин, пусти, это не Саша, это Петя...

Сверкнула красная вспышка.

Чернобородый и Таня исчезли.

А Петя остался на непонятном катере, теперь с ним здесь был только моряк, бородатое лицо которого Петя видел в застекленной рубке...

А через мгновение мир вокруг обратился в ад.

Полетели ракеты, сразу со всех сторон.

Громадный авианосец слева от Пети взорвался, на его палубе расцвела целая грядка ярких взрывов...

По воде пошли волны, огромные, как цунами. Петю тут же смыло в океан, он пытался было плыть и схватиться за катер, но тот уже перевернулся дном кверху...

Очередная ракета вошла в воду рядом с Петей, Петю швырнуло в воздух, пронесло метров десять, а потом снова бросило в волны.

Он тонул, он не умел плавать...

Погружаясь на дно, Петя видел огонь наверху — это пылали военные корабли на поверхности океана. Он слышал взрывы и глухие человеческие крики.

Темные ледяные воды душили и поглощали его...

А потом грянул голос, неизвестно откуда, но столь МОЩНЫЙ, что его, казалось, услышали бы даже на морском дне:

— ТВОЙ КУПОЛ ПАЛ, КРОКОДИЛ! Я ВИЖУ ТЕБЯ. УБИТЬ КРОКОДИЛА, УБИТЬ! ВСЕ БОГАТСТВО МИРА ТОМУ, КТО ПРИНЕСЁТ МНЕ ГОЛОВУ КРОКОДИЛА...

Петя и сам не знал, как он вынырнул. Он был перепуган, его тело казалось чужим, оно сейчас действовало само, без всякого участия разума.

Как только Петя оказался на поверхности воды — его тут же оглушили взрывы, ослепили яркие вспышки и пламя пожаров.

Ракет в воздухе теперь было столько, что казалось, само небо горит.

Было так светло, как будто сейчас яркий полдень...

Циклопические военные корабли пылали и плавились, как свечки, прямо на глазах у Пети...

Он видел, как в отчаянии прыгают с палуб в воду горящие заживо матросы.

Петя и сам не знал, что держит его самого на волнах, почему он больше не тонет. Возможно эта была та новая странная МОЩЬ, которая теперь жила у него в сердце.

И Петя поплыл, его тело само как-то научилось плавать. Он схватился за днище перевернутого катера, ничего не понимая и не соображая...

Однако на днище перевернувшейся посудины уже метались темные вспышки.

Из вспышек стали появляться уродливые маги в бурых балахонах — один, второй, третий... Через секунду магов уже было больше десятка.

— Крокодил! — визжали они, тыкая в Петю пальцами, — Крокодил! Вон оно, чудовище...

— Я сегодня буду Рюриком! — бесновато заорал какой-то мужик с перекошенной от злобы физиономией, — А это будет мой Волхов! Глядите, Крокодил беззащитен! Я порублю его! Как Рюрик! Ха-ха!

Мужик выхватил длинный меч...

Маги схватили Петю, вцепились в него, а потом затащили его на перевернутый катер.

Удар меча. Еще удар. И еще...

Но голова почему-то все еще была у Пети на плечах. Он и сам не знал, в чем дело, но что-то защищало его.

— Стойте! — закричал Петя, — Я не тот, кто вам нужен!

Но его не слушали...

— Созвездие погасло! Звезд Ящера больше нет в небе! Давайте, Жидков, рубите! Силы Крокодила рассеялись!

Жидков лихо ухнул и ударил мечом еще раз...

На этот раз удар прошёл.

Петя не успел даже удивиться, даже почувствовать боль. Он просто умер.

И перед смертью, а может уже и после неё, только услышал торжествующий крик барона Жидкова:

— Она у меня! Ха-ха! Я доставлю бате голову Крокодила...

31 октября 2022 года

Российская Империя, Уссурийский край,

Пещера Дриад, в двенадцати километрах от Тетюхе

22:18 по местному времени

— Вас хочет видеть нанаец, Ваше Высочество, — осторожно доложил Соколов.

Голос графа эхом разнесся по обширной пещере, ухнув куда-то в самые её глубины, где обитали души живших здесь тридцать тысяч лет назад дриад.

— Кто, бля?

Я, в отличие от Соколова, говорил громко, так что мой голос в этой пещере заклокотал, как взбесившийся церковный орган.

Со звуками здесь вообще творилось нечто странное.

Эти пещеры некоторые голоса почему-то поглощали, будто жрали их, а другие — наоборот усиливали. Казалось, что где-то в неведомых подземных глубинах тут установлена чья-то обезумевшая аудиосистема...

Впрочем, может так оно и было. Эти пещеры ведь толком никто и не исследовал. Известно было только то, что когда-то тут жили дриады. А после них — древние пещерные люди.

А после пещерных людей тут до меня не жил никто. Немногочисленное местное население считало пещеры священным местом и боялось их, меня это более чем устраивало.

Я сидел в самом большом подземном зале — на стенах здесь чадили факелы, в центре зала пылал громадный костер, с потолка свисали гроздьями сталактиты, самый острый и крупный из них нависал прямо надо мной, как Дамоклов меч...

Где-то капала вода, а еще гуляли непонятные подземные ветра, я слышал, как они свистят в глубинах земли.

Еще было слышно, как подвывает мастер Си Ксиу — по моему приказу старика посадили на цепь, кольцо от которой было вбито в стену пещеру...

— Заткнись, чинг чонг!

Я махом допил бутылку самогона — из личных запасов Уссурийского губернатора, особняк которого мы ограбили еще пару недель назад. Настоянный на кедре самогон обжег мне горло, меня затошнило...

Оно и неудивительно — так бывает, когда выпиваешь литр крепкого алкоголя за день.

— Заткнись! — взревел я и запустил пустую бутыль мастеру Си в голову.

Громадная бутыль попала в цель и разбилась вдребезги о седовласую голову культиватора. Седина мастера оросилась кровью, осколки разлетелись по полу пещеры...

Мастер Си пал на колени, но чувств не лишился, теперь он что-то страстно зашептал.

— Шеф, вас хочет видеть... — начал было снова свою шарманку Соколов, демонстративно отвернувшийся от раненого китайца.

Но я не обратил внимания. Мне не хотелось слушать Соколова, равно как и давать аудиенцию каким-то непонятным нанайцам.

— Что он говорит? — взревел я, ткнув пальцем в мастера Си, — Что этот урод несёт? ЧЕН!

Чен возник возле костра в центре пещеры, как какая-то адская тень. Он был в черном костюме, пальто и шляпе, так что напоминал сейчас типичного мафиози, коим он в общем-то и являлся.

Чен подошел к мастеру Си, прислушался к шепоту старика. Звуки, которые издавал мастер, в этой пещере казались зловещими, будто это духи говорят...

Я поерзал на своем сидении — им мне служил громадный валун, застеленный теплыми одеялами. Настоящий адский трон повелителя подземного ада.

— Старик говорит, что вы предались демоническим путям культивации, — хохотнул Чен, — Говорит, что вы скоро умрете. И что он больше не будет делать для вас духовные ингредиенты для пилюль.

— Ах так...

Я тяжко закашлялся.

Мой кашель разнесся по подземным залам подобно предсмертному клокотанию чудовища. Мастер Си зашептал еще страстнее, будто молился...

— Он говорит, вы умираете, — повторил Чен, — Говорит, что у вас вместо души — черная дыра, шеф... Говорит, что если бы вы протрезвели — то пришли бы в ужас от себя самого, если бы вы только взглянули на себя...

Мастер Си был, конечно же, прав.

Но меня это не волновало. Собственно меня уже давно ничего не волновало. Трудно волноваться, когда у тебя в крови плещется литр самогона, да еще пара доз морфия.

Морфием я ставился час назад — его мы получили, разграбив китайскую больницу. А еще я с утра схавал дозу какой-то китайской синтетической наркоты, которую мы отобрали неделю назад у триад.

Так что мыслительный процесс у меня шел тяжко, со скрипом.

Но главное я уяснил — мастер Си не хочет больше делать для меня духовные ингредиенты. А без этих ингредиентов не будет пилюль. А без пилюль я потеряю свою власть над демонами из других миров.

В этом смысле поведение мастера Си было просто неприемлемым.

Да, этот старик сохранил магию, даже когда Либератор отключил её во всем мире. Почему-то на некоторых культиваторов-монахов силы Либератора не действовали. Вроде бы это было связано с тем, что особо прокачанные китайцы умели накапливать в себе солярис, как верблюды накапливают воду в горбу.

И мастер Си был настоящим сокровищем, мы обнаружили его еще месяц назад и захватили в плен — теперь он клепал для нас ингредиенты, обращая материю в дух, а мои друзья из других миров делали из этих ингредиентов пилюли для меня. И лишь благодаря пилюлям я был до сих пор жив.

Если бы не эти пилюли — алкоголь и наркота давно бы уже свели мою истерзанную тушку в могилу...

Я это отлично понимал, но понимал и другое — жизнь без мужских причиндалов оказалась настоящим адом. Я честно приходил в ужас всякий раз, когда думал о том, что Петя жил в этом покалеченном теле столько лет...

И чем больше я приходил в ужас — тем больше мне хотелось от этого ужаса сбежать, забыться. И никаких способов забыться, кроме как затуманить сознание, у меня не было.

Я теперь был евнухом, удовольствия любви были мне недоступны, да я даже ссал сидя, как женщина!

Я с мрачной усмешкой вспоминал гейсы моего наставника Словенова — не заниматься сексом, не употреблять алкоголь и наркотики, не жрать пилюли...

Первое мне теперь было недоступно, зато вот все остальные запреты я нарушал со страстным наслаждением. Теперь-то я наконец мог оторваться, терять мне больше было нечего...

— Что? — я оглядел пещеру.

Соколов глядел на меня со страхом, Чен усмехался. Мастер Си стер с лица кровь, натекшую с его пробитой головы — регенерировал старик медленно и с трудом.

Еще здесь же в подземном зале был Мухожуков — мой старый знакомый. Когда Либератор вырубил всем АРИСТО магию, Мухожуков приехал в Китай, чтобы найти моего брата Петю, а нашел в результате меня...

Мухожуков выглядел чуть лучше истерзанного пытками мастера Си — на руке у графа не хватало пальцев. Регена у него больше не было, как и магии, а два пальца Мухожукову приказал отрубить я — пару дней назад, за то, что ублюдок отхлебнул из моей бутылки алкоголя.

Так что теперь Мухожуков был бледен, его явно лихорадило, его рука была завязана грязными бинтами, которые уже давно пора было менять. Но их никто не менял. В этой пещере всем уже давно на все было плевать.

Поэтому Мухожуков просто сидел у костра, опасливо поглядывал на меня и грелся, пытаясь спастись от озноба.

А кроме нас всех в этой пещере были только горы оружия, и еще наркоты, алкоголя и ингредиентов для пилюль, а еще немного провизии. Ну и еще десяток триад, решивших поступить ко мне на службу, они сторожили вход.

И всё.

Мы понятия не имели, что происходит за пределами пещеры, но нас это и не волновало. Мы были вдали от цивилизации, нас окружала тундра, образовавшаяся на месте вырубленной много лет назад тайги. А кочевавшие по тундре нанайцы меня боялись, они не подходили к пещере, они считали меня демоном, как и престарелый мастер Си...

Так что я даже был не в курсе, как там поживает Либератор. Вроде бы в Китае уже была установлена его власть, как и в Манчжурии, а во Владивостоке сидел какой-то радикальный масон, поставленный Либератором, а в Тетюхе образовалась какая-то республика эвенков...

Но мне правда было насрать.

Меня Либератор не трогал, и я его не трогал.

Мы уже много дней не выходили из пещеры, я не помнил сколько точно, мы пришли сюда, когда закончили грабить северный Китай. Оттуда нам пришлось свалить, поскольку меня невзлюбили местные триады...

Мы были на краю мира, куда даже око Либератора не смотрит.

— ЧТО? — повторил я свой вопрос, — Что происходит? Почему у чинг чонга голова разбита?

Я уставился на рану на голове мастера Си, которая уже почти отрегенерировала.

Чен хохотнул.

— Вы сами разбили китайцу голову, шеф, — мрачно вздохнул Соколов, — Только что. Вы бутылку бросили.

Мухожуков поглядел на меня со страхом. Они все меня боялись, даже Чен, хоть он и скрывал это.

Они и раньше меня боялись — я ведь сохранил магию. Я был единственным магом на сотни километров вокруг, если не считать моего пленника мастера Си.

Как так вышло, я и сам не знал... Конечно, у меня больше не было крокодильных сил. Моя крокодильность и моя божественность перешли Пете, вместе с моим телом, которое я отдал брату. И вместе с Петей они и сгинули.

Я же получил это новое Петино тело — без сломанного носа, как у меня, зато и без члена и яиц. Хорошенький обмен!

И ранг у меня был вторым, у Петиного тела вечно был второй ранг, из-за его духовного ранения...

Но я сохранил и кое-что свое — знания о Древостоке, умение им пользоваться, навык открытия запретной чакры.

И я использовал Древосток — я гнал через него пилюли, я призывал демонов из других миров через эту чакру, а демоны делали для меня новые пилюли, они хотели придти в наш мир, и я был единственными вратами для них...

Я начал хавать пилюли месяц назад.

Петя отобрал их большой запас у культиваторов, хоть своей лаборатории он так и не сделал, да это было и невозможно.

А после того, как Либератор отключил магию, пилюли стали бесполезными для всех, кроме меня и еще некоторых культиваторов, большая часть которых теперь пряталась где-то от Либератора. Так что продавать пилюли смысла не имело, имело смысл их жрать, все больше расшатывая свой Древосток.

И я жрал их горстями, и демоны пришли...

А потом заговорили. Выяснилось, что они и сами умеют делать пилюли. Только им нужны ингредиенты, а ингредиенты мог производить только мастер Си, демоны этого не умели, а других пленных культиваторов у меня не было...

Конечно, демоны не подчинялись мне, у меня же был только второй ранг.

Так что мы с ними вступили в некий симбиоз. Я жрал пилюли и через свой Древосток впускал демонов в наш мир, и они разбредались по Дальнему Востоку. И, учитывая сложившую ситуацию, это особо никому не мешало. Повсюду и так царил хаос.

Так что пара десятков демонов, которых я навпускал ни на что особо не влияли. Вроде бы они сожрали полностью какую-то китайскую приграничную деревню... Но меня и моих людей не трогали.

А я в свою очередь через пилюли получал возможность поддерживать жизнь в своем истерзанном наркотой и алкоголем теле, поэтому мое сотрудничество с демонами было взаимовыгодным.

И мастер Си был полностью прав — я на самом деле предался демоническим путям. Китайские культиваторы блокируют свой Древосток, потому он и назван запретной чакрой, и потому демоны и не лезут, когда пилюли едят сами китайцы.

Но мне сдерживаться было незачем.

Я не был китайцем, я плевал на их запреты. Не был я и глупым лаоваем, типа моих питерских потребителей пилюль, тех, которые не умеют управлять своим Древостоком, и в результате сами становятся пищей для демонов.

Нет, я был МАСТЕРОМ ДЕМОНИЧЕСКИХ ПУТЕЙ. Настоящим и безупречным.

Я владел своим Древостоком, точнее Петиным Древостоком. Чакра принадлежала телу моего брата, а вот навык пользования ей был моим собственным. Я получил его, когда был Крокодилом, когда Словенов учил меня...

И теперь я просто начал использовать Древосток иначе. Не для связи с божественными сферами, а для связи с иными мирами, заселенными демонами.

И это расшатывало мою кукуху, не хуже, чем морфий с самогоном... Я часто забывал, кто я такой, и где вообще нахожусь.

Вот потому мои люди и боялись меня. И правильно делали!

Маг в новом мире, где почти ни у кого больше не было магии, был опасен сам по себе. А уж угашенный в хлам маг-демонолог — опасен втройне...

— Посмотри на себя! — неожиданно закричал по-русски мастер Си, — Посмотри! Ты стал монстром!

Я бешено расхохотался.

— Значит, умеешь говорить по-русски, чинг чонг? Зачем же ты скрывал это от меня, м?

Мастер Си вместо ответа поднялся с колен, встал прямо, а потом плюнул на пол пещеры. Железная цепь и такой же железный ошейник, сжимавший шею мастера, оглушительно загремели.

— Смотри!

Мастер Си взмахнул руками.

Ого! Магия...

Вот магичить пленник раньше тоже не пытался, разве что по моему приказу. И по-русски он со мной раньше тоже не говорил, наверняка брезговал. Видимо, ублюдок твердо решил, что больше не будет со мной сотрудничать, ублюдок точно решил принять смерть...

Я ожидал атаки, но атаки не последовало.

Вместо боевой магии передо мной вдруг метнулась полоска серебра. Она обратилась в зеркало, и в этом зеркале я узрел свое отражение.

— Смотри! — заорал мастер Си, — Демон!

Я на секунду испугался, я не сразу въехал, что вижу в зеркале свое собственное отражение.

Выглядел я на самом деле ужасно, я не смотрел на себя уже месяц...

На мне был китайский халат, грязный и рваный местами. Еще сапоги, все в чужой застарелой крови и каком-то дерьме. Мой подбородок зарос жидкой белесой бородкой, нормальная борода у Петиного тела не росла, по причине отсутствия яиц и тестостерона.

Волосы у меня были лохматыми и покрытыми колтунами, я не мылся уже пару недель, вроде бы в мою башку даже вцепился клещ, да так там и висел возле уха — толстый и раздувшийся.

Но самым жутким было лицо.

Оно больше не напоминало ни мое, ни Петино. Глаза у меня были безумными и стеклянными, щеки заросли какой-то алой паршой, а на лбу у меня вырос уродливый костяной нарост — будто недоделанный третий глаз...

Я не узнавал себя.

— Древосток изменил тебя! — провозгласил мастер Си, — Ты стал демоном...

— Нет, — не согласился я, — Нет!

Я ударил кулаком на ауре, и волшебное зеркало мастера Си разлетелось на серебристые брызги.

Взглянув на себя в это зеркало, я вдруг все понял. Я осознал, почему я в Петином теле не потерял магию, как все остальные белые на Земле, кроме радикальных масонов. Дело было, конечно же, в пилюлях. Петя жрал эти пилюли и до того, как я отобрал у него тело. И процессы пошли еще до того, как я захватил тело брата...

Это тело больше не принадлежало нашему миру. Оно и правда уже давно схавало столько пилюль, что стало поистине демоническим. И я сам, поедая пилюли горстями, только усугубил этот процесс.

Так что даже Либератор теперь был надо мной не властен. Он не мог забрать мою магию, ведь она текла через мой Древосток прямо из адских миров!

То была магия других измерений, не солнечная, а демоническая...

— Ты не видел настоящих демонов, старик, — прохрипел я, а потом снова тяжело закашлялся.

Кашлял я теперь часто, прям как Павел Стальной во время своей болезни. И когда я кашлял — на моем грязном халате оставались капли крови...

— Я видел демонов, — парировал мастер Си, — И вижу одного сейчас. Ты умираешь, глупец. То, что ты сделал с собой — пожирает тебя.

— Нет! Это тебя пожирают, чинг чонг. Сейчас сам увидишь, без всяких волшебных зеркальцев, подонок!

Я глянул вниз, на пол пещеры рядом с камнем — но там валялись только пустые бутылки, банки из-под консервов, а еще шприцы из-под морфия...

И даже дерьмо. Ибо срал я прямо с этого камня. Уже много дней.

— Водки, — потребовал я.

Мухожуков тут же метнулся к припасам, а потом, подобострастно склонившись, подал мне бутыль байцзю.

Я активировал ауру и зубами откупорил бутылку, потом выплюнул пробку, а потом сунул руку в карман и достал горсть разноцветных пилюль.

Я уже давно не обращал внимания на расцветку пилюль, я даже не следил, сколько я их жру. Это все было неважно, ибо мой Древосток давно уже был под внешним управлением демонов. Так что у меня все пилюли работали одинаково.

Я набил пилюлям рот, потом запил обжигающей китайской водкой, глотнув прямо из горла...

Главное — не сблевать.

Я закашлялся, но меня не стошнило.

В груди у меня дернуло, будто у меня был инфаркт. Но это ощущение было уже знакомым и давно привычным.

Демоны пришли парой, просто материализовались рядом. Один — ярко-красный, в пару метров ростом, похож на гигантского петуха, только с шестью глазами и на человеческих ногах. Второй — зеленый, этот напоминал огромную волосатую зубастую гусеницу...

— МЫ, — произнесли демоны.

Их речи были чисто ментальными, они даже не открывали ртов...

Но каждое их слово было, как удар, когда они говорили — мозг сводило, а голову пронзала боль.

— Вот этот чинг чонг утверждает, что я демон, — я указал на мастера Си, — Покажите-ка деду, как действуют настоящие демоны.

— УБИТЬ?

— Убить, — подтвердил я.

Мастер Си побледнел, потом вскинул руки.

Он вроде даже успел скастовать нечто серебристое, но оно ему не помогло. Демон- петух уже пронзил горло престарелого мастера своим клювом, а зубастая гусеница вспорола ему брюхо, выпустив кишки...

Демоны за секунду разорвали мастера Си в клочья, оставив от него лишь молотые кости, ошметки мяса и куски китайского халата.

— СВОБОДА, — сообщили мне демоны.

А потом оба исчезли.

Куда-то телепортировались, куда-то в наш мир, а не к себе обратно в ад.

Я такое уже видел много раз. Таков был мой уговор с демонами — они исполняют один мой приказ за то, что я призываю их в наш мир, а потом уходят.

И дальше вроде бы жрут людей, хотя это был не факт, я ни разу не встречал ни одного отпущенного мною демона, да мне была, честно говоря, и неинтересна их дальнейшая судьба.

Главное — они убивали для меня и поддерживали жизнь в моей тушке. А еще клепали мне новые пилюли, демоны умели это,

И это были единственные приказы, которые я отдавал демонам...

— Разрешите убрать трупы? — Соколов поморщился и указал на останки мастера Си.

Цепь, раньше державшая культиватора, теперь сиротливо валялась на полу пещеры.

— Трупы?

Я хлебнул еще байцзю, накатил очередной приступ тошноты.

— Да, трупы, — объяснился Соколов и ткнул пальцем в другой труп, валявшийся в дальнем углу подземного зала, — Вы вчера убили Шашина, шеф. И его тоже надо бы убрать. Если вы дозволите...

— Кто такой, мать твою, Шашин? — перебил я.

Я правда не помнил этого. Ни Шашина, ни почему я его убил. Я вообще уже ни черта не помнил.

Но труп какого-то мужика в чалме и правда лежал возле стены...

— Шашин — ваш слуга, господин, — доложил как и всегда дипломатичный Соколов, — Он вас плохо слушался всю последнюю неделю. И вы не понимали почему, Шашин ведь был немым, у него языка не было. Так что он не мог объяснить причину своего поведения. И тогда вы вызвали демонов и попросили им залезть в голову Шашина... И демоны рассказали вам, что Шашин не считает вас своим хозяином. Он уже давно догадался, что вы — не Петр Нагибин. И за это вы его убили. Вы ему шею свернули.

Я поглядел на труп, хлебнул еще водки...

Снова мучительный приступ кашля, с кровью.

Грудину у меня свело, я помассировал себя рукой в районе сердца, чтобы унять боль и кашель.

— Я этого не помню, — признался я, — А я Петр Нагибин? Скажи мне, Соколов...

Соколов внимательно поглядел на меня.

Потом вздохнул:

— Думаю, что нет, шеф. Предполагаю, что вы Александр Нагибин. И вы каким-то образом поменялись телом со своим братом. Но я узнал вас. Как и Шашин. Как и все мы.

Соколов виновато потупил глазки.

Я расхохотался, но мой хохот перешел в очередной приступ кашля...

Сердечко у меня побаливало, мой демонический Древосток жег и уничтожал его, медленно, но верно.

— Я прикажу убрать трупы, — тихо произнес Соколов, отходя подальше от меня, — И там вас ждет нанаец. Он говорит, что у него важное сообщение...

— НЕТ! — рявкнул я, — Пошёл ты к черту, Соколов! Кто ты вообще такой, чтобы тут распоряжаться, м?

Соколов замер на месте. Потом отвесил мне поклон.

— То-то же! — прокашлял я, — Трупы оставить здесь. Я сказал! А нанайца прогнать! Я никого не желаю видеть, никого. Дайте мне морфия, мать вашу.

— Я займусь нанайцем, — Чен решительно двинулся к выходу из пещеры.

Но я окрикнул его:

— А ну стоять! Я знаю, что ты думаешь, Чен. Знаю, что вы все думаете. Что я сошел с ума! Так? Отвечайте, так или нет?

Соколов хранил мрачное молчание. Мухожуков вообще весь трусливо сжался.

Ответил мне Чен, как самый прямой и смелый:

— Да, шеф. Вы сошли с ума. Демоны и наркота превратили ваши мозги в дерьмо.

— Хвалю за честность, — хохотнул я, — И ты сейчас хочешь свалить отсюда, так, Чен? Хочешь бросить меня, своего босса? Я прав?

Чен на это пожал плечами. Потом отвернулся от меня.

— СТОЯТЬ! — взревел я, — Ты останешься здесь, Чен. Я сказал! А с нанайцем пусть разберется Мухожуков. Ты же не сбежишь, граф? Ты же понимаешь, что это пещера — твой единственный шанс жрать консервы и жить дальше. Ты же понимаешь, что если уйдешь — радикальные масоны убьют тебя, как бывшего АРИСТО? Ты же достаточно труслив, чтобы подчиняться мне? Ты же не в обиде, что я приказал отрезать тебе пальцы? Да?

— Д-да, — выдавил из себя Мухожуков.

— Славно, мой верный Мухожуков. Тогда дай мне морфия. А потом иди прогони нанайца.

Граф тут же притащил мне шприц, он даже вскрыл ампулу и наполнил его для меня.

Я вколол наркотик себе в шею, по венам заструилось тепло, в голову мне ударило, будто меня долбанули чем-то мягким, но тяжелым в лицо...

Мухожуков поспешно скрылся где-то во тьме пещерного зала. А Чен тем временем обернулся...

— МРАЗЬ! — завизжал я.

Но сделать ничего не успел.

Скорость магократа давно уже оставила меня, я теперь был медленнее черепахи.

В руке у Чена был пистолет, грянул выстрел...

Бутылка байцзю в моих руках с оглушительным звоном разорвалась, осколком мне выбило глаз, еще острой болью обожгло плечо.

Грянул второй выстрел, здесь в пещере он прозвучал оглушительно, как взрыв авиабомбы.

Пуля вошла мне в живот.

На болевом шоке и ауре я наконец скатился со своего камня-насеста вниз, прямо на кучу использованных шприцов и консервных банок, крышки банок резали мне ноги, один шприц вроде даже воткнулся в бедро...

Но зато я теперь укрылся за пещерным валуном от новых пуль. Потом я услышал топот. Чен убегал.

Он явно понял, что я совсем потек крышей, что дальше рядом со мной находиться просто небезопасно. Вот почему он решил меня расстрелять — подонок решил действовать на опережение и первым завалить меня.

— Чен, что стряслось? — услышал я крики Мухожукова.

— Убей Чена! — крикнул в ответ Соколов.

Но граф явно не будет нападать на Чена, у него кишка тонка. И Соколов тоже бездействует. Хотя у Соколова был пистолет, Соколов лишился магии, как и все остальные АРИСТО, поэтому теоретически теперь мог стрелять, древние запреты на него больше не действовали, Либератор отключил их вместе с магией. Вот только нормально стрелять Соколов так и не научился.

Так что вся надежда оставалась только на триад, стороживших вход в пещеру. Но надежда это была слабая — триады как раз Чену и подчинялись, я же не говорил по-китайски...

— Передайте триадам — пусть убьют Чена! — прохрипел я из-за своего камня.

Я истекал кровью. Одна пуля застряла у меня в кишках, вторая прошла навылет через плечо.

А регенерация... Регенерация у Пети и раньше была не ахти, а после того, что я сделал со своим организмом — она у меня почти и не работала.

Руки у меня немели, но я кое-как нашарил в кармане еще горсть пилюль.

Наверное, я все же зря убил мастера Си. Теперь ингредиентов больше не будет, а без них — не будет пилюль...

Демоны умели делать пилюли из ингредиентов, но не умели делать сами духовные ингредиенты.

— Шеф, плохие новости... — услышал я голос Мухожукова, — Триады... Они все сбежали. Нанаец сказал — сюда идут казаки. Большой отряд, Их ведет маг! С магией. И идут они к нам. У них приказ Либератора — убить Петра Нагибина.

Вот дерьмо.

Впрочем, какая уже разница?

Абсолютно никакой. Рано или поздно это должно было случиться. Люди Либератора должны были придти за Петей, ну а как иначе? Ожидаемо. А я — и так не жилец...

Жалко только, что Чен сбежал.

Предатель! Все вокруг предатели! Всюду трусость, измена и обман!

Я терял сознание, в голову мне ударила кровь, башка закружилась...

Интересно, что именно меня сейчас убивает? Алкоголь, морфий, пули Чена, расшатанный Древосток?

Впрочем, тоже не важно. Уже нет. Я настолько был пропитан смертоносным дерьмом — химическим, магическим и свинцовым, что непонятно, как вообще жил.

Я просто сожрал горсть пилюль...

На этот раз явился один демон — ярко-желтый волосатый шар, весь покрытый глазами и ртами.

— Я, — сообщил демон.

— Вылечи меня! — взмолился я.

Грянула какая-то темная вспышка, непонятно что собой представлявшая — то ли звук, то ли магию, то ли вообще какую-то энергию другого мира...

Мне полегчало, боль ушла, кровь остановилась. Но голова стала совсем свинцовой.

Я вдруг только сейчас осознал, что каждый раз, когда я пользовался услугами демонов — я отдавал им часть своей памяти, личности и разума...

Это были плохие сделки и плохая стратегия.

Боже мой! Как я докатился до такого? Впрочем, ответы были очевидны.

Сначала, когда я только переместился в Петино тело — я ощущал чувство вины. За то, что бросил мир на растерзание Либератору, за то, что бросил всех моих жен и всех моих друзей. Я до сих пор не знал, что с ними, живы ли они вообще...

Да я даже всех своих родичей бросил, даже сестру. Я предал себя самого. И оказался в теле без члена и яиц.

Я потерял свои яйца во всех смыслах — и в моральном, и в физическом, и даже в духовном!

И вина мучила меня, а отсутствие мужских причиндалов мучило еще больше. И это было столь невыносимо, что я начал пить, упарываться, жрать проклятые пилюли...

И вот до чего я докатился. До полной утраты контроля. А за это — одна расплата, справедливая...

— Соколов, Мухожуков, помогите мне, вашу мать! — крикнул я.

Но ответом мне было только эхо.

Я кое-как поднялся на ноги, держась за камень, возвышавшийся в центре пещеры.

На меня накатывала волнами какая-то странная тупость, я с трудом вспоминал, кто я такой, и где нахожусь. Я оглядел загаженную мусором пещеру. Костер и факелы все еще горели, но живых тут больше не было...

Только кровавое пятно, оставшееся от мастера Си, да еще труп Шашина у стены. А Соколов и Мухожуков просто сбежали. Как и Чен с триадами, как и все остальные...

Я выругался, проковылял к сваленным припасам — их количество уменьшилось, Соколов и Мухожуков явно ушли не с пустыми руками, они захватили пару мешков.

Я кое-как нашарил в одном из оставшихся мешков бутылку коньяку, открыл её, но хлебнуть не смог — меня скрутил очередной приступ кашля.

Голова у меня кружилась, я едва мог волочить ноги, мой кашель грянул в пещере, как грозовой гром.

Прокашлявшись, я тяжко оперся спиной о стену. Потом начал сползать вниз, на пол пещеры, на холодный камень...

— Именем Отца Либератора — Нагибин, выходи! — услышал я голос снаружи.

Орал какой-то мужик, явно в громкоговоритель.

Похоже, что карательный отряд казаков и радикальных масонов наконец прибыл по мою душу. А нанаец-то не соврал, надо было выслушать парня...

— Нагибин, выходи! — потребовал голос, — Умри, как мужчина!

Я хлебнул коньяку, подавил приступ рвоты, потом зашарил в карманах в поисках пилюль.

Но пилюль не было. Тупо кончились. Такое бывает, если жрать их горстями целый месяц.

Так...

— Нагибин, выходи! — провизжал в громкоговоритель Мухожуков, графа явно схватили и теперь заставляли вести со мной переговоры, — Они знают, что ты там!

Ну знают, и знают. Мне-то что до их знания?

Орать что-то в ответ у меня просто не было сил. Да отсюда и не докричишься, от этого подземного зала до входа в пещеру метров двести.

Я наконец-то нашарил в кармане халата пилюлю — последнюю, завалявшуюся...

Пещера донесла до меня звуки — глухие мужские голоса и ругань. Казаки явно ввалились внутрь моей берлоги, причем открыто, они даже не скрывались. Видимо, узнали от Мухожукова, что я совсем плох.

Я сожрал пилюлю, запил коньяком, во рту растекся пилюльный химический привкус. А внутри меня вдруг нечто ухнуло и оборвалось.

Я ощутил вонь моего халата, он явно горел. Опустив глаза, я увидел, как в районе грудины из меня рвется огонь — настоящий рыжий пламень...

А вот теперь, похоже, всё.

Я доигрался. Мой Древосток просто сгорел, в самом буквальном смысле, не выдержал интенсивной эксплуатации.

Моя грудина вдруг просто разорвалась, оттуда хлынули потоки огня, как из огнемета, мои черные обугленные ребра вылезли наружу, пробив халат...

Я дико заорал.

А через миг все закончилось.

3 ноября 2022 года

Великий Земшарный Союз,

Санкт-Петербург,

Центральное управление Охранного Отделения,

Морг следственного департамента

13:27

В помещении, куда вошел канцлер Чуйкин, сильно пахло реагентами, а еще было жарко — за стеной располагалась печь, где жгли трупы.

Но сейчас оттуда из-за стены слышались страшные крики, вперемешку с матерщиной и молитвами. Это было странно, трупы вроде таких звуков издавать не должны...

В этом кабинете рядом с крематорием был только стол, а больше ничего — тут даже окна отсутствовали. На столе сейчас стояли две банки, а в банках в формалине помещались человеческие головы.

Чуйкин быстро кивнул Шефу Охранного Отделения генералу Палачевскому, а потом склонился над столом и уставился на банки.

Голова в первой банке была чисто выбрита, а глядела удивленно. Глаза у неё распухли, так что напоминали лягушачьи.

Голова во второй банке была гораздо более жуткой — она оскалилась в странной усмешке, а её глаза смотрели яростно. Щеки этой головы заросли какой-то паршой, а подбородок — жидкой бородкой. Волосы на голове были спутанными, а на лбу располагался какой-то странный костяной нарост.

Шеи обеих голов были самым аккуратным образом обрезаны и зашиты, абсолютно симметрично. Пожалуй, вот эти шейные отрезы, да еще размеры самих голов, и цвета глаз и волос были единственным, что было у голов общего. В остальном же требовалось присмотреться, чтобы понять, что перед тобой головы близнецов, слишком уж разным было выражение лиц, да и вторая голова напоминала какого-то бомжа, а не аристо...

— Верно, — констатировал Чуйкин, — Первый — Александр Нагибин, Крокодил. Второй — его брат Пётр. Отличная работа, друг.

Палачевский отвесил поясной поклон.

Голову Александра Нагибина замариновали почти два месяца назад, сейчас её доставили сюда, просто чтобы Чуйкин мог сравнить её со свежей башкой Петра Нагибина и засвидетельствовать смерть брата Крокодила.

И Чуйкин засвидетельствовал. Хотя он, конечно, и был в курсе, что на самом деле головы перепутаны. Первый был Петей, а второй — Александром. Просто два месяца назад братья поменялись телами, отсюда и возникла путаница.

Чуйкин знал это от покойной Тани Нагибиной, девушку казнили еще неделю назад, Либератор заподозрил её в измене, и Таня не пережила допроса с пристрастием.

Но она говорила Чуйкину, еще два месяца назад, что в Гренландии погиб Петя, а не Саша...

И все эти два месяца Чуйкин надеялся, что Крокодил жив, что у него есть план. Но голова Крокодила сейчас стояла на столе в банке, рядом с его головой его брата. А у заформалиненной головы никаких планов быть не может по определению. Крокодил был мертв.

Погибли все Нагибины, их род прервался.

И последняя надежда ушла вместе с ними. Чуйкин бы впал в отчаяние, но он и так жил в отчаянии всю свою жизнь, так что впадать ему больше было некуда.

Он верно служил Либератору канцлером, но он надеялся, что настанет день, когда он сможет расправиться с чудовищем...

И он саботировал все приказы Либератора, какие только мог. Чуйкин знал, что другие радикальные масоны регулярно доносят бате о делах Чуйкина, но Либератор все еще считал Чуйкина своим любимым учеником, а после того, как в Гренландии убили Крокодила, батя стал доверять Чуйкину еще больше.

И Чуйкин не мог отказаться от своего канцлерства — по двум причинам. Во-первых, пока канцлер он — есть надежда, что рано или поздно он найдет способ убить Либератора, благо, доступ к монстру у него был. А во-вторых, любой другой канцлер будет убивать и пытать еще больше. Чуйкин уничтожал людей сотнями тысяч, а другой радикальный масон в его должности будет делать это миллионами.

А население планеты за два месяца уже и так уже сократилось на треть...

По крайней мере, так Чуйкин думал до того, как увидел голову Крокодила в банке, так он рассуждал до того, как узрел, что герой мертв.

Теперь же последняя надежда на успех погибла. Без Крокодила ему не справится с Либератором...

— Наградите убийц Петра Нагибина усиленным пищевым пайком, на месяц, — распорядился Чуйкин.

Палачевский отвесил очередной поклон.

Это была серьезная награда, планета была объята голодом. Либератор фактически запретил продавать и даже производить еду без его разрешения, так что жратва теперь была только по карточкам, и только в крупных городах, куда по приказу Либератора согнали все выжившее население.

— Банки в Кунсткамеру, — приказал Чуйкин, — Батя желает, чтобы школьников водили глядеть на голову Крокодила и его братца. Дабы дети узрели МОЩЬ Либератора, спасителя Солнца и мира от Крокодила.

— Будет сделано, канцлер, — Палачевский вновь согнулся в три погибели.

Крики в крематории за стеной тем временем не затихали...

— Это у вас мертвецы так орут? — поинтересовался Чуйкин.

— Хе-хе, почти, — Палачевский захихикал, — Пока живые, но скоро станут мертвецами. Это бывшие офицеры Охранки, канцлер.

— Чего? Разве офицеры Охранки теперь не служат бате?

— Не все, — Палаческий развеселился еще больше, — Это бывшие члены оперативной группы по борьбе с радикальными масонами, канцлер. То есть те, кто боролись с нами. Их батя отказался брать на службу. Ублюдки просто сбежали, всей своей оперативной группой, вместе с семьями. Но мы их поймали, и теперь по приказу бати жжем их в крематории. Заживо, вместе с их женами, мужьями и детишками. Потому и кричат, суки. Они получают справедливое возмездие за свои дела!

Чуйкину показалось, что он действительно слышит за стенкой как будто детский плач...

— Офицеров всех расстрелять, — приказал Чуйкин, — А их семьи перевезти в «Кресты». Я потом с ними разберусь. А печь крематория — для мертвых, а не для живых.

— Эм, у меня приказ лично бати... — растерялся Палачевский.

— Я говорю голосом бати, забыл? — гаркнул Чуйкин, — Выполнять. Или сам отправишься в печь.

Палачевский молча отвесил поклон, на этот раз короткий и трусливый. Он поглядел на Чуйкина, как обиженный пес, у которого отняли вкусную косточку.

Чуйкин развернулся и, не прощаясь, вышел.

Оказавшись на улице, он прошел через двор центрального управления Охранки, весь заваленный изуродованными трупами — это все были «оппозиционеры», заподозренные в том, что плохо говорили про батю...

Тела лежали здесь штабелями.

Впрочем, они теперь и на улицах Питера лежали — многие умирали от голода, или от казачьей пули, батя только недавно подавил антигосударственный мятеж петербуржцев, а еще некоторые просто кончали с собой от нищеты и отчаяния...

И Чуйкин не видел никакого выхода из сложившейся ситуации. У него самого в кармане лежала смертельная таблетка, на случай, если до Либератора наконец дойдет, что Чуйкин саботирует его приказы.

Ибо попадать живым в лапы Палачевского Чуйкин не собирался.

Конец.