«Ненависть — важнейшая вещь в жизни. Мудрый человек, утративший чувство ненависти, созрел для бесплодности и смерти»
Юлиус Эвола, «Метафизика войны»
Мое решение было сколь стремительным, столь же и парадоксальным.
Я просто устал. Они мне надоели. ВСЕ они.
Почему я, КРОКОДИЛ, должен постоянно сдерживать себя, постоянно терпеть мучительный голод, быть частью ЧУЖИХ планов...
Почему я должен рисковать своей жизнью, наконец?
Я на такое никогда не подписывался, я не давал согласия на это!
Мир просто с наслаждением насиловал меня. Но теперь этому конец. Сейчас насиловать буду я. Без смазки и жестко.
Наконец-то.
— Прощай, Таня, — бросил я сестре.
А потом кастанул на себя полётовское заклятие и взмыл в небеса, подобно инвертированному метеору.
Я промчался сквозь мой собственный защитный купол, тот булькнул и окатил меня сине-фиолетовыми брызгами магии...
Я был в ярости, и моя ярость вела меня.
Сейчас я все закончу. И больше никто не посмеет помыкать мной.
Гренландия осталась далеко внизу, и мой флот тоже, и вражеский флот...
Плевать на них.
Я летел к высшим удовольствиям всепожирания, к чистейшей МОЩИ, на этот раз не замутненной обязательствами.
Я мчался сквозь ветра и облака подобно павшей звезде.
Моя скорость была запредельной, я уже оставил позади Европу и теперь летел над просторами азиатской части России.
Я знал, куда лететь без всяких координат.
Моя божественная чуйка вела меня, а Либератор, казалось, сам звал меня к вершинам упоения властью...
Вот теперь я наконец услышал Зов. Не Зов непонятного Перводрева, а первозданный животный Зов Либератора.
И я принял этот зов, он был близок мне...
Чем я собственно отличаюсь от Либератора? Мы с ним одной крови. Мы оба — жертвы несправедливости, выкидыши Вселенной!
И мы оба жаждем лишь двух вещей — свободы и справедливости. В самом прямом значении этих слов...
Я разглядел внизу Норильск — россыпь серых зданий.
Алёна вроде говорила, что Павловск должен лететь сейчас в ста километрах к северу от Норильска.
Но там Павловска не было, я промчался над Норильском, и над какой-то рекой, и над скальной грядой, и лишь тогда обнаружил Павловск — город уже успел улететь километров на триста от той точки, про которую сообщала Алёнка.
Столица Российской Империи неслась под облаками, защищенная алым магическим куполом Либератора...
Я пробил этот купол без труда и полетел над городом, который казался сейчас вымершим.
Вот сгоревший дотла дворец, а вот вертолетная площадка за ним...
Площадка была засыпана снегом, а еще усеяна остовами вертолетов, боевых роботов и трупами.
Но Либератор был здесь — его фигура, состоявшая из какого-то бурого мяса, возвышалась на шесть метров над землей.
Рядом с Либератором торчали несколько Лейб-стражниц, явно покоренных его волей, а на коленях в снегу стояла Алёнка — голая и истерзанная, вся в крови, девушка была в своей человеческой форме.
Еще здесь висел в воздухе какой-то магический кокон, ярко сиявший магией. Судя по цветам кокона — внутри прятался Рюрик. Мой якобы «сын».
Хотя какой он мне к черту сын? Мне плевать на этого мальчика, на всех них плевать... Этот сынок, помнится, хотел меня убить.
Я резко приземлился в снег, прямо перед Либератором.
От моей лютой ауры снег под моими сапогами сразу же растаял, обратившись в пар...
— КРОКОДИЛ! — грянул голос Либератора, чуть испуганный, — КРОКОДИЛ САМ ПРИШЁЛ СДАТЬСЯ МНЕ!
Поросячьи глазки Либератора, слишком мелкие для его огромной головы, со страхом уставились на меня.
— Мой герой! — вскрикнула Алёнка, — Ты здесь. Я знала...
— Ни черта ты не знала, сука, — осадил я тупую бабу, а потом обратился к Либератору:
— Да, ты прав. Я пришёл сдаться. Но на моих условиях.
— ЧТО?
Красные глазенки Либератора забегали. Он явно мне не верил. Лишь через секунду на его роже сквозь страх стало проступать торжество.
— ДОКАЖИ!
— Сперва я озвучу условия, — бросил я, — Мало времени. Я не собираюсь капитулировать перед тобой, козел. Я собираюсь предложить тебе взаимовыгодный союз. Через две минуты мои силы покинут меня. Таково пророчество, и такова сущность Крокодила. Крокодил — временный. Но я уверен, что ты способен помочь мне обойти это ограничение. Я хочу стать вечным Крокодилом. И быть им вечно. И еще хочу есть магократов. Ежедневно и регулярно. Я привык хорошо питаться. Короче говоря, у меня есть ГОЛОД. А у тебя — ЯРОСТЬ. И мы можем объединить одно с другим, к нашей общей пользе. Вот мое предложение к тебе. И если ты его отвергаешь...
— НЕТ, — взвизгнул Либератор, он так разволновался, что все его тело заходило дурно вонявшими пузырями, — Я СОГЛАСЕН. Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ТЫ. Я СМОГУ СОХРАНИТЬ НАВЕЧНО ТВОЮ КРОКОДИЛЬНОСТЬ. НО НЕ ТВОЮ БОЖЕСТВЕННОСТЬ.
— Божественность мне нахрен не нужна, — ответил я, — Я просто хочу жить долго. И счастливо. И жрать АРИСТО. А больше мне ничего не нужно.
Либератор все еще не верил, чудище теперь часто и жадно задышало, от Либератора шел жар, он истекал каким-то потом, состоявшим из чистого дерьма...
— ДОКАЖИ МНЕ! — потребовал Либератор, — ДОКАЖИ, ЧТО НЕ ВРЕШЬ! УБЕЙ АЛЁНКУ. И Я ДАМ ТЕБЕ ВСЁ. ДА-ДА. ЭТО В МОЕЙ ВЛАСТИ.
— С удовольствием, — кивнул я.
Алёнка улыбалась кровавым ртом. Сука явно думала, что я блефую, что это какой-то хитрый план...
Но хитрых планов больше не было. Теперь все было просто и ясно.
Разве что Либератор мог меня кидануть... Но если и так, то кинет он меня разве что потому, что не осилит сохранить мою крокодильность. А никак не из злого умысла — ибо Либератор точно не откажется получить Крокодила себе в слуги.
Либератор был крайне расчетливым политиком, что бы про него не болтали, и как бы ни был ужасен его внешний вид. Если бы он не был политиком — то не захватил бы весь мир целиком.
Но я рисковал сейчас, да. Однако полагал риск полностью оправданным.
Ставкой в этой игре была вечная жизнь, вечная МОЩЬ и вечный кайф для меня... Чего же боле?
Это было всё, что мне нужно.
Я подошёл к Алёнке и одним ударом вырвал ей сердце.
— Мразь! — взвизгнула бывшая богиня, в её глазах на миг метнулся страх.
А потом она упала в снег, мертвая, с разорванной грудью...
Её сердце еще билось у меня в ладони, но ауры из него мне было не выжать. Алёнка совсем обессилела. Либератор уже выжрал из неё почти всю магию до меня. А сообщение, которое отправила мне Алёнка, видимо лишило богиню последних сил...
Так что из сердца Алёны Оборотнич я впитал лишь несколько вялых искорок, которые только раззадорили мой голод.
Либератор же тем временем расхохотался:
— БЫТЬ НЕ МОЖЕТ... НЕ ВЕРЮ! УДАЧА, ВЕЛИКАЯ УДАЧА! КРОКОДИЛ СО МНОЙ.
— Да, я с тобой, — я отбросил Алёнкино сердце и указал на труп девушки, — Теперь выполняй свои обязательства, большой парень.
Либератор снова весь задрожал от волнения, его ухмылка стала такой широкой, что он теперь напоминал слепленную из дерьма жабу.
Монстр указал мне на висевший в воздухе магический кокон:
— РЮРИК. УБЕЙ РЮРИКА. ТЫ СМОЖЕШЬ! КРОКОДИЛ — ЕДИНСТВЕННЫЙ, КТО МОЖЕТ УБИТЬ ЕГО. ПЕРВОМИФ НЕ ВРЁТ.
— Хорошо.
Я бросился на кокон Рюрика, который очевидно так и не покорился Либератору.
Но для Крокодила этот кокон проблем не составлял, тем более для Крокодила тысячного ранга...
Я в клочья разорвал магию Рюрика, в коконе показалось перепуганное личико ребенка.
— Фузиш! — воскликнул Рюрик, как будто моля меня.
— Я тебе не фузиш, дерьма кусок, — ответил я, — А ты — никакой не ребенок. А тварь из безвременья. Демон, вылезший из промежности другой демоницы — Алёны.
Рюрик пытался сопротивляться, он взмахнул ручками, потом скастовал какой-то разноцветный файрболл.
Я вырвал его сердечко за одну секунду.
Тельце ребенка тут же утратило всю магию и кулем повалилось в снег.
А я сжал в руке Рюриково сердце, источавшее волны магии и сиявшее в моей руке всеми цветами, как новогодний фейерверк...
И я пожрал магию Рюрика.
И вот тогда пришёл КАЙФ. Настоящий, чистый, божественный.
Это было как миллион оргазмов одновременно.
Меня перекрыло, по моим венам струилось чистое счастье, я упал в снег на колени...
И голос Либератора показался мне далеким и глухим, наслаждение было столь всепоглощающим, что я почти ничего не соображал.
— ХОРОШО. ХОРОШО! ТЕПЕРЬ ПЕРВОДРЕВО, ДРУГ. ДАЙ МНЕ МАТЕРИАЛЬНОЕ ПЕРВОДРЕВО. ТЫ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ОНО. И БЕЗ НЕГО Я НЕ МОГУ ТЕБЯ СПАСТИ. ПЕРВОДРЕВО. ДАЙ! ДАЙ! ДАЙ!
Либератор задайкал, как младенец, требующий мамкину титьку.
— Возьми сам, — прохрипел я, в изнеможении заваливаясь на землю, — И не мешай мне наслаждаться. А знание о Перводреве — в моей голове.
Я не сопротивлялся, я открыл Либератору свой разум...
Целиком и полностью.
Я был сейчас в раю. Зачем сопротивляться в раю? Кому сопротивляться?
Кайф струился по всем моим чакрам, я сейчас был чистым солнечным светом...
Высшая цель жизни была достигнута.
Всё.
Больше не к чему стремится, незачем и не с кем воевать.
Меня уже даже не волновало, сможет ли Либератор сохранить мою Крокодильность.
Красная вспышка метнулась перед моими глазами, но тут же погасла.
А я купался в потоках вечности, я даже не знал, сколько времени прошло. Меня так мощно вштырило от ауры Рюрика, что само понятие времени потеряло смысл...
Вроде бы Либератор достал все знания из моей головы.
А потом вроде бы на площади появились радикальные масоны — сразу целая толпа.
Они что-то принесли Либератору...
Наверняка Перводрево — Алёна же сказала мне, где оно, а Либератор вынул эту информацию из моей головы.
Но меня всё это не волновало.
Просто банально похуй.
— НАКОНЕЦ-ТО! НАКОНЕЦ-ТО! МОЁ!
Либератор взревел, как бешеный орган или стадо слонов.
— Я ВКУШАЮ ПЕРВОДРЕВО! ОНО СО МНОЙ. ОБА ДРЕВА — МОИ.
Последовал ряд красных вспышек, в них утонул весь мир...
Кто-то что-то делал.
Меня куда-то тащили.
Здесь были просто сотни людей — радикальных масонов...
Все что-то орали.
— ЧУЙКИН — ИЗМЕННИК! ПРЕДАТЕЛЬ! ТЫ РАЗБИЛ МОЕ СЕРДЦЕ. РАЗОРВИТЕ УБЛЮДКА НА КУСКИ.
Я услышал крики Чуйкина, но его быстро уничтожили...
Знание о том, что Чуйкин — предатель, Либератор вероятно также извлек из моего мозга.
— КРОКОДИЛА — КО МНЕ! КРОКОДИЛ — НАЗОВИ МЕНЯ БАТЕЙ.
— Отвали... — прошептал я одними губами.
Меня снова куда-то тащили...
— НАЗОВИ МЕНЯ БАТЕЙ, — повторил требование Либератор, — И СТАНЕШЬ РАДИКАЛЬНЫМ МАСОНОМ. И ВЕЧНЫМ КРОКОДИЛОМ. А ИНАЧЕ — СИЛЫ ОСТАВЯТ ТЕБЯ,
— Да отвали ты...
Что-то во мне еще сопротивлялось, какая-то часть моей души упорно не хотела называть Либератора батей. Эта моя часть в ужасе металась внутри меня, она пугала меня, чего-то настойчиво требовала.
Она кричала о чем-то...
Но я подавил её.
Сказать «батя» — что же тут сложного?
Получить рай в обмен на одно короткое слово, всего из четырех букв — разве это плохая сделка?
— Батя, — прошептал я.
И весь мир утонул в красных вспышках. И вселенная свернулась в кровавый хаос.
Это был оргазм всех богов и демонов.
22 июня 2023 года
Великий Земшарный Союз,
Южная Америка, Амазония
23:19
Джунгли. Дождь. Ночь.
Я иду сквозь.
Запахи мокрого леса, непонятные звуки, что-то стрекочет, ливень бьет по листьям...
Я чую. Чую КАЙФ!
Он сокрыт в глубинах джунглей.
Я — превосходный охотник. Я — чистая ЯРОСТЬ.
Я — бессмертен.
Я — оживший страх.
Вся моя магия фильтруется через Либератора, батя теперь знает и Тайны Луны, он подчинил Луну, все светила покорны ему.
И я покорен.
Я — часть бати. Оружие в его руке.
Мои мысли просты. Мои инстинкты ведут меня.
Мой гнев растет...
Маги укрылись в этих джунглях. Последние в мире маги.
Они — пища для меня.
Сейчас батя включит магию, всего на минуту, и я найду их, по запаху их страхов и их чакр...
Вкуснятина.
Пир ждет.
Я скалюсь длинной пастью, из неё стекает слюна.
Мои зубы остры.
Моя кожа — зелена и чешуйчата.
За мной стелется хвост.
Я иду на двух ногах, но иногда на четырех, тогда я пускаюсь галопом.
Голод бьет все больше, он захватывает. От сердца — к рептильному мозгу.
Я весь обращаюсь в голод.
Я двигаюсь быстро, но осторожно, почти бесшумно...
Непревзойденный охотник! Чистильщик последних магов!
ГОЛОД.
СТРАСТЬ.
— Бтя, вклчй магию, — бормочу я.
Я едва могу говорить — строение моей пасти не позволяет.
Но батя слышит меня.
И включает магию.
И я замираю, прислушиваюсь.
И теперь я вижу, я знаю, где ЕДА...
Маги! Много магов! Пища — рядом.
Маги чувствуют, что волшебство вернулось к ним. Они уже тихо переговариваются где-то совсем рядом, их лагерь — скрыт в этих непроходимых джунглях...
Я больше не таюсь.
Теперь я мчусь на добычу.
Стремительно.
Моя филетовая аура пылает.
ВРАГИ. ЕДА.
Я трепещу от ГОЛОДА. Я захлебываюсь собственной слюной и желудочным соком.
Вот и лагерь магов — какие-то домики среди джунглей...
Индейцы. Среди них — один шаман.
Я бросаюсь на него.
Крики. Ужас. Они в панике...
Моя длинная пасть пробивает грудь индейского шамана, выедает его сердце, оно тает у меня во рту.
КАЙФ.
Самое острое наслаждение.
В меня летят копья и стрелы, даже пули.
Глупо.
Чешуя непробиваема.
Я рву индейцев на части десятками.
Меня не ранить,
Не убить.
От меня не сбежать.
В пасти хлюпает кровь, я перебиваю шею какому-то парню своим хвостом...
Из домиков выбегают маги. Эти все белые.
Последнее сопротивление против бати. Работа для меня.
— Что это такое? Что это за срань, мать вашу?
— Магия вернулась...
— Монстр в лагере!
Кричат по-русски.
Я вроде когда-то знал этот язык.
Но забыл.
Помню лишь несколько слов. Главное из них — «батя».
Я кидаюсь на толпу магов, в меня летят заклятия.
Редкие и слабые.
Эти маги давно не практиковались и не ели трикоинов.
Так что они слабы.
Батя включает магию лишь раз в день, чтобы я мог найти магов и утолить мой ГОЛОД. Он включает её лишь на пару минут.
И этого слишком мало — враги больше не могут культивировать, им просто не хватает того времени, когда магия включена.
Яркие вспышки...
Враги думают, что мне будет больно.
Но мне не больно, мне хорошо. Я съедаю все заклятия. Они — аперитив для меня.
Закуска перед пиром.
А вот теперь настало время главного блюда.
— Магия вернулась! Телепортируемся!
— У нас порошка нет, Шаманов...
— Да что это за чудище? Откуда вылез этот крокодил?
— Господи, помоги нам...
Индейцы уже почти все мертвы или разбежались.
В меня все еще летят заклятия.
Льет дождь, смешиваясь с кровью на земле.
В лагере светло, как днем, от вспышек магии и ауры магократов.
Но неважно. Я вижу и в темноте, и при свете. Мой взор — волшебный.
А враги в свете своей магии видят меня. И мой зубастый и чешуйчатый вид приводит их в ужас.
Я бросаюсь на магов.
Какой-то уродливый маг, с палицей в руках...
— Бегите, барины! Я задержу чудовище!
— Дрочило, нет! Беги, дурень!
Я вырываю уроду сердце и поглощаю его.
Вкусно. Но слабо.
Моя ярость растет. Чем больше ешь — тем сильнее ГОЛОД.
Я в гневе разрываю тело урода на части, его позвоночник хрустит на моих зубах...
Дальше — какой-то эскимос.
Серая аура.
Я зубами отрываю ему обе ноги, кровь льется мне в глотку.
Эскимос визжит и хрипит.
Сладкие звуки.
Я пожираю его сердце.
А ГНЕВ все растет.
ЕДА! ЕДА СМЕЕТ БЕЖАТЬ ОТ МЕНЯ!
Лагерь врагов пуст, все сбежали.
Осталась только маленькая девочка. Её забыли, бросили в суматохе.
Девочка плачет, в руках она сжимает какую-то куклу...
— Пожалуйста, — просит девочка, рыдая.
Я её знаю.
«Княжна Пожарская».
Но это — бессмысленный набор звуков, который всплывает в моей памяти.
Эти слова ничего не значат для меня.
Девочка — маг. Но её магия еще спит.
Это лакомство на один зубок.
Я ломаю девочке шею, её кукла падает в грязь.
Я отрываю девочке голову, потом жую её сердечко...
МАЛО.
МАЛО!
Я бросаюсь в джунгли, туда убежали маги...
Но от меня не убежать. Это глупо. Они всегда бегут, но никогда не убегают.
Я нагоняю двух магов, я ЕМ.
Дальше, глубже в джунгли...
Вот девушка.
Она вдруг прекращает бегство, оборачивается, смотрит на меня.
Какое-то давнее воспоминание в моем мозгу...
— Саша? — девушка глядит мне прямо в глаза, её голосок дрожит, она вся промокла от дождя, — Саша, это ты?
Я не знаю, кто такой Саша.
— Братик...
Девушка странно поднимает руку.
Непонятный жест.
Будто она не защищается, а хочет погладить меня по чешуйчатой голове.
Я откусываю эту руку, кости хрустят на моих зубах.
Визг девушки...
Через миг её сердце — уже во мне, а её тело — мертвое, на земле.
ВКУСНО.
Дальше, скорее дальше...
Еще трое магов — я жру.
Еще индейский шаман — ЖРУ.
Еще сердца, еще кости, еще кровь — гамма вкусов в моей пасти.
ВСЁ.
Теперь маги кончились.
Я слушаю себя и слышу, что все одаренные в этих джунглях мертвы.
Индейцы еще где-то кричат, но они несъедобны, у них нет магии.
Я наелся.
Как и всегда в таких случаях ощущаю только злобу.
Только обиду.
Я мог бы есть больше.
А еда кончилась.
Горе, беда.
Я ложусь на землю, дождь стучит по моей чешуе.
Я начинаю кататься по земле, плакать.
— Бтя, еще! ЕЩЕ ЕДЫ!
Я кричу в черные небеса.
Но надо мной только качаются на ветру лианы и пальмовые ветви.
А батя уже отключил магию.
Сегодня кормить больше не будут.
Батя, за что ты так жесток со мной?
Я хочу ЕЩЕ, просто хочу ЕЩЕ...
Крокодильи слезы текут по моим чешуйчатым щекам.
Павловск.
Грязь. Кровь. Руины.
Небо красное.
Тут всегда так.
Дворец сожжен, он весь черный.
И трупы всюду.
Но батя уже ждет меня.
Вокруг него мертвецы, многие уже превратились в перегной.
Вонь такая, что даже у меня слезятся глаза.
Но батя улыбается мне.
— ТЫ ХОРОШИЙ, КРОКОДИЛ.
Голос бати успокаивает.
— ЗАВТРА ПОЕШЬ ЕЩЕ. НЕ ГРУСТИ.
Я падаю перед батей на колени.
Мой хвост бьет в нетерпении по земле.
— Сгодня, — умоляю я, — Сгодня! Дай мгии. Дай мгии. Дай, дай, дай!
Я хочу есть.
ГОЛОД неутолим.
И батя весело смеется:
— НУ ХОРОШО. ТЫ ЗАСЛУЖИЛ. Я НАПОЮ ТЕБЯ МАГИЕЙ.
Я на коленях подползаю ближе к бате, к тому месту, откуда из него исходит чистая магия.
Конец.