Внезапный удар

ПРОРЫВЪ ФРОНТА У ГОРЫ РОЗАНДО.

Сдѣланное сообщеніе начальникомъ штаба союзныхъ армій о наступленіи на юго-восточномъ участкѣ подготовлялось уже давно. Съ самаго начала открытія военныхъ дѣйствій германскому командованію удалось форсировать Рейнъ и прорваться на нѣсколько километровъ на территорію Франціи, гдѣ, послѣ чрезвычайныхъ усилій, германскимъ частямъ удалось сильно укрѣпиться. Главный германскій штабъ уже давно разрабатывалъ ударъ на этомъ участкѣ фронта. По мнѣнію начальника штаба, здѣсь было, самое уязвимое мѣсто на общей линія фронта, отъ Голландіи до Альпъ. Еще въ мирное время Вегезы были исхожены «германскими - туристами - фотографами». Каждое ущелье, каждая скала были занесены на карту, вымѣрены и сфотографированы.

Часто эти «туристы-фотографы» попадались въ руки французскихъ пограничниковъ, происходилъ очередной конфликтъ между Франціей и Германіей. Кроки отбирались. Между канцеляріями министерствъ иностранныхъ дѣлъ Парижа и Берлина начиналась долгая переписка, кончавшаяся тѣмъ, что приносились извиненія, и инцидентъ забывался.

Когда загремѣли пушки на линіи Мажино и на линіи Зигфрида, въ Вогезахъ, послѣ первыхъ кратковременныхъ, но очень ожесточенныхъ боевъ, война перешла въ затяжную позиціонную, напоминающую собой то, что когда-то происходило во времена Великой войны на западномъ фронтѣ. Войска занимали важныя стратегическія вершины, происходила незамѣтная, трудная, полная героизма работа отдѣльныхъ патрулей и группъ развѣдчиковъ. Ночью этотъ участокъ фронта представлялъ собой таинственную, полную жути, картину. То тамъ, то здѣсь вспыхивали разноцвѣтныя ракеты, спокойствіе ночи нарушалось неожиданной, усиленной перестрѣлкой, въ которой доминировала пулеметная дробь. Иногда въ этотъ адскій концертъ вмѣшивались разрывы ручныхъ гранатъ. Затѣмъ, перестрѣлка такъ же внезапно кончилась, какъ внезапно и начиналась. Проходило полчаса-часъ и вновь то на правомъ, то на лѣвомъ флангѣ вспыхивали ракеты, гудѣла легкая артиллерія, перекрывая трескотню выстрѣловъ. Обыкновенно о такихъ ночахъ, какъ главное командованіе союзниковъ, такъ и германское командованіе на утро выпускало донесеніе.

«Ночь прошла спокойно. Лишь наблюдалась усиленная дѣятельность патрулей».

Но ночь кончалась, всходило солнце и, какъ-бы привѣтствуя его первые лучи, начинала говорить откуда-то изъ-за горъ тяжелая артиллерія. Ей немедленно-же съ востока отвѣчала германская. Начиналась затяжная артиллерійская дуэль. Каждый изъ противниковъ съ обостреннымъ «спортивнымъ» чувствомъ старался нащупать батарею, спрятавшуюся гдѣ-то въ складкахъ мѣстности. Жизнь въ окопахъ тянулась медленно и нудно. Днемъ ни одна живая душа не рисковала поднять голову надъ козырькомъ окопа. На крупное наступленіе ни одна, ни другая сторона не рѣшались.

Въ Греноблѣ, гдѣ былъ расположенъ штабъ альпійскаго фронта, къ командующему пріѣхалъ союзный комиссаръ изъ главной квартиры. Былъ теплый августовскій день. Бритый англичанинъ сидѣлъ въ большомъ неуютномъ кабинетѣ начальника штаба фронта. Бесѣда длилась уже болѣе часа. Сухой британецъ флегматично тянулъ изъ трубки и, твердо выговаривая французскія слова, дѣлился впечатлѣніями съ начальникомъ штаба о своей поѣздкѣ по линіи французскихъ позицій въ Альпахъ. Онъ лично обслѣдовалъ состояніе арміи и теперь былъ въ полной увѣренности, что французскія укрѣпленія неприступны. Англичанинъ считалъ вполнѣ возможнымъ перебросить нѣсколько дивизій на стыкъ къ швейцарской границѣ, гдѣ линія Мажино переходила въ полевыя укрѣпленія альпійскаго фронта.

— Вы твердо увѣрены, сэръ, что намъ не грозитъ никакой опасности со стороны итальянцевъ, — спросилъ начальникъ штаба своимъ неизмѣнно любезнымъ, но холоднымъ тономъ.

Англичанинъ самодовольно улыбнулся.

— По моему, генералъ, итальянцы въ Альпахъ имѣютъ столько-же шансовъ на успѣхъ, какъ германцы на линія Мажино. По моимъ наблюденіямъ они даже не готовятся къ активнымъ дѣйствіямъ. Посчитайте сами, для того, чтобы подвезти тяжелую артиллерію въ эти трущобы, въ хаосъ камней и скалъ, нужно по крайней мѣрѣ — четыре - шесть недѣль. Итальянцы безпечны. Я ихъ еще знаю по прошлой войнѣ, — заключилъ англійскій генералъ свою рѣчь, давая понять французу, что никто не знаетъ лучше него характеръ итальянскихъ военачальниковъ.

На этомъ разговоръ двухъ видныхъ чиновъ союзнаго штаба закончился. Это было 28-го августа.

Ровно черезъ недѣлю былъ день рожденія командующаго фронтомъ. И въ штабѣ альпійской арміи, въ виду затишья военныхъ дѣйствій, рѣшили хорошо «вспрыснуть» этотъ семейный праздникъ. Вечеромъ большинство офицеровъ штаба, кромѣ очередного дежурства, собралось въ офицерскомъ казино. Ужинъ начался весело. Пили за здоровье союзниковъ, пили за здоровье начальника штаба, пили за здоровье командующаго, пили за прекрасныхъ дамъ, а потомъ, когда тяжелое вино ударило въ голову, пили за то, чтобы скорѣе сдвинуться съ мѣста и проррваться въ ломбардскую долину, какъ это сдѣлалъ когда-то ихъ предокъ при Маренго и Риволи. И тамъ на зеленыхъ лугахъ устроитъ второе Капаретто для зазнавшихся итальянцевъ.

И въ этотъ моментъ итальянская артиллерія совсѣмъ неожиданно открыла ураганный огонь. На протяженіи трехсотъ километровъ, отъ границъ Швейцаріи до лазурнаго Средиземнаго моря — одновременно началась мощная артиллерійская подготовка. Вслѣдъ за ней, итальянскіе барсельеры, поддержанные сѣро-зелеными цѣпями германскихъ войскъ, пошли въ атаку.

Французы были ошеломлены внезапностью нападенія. Никто ни въ штабѣ, ни въ окопахъ вырытыхъ по склонамъ горъ, ни въ пулеметныхъ гнѣздахъ на скалахъ, не предполагалъ что италъянцы готовятся къ наступленію. И главнымъ героемъ этого внезапнаго удара оказалась итальянская артиллерія, о которой такъ пренебрежительно говорилъ сухой англичанинъ въ штабѣ.

Ударъ подготовлялся настолько скрытно, что даже начальники отдѣльныхъ частей узнали о готовящейся атакѣ и прорывѣ лишь за нѣсколько часовъ до открытія артиллерійской подготовки.

Яркое, по лѣтнему горячее солнце, заливало своими теплыми лучами угрюмыя скалы средиземноморскихъ Альпъ. Оно освѣщало заброшенные виноградники, выгорѣвшія бѣлыя фермы и селенія и темныя извилистыя ланіи окопъ французскихъ и итальянскихъ укрѣпленій. По утрамъ легкій паръ подымался отъ остывшихъ за ночь скалъ, туманы клубясь подымались кверху въ ущеліяхъ. Легкій вѣтерокъ приносилъ откуда-то снизу запахъ прѣлой земли, гніющихъ труповъ съ примѣсью чего-то сладковатаго.

Въ чистомъ небѣ, гдѣ-то высоко въ лазури послышалось гудѣніе мотора.

— Летитъ, — сказалъ одинъ изъ французскихъ стрѣлковъ, обращаясь къ своему пріятелю, присѣвшему около козырька окопа.

— Итальянецъ, — отвѣтилъ тотъ, направивъ бинокль на аэропланъ.

Истребитель шелъ на большой высотѣ и съ земля казался черной, маленькой точечкой. Летчикъ-наблюдатель смотрѣлъ въ трубы, расположенныя въ полу кабины. Въ нихъ отчетливо виднѣлось расположеніе окопъ противника. Вотъ свѣтлая блестящая полоска — это горная рѣчка, когда-то служившая границей. Вдоль нея чуть замѣтной черной полоской тянется змѣйка окоповъ. Слѣва вдали можно разобрать дома, деревушки, а если обернуться направо, то виденъ маленькій городокъ,—около него, разбитаго и оставленнаго жителями, — фронты дѣлаютъ большую дугу, входя сильно въ расположеніе итальянскихъ войскъ.

Утромъ, въ тѣсной прокуренной комнатѣ начальника штаба итальянской развѣдывательной авіаціи, летчикъ получилъ заданіе по возможности выяснить точную линію фронта французовъ, попытаться обнаружить его новыя батареи, новые подъѣздные пути, мѣсторасположеніе штабовъ, складовъ и тому подобное.

Итальянская передовая линія шла очень близко отъ французскихъ окоповъ, на разстояніи всего триста-четыреста метровъ. Въ одномъ мѣстѣ, недалеко отъ разрушеннаго городка, французскія позиціи вдавались широкимъ языкомъ въ расположеніе германскихъ войскъ. Вотъ именно на этотъ «языкъ» и просилъ обратить особенное вниманіе начальникъ штаба.

Въ призмѣ трубъ наблюдателя вырисовался узелъ трехъ лощинъ — хорошо знакомый пунктъ для оріентаціи по прежнимъ полетамъ. Вотъ заблестѣли два небольшихъ пятна — два маленькихъ горныхъ озера. Недалеко отъ нихъ видна группа строеній — это винокуренный заводъ. Летчикъ сталъ внимательно всматриваться. Тамъ, внизу, по дорогѣ отъ разрушенной формы къ винокуренному заводу онъ увидѣлъ движущійся предметъ. Несомнѣнно, это былъ автомобиль. Наблюдатель сдѣлалъ знакъ пилоту. Тотъ круто спустилъ развѣдчика носомъ внизъ. Въ трубахъ на минуту пропала панорама, но когда аппаратъ выровнялся, наблюдатель отчетливо увидѣлъ двухъ мотоциклистовъ, которые выѣхали съ территоріи завода и неспѣша направились къ передовымъ позиціямъ. Невольно явилась мысль, что на заводѣ размѣстился какой-то штабъ. Наблюдатель удовлетворенно усмѣхнулся и поставилъ на картѣ жирный крестикъ.

Развѣдчикъ сталъ опять набирать верхъ. Вотъ онъ пролетаетъ надъ голой скалой, гдѣ когда-то стояло горное шале, разрушенное въ первые дли войны. Но почему около развалинъ выросли темныя пятна, которыя раньше не были отмѣчены на картѣ. Наблюдатель наклонился къ фотографическому аппарату, прикрѣпленному рядомъ съ трубами, щелкнулъ затворъ одинъ разъ, второй, третій.

Въ этотъ моментъ въ воздухѣ недалеко отъ аэроплана появилось небольшое бѣлое облачко, затѣмъ другое такое же облачко выросло нѣсколько выше вправо отъ развѣдчика, потомъ третье еще ближе, въ бортъ фюзеляжа стукнуло нѣсколько разъ какъ-бы желѣзнымъ пальцемъ. Пилотъ сдѣлалъ крутой виражъ, повернулся рѣзко влѣво и пошелъ по направленію къ своимъ позиціямъ. Затѣмъ, вновь набравъ высоту, онъ повернулъ обратно. Пролетая мимо узкой щели горной пропасти, летчикъ взялъ курсъ нѣсколько на западъ, въ трубѣ показалась длинная извилистая полоска — это было шоссе, по которому, какъ муравьи, ползли какія-то маленькія точки. Казалось, что по землѣ ползетъ длинный червякъ. Опять аэропланъ пошелъ кругами внизъ, защелкалъ затворъ фотографическаго аппарата.

Пилотъ сдѣлалъ знакъ наблюдателю и указалъ ему на западъ. Наблюдатель увидѣлъ на небѣ три быстро приближающіеся точки. Это были французскіе истребители. Нужно было уходить...