Во власти тумана

Глава двенадцатая

На следующий день мы никуда не уехали. Как и в последующий, как и ещё через неделю. Моунти стал нашим проклятием и моим персональным котлом в аду.

После долгих поисков мы пришли к умозаключению, что семейка каннибалов испортила все машины, до которых только могла добраться. Перерезанные шины – самый распространенный вандализм мертвой семьи. Можно только догадываться, в какой момент они окончательно слетели с катушек, стали делать ловушки и охотиться на… людей. Я долго думала об этом, но так и не смогла их понять. Да, мир ужасен и жесток, но ещё прошло не так много времени, чтобы не найти себе еду более традиционным способом. Может, эта семья была поехавшей ещё до прихода тумана? Этого мне уже не узнать. Мы не потрудились похоронить их, оставили тела там же. Но вот девушку из клетки мы закопали на заднем дворе соседнего дома. Я всё понимаю, она мертва и ей уже плевать на то, что будет с телом, но я не смогла оставить её в том доме.

У нас осталось одно транспортное средство – мой мотоцикл, только его не задели. В переднюю шину байка Зейна тоже угодила пуля. Искать замену пустая трата времени, но Зейн всё же прикатил байк к временному убежищу и ещё лелеет надежду на его "выздоровление".

Так мы и застряли в Моунти. Город слишком большой, чтобы обследовать его полностью, но мы старались. Очень старались и в итоге сдались, решили немного пожить здесь. Пешком идти не вариант, погода может измениться в любой момент. Мы заняли два дома немного дальше от окраины Моунти, забрали генераторы, один из дома каннибалов, второй из бесполезной машины. Синтия возмущалась, почему мы не можем жить все вместе, ведь так безопаснее. Возможно, она и права, но девушки ещё не настолько свободно себя чувствуют в присутствии мужчин. Фиби самая непробивная, остальные постоянно вздрагивают, когда Кит, Хьюго или Зейн обращаются к ним. Даже бесстрашная Кортни старается лишний раз с ними не разговаривать, а Софи и вовсе уходит, стоит кому-то из парней наведаться к нам.

Но мы расположились недалеко друг от друга. Выбрали два соседних дома, которые объединяет задний двор. Жилища оказались с более-менее целым наполнением внутри. Домики маленькие, и мы можем отапливать их генераторами, еда кончается, но пока не критично. Тем более Зейн и Кит периодически что-то нам приносят. Наша женская компания обуза для команды Зейна, все это знают, но тактично делают вид, что это норма.

Дни идут и кажется, что разделения во времени прекратили существование. Всё срослось в один долгий и нудный день. Мы обследуем город, пытаемся найти транспорт, но всё безуспешно. Периодически встречаем следы других людей, но больше не предпринимаем попыток "узнать их поближе". А вот зараженные не сомневались и шли на знакомство, иногда мы слышали это из дома, но ни разу не попытались помочь. Не могу сказать, что меня не мучает совесть по этому поводу, изредка она всё же выглядывает из-под завалов самолюбия и дает знать, что я стала отвратительным человеком, который думает только о своей шкуре. Думать о других утомительно и морально, и физически. И если быть честной, то присутствие Зейна в соседнем доме помогает мне быть более расслабленной. Процентов на десять.

Из хорошего, Софи всё же не беременна, у неё начались женские дни. Скорее всего сбой был из-за стресса и обморожения. Узнав эту новость, я выдохнула с облегчением. Софи и вовсе заплакала от счастья. О её подозрениях, кроме меня, так никто и не узнал.

Хьюго до сих пор не может до конца прийти в себя, он то и дело говорит об угощении старухи, которое попробовал, как только увидел кастрюлю.

У меня снова появилась тень, Фиби постоянно рядом со мной. Мы даже спим в одной комнате, хотя есть ещё одна свободная. Не знаю почему, но она прилипла ко мне, постоянно расспрашивает о моей жизни и о том, как я стала "такой". Какой такой? Этот вопрос я задала ей и получила ответ – уверенной.

Ни черта я не уверенная. Просто научилась делать вид.

Лекса более-менее пришла в себя, она общается с девочками, помогает готовить и даже ходила со мной дважды на поиски транспорта.

Синтия всё так же сторонится меня, а я не напрашиваюсь на общение с ней или с кем-то другим. Мне с лихвой хватает несмолкающей Фиби. Да и вообще, девушки, прежде чем выйти из дома или что-то сделать, постоянно посвящают меня в свои планы и ждут одобрения. Я словно обзавелась детьми. Искалеченными, замкнутыми, с огромным багажом жизненного опыта детьми. Лекса считает, что после того как я спасла их, они думают, что я всемогущая.

Глупость всё это.

Я обычная, немного менее искуроченная душевно, чем они.

Я уже потеряла счёт времени, но Лекса подправила это и напомнила о празднике, который я когда-то любила.

У меня день рождения через две недели, но Лекса решила, что мы должны отпраздновать его сейчас. Она считает, что через две недели мы можем оказаться где угодно, и у нас может не быть возможности отметить мой праздник.

И вот девятнадцать. Почти.

А я и не заметила как быстро пролетел год. Настолько стремительного течения времени в моей жизни ещё не было.

Девочки сделали что-то вроде торта. Смотрю на этот ужас на середине стола и боюсь даже подойти к нему. Не хочу знать, из чего они соорудили это чудо. Какие-то блины и крем, скорее всего сгущенное молоко. Блины настолько твердые, что Лексе приходится держать свечу в руках. Я видела, как она пыталась воткнуть её, но ничего не вышло.

– С днем рождения тебя… – заканчивают петь девочки и хлопают в ладоши.

– Спасибо, – благодарю их я.

Подхожу к столу и, смотря на пламя свечи, думаю о том, что у меня есть одно-единственное желание, но его не осуществит никакое волшебство. Я хочу, чтобы время отыграло назад, и мама с папой никогда не расходились, чтобы туман не появился, чтобы мама была жива, а Лекса не потеряла ребенка, чтобы я никогда не встретила Закари Келлера.

– Ну же, загадывай, – подбадривает меня Лекса.

Встречаюсь с ней взглядом, слабо улыбаюсь и, задувая свечу, думаю о том, чтобы нам удалось найти безопасное место. Место, где мы смогли бы чувствовать себя под защитой.

Безопасность, это сейчас важнее всего.

Мысли уносят меня к последнему празднику, о котором мама и Лекса позабыли, а вот Лари подарил мне футболку. От воспоминания о друге щемит грудь, и я стараюсь абстрагироваться.

Когда свеча гаснет, девушки снова начинают хлопать в ладоши. Они улыбаются. Все.

Это так непривычно. Откидываю все свои проблемы и сажусь за стол. Кортни нарезает "торт", Фиби разливает чай по кружкам, а Софи расставляет тарелки на столе.

Лекса садится рядом со мной и целует в щеку.

– С днем рождения.

– Он только через две недели, – напоминаю я.

Чувствую неловкость, словно не имею право на праздник.

– Да, но отмечаем мы сегодня.

– Спасибо… спасибо, что заморочилась, это выглядит…

– Странно, – говорит Фиби, и я согласно киваю.

Кортни усаживается напротив и, улыбнувшись, говорит:

– Мы всё же люди и порой нам стоит поступать так, как мы сделали бы это раньше. Я бы даже сказала, что это полезно.

– Быть человечными, – добавляет Лекса. – Это неплохо.

Смотря на сестру, вспоминаю, что её праздник уже прошёл, мы тогда были в разных точках нашего штата, но я не решаюсь поздравить её с прошедшим, ведь не знаю, что с ней происходило в тот день.

Передо мной появляется тарелка с куском торта, девушки не едят, ждут, что я сделаю это первой.

Ну что ж. Умирать, так от отравления сладким, вполне себе достойный уход из такого отвратительного мира.

Подцепляю вилкой небольшой кусочек торта и отправляю его в рот. М-м-м-м. А это вкусно. Слишком сладко, но в условиях апокалипсиса – это божественно.

– Девочки, налетайте, пока я всё не съела, – говорю я, отделяя второй кусок, уже побольше.

Под тихое хихиканье мы съедаем половину торта. Ведем обычные разговоры. Каждый участвует в беседе и складывается картинка всеобщего релакса и умиротворения. Словно несколько дней назад мы не убили троих и не закопали четвертого человека. Будто я не бегу от своего призрака, а Лекса не страдает по Доми.

Словно так всё и должно быть. Тихо, мирно, по-домашнему.

После чаепития я забираю половину торта и отправляюсь в соседний дом, волк плетется следом. Мы с девочками решили, что будет жестоко лишить соседей такой вкуснятины.

Натягиваю куртку, кепку и беру в руки тарелку. Дверь за мной закрывает Кортни. Перехожу по внутреннему дворику и оказываюсь у запасного входа. Пинаю по двери три раза и жду, когда кто-то откроет её.

Впускает меня Синтия.

– Привет, – говорю я, и не дожидаясь ответного приветствия, прохожу внутрь.

Я тут была всего однажды, в основном они к нам приходят, а мы держимся особняком. Нам проще в своей компании. В какой-то степени мы с девчонками подружились, притерлись друг к другу.

– Это еда? – спрашивает Хьюго, сморщив нос.

– Да. Торт.

Рыжик придирчиво разглядывает шедевр местной кулинарии.

– Не очень-то это похоже на торт.

– Угощайся тем, что есть.

– Спасибо, – театрально протягивает Хьюго. – Я тут уже угостился. Решил стать вегетарианцем.

– Тогда всё отлично. Тут нет ничего… мясного.

Синтия молча ставит чайник и уходит вглубь дома. Хьюго наклоняется ко мне и шепчет:

– Не обращай внимания, рано или поздно она оттает. И с днём рождения тебя.

– Он через две недели.

– Я знаю, Лекса сказала, что перенесла торжество.

– Спасибо.

Озираюсь по сторонам и не слышу из дома никаких звуков.

– Где остальные?

– Должны скоро прийти, снова ищут транспорт. Зейн считает, что нужно вернуться в предыдущий город и раздобыть машину там.

– Возможно, он прав.

В какой-то степени я уже и не так сильно хочу уезжать из города. Впервые с момента моего побега от Закари, я обрела что-то отдаленно напоминающее дом. Знаю, что оставаться тут нельзя. Подумаю об этом позже. Скорее всего завтра.

Подхожу к столу, оставляю тарелку и желаю Хьюго приятного аппетита, мнусь на месте, словно жду чего-то. Так и не дождавшись этого, возвращаюсь к себе, волк не отходит от меня ни на шаг, но возле порога медлит и остаётся снаружи. Скидываю куртку и отправляюсь в комнату. Мыслей нет никаких, и я этому радуюсь. Сегодня отдых от проблем, так я думаю до того момента, пока не захожу в комнату, где меня ожидает Лекса. Она улыбается, но я вижу, что эта улыбка ненастоящая. Словно сестра с трудом заставляет уголки губ не падать вниз.

Подхожу к своей кровати и сажусь.

– Спасибо за праздник.

Лекса кивает и убирает прядь волос за ухо.

– Там на кухне есть бутылка какого-то алкоголя. Этикетки нет, но Кортни сказала, он максимально крепкий и срубит даже лошадь.

Если он срубит лошадь, то мне лучше обходить эту бутылку за тридевять земель.

– Не хочу, – отвечаю я и, больше не в силах видеть нервозность Лексы, спрашиваю. – Что-то случилось?

Улыбка уходит от Лексы в неизвестном направлении.

– Мне снова снился Доми.

Сглатываю ком и прикрываю глаза.

– Мне жаль.

– Алекс, я не знаю, как долго мы тут пробудем, но я должна найти его. Я чувствую, что он всё дальше и дальше от меня и это убивает. Он ещё такой маленький и беззащитный. Доми где-то там, а я тут… и…

– Ты уверена, что он…

– Да! Доми жив, так же, как ты и я. Но мы вместе и можем за себя постоять, а он там один.

Примирительно поднимаю ладони вверх и сдаюсь. В этой битве мне не победить, да и желания такого нет. Слова Фиби не дают мне покоя. Но и Лекса так убедительна.

– Лекса, я не уверена…

– Ты должна мне верить!

– И я хочу.

Лекса фыркает и отворачивается.

Так вот к чему был этот праздник? К тому, что через две недели мы будем искать Доми, а не сидеть здесь и не ждать у моря погоды. Праздник моментально теряет свои краски и становится бледным.

– Нет, не хочешь. Тебе не понять, что такое потерять ребенка в этом ужасном мире. Я не могу спать, есть, думать, жить спокойно, внутри постоянная боль, она убивает меня!

По лицу сестры вижу, что сейчас она снова слетит с катушек. Вакцина, чтоб её!

– Лекс…

– Скажи когда. Как долго мы будем прятаться от твоего преследователя? Может, он и вовсе тебя не ищет! А я не ищу Доми! Мне нужно знать, пойдешь ты со мной или нет? Если нет, то…

– Пойду. Я больше не оставлю тебя.

– Я тебе не верю.

– Придется поверить.

Я и сама себе не верю. Это правда, что я не брошу сестру и отправлюсь с ней хоть в логово самого дьявола, но сначала я должна поговорить с Фиби. Мне нужно понять, будем мы гонять за кошмаром Лексы или же всё-таки за Домиником.

– Придется поверить, – повторяю я и ухожу из комнаты.

Как всё прекрасно начиналось и как отвратительно обернулось сейчас. Во входную дверь скребётся волк, запускаю его и уже не обращаю внимания на морду в крови. Он за какие-то пятнадцать минут раздобыл себе еды. На кухне вижу Фиби и с порога задаю вопрос.

– Ты уверена, что ребенок Лексы мёртв?

Фиби оборачивается ко мне и утвердительно кивает. Она даже не задумалась, не взяла паузу. Вглядываюсь в её лицо, чтобы увидеть там хоть малейший признак лжи, но всё бестолку. Я не могу просто так подойти с этим вопросом к Софи и Кортни, не зная того, что пережили они. Гадство! Как же было просто наедине с Волком. Никаких проблем, только выживание.

Упираюсь ладонями о стол. Мне нужно немного времени в одиночестве. Слишком много людей вокруг меня.

Поднимаю взгляд на Фиби.

– Ты это видела? Ты видела, как он умер?

Фиби бросает взгляд мне за спину, и я тут же слышу вскрик Лексы.

– Алекс! Что ты делаешь?

Пытаюсь разобраться, но сестра явно не собирается слушать моих оправданий.

Оборачиваюсь к ней и вижу в глазах ярость.

– Ты не веришь мне, но веришь постороннему человеку? – спрашивает она и сжимает пальцы в кулаки.

– Я не посторонняя, – говорит Фиби, но никто не обращает на неё внимания.

– Лекса, я хочу тебе верить и…

– Нет! Даже слушать не хочу, правильно папа говорил, ты не такая, как мы.

О чём она?

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

– Ты мне всего наполовину сестра, и если бы у нас были…

Лекса замолкает, и наступает оглушительная тишина.

На меня словно несется поезд, но я продолжаю стоять на рельсах и смотреть, как он приближается. Всего несколько метров, и он снесет меня.

– О чем ты? – спрашиваю я, хотя не хочу знать ответа.

Лекса прикрывает рот ладонью и молчит. Медленно иду к ней, отнимаю руку от лица и, смотря сестре в глаза, спрашиваю:

– О чём ты говоришь?

– Папа развелся с мамой из-за тебя. Ты не его дочь. Родители просили не говорить тебе…

– Папа мне не родной?

– Нет. Прости, я не должна была это говорить.

Внутри образуется воронка, она так и хочет затянуть меня, но я не сдаюсь.

– Поэтому он не выходил со мной на связь?

– Да.

– Как давно ты это знаешь?

– На следующий день, после развода… Я…

– Где алкоголь? – спрашиваю я у Лексы.

Она не отвечает, но Фиби ставит бутылку на стол, и я тут же беру её. Разворачиваюсь и иду за вещами. В комнату приходят все девушки, но никто из них не говорит мне ни единого слова.

Хочу побыть одна. Мне это нужно, иначе я совершу какую-нибудь глупость.

Надеваю куртку, перчатки и кепку. Погода стала более покладистой и не такой холодной. Беру ключи от мотоцикла и выхожу из комнаты, девушки расступаются, а вот Волк следует за мной. У самого выхода сажусь на корточки перед шерстяным другом. Он никогда не обманывал меня и не предавал, но сейчас я хочу побыть одна. Совершенно одна.

– Не сегодня, малыш, – говорю ему я, и он тычется носом мне в руку.

Провожу ладонью по его носу и целую между глаз.

– Я скоро вернусь, не ходи за мной.

Как можно быстрее покидаю дом и поднимаю голову к небу. Скоро ночь. Но мне настолько плевать на это, что даже в мыслях не появляется вариант вернуться в дом.

– Алекс?

Поворачиваюсь на голос Зейна. Он идёт по внутреннему двору и, пожав плечами, говорит:

– Спасибо за торт, – останавливается передо мной и приобнимает. – С днем рождения.

Легко целует в щеку, а я прикрываю глаза. Эти действия так на него не похожи и похожи одновременно. Вспоминая прошлое, думаю, что между нами… тогда, что-то да могло получиться. Это что-то было бы нежным и воздушным. Трогательным и сокровенным.

Но этого нет и не будет.

Мы оба разрушили этот фундамент, а без основания ничего не выйдет. Какой бы красивый и многоэтажный дом мы не построили, он рано или поздно рухнет и погребет нас под своими завалами.

Киваю и отстраняюсь. Он замечает бутылку и ключи в моих руках.

– Празднуешь?

Пожав плечами, отвечаю:

– Что-то в этом роде.

– Составить компанию?

На пару мгновений я задумываюсь, но всё же отрицательно качаю головой.

– Я хочу побыть одна.

– Долго?

– Не знаю. Мы вроде уже никуда не спешим.

Зейн достает рацию и подает мне.

– Пятая чистота. Если что-то будет нужно, дай мне знать.

Вглядываюсь в его голубые глаза и киваю. Зейн не давит на меня, живет отдельно, но он все равно всегда рядом. Даже сейчас.

Ухожу к мотоциклу, но не решаюсь взять его. Если я угроблю последний транспорт это будет фатально. Обхожу байки и иду в сторону церкви. Не знаю почему именно сюда, но ноги сами ведут меня. Около тридцати минут, и я на месте.

Пару дней назад мы обследовали эту божью обитель. Ничего не нашли, кроме кельи, где жил какой-то священнослужитель. Там не было еды, но была вода, да и дверь запирается на огромный массивный засов изнутри. Окон в этой комнате нет, и я считаю, что такое темное, пропахшее плесенью и запустением место, идеально подходит к моему душевному состоянию.

Оставшись одна, запираю дверь, включаю фонарик и кладу его на кровать монаха, преподобного или кем он там был при жизни. Сажусь у двери и открываю бутылку. Я не приветствую алкоголь, но сейчас я хочу потеряться в чертогах памяти. Желаю забыть, кто я и где оказалась. Хочу быть никем.

Мысли уносят меня к разговору с сестрой. Папа мне не родной. Мама была ему неверна. Лекса знала, но молчала.

Первый глоток обжигает горло. Морщусь. На глазах выступают слезы.

Вот это да.

Отбрасываю мысли о папе, маме и их отношениях. Я не чувствую той боли, которую должна бы ощущать. Мне обидно то, что Лекса не сказала мне. Она знала, как я пыталась достучаться до отца, а по сути доставала постороннего для меня человека. Не знаю, как можно было перечеркнуть пятнадцать лет и стать чужой в одно мгновение. Спросить об этом я не могу. Мама мертва, папа скорее всего тоже. Остается Лекса, но не думаю, что отец говорил ей об этом.

Второй глоток. Закашливаюсь и утираю губы рукавом.

Постепенно вспоминаю свою жизнь обрывками. Детство, за которое я должна бы сказать "папе" спасибо. Оно было замечательным, да и подростковый период пришелся на полную чашу. Наша жизнь с мамой хоть и была полна недопонимания, но я не хочу её в чем-то винить. Пусть она и изменила отцу, может, на то были какие-то причины, возможно, они расходились или… я не буду её винить. Она это совершила и в итоге потеряла мужчину, которого любила и осталась один на один с напоминанием о своём грехе. Вспоминаю Лари и тут же возношу мысленную молитву. Пусть с ним всё будет хорошо. Пусть он будет жив и в безопасности. Из всех людей на планете, он единственный, с кем бы я сейчас хотела поговорить.

Третий глоток идёт уже куда приятнее, чем первые два.

На этот раз воспоминания уносят меня в туман и ужас, пришедший с ним. В то время, когда я ещё не верила, что это возможно, а ведь могла бы быть более осмотрительной и подготовиться заранее, но я старалась не выныривать из розовых облаков. Это было глупо.

Четвертый и пятый глотки немного уносят меня в расслабленное состояние. Вытягиваю ноги вперед и упираюсь затылком о стену.

Воспоминания о базах и семье Келлер я стараюсь прогнать как можно быстрее, но мозг словно клинит на Закари. Я снова вспоминаю его слова. То, как он прогонял меня, как последнюю дворовую собаку. То, как обещал убить при встрече, и спустя столько времени я позволяю себе слезы.

Роняя пьяные слезы на пол, немного жалею себя. Немного. Только сегодня. В свой фальшивый день рождения.

Я ведь… я чувствую себя растоптанной. Возможно, это и глупо, ведь сама пыталась обмануть Закари, но во всём этом обмане с моей стороны было куда больше правды, нежели лжи.

Я действительно боялась его, ревновала и любила, ненавидела и сама искала с ним встречи. Избегала и била пощечины. Страдала и была счастлива.

В какой-то степени я была более живой и настоящей только рядом с ним. Рядом с чудовищем.

Больше я повторения этого не хочу. Не хочу вознестись в небеса только ради того, чтобы потом меня оттуда прогнали, бросили обратно на грешную землю. Не помогли и оставили внутри черную дыру разочарования.

Шестой, седьмой, восьмой, девятый и десятый глоток.

Слезы продолжают капать, и наконец-то я отправляюсь в забытье.

Выныриваю из него с нереально больной головой. Снова пью и опять засыпаю. Просыпаюсь и снова засыпаю.

Теряюсь во времени, но всё же бутылка крепчайшего алкоголя заканчивается, и когда похмелье сходит на нет, я отправляюсь в ванную комнату при келье. Забираюсь в ледяную лохань и смываю с себя пьяный бред и море слез, о которых никто никогда не узнает. Ещё примерно два часа сушу волосы своей же футболкой. Одеваюсь и решаюсь вернуться домой более обновленной и сильной, чем уходила оттуда.

Два дня я пила и ничего не ела. Последняя еда – торт на бутафорский праздник. На такой же фальшивый, как и моя самоуверенная и непробиваемая физиономия.