Весы змея

Глава вторая

Повсюду вокруг Мендельна шептались голоса. Ужасная правда об этом месте была ему известна лучше всех, ведь он мог слышать слова самих жертв.

«Так много, — подумал он. — Так много сделано неправильно. Баланс немало нарушен из-за одного только этого места».

Брат Ульдиссиана не понимал, что именно значит «Баланс», но знал, что ужасные события, происходившие во внутренних тайниках храма на протяжении последних лет, несомненно, поколебали «его». Это обеспокоило его даже больше, чем все нынешние смерти, хотя их накопительный эффект тоже был не к добру.

Да ещё была эта Лилит… Или Лилия, как он, Серентия, и, хуже всего, Ульдиссиан знали её.

Серентия металась взад и вперёд, как нетерпеливая кошка, её взор вперился в двери, так надёжно «запертые» его братом. Остальные последователи Ульдиссиана охотно распределились по залам, разбивая на ходу ловушечные механизмы, несмотря на то, что огни, пожравшие другие участки здания, в конечном счёте должны были добраться и досюда. Мендельн, зная, что победа на самом деле ещё не у них в руках, уделял пристальное внимание голосам, даже тем, что принадлежали мертвым жрецам и надзирателям мира. Морлу слышно не было, конечно же, ибо они были давно мёртвыми существами, и потому от них исходила только пустота. Он прислушивался очень внимательно, фокусируясь на том, что казалось более важным.

«Какими простаками мы были, — раздумывал Мендельн почти мечтательно. — Фермеры и братья в маленькой деревушке, рождённые всю жизнь ворочать землю и выращивать хлеб насущный». Это Лилит была виной всему происходящему — Лилит, которая выбрала Ульдиссиана в качестве своей пешки в какой-то неописуемой битве между демонами и ангелами по поводу жалкого куска камня, названного ими Санктуарием.

И это был мир, в котором жил Мендельн.

Он никогда и не думал, что он или его брат могут стать лидерами человечества, но именно Ульдиссиан был вытолкнут на эту совершенно неожиданную для него стезю. Судьба всего, по всей видимости, зависела от того, что он выберет. Мендельн мог только попытаться оказать хоть какую-то сомнительную поддержку, на какую у него хватало сил.

Его размышления были прерваны острым предчувствием беды. Голоса оборвались, все, за исключением одного, который им не принадлежал. Он был сильнее, он был живым, и сумел успокоить Мендельна, поскольку этот голос вёл его через его собственное таинственное перевоплощение.

«Опасайся ладоней Трёх, — сказал он. — Они хватают всё, а затем раздавливают в своей всепоглощающей хватке…»

Мендельн наморщил брови, услыхав такое таинственное замечание. Что полезного можно было…

— Серентия! — закричал он с большей живостью, чем можно было услышать от него за последние дни. — Слушайте все! Отойдите от статуй…

Но для некоторых его предупреждение пришло запоздало. Словно состоящие из плоти и крови, огромные статуи наклонились вперёд. Тяжёлый молот Балы опустился на двух тораджанцев, раздавливая их. Диалон сбил несчастного партанца краем одной из табличек.

Мефис… Мефис схватил женщину и сильно сдавил. От чудовищных результатов этого деяния Мендельну стало плохо.

Со звуком скобления камня, который эхо разносило по огромной зале вместе со стонами умирающих, статуи опустились на захватчиков. Недавно уверенный в своих силах отряд теперь отступил назад к дверям, через которые они вошли, но эти двери тоже оказались заперты… И на этот раз не Ульдиссианом.

«Лилит… — выдохнул он в тот самый миг, как массивный Диалон повернул к нему свой каменный взгляд. Колосс поднял молот. — Очень даже похоже на Лилит…»

Он бежал через пустой зал для поклонений, навострив зрение и другие органы чувств. Гермафродитные изваяния Диалона взирали сверху на Ульдиссиана, который думал, что должные выражать благожелательность изображения казались более издевательскими, чем что бы то ни было.

«Что ты за великий демон, Диалон? — мрачно гадал он. — Каково твоё истинное имя?»

Во внешних залах факелы, вставленные в углубления в стенах, отлично всё освещали. Но здесь лишь несколько круглых масляных ламп, свисавших со сводчатого потолка, служили источником света, и потому было довольно темно. Более того, дальше путь казался ещё темнее и кончался полнейшей чернотой в каких-нибудь десяти ярдах впереди.

Но Ульдиссиан всё шёл вперёд. Он прошёл под огромными статуями и оказался в проходе, который, как он знал, должен был привести его к ней.

Как она того и желала.

Вид красивой аристократки, впервые представший его восхищённому взору (кажется, так давно это было), всё ещё не отпускал его, несмотря даже на последующее обнаружение жуткой правды и предательство. Густые, длинные, светлые волосы, зачастую искусно завязанные сзади, как то подобает благородной деве, сверкающие изумрудные глаза, тонкие, совершенные губы — они никогда не оставят его воображения.

Но вместе с ними также остались и кошмарные воспоминания о нечеловеческой соблазнительнице, существе с чешуйчатой кожей, жуткими перьями вместо волос и хвостом, как у рептилии, которую она напоминала.

«Лилия… — пробормотал он, вкладывая в слово одновременно проклятье и сильное желание. — Будь ты проклята, Лилия».

Что-то пробежало у него по ноге. В испуге скорее от того, что не почувствовал его, чем от самого бегуна, Ульдиссиан скосил глаза. Это был всего лишь паук, хотя и приличных размеров. Неудивительно было встретить такое существо в подобном месте. Ульдиссиан тут же забыл о нём — его заботы были устремлены на паразита куда как более крупного и смертоносного.

Последняя ненадёжная масляная лампа осталась позади. Темнота взяла верх. Он понял, что всё это было постановочным преставлением для него. Он пришёл охотиться на то, что считал злом, вот они и создавали соответствующее тому настроение. Это было в некотором смысле игрой для них, и осознание этого ещё больше разъярило человека. Их нисколько не волновали потерянные жизни, даже тех, кто добровольно служил им.

Что-то оказалось у него на лице. Он хлопнул по нему, затем почувствовал, что маленькое создание взбирается по тыльной стороне ладони. Ульдиссиан смахнул его, зная, что это второй паук.

Решив, что без этого хода в игре он может обойтись, Ульдиссиан призвал свет.

В первый раз, когда ему удался этот трюк, он был обязан этим, как позднее стало ясно, присутствию Лилит. Теперь же это было так же естественно, как дышать. Но бледное белое свечение, которое он призвал, было далеко не столь сильным, каким должно было быть. Шар едва освещал каменный коридор на два ярда вперёд. Он мог чувствовать гораздо дальше, но природный инстинкт заставлял его хотеть также и видеть.

Интенсивность свечения сферы можно было усилить, сильнее сконцентрировавшись, но тогда Ульдиссиану пришлось бы больше отвлечься от окружения. Это было не похоже на битву с Люционом, где достижения Ульдиссиана были вызваны не только природным умением, но и его гневом. Ему требовалось двигаться с величайшей осторожностью, ибо коварство Люциона было ничтожно по сравнению с коварством его дьявольской сестры.

Коридор протянулся дальше, чем должен был, по крайней мере, в соответствии с его ощущениями. Иллюзия это или нет, Ульдиссиан выяснит довольно скоро. Лилит не заставит его долго ждать.

Он резко закричал, когда его словно вилкой что-то кольнуло в затылок. Его молотящие руки сбросили мохнатое тело с множеством ног.

Арахнид поспешил прочь с освещенного места. Потирая пылающий участок кожи, Ульдиссиан заметил, что путь позади него тоже погрузился во тьму. Свет был полностью удалён из залы.

Рана начала пульсировать. Ульдиссиан бранил себя за то, что позволил чему-то столь обычному, как паук, проникнуть сквозь защиту, через которую не удалось пройти морлу и, до сих пор, Лилит.

Ведь… Не удалось же ей?

Сосредотачивая свою волю на ране, Ульдиссиан быстро вытеснил то, что существо оставило в нём, а затем полностью залечил место. Этим приёмом он был обязан жрецу Малику, который на глазах у Ульдиссиана извлёк стрелу Ахилия из спины, перед тем как заняться самой раной.

Но как только сын Диомеда закончил, вокруг него собралась целая толпа многочленистых существ с острыми клыками и когтями. Выросши на ферме, он привык к разнообразным насекомым и паукам, но только не к таким. Они двигались с подлой целью, атакуя так быстро, как только могли, как можно большее число мест. Они прокусывали одежды и даже сапоги, в то время как их собратья заползали по ним, чтобы найти себе свободную плоть для атаки.

Поначалу его реакция была самой что ни на есть человеческой. Он ругнулся и попытался смахнуть их как можно скорее. Пауки делали его попытки смехотворными, забираясь даже по ладоням, которыми он пытался смести их. В один миг Ульдиссиан оказался облеплен всем скопом.

Затем к нему вернулся рассудок. Делая глубокий вдох — и в то же время стараясь не проглотить любого из наименьших паразитов, — Ульдиссиан сосредоточился на плавающей сфере.

Теперь — наконец-то — огненный шар воспылал ярко… На самом деле, в тысячи раз ярче, чем прежде. В то же время тепло окутало Ульдиссиана и его непрошеных питомцев.

Тем не менее, если человека тепло только согревало, пауков оно жгло.

Они засуетились под неуёмным жаром. Резкие крики — в чём-то слишком похожие на человеческие — атаковали уши Ульдиссиана. Десятками, а затем и сотнями маленькие жжёные трупы падали на каменный пол.

Вспотев скорее от усилия, чем от тепла, он наконец уменьшил ярость сферы до более сносного уровня. Вокруг него поднялась вонь, какой воняет скорее падаль, чем пепелище. Ульдиссиан пнул одну кучку паразитов, которая разлетелась пеплом.

Но когда он хотел поставить свою ногу обратно на пол, она не нашла опоры. Нога провалилась в камень, словно в воду.

Ульдиссиан внезапно ощутил непосредственное присутствие одного из демонов, но это знание пришло слишком поздно. Что-то схватило его погружённую ногу, пытаясь полностью затянуть его под пол. Густой, медленный, злобный смех разнёсся по коридору.

Что-то нарисовалось прямо на краю области освещения сферы. Ульдиссиану оно показалось неестественной, нечеловеческой головой, сделанной из самого камня. Расщелина-пасть разомкнулась и растянулась в топорную, чудовищную ухмылку.

— Х-о-о-ч-у… — сказало оно голодно и снова усмехнулось.

То, что держало ногу Ульдиссиана, потянуло его к ещё больше растянувшейся пасти. Две другие, меньшие расщелины открылись позади рта, служа своего рода глазами.

— Г-о-о-о-о-о-л-л-л-о-д-е-е-е-н… — радостно прогромыхал демон. — Х-о-о-о-ч-у…

Оправившись от ошеломления, Ульдиссиан стиснул зубы и подался вперёд. Демон снова усмехнулся, наверное, думая, что жертва решила кончить всё быстро. Так оно и было, конечно же… Но не в том смысле, в каком жаждало существо.

Он обрушил кулаки на водянистый камень. Сила нефалемов дала ему возможность послать ударную волну, которая прошла по его страшному противнику примерно так же, как пауки прошли по нему. Ульдиссиан понятия не имел, сработает ли то, что он намерен сделать; он знал только, что концентрация воли и решительное движение к цели спасли его не единожды.

Демон издал рёв гнева и боли, когда волна чистой силы перестала струиться сквозь него. Рот скривился в зловещей гримасе, глаза воспылали.

— Гулаг убивать! — без нужды пророкотало оно.

Стены устремились на Ульдиссиана, который только теперь понял, что всё вокруг него стало частью чудовищного демона.

Он застонал от боли, когда камень обрушился на него. Придавленный и чувствующий, что его кости как будто уже сломаны, Ульдиссиан почти покорился своему уничтожению. Тем не менее, снова её образ возник в его мозгу, красивой, но также и чудовищной… И высмеивающей что есть мочи его поражение.

Напрягая каждый мускул, он стал сопротивляться давящей силе, надавил в ответ… И в конце концов победил. Стены разошлись на достаточное расстояние, чтобы установить в нужное положение руки, после чего Ульдиссиан стал разводить их изо всех сил.

Гулаг издал звук, в котором Ульдиссиан мог только предполагать смятение. Сомнительно было, чтобы кто-либо когда-либо освобождался от захвата этого чудовища.

Пользуясь удачным поворотом фортуны, сын Диомеда склонился и схватил жидкий камень обеими руками. Он должен был просочиться сквозь его пальцы, но сила нефалемов снова одержала верх над силой Гулага. Для Ульдиссиана демон ощущался скользким змеем без костей. Он сплетался в его захвате, но не мог выскользнуть.

— Гулаг всё ещё голодный? — с издёвкой спросил он.

Хотя, по всей видимости, и сбитое с толку, существо было либо по-прежнему уверено в своих силах, либо слишком тупоумно, чтобы осознать, что имеет дело не с простым человеком. Ульдиссиан надеялся на второе, но не мог отмести первое, что означало, что, чем скорее это закончится, тем лучше.

Титаническим усилием он подтащил Гулага ближе. Когда демон приналёг на Ульдиссиана, тот снова почувствовал, как что-то хватает снизу, причём не одну ногу, но и вторую.

Когда это произошло, Гулаг издал очередной чудовищный рёв. Стены и остаток близлежащего пола поднялись и повалились на Ульдиссиана в очевидной спешке утихомирить сопротивляющуюся жертву. Ульдиссиан инстинктивно задержал дыхание, а затем взглянул на часть Гулага, которую держал в своих руках. На ощупь это напоминало кожу или пергамент… Это помогло ему решить, что делать дальше.

Как он делал это раньше, Ульдиссиан развёл руки как можно шире, только на этот раз удерживая в захвате зловещее существо.

Словно пергамент, которым он решил представить её, субстанция демона разошлась с противным рвущимся звуком. Гулаг испустил крик, напоминающий рёв горной реки. Стены и пол безостановочно ходили ходуном, в конце концов заставив Ульдиссиана ослабить хватку и уронив его.

Но на большее демон не был способен. Атака Ульдиссиана прикончила его. Разрыв продолжал разрастаться, быстро проходя по всей длине Гулага и даже не теряя импульса, когда достиг глубокой пасти и зловещих глазниц.

Гулаг был буквально разорван надвое. Половинки дрожали, словно желе. От обеих послышался стон…

Ещё один, последний рокот… И демон растаял.

Его тело потеряло всякую твёрдость. Гулаг полностью сжидился, разливаясь по полу. Бледная муть покрыла стены и потолок, но в остальном они вновь были нормальными.

Под ногами Ульдиссиана пол снова стал твёрдым, хотя и липким. Запах, похожий на запах гнилого мусора, ударил в нос.

Кое-что ещё привлекло его внимание. Дальше по коридору, который прежде казался бесконечным, теперь совсем недалеко маячила бронзовая дверь.

Осторожно ступая по густой слизи, которая только что была демоном, Ульдиссиан подошёл к двери. Он ждал очередной угрозы, но ничто не напало на него. Вырезанный на поверхности двери образ благородного Диалона взирал на Ульдиссиана.

Ульдиссиан нахмурился. Другой образ, почти до невидимости не различимый, казалось, кроется под благочинным духом. Он сощурил глаза…

С громким выдохом Ульдиссиан отвёл взгляд в сторону. Хотя он только что смотрел прямо на него, он не мог вспомнить ни одной конкретной детали жуткого видения — только то, что оно напугало его, как ничто другое. Ему показалось, он припоминает мимолётное видение скрученных рогов и зубов, острых, как кинжалы…

Тряся головой, Ульдиссиан отогнал тревожащее воспоминание. Он не решался больше думать о зловещем видении. Каким-то образом, каким бы мимолётным оно ни было, оно тянуло из глубины его души некое детское ощущение ужаса. Каждый кошмар, который когда-либо преследовал Ульдиссиана, когда он был маленьким мальчиком, по крайне мере, на какой-то миг, вернулся во всей свежести.

Снова беря себя в руки, Ульдиссиан протянул руку к двери. Он был не настолько глуп, чтобы трогать её. Даже если Лилит ничего с ней и не сделала, старшие жрецы наверняка накинули на неё какое-нибудь ужасное заклинание.

Словно приведённая в движение сердитым привидением, дверь широко распахнулась. Ульдиссиан прошёл в неё.

Зала была огромной — больше, может быть даже, чем большой зал. Бо́льшая часть её была укрыта тенью, освещение помимо его сферы давали только факелы, установленные так, чтобы лучше показать мраморное возвышение, на котором стояла каменная платформа чуть больше длины человека и слегка наклонённая вправо.

И на этой платформе — на этом алтаре — к великому ужасу лежало то, что когда-то было человеком, но затем лишилось кожи и внутренних органов.

Ульдиссиан не попытался сдержать отвращение. Хотя наглядное доказательство человеческих жертвоприношений не удивило его, свежесть его свершения потрясла его до глубины души. В этот самый день, даже тогда, когда он и его последователи ворвались в храм, душа была заколота с целью задобрить демона.

Затем он заметил лёгкое движение в дальнем верхнем углу над платформой, движение чего-то, что скрывалось от немедленного обнаружения им. Судя по тому малому, что Ульдиссиан разглядел, это было существо, напоминающие огромного мохнатого паука… Но ещё… Ещё почему-то и человека. Второй демон? Ульдиссиан вспомнил о куче пауков и начал подозревать, что источник кроется здесь. Если так, то это гораздо более осторожный и хитроумный зверь, чем Гулаг.

Он начал двигаться по направлению к нему… А потом увидел, что другие фигуры движутся к нему из тёмных уголков задней части залы. Интересно, когда начнёт действовать старший жрец? Судя по тому, что Ульдиссиан успел усвоить о внутренней работе Триединого, во всех меньших храмах над тремя орденами наблюдал один священник от Мефиса, Диалона либо от Балы. Ему подчинялись три меньших жреца, каждый из которых служил своей вере. Только в главном храме возле Кеджана можно было найти трёх высших жрецов — теперь двоих, ведь Малик недавно умер, — которые правили всей сектой во имя Примаса.

Крупная плешивая фигура в серых и кроваво-красных мантиях почти с безразличием указала на Ульдиссиана. В тот же миг дюжина прислужников, чьи одежды представляли все три ордена, подняли свои руки ладонями вверх и начали читать заклинание.

Ульдиссиан почувствовал, что его окутывает невероятный холод, но достаточно было пожелать, чтобы он исчез, и проблемы быстро не стало. Жрецы сбились в чтении, только их предводителя, судя по всему, не встревожила неудача. Он презрительно поглядел на ближайшую пару, которая нервно стала продолжать чтение заклинания, подхваченное вскоре их собратьями.

— Умолкните, — нетерпеливо пробормотал Ульдиссиан.

Чтение прекратилось, хотя жрецы и продолжали ещё несколько секунд открывать и закрывать свои рты, не сразу сообразив, что потеряли голос.

Короткое удивлённое хмыканье вырвалось у старшего жреца. Он достал из-под своей мантии маленький синеватый камень. По-видимому, это было сигнал его подопечным сделать то же самое.

В последний раз такими камешками орудовал Малик, и в тот раз выяснилось, что эти самоцветы являются определённым методом призыва демонов, подчинённых воле призывателя. Во время той битвы Лилит тайным образом вмешалась, немедленно устранив самого смертоносного демона и присовокупив свои силы к его, чтобы помочь сражаться с остальными, в то время как он думал, что действует сам. Хотя Ульдиссиан теперь больше доверял собственным силам, он не видел смысла в том, чтобы дожидаться угрозы, если можно было довольно быстро её убрать.

Он сжал кулак.

Один из младших жрецов закричал: самоцвет, который он держал, ярко вспыхнул. Надо отдать им должное, остальные отреагировали мгновенно, выпустив камни из рук. Даже тогда остальные пострадали от некоторых ожогов, но это было ничто по сравнению с ужасной участью первого. Он упал на колени, рыдая и сжимая обуглившуюся культяпку, которая была его рукой.

Старший жрец фыркнул — снова странная реакция. Он нисколько не был впечатлён и отбросил свой самоцвет даже прежде, чем Ульдиссиан покончил с первым.

Хмурясь, Ульдиссиан посмотрел на него… Посмотрел на то, что находилось за пределами зрения смертных.

И тогда он узнал…

Старший жрец, по-видимому, тоже это понял. «Думаю, они больше не понадобятся, — объявил плешивый человек. Он посмотрел на своих лакеев. — Можете умереть».

Они посмотрели на него, совершенно сбитые с толку. Ульдиссиан испытывал к ним некоторое сочувствие… Но не большое. Они добровольно отдавали кровь и души живых своим тёмным хозяевам.

Жрецы повалились, как один. Они не закричали, у них даже не было времени на очередной вздох. На их телах не было отметин за исключением полученных ожогов.

Почему-то Ульдиссиан тут же оглядел тени, где скрывался демон-паук. Инстинктивно он знал, что тени теперь пустуют, их тревожащий обитатель, судя по всему, сбежал куда-то во время противостояния фигурам в мантиях.

— Дорогой Астрога — самый послушный, — сказал старший жрец на удивление женственным голосом. — Когда Примас приказывает ему немедленно уйти, он делает это без вопросов.

— А он понимает, что его Примас — больше не Люцион, а сестра Люциона? — Ульдиссиан посмотрел в глаза противнику. — Так ведь, Лилит?

Она посмотрела на него с вожделением, что было бы очень соблазнительно, не будь у неё тела потного, тучного мужчины.

— Страх многих делает незрячими, как и любовь, любовь моя…

— Никакой любви между нами нет, Лилит. Только ложь и ненависть.

Жрец надул губы.

— О, мой дорогой Ульдиссиан, это из-за бедного платья на мне? Это можно поправить. Мы одни, и глупец своё дело сделал…

Бурное зелёное пламя встало вокруг тучной фигуры. Ульдиссиан заслонился рукой от яркого света, сопровождающего это неестественное горение. Когда его глаза привыкли, он увидел, что одежды и волосы жреца быстро сворачиваются и превращаются в пепел. Изобилующая плоть мужчины почернела и запеклась. Пылающие куски отпадали от него на пол, выявляя сухожилия, мускулы и кости.

Лицо выгорело, на его месте был бутафорский череп, ещё некоторое время удерживающий глазные яблоки. Тем не менее, они съёжились в глазницах сразу, как только ужасная фигура сделала шаг по направлению к человеку.

— В конце концов, для тебя я хочу выглядеть как можно лучше, — проворковал горящий скелет. К этому времени пламя пожрало уже всё кроме костей, и даже те быстро исчезали. При этом Ульдиссиан заметил, что под растрескавшейся костью мелькает изумрудная ткань и бледная кожа. Ноги надломились, из них распустилась изящная юбка, под которой всё лучше видны были женские ноги. Грудная клетка прорвалась, на её месте оказался лиф знакомого изящного платья, который также открывал очень женственные формы.

Из задней части тёмного черепа вырвались густые золотистые волосы и ниспали вниз. Последним исчезло выжженное лицо несчастного жреца. Отпала нижняя челюсть, затем остальное.

С вытянутыми руками она стояла перед ним во всём своём великолепии. Несмотря на все заявления Ульдиссиан почувствовал, что у него ёкнуло в груди. Ненароком с его губ сорвалось имя, под которым он лучше знал эту чудесную фигуру: «Лилия».

Она улыбнулась ему так, как, вспомнил он, улыбалась она ему тогда, когда они впервые встретились.

— Дорогой, милый Ульдиссиан! — красивая женщина ещё дальше протянула свои тонкие, идеальные руки. — Приди, возьми меня в свои сильные руки…

Его тело двинулось вперёд ещё до того, как реальность накрыла всей своей тяжестью. Сын Диомеда ругнулся, и его ругательство поразило собеседницу.

— Какое красочное построение фразы! Тебе стоит развить эту черту, дорогой Ульдиссиан! Она добавляет мужественности!

Он сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели.

— Довольно насмешек, Лилит! Довольно загадок! Это лицо такое же не твоё, как и лицо жреца или Примаса! Ты стоишь передо мной, так стой же от своего имени, демон!

Она захихикала:

— Как тебе больше нравится, любовь моя!

В отличие от театрального разбора тела жреца, переход от «Лилии» к настоящей Лилит был почти мгновенным. Алая аура мигом охватила аристократическую красавицу — и в следующий миг сама демон стояла на её месте.

Лицо было достаточно похожим, чтобы никто не мог сомневаться, что женщины были одним и тем же, но это было единственной параллелью. Лилит была выше — по сути, ростом с Ульдиссиана — и перемещалась на раздающихся вширь копытах вместо ступней. Тело её было тёмно-зелёным и покрытым отвратительной чешуёй, а густые золотистые волосы уступили место колючим перьям. Эти перья проходили вплоть до хвоста, как у рептилии, — отростка, завершающегося страшными шипами.

Её пальцы, коих было по четыре, а не пять, заканчивались скрюченными когтями. Она маняще водила ладонями вдоль тела, напоминая ему о том, что у неё всё ещё имеются формы, так привлекающие смертных. Уж что-что, а они были более пышными и, что хуже для Ульдиссиана, неприкрытыми. Даже ненавидя её так, как он, он не мог не рассматривать её тело. Такова была её сила.

Одна ладонь в конце концов побудила обратить взор на лицо. Да, она всё ещё была похожа на Лилию, но только в целом. У Лилии не было острых зубов, созданных, чтобы рвать, или ярко-красных глаз, лишённых зрачков…

— Мне не хватало твоего прикосновения, мой дорогой, — прошептала Лилит, её раздвоенный язык скользил между губ. — И я знаю, что тебе не хватало меня…

Ульдиссиан знал, что она пытается лишить его защиты, и, к несчастью, она уже была близка к успеху. Он не предполагал, как сильно скажется на нём столкновение с ней. Лилит же, очевидно, знала всё слишком хорошо.

Потом Ульдиссиан подумал обо всех смертях, вызванных её безумными амбициями, и большая часть желания спала. Для демона утраченные жизни мало значили. Её совсем не волновал отец Серентии, или мастер Этон и его сын Седрик, или Барта, или любой из десятков партанцев и тораджанцев, которые уже были убиты. Конечно же, Лилия не испытывала ни капли сожаления даже из-за жрецов, которых она убила, включая проповедников, с кровавой расправы над которыми всё началось.

Более всего, её совсем не заботил её брат, истинный Примас. Очевидно, его уничтожение было допущено единственно для того, чтобы она смогла заполучить силовую базу, которую он создал в Триедином. Но недолго ей осталось наслаждаться этим призом, если только он закончит начатое.

— Этот храм пал, Лилит, — объявил Ульдиссиан. — Что не разрушили те, кто со мной, пожрут огни, которые отпустили на свободу твои марионетки. Та же судьба ждёт следующий и следующий за ним… Пока не останется один великий храм возле Кеджана. Тогда… Его ждёт та же участь. Недолго тебе осталось быть Примасом.

— Вот как, мой дорогой Ульдиссиан? — её хвост слегка шаркнул по полу, отшвырнув в сторону разнородные куски старшего жреца. Лилит подалась вперёд, выставив на обозрение своё щедрое богатство. — Как чудесно… Ведь это то, что мне нужно!

Это заявление озадачило Ульдиссиана. Он поздно спохватился, что у него открыт рот. Краснея, он закрыл его, а затем попытался собраться с мыслями. И снова Лилит несколькими словами удалось доказать своё превосходство над ним.

— Да, — сказала суккуб, широко улыбаясь. Её нечеловеческие глаза сверкали удовольствием от его смятения. — Я хочу, чтобы ты свергнул Триединое! Я хочу, чтобы ты положил конец храму…

— Но… — наконец умудрился выдавить Ульдиссиан, — в этом вообще нет никакого смысла. Теперь, когда ты управляешь Триединым…

— Ох, любовь моя, смысл самый превосходный! Самый превосходный! Верный признак моей любви к тебе, что я говорю тебе это, ведь об этом не знают даже слуги моего неоплаканного брата! Да, мой маленький нефалем… Ты уничтожишь храм для меня… И Собор Света тоже…

Но если Лилит и хочет что-то от него, в отчаянии думал Ульдиссиан, сказать ему это — значит наверняка заставить его делать противоположное…

Она либо прочитала эту мысль, — что не было невозможно для неё, — либо просто лучше понимала его собственный разум.

— О, но мой дорогой Ульдиссиан! У тебя не будет никакого выбора по этому вопросу! Видишь ли, если ты не приложишь все силы, чтобы расшевелить и разбудить силы нефалемов в себе — а ещё дремлющие силы в тех глупцах, что идут за тобой, — я заставлю Триединое совершенно размазать тебя! Ты думаешь, это всё, что собрал для себя мой бедный брат? Есть гораздо больше! Мой брат был очень умён, его единственной ошибкой было то, что он недооценил меня…

Внезапно Лилит оказалась лицом к лицу с Ульдиссианом. Как она так приблизилась без его ведома, он не мог сказать.

— …так же, как и ты всегда делал, бедный дорогуша!

Прежде чем Ульдиссиан смог остановить её, демон громко поцеловала его. Она уже делала это прежде, так что ему следовало быть к этому готовым. С раздражением на себя не меньшим, чем ненависть к ней, Ульдиссиан схватил Лилит, но демон ускользнула из его захвата.

— Я не буду делать так, как ты спланировала, чтоб тебя! — взревел он. — Надоело мне быть твоей марионеткой! Я не создам войско нефалемов, готовое перейти в твоё распоряжение!

Вот чего она действительно хотела, он слишком хорошо это знал. Она была среди тех, кто создал Санктуарий, но за свои смертоносные методы, — включая убийство большинства своих товарищей, — она была изгнана её любовником… Ангелом, если Лилит можно хоть в чём-нибудь доверять. Те убийства развернулись вокруг детей — первых нефалемов, — рождённых путём союза мятежных демонов и ангелов. Ульдиссиан мог бы отдать ей должное за желание спасти их, но теперь становилось ясно, что все их потомки имели для неё значение пушечного мяса или солдат, которых можно использовать в безумной кампании возмездия.

— Не создашь? — дразнила она. — Не создашь, мой дорогой? — демонесса подалась назад. — Так почему же ты до сих пор не напал на меня?

Снова Лилит поймала его… Но в последний раз, поклялся Ульдиссиан. Он протянул к ней руки…

Воздух вокруг демонессы начал колыхаться… Но Лилит там уже не было. Ульдиссиан почувствовал, что она материализовалась за ним.

— Делаешь успехи, мой дорогой Ульдиссиан… Делаешь успехи.

Он не повернул к ней лица, просто сконцентрировался на том, где она была.

Но… Опять было слишком поздно.

Теперь голос Лилит разносился по зале, хотя самой её нигде не было видно:

— Тем не менее, думаю, тебе всё ещё нужно больше практиковаться! В конце концов, ты должен показать свой высший класс, когда столкнёшься с силой Триединого… Не говоря уже о милом предателе Инарии.

Напрягая все силы, Ульдиссиан не мог ощутить Лилит нигде, и это дало ему понять, как недостаточна была его сила. Он ожидал, что сможет куда как лучше перенести встречу с ней, но, как и раньше, морально и физически она наголову обошла его.

— Приди и встань рядом, Лилит! — закричал Ульдиссиан, поворачиваясь кругом. Она виделась ему в каждом тёмном углу, но там не было ничего, абсолютно ничего за исключением её голоса, простирающегося издалека.

— Всему своё время, любовь моя. Сначала попрактикуйся как следует. Можешь, к слову, начинать прямо сейчас — глядишь, и спасёшь кого-то из своих друзей! Их уже так мало осталось…

Её голос стих. Обуреваемый яростью, он сначала не придал значения её последним словам. Потом… Потом Ульдиссиан почувствовал ужасную угрозу, которую, предположил он, коварные навыки Лилит укрывали от его «хвалёного» восприятия.

Вместо того чтобы удержать Мендельна, Серентию и остальных в безопасности, он оставил их прямо там, где хотела демонесса.