Всего несколько дней и десяток попыток позволили ему отлить вполне приличную трубку… с точки зрения гоблина. Неровная и кривая, вся в пустотах, но ему же из нее не стрелять! Самогон будет течь и ладно. Специально для трубки он сколотил короб, в который будет наливать ледяную воду, а когда ручей перемерзнет — насыпать лед и снег. То, что трубка получилась коротковатая — не так страшно. Конечно, лучше было бы, если бы он смог ее завить, аки змею, но она будет работать и так. Главное, чтобы спиртовые пары успевали охладиться и выпасть росой.
— Все работаешь, Лен? Сегодня воскресенье. — Оторвал его от мыслей Олаф. За последние дни они не то чтобы сдружились, но Лен легко сумел завоевать роль наставника. Он и сам не успел оглянуться, как все больше людей приходило, чтобы посмотреть, как он пытается улучшить самогонный аппарат.
— Да, я знаю, что воск’гесенье. И что с того?
— Скоро приедет Глашатай, все должны присутствовать. Отец уже всех собирает.
Лен окинул взглядом медленно остывающее литье будущего сухопарника. Здесь нельзя было ничего оставлять, воровали абсолютно все. Однажды кто-то утащил приготовленный для печи древесный уголь!
Но, если присутствовать должны все… Значит, и своровать будет некому.
— Хо’гошо, идем. Кстати, твой отец… получается ста’госта этой дег’евни?
— Неа, старосты вне закона. Если неблагородный объявит себя главой деревни — его сразу повесят. Так что как бы так сказать… отец подменяет надсмотрщика, вот. Только на словах, это как бы не титул, просто… Ну они договорились, в общем.
— Неофициально. — Вставил Лен.
— Да-да! Вообще-то такого быть не должно, надсмотрщики должны жить в деревне и сами за всем следить, но наш живет в городе, лишь иногда приезжает. Вот на старосту надсмотрщик больше всего походит, ведь он подчиняется лорду. Но Лорда у нас уже давно нет, вот поэтому такой раздрай.
— Нет Ло’гда? А что с ним случилось? — Поинтересовался Лен.
— Погиб, уже полгода как. Его демоны в гоблинском лесу сожгли вместе с рыцарями и двумя наследниками, будь они прокляты. Никого не осталось, так и живем, ждем, когда нового нам назначат. А замок его возле города находится, огромный! — Со сверкающим взглядом произнес Олаф.
Лен кивнул, хотя по его меркам замок был совершенно крохотный, стена, да цитадель. Но для парня, что никогда не выбирался за пределы родной деревни, наверняка и такое вызывало впечатление.
В целом, структура власти становилась все более понятной, но между тем Лен испытал головную боль. Обычно есть тиран, свержение которого в душе поддерживает любой крестьянин. Чтобы уговорить его поднять вилы, нужно задушить страх, вселить уверенность, заразить безумной идеей, что свергнуть тирана возможно, что это реально, но… Скажите, как ему поднять восстание тут, если нет никого, против кого можно было бы поднять восстание? Лорд отсутствует, надсмотрщик по сути, тоже, да и работать не заставляет. Людей в целом устраивает их существование.
Задачка… Он ни разу еще не с такой не сталкивался.
Вместе с болтающим без умолку про сверкающие доспехи Олафом, они подошли к деревенской площади, в центре которой был установлен помост. Лен поморщился, такие места вызывали в нем внутреннюю неприязнь с тех пор, как его самого чуть не казнили на подобной площади. Впрочем, казнить, похоже, никого не собирались. Ни виселицы, ни палача. Но какой-то пленник всё же был.
Из прибывшего фургона пара стражников вытаскивала клетку с кем-то скрюченным внутри.
Толпа расступилась, пропуская к помосту пару стражников, что почтительно охраняли надувшуюся от своей важности, персону. Похоже, это и был Глашатай.
Его одежда напоминала крестьянскую, но с первого взгляда было видно, что он лишь пытается походить на крестьян. Безукоризненно чистая, выглаженная, даже заплатки на ней, сделаны не из нужды, а ради красоты. На груди — серебряная цепь, знак того, что он говорит от имени самого Герцога.
— Приветствую вас, великий народ Первого Герцогства, самый лучший народ королевства! И вновь, неделя за неделей, мы с достоинством противостоим немыслимым трудностям, что осаждают нас и наши земли! — Разнесся его натренированный голос над толпой.
Лен поморщился. Банальная лесть? Кто на такое купится?
Но лица вокруг озарило вдохновение. Некоторые, не сдержавшись, прикрикивали и поднимали вверх кулаки. Вся толпа заражалась энтузиазмом, словно их болото Глашатай всколыхнул лишь своим присутствием.
— Пока несчастные крестьяне других земель невообразимо страдают, поскольку у них нет такого великого, мудрого и могучего — мы не знаем бед, благодаря его благородной щедрости, но увы, сколь ни было широкого и могуче Первое Герцогство, еще есть земли, что пока не перешли под власть нашего лорда. Земли, что страдают и мучаются без его мудрого правления! В прошлый раз я рассказал вам об ужасе, который испытал бедный лодочник Робин, что просто ловил рыбу в озере Лотингема. Ужасе, что он испытал, когда его лодку разорвали на части, а он сам лишь чудом выжил благодаря подоспевшим на помощь грифонам, что прогнали нечестивого демона Кондора! Сегодня я расскажу вам историю про крохотное село Шир, что находилось на границе Святой Теократии и беды, что настигли его из-за зла, что которого отравляет мир… Вы спросите, кто же пускает в наш мир это зло?
— Кондоры! — Послышались крики вокруг, заставляя Лена нахмуриться.
— Нет-нет, не спешите отвечать, мы еще вернемся к этому, и я приведу вам неопровержимые доказательства своей правоты. А пока, послушайте историю об Шире… и о мельнике по имени Яков.
Толпа замерла, будто загипнотизированная, словно выдрессированная собака, чьи слюни начинают течь, едва хозяин выносил из дома миску с требухой.
— Шир! Это нищее и убогое село находилась на границе Священной и Сияющей Теократии. Голод. Эпидемии! Смерти каждый день! Лишь отголоски святого света, исходящие из-за горизонта, были единственной радостью в жизни местных жителей! Бедный Яков был слаб здоровьем, но по наследству ему досталась работа на мельнице, к которой он никак не был приспособлен. Но не было мудрого надсмотрщика, что назначил бы его на подходящую работу, что была бы по силам несчастному мужчине. День за днем, с утра до ночи он вкалывал до изнеможения, пока дух почти не покидал его тело! Он не мог остановиться, ведь жадный до денег староста заставлял его работать без продыху, и никто не мог ему перечить, потому что не было в Шире Великого Герцога и его справедливой армии Света, что повесили бы этого поганца! Яков не мог ничего противопоставить подлому злодею, ведь тот угрожал единственному лучику света, что был в его несчастной жизни! Его красавице-жене и дочери, что едва выживали под гнетом голода! — Глашатай, наконец, замолк, чтобы перевести дух. Стражник тут же поднес ему чарку с водой.
Лен с удивлением обнаружил, что люди вокруг начали шепотом обсуждать и жалеть Якова. Это не укладывалось в голове Лена, ведь Глашатай противоречил сам себе! Если бы у села не было зерна, то у мельника не было бы работы, но никто из присутствующих даже не обращал внимания на эти несостыковки.
— Они еле-еле сводили концы с концами, и зло не преминуло прийти, чтобы искусить их. Однажды в село прибыл странный человек, от которого пахло серой и углем. Он привез с собой богопротивные, грохочущие порождения бездны, что делали всю работу за людей! Рубили дрова, сами доставали колодезную воду и молотили зерно, источая пар и адский огонь! Человек… Нет, демон! Демон обещал все земные блага, стоит лишь отринуть веру в Единого! И наивные люди поддались на уговоры. Солнце зашло над селом и не всходило больше никогда, наступила вечная ночь! Одурманенные жители не замечали, как их жизнь скатилась в бездну, а тех, чьи глаза были открыты, тех, кто противился — зарубил лично староста своим огромным мечом!
Вы спросите, что за демон под видом человека это был? Кто обрушил все несчастья на Шир? Это был сам посланник бездны, которого она, извиваясь от омерзения, изрыгнула в наш мир! Граф Кондор! Демонически хохоча, он летал над деревней как воронье и каждую ночь забирал детей для своих демонических ритуалов, чтобы поддерживать греховную нежизнь в своих стальных чудовищах! Сама земля искажалась от омерзения и, наконец, прокляла всех жителей, так как не понимала уже разницу между жизнью и смертью! Плотью и металлом! Бедные крестьяне обратились в нежить, а плоть слезла с лица старосты, будто шкура с овцы, обнажая его истинную суть — омерзительного некроманта!
Лен мрачнел с каждой минутой. Большего бреда он в жизни не слышал, но страшнее всего то, что люди одобрительно махали руками, даже Олаф. Вся толпа кипела от праведной злости, лишь один Димитрий сохранял равнодушие.
— Поклявшись в верности своему демоническому господину, армия мертвых отправилась в поход на наши земли, чтобы истребить все хорошее и доброе, что только существует! Они идут прямо к нам, чтобы превратить в своих безмолвных слуг! И лишь святое воинство под руководством нашего великого Первого Герцога в силах будет ее остановить! Но! Вы скажете, как же я узнал это всё? Как мы можем быть уверены, что все было именно так? Внимайте же! Эту историю нам рассказал сам Яков!
Стражники открыли клетку, вытаскивая то, что было в нем на свет божий. Толпа прильнула взглядами к крупному существу. Даже Лен далеко не сразу заметил, что облачено оно в одежды кузнеца, а не мельника, как утверждал Глашатай. Впрочем, это казалось несущественной мелочью — отрубленные руки, вырванная челюсть, толстая, покрытая кровью шея, многочисленные дыры в могучей груди. Никто не мог пережить такое, однако все это не мешало мертвецу хрипеть и неровно покачиваясь, ковылять к Глашатаю. Тот равнодушно принял из рук стражника меч и с силой воткнул его в грудь зомби, после чего отшатнулся, позволяя зрителям вдоволь насмотреться на то, как мертвец ковыляет на помосте, не испытывая никакого дискомфорта от вышедшего из спины клинка.
— Спаси Единый нас от этих мертвецов! — Послышались шепот вокруг.
Глашатай простер руки, и драматическим тоном возвестил.
— Не живой и не мертвый! Навечно проклятый бедный мельник! Вот от такой нечисти и их хозяев защищают наши воины. Я напоминаю, что в милости своей Герцог дает каждому шанс бороться со злом! Чтобы присоединиться к его воинству…
— У меня воп’гос! — Поднял руку Лен, отчего Глашатай удивленно запнулся. Он не привык, когда его перебивали.
— Хорошо, я слушаю.
— Вы говог’или, что Яков слаб и немощен, но этот человек п’ги жизни явно был высок и силен, как так вышло?
— Ха-ха, невежа. Демонические силы тьмы искорежили его тело, наполнили нечистивой мощью! — Легко парировал Глашатай. Но Лен специально начал именно с этого вопроса.
— Получается, демонические силы тьмы еще и пе’геодели мельника в кузнеца? — Невинно поинтересовался он.
Глашатай оторопел. Мысль о темных силах, что переодевали мельников — вывела его из колеи.
Фарс. Даже те, кто слушал историю о Якове, открыв рот — прыснули. По толпе прокатились смешки. Магия всеобщего одурманивания рассеялась в один миг.
— Это одежда… — Принялся объяснять он, но Лен крикнул.
— Вся в п’гогалинах от… бвм-бммв!
Договорить ему не дали. Димитрий ловко заткнул ему рот и елейно обратился к Глашатаю.
— Простите моего друга, он новенький и сам не понимает, что несет. Конечно же он перепутал фартуки кузнеца и мельника, дурачок!
— Где ваш надсмотрщик? — Вместо того чтобы принять извинения, поинтересовался Глашатай.
— Он в городе, господин.
— Лентяй. Что ж, тогда придется навестить его и поговорить насчет того, что его крестьяне не умеют себя вести и напомнить, как нужно выполнять свою работу.
Оборвав выступление на полуслове, Глашатай приказал страже запереть мертвеца обратно в клетку, а сам направился в фургон. Толпа постепенно начала рассасываться, но Лен не участвовал, чтобы они сердились на него. Напротив, накрученная злость рассеялась, люди расходились в хорошем настроении. Вероятно, у них было не так уж много поводов посмеяться. Жаль только, одна шутка не способна была поколебать их глубоко укоренившуюся веру в то, что является злом, а что — добром.
— А ты вег’ишь во все это? — Поинтересовался Лен и Димитрия.
Он лишь пожал плечами, но Лен хотел добиться ответа. Ведь Димитрий был единственным, кто не поддался ненависти, что накручивал глашатай.
— Скажи, ты ве’гишь, что все, что он сказал — было пг’авдой? — Настойчиво повторил Лен.
— Какая разница, правда или неправда? Во что верить положено в то и верю. Так живется спокойней. А ты случаем не из Шира?
— Нет, я жил в ба’гонстве Батто’ги. — Соврал Лен.
— Да, слышал о ней. Дура баба, хоть и благородная. Бабе вообще править нельзя! Надо было ей раньше на поклон к Герцогу идти, глядишь и жива была бы…
Но Лен не поддержал разговор. В Рейкланде жило не так много людей, чтобы можно было оставить женщин слоняться без работы. Напротив, сложилась довольно забавная картина, из-за большего количества свободного времени, женщин в школе было куда, чем мужчин, как следствие они быстрее становились грамотными и как следствие, женщины все чаще и чаще занимали чиновничьи должности, к немалому ворчанию мужского пола. Впрочем, Лена это совершенно не тревожило. Тот, кто может работать — должен работать, прикладывая все силы ради светлого будущего. Лишь труд делает человека — человеком и двигает прогресс вперед. Если бы женщинам было по силам работать в шахтах — он их бы и в шахты загнал. Но увы, далеко не всюду они могли хорошо показать себя… Если же им по силу заполнять бумаги — лучше пусть это делают они, чем тот, кто мог бы заниматься более тяжелым трудом. От каждого, как говорится, по способностям.
— Как протекает работа? — Поняв, что Лену это не интересно, Димитрий тут же сменил тему.
— Па’га дней и можно будет испытать. Доб’говольцы только нужны будут.
— Ну, на такое дело целая очередь добровольцев выстроиться, ха-ха. Благостно знать, что уже заканчиваешь, томко ты это… Знай. Ты унизил нашего гостя, он того не простит. Я прикрою тебе перед надсмотрщиком, он мужик понимающий, если ты будешь полезным — он не станет от тебя избавляться. Но если из твоей затеи ничего не выйдет, то не обессудь. Я предупреждал тебя не создавать проблем.
Лен лишь улыбнулся. Димитрий еще не знал, какие проблемы он собирался создать всем им.
Спустя три дня, плотно закрытый крышкой котел, свирепо бурлил.
Пар шел через медную трубку, опускался в медную емкость, после чего, оставив дрянные, летучие масла — шел дальше. По извилистым медным внутренностям, сквозь ящик, полный ледяной водой — пока каплями не стекал в подставленную кружку.
Димитрий ловко поменял кружку на пустую, не позволив ни капли напитка пропасть даром, и приложился к самогону.
— Очень крепкий, но чистый. — Выдал свой вердикт он.
— Можно попробовать? — Попросил один из крестьян. Кружка быстро пошла по рукам.
— Это можно пить для удовольствия, а не просто чтобы забыться. — Удовлетворенно прокряхтел один.
По всему подвалу разнеслись призыва отметить. Никто даже не хотел ждать, чтобы дать напитку отстояться.
— Неплохо, неплохо. Томко раньше с этой браги три литра получалось, а теперь и литра нет. — Огорчил всех Димитрий.
Лен мог бы указать на то, что теперь его можно разбавлять, делать на основе напитки. Но тогда его победа была бы неполной.
Перед ним стоит еще одна задача. Масштабировать выпуск браги.
Он даже вполне представлял, как это сделать, ведь лично посещал целлюлозный завод. Вот только… Для него это закрытый путь. Он не сможет собрать паровую машину, даже зная, как она устроена.
Однако, у него было еще кое-что. Знание.
Знание того, что гнать брагу можно было из чего угодно, главное, это что-то должно быть сладковатым. Лорд называл это углеводами, но причем тут вода и уголь, Лен так и не понял. Однако зато он знал, где этой штуки вполне прилично. В проклятом трубочнике, что заполонил всю округу! Конечно, чтобы с него получилась брага, придется постараться, однако она должна была получиться, он уверен.
— То есть, мы в самом деле сможем пить… это? — Недоверчиво спросил один из крестьян, не веря своему счастью. Что ж, даже после лишь одного глотка той бурды, что они пили раньше — Лен вполне понимал его радость.
— Как бы надсмотрщик к руке не прибрал, если узнает… — Обеспокоился другой. В его голосе звучала враждебность и готовность костьми лечь ради райского источника.
В голове Лена словно зажглась искра. Вот оно.
С первого дня, как он понял, где оказался — его грызла неуверенность.
Жизнь обычного крестьянина тяжела. Даже если лорд не лютует с оброком, все равно ему приходится очень много работать, всегда держать в уме риски.
Крестьянская семья — не так уж сильно отличалась от ремесленников. Община во главе старосты решала, какие излишки продавать, сколько оставить на посевную, лорд очень редко вмешивался в такие дела. Те, кто пытался воровать у общины — получали затрещину у самой общины, ведь все понимали — что выжить в этом мире можно лишь сообща. Кто прикроет твою спину, если нападут гоблины? Кто отправится вместе с тобой искать пропавшего ребенка? Крестьяне привыкли брать ответственность за свою жизнь даже в большей степени, чем наемники. Напротив, наемниками зачастую были те, кто бежали от ответственности перед своей общиной, перед своей семьей.
Эти же «крестьяне»… Совершенно не походили на своих собратьев по рабочему классу. Слишком привыкли вредить общине, ради крошечного кусочка себе. Они готовы были не просто попытаться зарезать чужую курицу ради мяса, они были готовы умереть в этой попытке и сами. Ведь жить им было настолько противно, что они сознательно топили свою жизнь в алкоголе.
Они не видели ценности в своей жизни, и тем более не видели ее в чужой. Взаимопомощь? Пустой звук. Лен был уверен, если на деревню нападут гоблины, каждый спрячется в своем бараке, а не попытается совместно дать отпор.
Таким людям невозможно дать свободу, они не понимают, что это. Напротив, дать ее им насильно — обернется катастрофой. Слишком уж они привыкли паразитировать, оставь им запас на посевную, они перегонят его на брагу и умрут с голода. Привыкли, что лорд позаботится о них и не даст им умереть. Оставить все как есть, лишь сменив руководство… И они начнут подтачивать и его.
Но почему так происходило?
У этих людей не было ничего. Они получали еду, что валилась на них практически просто так, потому что надсмотрщик провернул мошенническую схему. Все, что им было нужно — это не поднимать голову и молчать. Им не платили деньги, поэтому они не могли накопить и что-то поменять в своей жизни. Единственная их валюта — это алкоголь. Единственная радость — бессмысленная гордость за успехи Герцогства, ведь своих успехов у них не было. Бессмысленная ненависть ко всем вокруг, ведь на самом деле теми, кого они в глубине души ненавидели — были они сами.
Он нашел ответ на вопрос, что мучил его почти с первого дня — «как заставить их бороться»? Ведь у них нечего отнять, им не за что было бороться. Ответ оказался прост. Надо сделать жизнь людей лучше. Только так, когда у них появится то, что можно отнять — они начнут за это бороться. Нет ни малейшего смысла рассказывать им, что работник может жить в тепле и сытости. Им надо это показать.
Пусть даже первый шаг — это все лишь приличное пойло, что не пахнет клопами.
Месяц пролетел незаметно. Деревню засыпало снегом. Каждый день Лен старался провести на благо общины, залатал щели в бараке, срубил неопрятные стебли травы, что выглядывали из-под снега. Прочищал тропинки и дорожки, чтобы по ним можно было легко пройти. Разумеется, он не делал это просто так. Его цель была не обслуживать погрязших в лености людей, а заразить их своим примером. Показать, что может быть лучше. Грубым словом, матом, упреками, угрозами, спорами, пари и добрым словом — постепенно он добился того, что все больше людей выходили с ним заниматься полезными делами.
Вскоре каждую субботу он выводил на морозные улицы почти половину деревни. Конечно, не всем это пришлось по вкусу, но видя улучшения вокруг, эти люди могли лишь ворчать и напиваться.
Качественный спирт позволил Димитрию разжиться новыми вещами для деревни, выменивая их через патрули или изредка проходившие караваны торговцев. Постепенно люди даже заговорили о том, не стоит ли им приобрести наковальню. Конечно, это были лишь мечты, для этого требовались бы целые бочки алкоголя, но… раньше у них не было даже фантазий об этом.
Надсмотрщик не мешал этой идиллии, хотя требовал все большую и большую долю за то, что закрывает на это глаза. Лен видел зреющее недовольство людей, когда те отдавали борову свой алкоголь, полученный с таким большим трудом. Видел и потирал руки.
Все шло по его плану.
По крайней мере, пока из города не прибыла весть.
Герцог назначил нового лорда, взамен погибшего. Сезон раздолья для надсмотрщиков закончился.
Как только Барон Манус закончит обживаться в замке — он посетит с инспекцией каждую из своих деревень.