Не знаю как мы выжили…
Ума не приложу…
Мы бежали по снегу, проваливались в сугробы, падали, вставали, а в ушах стоял звук поедания людей. Его невозможно описать обычными словами, но стоит услышать однажды – и ты его никогда не забудешь и ни с чем не спутаешь. Так звучит самая ужасная смерть.
Бежали и бежали, шевелили ногами так быстро, как только могли, я даже толком не помню, каким образом, но мы оказались в одноэтажном доме и заперлись внутри.
Лекса моментально рухнула на пол и её начало трясти, руки и ноги ходили ходуном. Она лежала на спине и билась головой о пол. Словно по всему телу проходили электические разряды тока. Я бросилась к ней, и она замерла.
Я её практически потеряла.
Этот страх я запомнила так же, как и звук поедания плоти зараженными. У меня уже не было выбора и мыслей по поводу использования вакцины Лейзенберга. Замерзшими руками вынула её из кармана и мысленно послала Господу благодарность, что металлическая колба в целости и сохранности. Всё бы ничего, но у меня не было шприца, я не знала, нужно ли разводить это "чудо-лекарство" хоть с чем-то. Я приказала девушкам обследовать дом и найти аптечку, Фиби принесла её буквально через минуту, а я приложив пальцы к пульсации на шее… я отчетливо чувствовала, как Лекса уходит от меня. Ощущала, что с каждым вдохом моя маленькая сестренка покидает проклятый мир… и снова оставляет меня одну.
Набрав в шприц желтую жидкость, которая обещала исцеление, я встретилась с очередным сомнением. Куда я должна ввести вакцину? В вену, в шею как в кино, воткнуть в ногу или же в задницу? На выручку мне пришла девушка, имени которой я даже не знала. Её мы достали последней и она единственная, кто бежал босиком и практически без одежды. Как оказалось, до прихода тумана девушка училась на медсестру, она задала мне пару вопросов и решила, что это будет что-то вроде прививки, она сама воткнула иглу в плечо Лексы. Девушка с трудом держала шприц, её замёрзшие красные руки дрожали, и я боялась, что она может промахнуться. Она не промахнулась. Но сердце Лексы перестало биться.
Совсем.
Тридцать секунд Лекса была мертва, и за эти тридцать секунд я постарела на десятки лет. Но я даже заплакать не успела, как Лекса резко села и начала хватать ртом воздух, а мы вчетвером смотрели на неё во все глаза.
Так я узнала, что Лейзенберг действительно создал что-то поистине беспрецедентное. Значит, всё, что я делала – лгала, крала, убивала, шла напролом… всё это обрело смысл.
Все мои грехи, провалы и предательства были не напрасны.
Первая неделя была самой сложной. Лекса ушла в себя и практически не разговаривала, а если и говорила, то только два вопроса: "Когда мы пойдем за Доми?", "Что ты мне вколола?". На оба вопроса у меня не было ответов, но первые семь дней показали, что Лексе больше не нужен инсулин. Более того шрам в виде нескольких полос на лице, который ей поставили в стенах школы полностью исчез, на щеках появился здоровый румянец, и вообще она стала выглядеть, словно только что вернулась с курорта. Но Лекса стала куда более раздражительной. Всё чаще и чаще я видела, как она срывается по мелочам, но пытается сдерживать себя.
С прежней Лексой было намного проще, она сама шла на контакт, а что делать с новой, я не знала и решила дать ей время.
Мы заколотили выбитые окна, обследовали дом и несколько ближайших к нему заброшенных жилищ. Радовало то, что вода была, мы могли мыться и пить, хотя и ледяную жидкость. Отопления и света не было. Мы спали в куртках и зарывались с головой в одеяла, что позаимствовали в соседних домах.
Фиби везде ходила за мной, я не знаю, почему девушка решила, что я её куратор, но она задавала кучу вопросов. Что, как, где и почему. С одной стороны я понимала её, чем больше знаешь, тем больше шансы выжить. Но она настолько действовала мне на нервы, что однажды я вспылила и накричала на неё. Фиби смотрела на меня как на предателя, в её глазах даже собрались слёзы. Но мне хотелось одного, чтобы она дала мне передышку, и мне было плевать, что цена отдыха моих ушей – её слезы. После этого Фиби отстранилась, но стоило мне только позвать кого-то с собой на вылазку или же просто попросить помощи по дому, она была тут как тут.
Девушка, которая училась на медика – Софи – обморозила себе ступни, мочки ушей, кончик носа. Она сама себя лечила и практически ни с кем не разговаривала, за это я была ей особенно благодарна. Но вот её ноги подпортили мои планы бежать как можно дальше от девятки. Идти она не может, а если и может, то только босиком, обувь ей было не надеть. Софи испытывала чувство вины, она говорила об этом Фиби, а та в свою очередь всё передавала мне, хотя я и не просила об этом.
Кортни – та, что с изуродованным лицом, напрягала меня меньше всех, она всегда была настороже, выходила со мной за пределы дома. В одну из наших вылазок в поиске еды, она рассказала, что её дядя был полицейским и научил единственную племянницу многому, за это её и изуродовали в пастве Барона. Она должна была забеременеть, ведь все анализы показывали на это, но её изнасиловать удалось лишь однажды. Она убила мужчину и за это стала "страшнее ночного кошмара", так они её называли, но она не жалеет о содеянном, ведь после наказаний к ней боялись подходить, а Барон не разрешал отпустить или убить её, здоровая матка слишком важна для него. Это был наш самый долгий разговор. Кортни не стеснялась говорить о произошедшем, она твердо смотрела мне в глаза и рассказывала всё в таких красках, что меня чуть не вывернуло наизнанку. Она говорила, что знала о том, что они с ней сделают. "Лучше быть безобразной, нежели красивой. Красота стала проклятием, а не спасением", – так она сказала, и мы продолжили осмотр ближайших окрестностей. Я долго думала над её словами и пришла к выводу – Кортни права. Не знаю как ей удалось не слететь с катушек и остаться в здравом уме после пережитого, но я горжусь ей. Она намного сильнее тех, кого я встречала раньше.
Волк пришел к дому только на третьи сутки, и я была настолько рада его видеть, что даже всплакнула. Его пасть была в крови, и он хромал на переднюю лапу. Малышу досталось. Видя, как он зализывает рану, я хотела пойти и уничтожить того, кто сделал это с ним.
Следующие две недели были куда более интересными, я смирилась с молчанием сестры, главное, она жива и рядом со мной. И на этот раз я принимаю ответственность за неё с распростертыми объятиями. Со временем мы поговорим о том, что с ней делали в школе, но сейчас она к этому не готова. Или я не готова.
Все эти три недели я не могла отделаться от ощущения, что в городе ещё есть люди, и молилась, чтобы они никаким образом не относились к девятке. Я стала параноиком, который только и ждёт, что его поймают. Но всё было тихо, мы даже не видели больше зараженных, не то что живых людей.
Иногда казалось, что весь мир мертв, остались только мы впятером и волк.
– Софи, как ты? – спрашиваю я, присаживаясь перед белокурой девушкой.
– Уже лучше, скоро буду в норме, – отвечает она и отводит взгляд в сторону.
Девушка напряжена, каждая частица её тела кричит о нервозности.
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – на всякий случай спрашиваю я.
Она отрицательно качает головой и закусывает губу. Я поднимаюсь, но Софи вскрикивает:
– Подожди!
Снова сажусь перед ней, и она, озираясь по сторонам, шепчет:
– Я… я, кажется, беременна.
Пару мгновений я просто смотрю на неё. Моргаю. Снова смотрю и ещё раз моргаю.
Что б тебя!
– Уверена? – спрашиваю я.
– У меня задержка пять дней, до этого раньше всё было как по часам, а теперь…
Этого нам только не хватало.
– Я поняла тебя.
Начинаю подниматься, Софи хватает меня за руку и смотрит умоляющим взглядом.
– Я не буду обузой, Алекс, пожалуйста, не оставляй меня тут. Я обещаю, что не буду обузой. Я что-нибудь придумаю. Сделаю. Исправлю это…
– И не собиралась оставлять тебя. Успокойся, это может быть обычный гормональный сбой, как минимум из-за стресса, обморожения или ещё чего-нибудь.
– Надеюсь, ты права. Спасибо. Спасибо, что вытащила нас оттуда.
Трое из автобуса не согласились бы с Софи. Но и об этом я тоже стараюсь не думать.
Выпрямляюсь и накидываю на голову капюшон, поднимаю с шеи повязанную бандану, закрываю лицо и направляюсь на выход. Сегодня в кои-то веки я иду за пределы дома одна. Точнее, с волком. Перекидываю через плечо автомат, проверяю пистолет, застегиваю куртку и иду на выход. В этот раз мне нужно найти транспорт, все предыдущие попытки были провальными. Я знаю, где находится заправка, но вот исправных машин днём с огнем не сыщешь. Но самое главное, я хочу вернуться к автобусу, там осталось оружие, а оно нам ой как нужно.
Пурга невыносима, если не прикрывать рот и нос, то дышать невозможно, кажется, что холод пробирается в легкие и сковывает их. Щурюсь и стараюсь не потерять из виду волка, но снежная пелена и туман то и дело слепят меня. Рука сжимает рукоять пистолета, но там осталось всего три пули. Ветер завывает, и я не могу прислушаться к окружающей обстановке.
Если говорить кратко – погода дерьмо.
Ноги утопают в снегу, но всё же примерно через полтора часа я вижу яркое пятно на снегу. Автобус практически замело, взбираюсь на него и прыгаю вниз, ноги моментально проваливаются до колена. Оставшиеся оружие должно находиться в конце автобуса, но это не факт. Начинаю поиски с того места, где последний раз его видела. Разгребая сугроб нахожу конечности, голые кости, они раскусаны настолько, что невозможно определить, откуда именно та или иная кость. Всё же нахожу сумку, честно стащенную из школы, так же удается отыскать рюкзак Логана, а вот от моих вещей и следа не осталось. Вылезаю из склепа и направляюсь к третьей улице справа, там мы ещё транспорт не искали.
Удивительно, но мне намного комфортней и сподручней быть одной. Да, я приняла ответственность за Лексу, она ведь моя младшая сестра, но я также взвалила на себя ещё и заботу о трёх совершенно незнакомых мне девушках. И одна из них, возможно, беременна. Гадство.
Добравшись до третьей улицы, вхожу на территорию первого же участка. Я не ломлюсь в дом, а вот приоткрытая дверь гаража так и манит меня. Даже если там нет машины, то я могу немного перевести дух и отдохнуть от несмолкающего завывания ветра.
Ворота приоткрыты на метр, присаживаюсь на колено и направляю дуло пистолета в черную пасть гаража. Волк подходит ко мне и всматривается внутрь. Принюхивается. Его шерсть начинает подниматься дыбом, я напрягаюсь, а потом мне скручивает левую руку адской болью. Снова! Закусив губу до крови, стараюсь не проронить ни единого писка. Отползаю от двери и прижимаюсь спиной к гаражу, на глазах выступают слезы, сумка и рюкзак сваливаются с плеч, пистолет выпадает из рук, и я хватаюсь здоровой конечностью за больную, даже сквозь куртку чувствую неровность шрамов. Будь прокляты эти зараженные! Руку словно окунают в кипящую лаву, а потом выбрасывают на сорокаградусный мороз. И так по кругу. Перед глазами начинают прыгать мушки. Болезненные воспоминания тут же рисуются перед глазами. Почему-то в момент агонии я постоянно вспоминаю, как Закари отнес меня к Лейзенбергу и приказал прекратить мою боль… а потом сам сделал в тысячу раз больнее.
Волк начинает рычать и встаёт передо мной, словно защищая от всего мира.
А потом я слышу щелчок, поднимаю взгляд и сквозь пургу вижу дуло ружья, направленного четко мне в голову.
Волк придвигается ко мне ближе, и я знаю, что сейчас он сделает прыжок, но тогда его пристрелят.
– Волк, нет! – задыхаясь от боли, приказываю я.
Дуло вздрагивает.
– Алекс?
Голос такой знакомый, но ветер быстро уносит сказанное, и я не могу разобраться в воспоминаниях. Кто это?
Боль в руке постепенно стихает, и я начинаю шарить по снегу в поисках пистолета. Три пули, но этого более чем достаточно.
Ружьё опускается.
– Убери собаку, – говорит голос.
– Это волк, – в который раз поправляю я тех, кто не может отличить волка от собаки.
– Тогда, волка убери.
Отпускаю больную руку и прикасаюсь к холке волка.
– Все в порядке, – пытаюсь его успокоить.
Из пурги появляется лицо, и я моментально узнаю его.
– Кит Трумен? Что ты тут делаешь?
Моему шоку нет предела. Это точно он, самый молодой, кто был в моей команде на восьмерке, именно ему я начала набивать тату, когда пришёл Зейн. В тот день случился наш первый поцелуй с Келлером.
Это было тысячу лет назад.
И вот Кит снова передо мной.
Парень улыбается и смотрит на меня как на привидение. Его щёки красные, на ресницах и бровях снежные залежи.
– Это точно ты? – интересуется он.
Стягиваю вниз бандану и вижу, как его плечи расслабляются. Это словно сон, как же давно я не видела людей из своего отряда. Из своего первого отряда, сформированного на восьмерке.
– Ты знаешь, как долго мы тебя искали? – спрашивает он. – Кстати, ты вообще не изменилась. Питомца завела.
Не понимаю, что тут происходит.
– Кто – мы? – спрашиваю я, снова опуская руку на голову волка.
– Я, Зейн, Синтия и Хьюго.
Вот это поворот. Что они тут забыли? Ищут меня? Если бы не мой короткий разговор с полковником, я бы подумала, что она их подослала.
– Зейн? Он здесь?
– Да, – отвечает Кит и кивает на гараж. – Ты только что пыталась вломиться в наше временное жилище, между прочим. Идём.
Парень протягивает руку ладонью вверх, смотрю на неё как на змею, и всё же поднимаюсь сама. Нахожу пистолет и убираю его в специальный карман на брюках, в случае чего выхвачу не раздумывая. Волк не отходит от меня ни на шаг, но больше не скалится.
Кит шагает в сторону крыльца, я поднимаю свои сумки и иду следом. Продрогла до костей, мне нужна небольшая передышка и неплохо бы выяснить, зачем меня ищут люди из восьмерки.
Стоит мне войти в дом, как я моментально встречаюсь со взглядом голубых глаз. Первое желание – развернуться и бежать. Зейн очень похож на брата, да так, что становится дурно. В груди образуется боль, а внутренности скручивает в узел.
Особенно их глаза, у них очень похожие глаза, но вот только взгляд Закари более самоуверенный и колючий. Но я знаю, что он может быть и другим…
Кит остался за порогом, а вот волк не раздумывая прошёл внутрь и уже понюхал всё, что только можно, в том числе и Зейна, а потом вернулся ко мне.
Молчание затягивается, и я первой нарушаю его.
– Какого хрена ты тут делаешь?
Зейн кривовато улыбается и говорит:
– Ищу тебя.
Уже через пять минут я сижу на чьей-то кухне, держу в руках горячую кружку чая и смотрю через стол с белоснежным покрытием на Зейна. Прошло около месяца, когда я видела его в последний раз, но, кажется, что он сильно изменился внешне. Не могу сказать в чём именно, но он стал другим.
В доме, кроме нас и волка, никого нет. Со слов Зейна узнаю, что Кит, Синтия и Хьюго патрулируют периметр.
На столе между нами стоит не догоревшая свеча. Но в доме есть электричество, потому что Зейн наливал мне чай именно из такой банальной вещи, которая стала непривычной, – электрического чайника.
– Генератор? – спрашиваю я, кивая на кружку.
– Да. Пользуемся только для приготовления пищи и воды для душа.
Киваю и делаю пару глотков обжигающего чая.
Мне тяжело смотреть на Зейна, но я стараюсь не отводить от него пристального взгляда. Как он вообще тут оказался? Для того чтобы найти меня? Это ещё зачем? В нашу последнюю встречу я всё сказала предельно ясно. Я не хочу никого видеть из их чокнутой семейки.
– Так зачем ты меня искал? – всё же спрашиваю я.
Зейн бросает на меня откровенный и до ужаса пронизывающий взгляд, он словно касается меня им и заставляет чувствовать неловкость.
– Я решил исправить ошибки.
– Какие?
Зейн проводит рукой по волосам и тяжело вздыхает. Его взгляд мечется по моему лицу, словно он пытается запомнить его, или же ищет изъяны. Не знаю нашел он там что-то или нет, но всё же Зейн говорит.
– Алекс… – Уже с начала предложения мне становится неуютно, он практически всегда называл меня Брукс, Алекс только… только в особых случаях. – Я не смог спасти твою сестру, но теперь помогу найти её…
– Я уже это сделала.
– Вот как, – протягивает Келлер.
Боже, если Зейн решил поиграть в рыцаря, то я подпортила его планы, но даже альтруистические мысли младшего Келлера не смогут заглушить мою обиду.
А ведь я обижена.
И очень сильно.
Если бы Зейн тогда сказал мне, что Лексы уже нет на восьмерке, то я бы не нажила себе врага в лице его старшего брата. Ведь тогда я бы смогла сказать ему правду. Я бы многое сделала иначе.
Не хочу быть обманщицей для себя самой.
Я бы ничего не рассказала Закари, ведь я бы побоялась потерять…
Какая я глупая! Потерять что?! Ничего и не было… для него уж точно и он предельно ясно об этом сказал. А я просто глупая молодая девчонка, которая решила, что приручила дракона и теперь он всегда будет на моей стороне. Иными словами – идиотка!
– Я исправлю, – начинает Зейн.
– Не нужно, – говорю я. – Зейн, что бы ты ни сделал на восьмерке, это уже не имеет значения.
Он так вглядывается в мои глаза, что я хочу отвести взгляд. Я действительно не хочу, чтобы он хоть что-то для меня делал. Как только в моей жизни появляется кто-то по фамилии Келлер, всё летит к чертям собачьим. И к тому же я не хочу быть ему должной.
– Я не мог сказать тебе, что потерял твою сестру, – шепчет он.
– Почему не мог?
Зейн наклоняется над столом и смотрит на меня максимально открытым взглядом, так, как никогда прежде. Словно, он позволяет заглянуть мне в самую душу, вот только я туда больше смотреть не желаю.
– Алекс, неужели ты не понимаешь? Я был между тобой, полковником и моим братом. Я не мог предать полковника, ведь… военные так не поступают. Меня воспитывали так с пеленок. А я всегда был отличным солдатом, который выполнял приказы, и неважно, что это были за приказы. Меня так учили, с самого детства говорили, что и как я должен делать. Я не мог бороться со своим братом, потому что я очень виноват перед ним, но эта история не для нашего разговора. И я не хотел терять тебя. Моё единственное желание было защитить тебя, не подвести полковника и не потерять до конца брата. Но я выбрал тебя… может, это произошло позже нужного, но…
Ты меня давно потерял… ещё до того как полковник убавила срок выполнения задания. Но об этом я вслух не скажу.
– Ты пытался мне помочь. Спасибо за это.
– В день, когда я решился вывести Лексу, я всё подготовил, я решил предать честь мундира и доверие полковника. Доверие матери… Я всё продумал, но когда пришел в комнату, где жила твоя сестра, там уже никого не было. Полковник куда-то дела её, мне было нужно время, чтобы понять куда именно. В этот же день, она приказала убрать Лари. Я вывез его на окраину города, но и не думал убивать, а должен был. Я отпустил его и сказал в каком направлении идти, чтобы попасть на девятку, но когда ты приехала… чёрт, почему ты приехала раньше? Я был уверен, что у меня ещё есть время. Но оказалось, что его нет. Когда ты бежала от Зака и очутилась на восьмерке, я понял, что Лари не дошел, а сестру твою я так и не обнаружил. Она словно сквозь землю провалилась…
Так вот почему полковник убавила время на моё задание. Она вычислила, что Зейн шныряет по базе и ищет мою сестру, или же она узнала, что он не убил Лари. Она что-то да узнала!
– Зейн, прекрати, – прошу его я, больше не в силах чувствовать его боль. – Всё, о чём ты говоришь, больше не имеет смысла. В этот раз я не просила тебя о помощи, но когда она была мне нужна – ты не помог. Возможно, Лари уже нет в живых. Лекса пережила… многое, а её ребенок мертв. Габи, девочка, которую мы с Лари спасли от зараженной матери, теперь вообще неизвестно с кем. А я нажила себе врага, возможно даже нескольких, – пожимаю плечами и произношу то, что Зейн не хотел бы от меня услышать. – Но это всё в прошлом. Сейчас у меня другая дорога и на ней нет места никому из семьи Келлер. Никому.
Чай уже остыл, но я всё же делаю пару глотков и поднимаюсь, волк моментально оказывается рядом.
Бросаю на Зейна последний взгляд и передаю слова полковника.
– Полковник сказала, чтобы ты не смел соваться на базу номер восемь.
Зейн позволяет себе легкую улыбку и говорит:
– Бунт.
– Что? – переспрашиваю я.
– Я устроил бунт. Рассказал спасенным, что происходит на поверхности. На базе начался ад, люди стали неуправляемы, они пытались добраться до полковника и растерзать её за ложь. В тот день она могла потерять власть…
– Она её не потеряла,– с сожалением произношу я, вспоминая встречу с Логаном. Бросаю взгляд на Зейна и не понимаю его мотивов, от этого подмечаю. – В этот раз тебе ничего не помешало поступить не по-военному.
Зейн находит мой взгляд и легко произносит:
– В этот раз я поступил как влюбленный…
– Нет! – вскрикиваю я.
Сама не понимаю, почему меня так прошибли последние слова. Но не хочу слушать о том, что все его действия лежат на моих плечах. Ни о какой любви между нами больше не может быть и речи. Когда-то я этого хотела, но та наивная Брукс уже мертва. Она похоронена где-то на задворках моего сознания. А новая не хочет никакой любви, этому чувству в моём мире не место.
– Мне своих грехов хватает, не вешай на меня твои, – прошу его я.
Зейн кивает.
Накидываю капюшон и направляюсь к двери, поднимаю сумку с оружием, перекидываю рюкзак на плечо и не оборачиваясь слышу голос Зейна.
– Что бы тебе ни понадобилось, я буду здесь.
Рука так и не открывает дверь. Перед глазами проносятся лица девушек, что ждут от меня невозможного. Софи, будь она неладна, может быть беременна. Лекса как мумия. Будь я одна, то уже гнала бы байк подальше от этого города… но я не одна. Сжимаю пальцы в кулак и всё же оборачиваюсь:
– У тебя есть машина?