Весы змея

Глава восемнадцатая

Они не нашли его. Даже объединив усилия, Ульдиссиан и Серентия не напали на след Ахилия. Отказываясь сдаваться, Ульдиссиан продержал своих последователей на одном месте два лишних дня. Тем не менее, к концу этого периода даже Серентия считала неразумным дальше откладывать выступление.

— Мы должны двигаться дальше. Ахилий либо не рядом, либо не хочет, чтобы я нашла его… Во всяком случае, сейчас, — угрюмо сказала она. — Мне думается, что дело во втором, и в конечном счёте он вернётся ко мне.

— Он не может держаться на расстоянии от тебя. Я знаю Ахилия даже дольше, чем тебя, Серентия. Вот увидишь.

Его подруга кивнула, не в первый раз глядя на джунгли.

— Неужели он и вправду думает, что я буду в таком ужасе от него?

— Я говорил тебе, как он выглядит, — описание Ульдиссиана не было красочным, но он ничего не упустил. Однако, несмотря на это, сочувствие Серентии к лучнику только росло.

— Я и не сомневаюсь, что я, наверное, буду глазеть и охать, глядя на него, но ты же сказал, что это всё тот же наш Ахилий. Как я тогда могу не любить его?

На это у него не было ответа. Кроме того, она была права, что им нужно выдвигаться. Уж Лилит точно не просиживает праздно; каким бы ни был её новый план, не дело просто ждать, пока он обрушится на их головы.

Надо что-то предпринимать, если ещё не слишком поздно.

Сарон, хашири по имени Рашим и партанец Тимеон были теперь неофициальными командирами их разнообразного люда. Ульдиссиан не имел намерения так чётко разделять группы, но он также не хотел, чтобы одна группа становилась доминирующей над другой. Он надеялся, что если обращаться с партанцами, хашири и тораджанцами одинаково, они вскоре смешаются, и их уже можно будет называть никак иначе кроме как эдиремами.

Тимеон был двоюродным братом Йонаса, одного из первых обращённых Ульдиссиана. Йонас всегда оказывался среди партанцев, первыми вызывавшимися на различные задания, но он никогда не выказывал желания быть заместителем Ульдиссиана. При этом некогда покрытый шрамами мужчина помогал своему кузену организовывать оставшихся земляков… Теперь их группа была намного меньше остальных.

«Скоро этому придёт конец» — подумал Ульдиссиан, глядя на них прежде всего как на людей, с которыми вырос. Каждый раз, когда умирал партанец, какая-то часть прошлого Ульдиссиана исчезала. Он должен был закончить борьбу, прежде чем все люди Йонаса будут убиты… А также и хашири, и тораджанцы.

Ульдиссиан не тратил всё своё время на Ахилия. Он также объяснил вкратце причину своего исчезновения своим последователям. Естественно, он опустил такие невероятные детали, как Траг’Оула и Ратму, чувствуя, что сейчас не время пытаться рассказать о них.

На следующий день эдиремы выдвинулись с рассветом. Из-за треклятого отклонения Лилит от курса они потеряли три дня помимо тех, что они с Серентией потратили на поиски Ахилия. Ещё три дня было подарено демонессе для подготовки их гибели.

Джунгли казались необыкновенно тихими, когда они прокладывали через них свой путь. Вдалеке можно было услышать некоторых птиц, никуда не девались насекомые, но даже они были не такими назойливыми, как обычно. Ульдиссиан увидел в этом недобрый знак, но никому не рассказал об этом, даже Серентии. В то же время он приказывал эдиремам быть начеку, постоянно напоминая, что их противники трусливы и часто выпрыгивают из теней вместо того, чтобы сойтись лицом к лицу.

Когда они наконец добрались до реки — на полдня раньше, чем он изначально рассчитывал, — Ульдиссиан поблагодарил небо. Их путь теперь снова был чист. Хотя он и хотел, чтобы они ещё шли хотя бы час, он чувствовал, что уже слишком сильно измотал остальных. С неохотой Ульдиссиан объявил привал.

Единственное благо, какое принесла гнусная одержимость Серентии Лилит, состояло в том, что демонесса взяла у хашири карты местности вплоть до земель рядом с главным храмом и захватила их с собой. Карты были старыми, но достаточно точными, чтобы определить не только общее положение недругов Ульдиссиана, но и крупные поселения между ним и Триединым.

— Да, я знаю Калинаш, — ответил Рашим на его вопрос, когда он указал, где стоит город. Густоволосый хашири служил учеником торговца и не раз путешествовал туда. — Он чуть больше моего родного города, и храм там будет силён, как и возле Кеджана, — его палец продвинулся чуть на север. — Об Истани я знаю немного, разве что то, что он меньше Хашири и не такой богатый, несмотря на расположение.

Сарон подтвердил последнее:

— Триединое там не будет сильно. Если мастер хочет быстро добраться до главного храма, то неплохо бы выбрать дорогу, ведущую в этом направлении.

С одной стороны, Ульдиссиан был согласен с этим ходом мысли, но с другой, ему не хотелось оставлять поборников Триединого в Калинаше целыми и невредимыми, тем более если город окажется в тылу у эдиремов, когда придёт время напасть на главную цитадель. Однако отклониться к Калинашу означало бы потерять время и людей; и то и другое пошло бы только на пользу Лилит.

— Как скоро мы можем добраться до Калинаша?

— За четыре-пять дней, — по недолгом размышлении ответил Рашим.

— А до Истани?

— За четыре.

Путь был короче. Что ещё важнее, раз Триединое там не так значительно, Истани вряд ли сильно задержит их в плане сражения. Калинаш же может отнять несколько кровавых дней…

С некоторой неохотой Ульдиссиан принял решение:

— Очень хорошо. Стало быть, Истани. Но мы должны поспешить.

Остальные послушно кивнули и пошли. Ульдиссиан посмотрел на Серентию, ища подтверждения, что он поступил благоразумно.

— Я бы выбрала точно так же, — сказала она и нахмурилась. — Что ещё тебя тревожит?

— Две вещи… Вернее, два человека. Ахилий, как ты знаешь… И Мендельн.

— Ну конечно. Ульдиссиан, про Ахилия я тебе уже наговорила столько, что тебе должно становиться плохо от этих разговоров. Прости, что не думаю о твоём брате. Этот… Этот Ратма. Как думаешь, ему можно доверять?

Он хмыкнул.

— Не знаю. В той мере, в какой можно доверять отпрыскам Лилит… К коим, полагаю, отношусь и я, пусть и через много поколений.

— Тогда с Мендельном всё будет в порядке, — решила Серентия. — Его путь переплетается с твоим, но теперь, я думаю, ваши пути всё больше расходятся.

— Не это меня беспокоит, Серри, — он снова стал называть её по детскому имени — так было проще напоминать себе, что они были друзьями, а не любовниками. Ульдиссиан не испытывал желания плясать на могиле его друга, особенно теперь, когда он знал, что могила эта будет пуста. — Я просто хочу, чтобы Мендельн был в безопасности.

— Он думает так же про тебя.

— Но было бы неплохо услышать от него пару слов. Хоть пару слов.

Она улеглась возле огня, приготовившись ко сну:

— Я знаю. Знаю.

И по её тону Ульдиссиан понял, что она отчаянно жаждет услышать пару слов от Ахилия.

Мендельн и представить себе не мог, что вернётся в Парту. Это место должно было остаться далеко в прошлом. Он пытался стереть воспоминания об этом городе, ведь именно в Парте он почувствовал, что пришёл конец его жизни простого фермера, здесь начались все эти непоправимые изменения внутри него. После Парты дороги назад уже не было, даже в большей степени, чем после Серама, которого младший сын Диомеда так же был бы рад больше не видеть.

Траг’Оул и Ратма послали его сюда одного… Для какого-то последнего испытания, сказали они. Как обычно, их ответы на его вопросы были туманными. В итоге, после того как ему пообещали, что, если он выполнит задание, то сможет снова присоединиться к брату, Мендельн согласился возвратиться в город.

И только по прибытии он осознал, что Траг’Оул использовал слово «если».

Он стоял не в самом городе. Нет, Мендельн чувствовал, что находится за пределами городских стен. Очень близко от места, куда Партанцы выбрасывают мусор. Лёгкий запах гнили указывал, что он неподалёку.

Вокруг не было ни души. Те, кто ещё жил в городе, — который точно был больше, чем наполовину пустым, — вероятно, спали. Немногочисленные стражники вряд ли будут беспокоиться об этом месте — кого может интересовать собственный мусор?

Мендельна уж точно не интересовал. Он оказался здесь потому, что сожжение происходило здесь. По словам Ратмы, это лучшее место для призыва.

Брат Ульдиссиана не горел желанием читать заклинание, но его наставники подчеркнули, что это необходимо. У него было ощущение, что они что-то недоговаривают ему… Что отнюдь не удивительно. Их методы обучения, особенно метод сына Лилит, оставляли желать гораздо большего.

Столкновение с Инарием привело к нынешнему событию. В этом Мендельн был уверен. Приведя его обратно в мир дракона, Ратма попросил у небесного чудища беседы наедине. После обсуждения первым делом Мендельну сообщили, что он должен сделать это.

«Я должен был отказаться, — сказал он себе в сотый раз. — Я должен был потребовать, чтобы они отправили меня обратно к Ульдиссиану».

Но откуда-то Мендельн знал, что, даже если бы и потребовал, в конечном итоге всё равно оказался бы в Парте.

Из-под полы мантии он достал свой кинжал. Ратма сказал, что он приведёт его в точное место.

Как только он поднял его, кинжал засветился. Мендельн свернул, подмечая, с какой стороны кинжал горит ярче. Да, он хорошо помнил эти места, хорошо помнил жуткие события.

Здесь они с партанцами без лишних церемоний сожгли тела высшего жреца Малика и его морлу.

Мендельн всё ещё вспоминал человека с содроганием. Он боялся не Малика, но его зла. Как человек мог завести себя в такую тьму, было для него непостижимо. Сама мысль о Малике вызывала у Мендельна такую неприязнь, что ему хотелось развернуться и уйти.

Но Ратма настоял на том, что ему нужно сделать это.

Делая глубокий вздох, брат Ульдиссиана попытался призвать чувство спокойной уверенности, которое дракон вселил в него. Чтобы он мог лучше служить Балансу — и, следовательно, Санктуарию и человечеству, — Мендельн должен был научиться смотреть на вещи более бесстрастно. Чувство не было под запретом, ибо даже Ратма очевидно становился его жертвой, но чувство должно было оставаться под контролем, потому что силы, с которыми Мендельн имел дело, могли быть очень опасными.

Зная, что лучше подготовиться он уже не сможет, Мендельн встал на колени и начал вычерчивать линии, которые должны были усилить его ритуал. Он был основан на самых энергиях, опоясывающих не только его мир, но и всё за пределами Санктуария. Линии наполняли их элементом энергий, направляя их прямо в место призыва.

Закончив с этим, брат Ульдиссиана поднял кинжал над центром. Ему не нужно было добывать кровь для этого, хотя позднее она могла и понадобиться. Сейчас имели значение только слова, которые сами были частью энергий, соединяющих все вещи воедино.

Низким голосом Мендельн произносил одно слово силы за другим. С каждым произнесённым слогом он ощущал, как в место врываются силы. Внутри области линий начала собираться зловещая сущность.

Мендельн повторял всё, что ему было сказано говорить в такой ситуации, повторял снова и снова. Каждый раз он делал ударение на различных частях, тем самым усиливая каждый аспект призыва.

Что-то проплыло мимо его лица, легонько коснувшись правой щеки. Тонкий дымок плыл в направлении города. Мендельн продолжал, и новые дымки начали суетиться вокруг него, словно маленькие дети, старающиеся привлечь внимание.

Ратма предупредил его, что, пока он не научится лучшей фокусировке, другие будут приходить, ошибочно полагая, что он призывал их. Он ничего не мог поделать прямо сейчас, разве что игнорировать непрошеных духов; отогнать любого из них означало бы потерять концентрацию в самый важный момент.

Да, он ощущал, что тёмная сущность набирает силу. Она разрывалась между желанием не быть потревоженной и стремлением узнать, нельзя ли воспользоваться ситуацией для собственной выгоды.

Мендельн сильнее сжал кинжал, зная, что второе допустить нельзя. Дракон упомянул о возможных последствиях, если сущность выберется на свободу.

И вдруг… Над местом выросла чёрная форма, зловещая форма, быстро достигающая роста высокого человека. Всё ещё бормоча, Мендельн осторожно отступил назад. До тех пор, пока начертанные им узоры оставались целыми, дух не мог выбраться без его помощи.

Тень загустела, приняв смутный вид конкретного человека. Высокого, бледного и бородатого.

Высшего жреца ордена Мефиса — или Мефисто — Малика собственной персоной.

Ощутив мрачное удовлетворение, брат Ульдиссиана встретил тяжёлый немигающий взгляд духа. Малик узнал его — уж это стало ясно сразу. Мендельн ощущал сдерживаемую ярость за ничего не выражающей маской лица и увидел, как тень руки — нечеловеческой руки — на короткий миг показалось из-под дымчатой, полупрозрачной мантии.

Мог или нет призрак отделить плоть Мендельна от костей, — как Малик при жизни проделал с мастером Этоном, — сын Диомеда не знал. Он не был намерен давать духу шанс проверить это.

— Ты знаешь, кто я такой, жрец, — пробормотал Мендельн. — Ты знаешь, что тебе не разрешено действовать или говорить любым образом без моего разрешения или руководства. Кивни, если понял меня.

Малик медленно кивнул, ни на миг не отводя взгляда от человека, призвавшего его.

Довольный тем, как всё шло до сих пор, Мендельн перешёл к сути — причине призыва этой мерзкой фигуры.

— Малик… Твоего хозяина больше нет…

Впервые он заметил непродолжительную реакцию. Дух исчез и появился снова с такой стремительностью, что нетренированный глаз и не заметил бы. Можно было уследить также небольшое движение глаз.

— Да, жрец, Люцион мёртв, — это было не совсем правдой. Ульдиссиан сделал так, чтобы демон перестал существовать. По словам Ратмы, эта судьба несколько отличалась от смерти, хотя Мендельн ещё не успел разобрать этих тонкостей. — И знаешь ли ты, кто теперь восседает на его месте? Ты знаешь это?

Призрак не шелохнулся. Мендельн нахмурился: он ожидал от Малика гораздо большего. Траг’Оул предупредил, что те, кто существуют в стадии «послесмертья», совсем необязательно должны желать вернутся или испытывать жажду отмщения тем, кого они ненавидели при жизни. Малик знал его, знал, что он — брат Ульдиссиана.

Чем скорее Мендельн определит, может ли быть Малик полезен, тем лучше.

— Лилит, его сестра, — сообщил он духу. — Тебе она известна под другой личиной, жрец, под видом леди Лилии.

На этот раз фигура заколыхалась, и глаза её распахнулись так, как не под силу распахнуть их человеку. Рот открылся… И продолжил открываться, растягиваясь вниз больше, чем на фут. Упоминание Лилит, а именно её смертного обличья, сделало своё дело. В конце концов, именно она убила жреца.

Мендельн был ошеломлён продолжающимся резким преобразованием жреца. Наставники предупредили его, что духи не привязаны к своему смертному состоянию, что они могут являться в различных искривлённых формах в зависимости от причины их смерти, степени ярости или намерений…

Намерений…

Мендельн развернулся кругом, уже произнося новые слова, данные ему в качестве защиты на случай непредвиденных ситуаций. В то же время он как можно выше поднял кинжал и резкими взмахами стал разрезать воздух.

С недовольным шипением тень морлу обратилась в пыль. Второе существо, более жуткое от того, что было воссоздано из горелого праха и грязи, чуть не наложило на него свои бесплотные лапы. Мендельн поменял хватку кинжала так, чтобы лезвие было направлено вниз и можно было использовать кинжал как оружие, и коснулся груди нежити.

Второй морлу так же обратился в пыль.

Но третий сильно ударил его по плечу полусгнившим куском дерева. Мендельн закряхтел и отступил назад. Морлу двинулся вперёд, куски его тела отваливались от него на ходу.

Это не были на самом деле те жуткие воины, которые сопровождали высшего жреца, потому что Мендельн лично позаботился о том, чтобы те существа никогда больше не смогли принять участия в бою. Нет, это были образы, оживлённые злом Малика. Но даже при этом эти морлу обладали грубой силой, достаточно не только для того, чтобы убить брата Ульдиссиана, но и для того, чтобы принять участие в освобождении своего создателя.

И если это случится, Парта станет лишь первым из многих мест, которые ужасно пострадают…

Морлу нанёс удар, но прицел у него был неважный. Мендельн отпрыгнул в сторону, легко увернувшись. Если это было всё, на что способно чудовище…

Затем Мендельн сообразил, где стоит призрак Малика относительно него. Когда морлу снова напал, сын Диомеда бросился в совершенно ином направлении. Хотя и пришлось больно упасть на твёрдый мусор, это была малая цена за то, чтобы не дать осуществиться планам жреца.

В самом деле, Малик был в каких-нибудь дюймах от освобождения своего духа. Если бы Мендельн ещё немного продвинулся в предыдущем направлении, его сапоги наверняка бы стёрли часть узоров, охраняющих духа.

Морлу навис над своей жертвой, но теперь Мендельн был готов. Он быстро вытянул кинжал наконечником вниз и прокричал слова изгнания, которым его научил дракон.

Последний приспешник Малика рассыпался. Деревяшка пролетела мимо головы Мендельна.

Встав, Мендельн повернулся к высшему жрецу.

— Больше никаких уловок! — приказал он. — Подними ещё одного, и я отправлю тебя в место, по сравнению с которым твоя насильственная смерть покажется приятной!

Это было преувеличение, Мендельн не умел такого делать, но если очень уж прижмёт, он сможет просто прогнать тень.

Малик, снова «нормальный» на вид, заколыхался. В конце концов призрак опустил голову. Мендельн молча проклинал себя за то, что попался на дьявольский отвлекающий манёвр жреца. Хотя Ратма с Траг’Оулом и предупреждали его, что такой могучий жрец как Малик может обойти правила призыва, Мендельн сомневался, что даже они предполагали возможность такой страшной выходки. Велика была сила, дарованная высшему жрецу Мефисто, даже после смерти она не оставляла его.

Но больше такое не повторится. Пока призрак оставался неподвижен, брат Ульдиссиана присел и внёс поправки в узор. Затем он повторил другие слова, данные ему Траг’Оулом, и — чисто интуитивно — прибавил немного от себя, считая, что это усилит заклинание.

Поднявшись, Мендельн снова обратился к духу:

— Малик, ты слышал, что я сказал. Та, что убила тебя, теперь выдаёт себя за Примаса. Ты жаждешь отомстить; почему бы не отомстить ей?

Нетрудно было почувствовать внезапно пробудившийся интерес жреца. Мендельн решил, что настало время позволить призраку говорить.

— Итак? — спросил он Малика.

Голос жреца звучал таким ужасным скрежетом, что голос Ахилия по сравнению с ним казался куда как более живым.

— Брат… Ульдиссиана уль-Диомеда… Что тебе… От меня нужно?

— Сведения о храме возле столицы. Его ловушки и секреты. Всё то, что сделал Люцион и чем теперь управляет Лилит…

Призрак рассмеялся, смех походил на резкое покашливание и был совсем не весёлым.

— Брат Ульдиссиана уль-Диомеда… Про то, что ты просишь… Нельзя рассказать… — полупрозрачная фигура улыбнулась, — …но можно показать…

Это дракон и Ратма не обсуждали с Мендельном. Ничего не было сказано о том, что делать, если Малик захочет сопровождать призывателя. И всё же… Теперь, когда дух находился у него под контролем, Мендельн видел ценность в том, чтобы всегда иметь жреца под рукой, чтобы расспрашивать его.

Единственной проблемой было… Как этого добиться. Он не хотел возвращаться и спрашивать остальных. Мендельн немного подумал, после чего направил кинжал туда, где погребальный костёр горел сильнее всего. Он сосредоточился на том, чего желал, повелевая кинжалу сделать это для него.

Почерневшая земля под смутными очертаниями Малика затряслась, словно тело самого жреца хотело восстать из пепла, как морлу. Однако вместо него на поверхности показался маленький белый кусочек-камушек. Он на секунду задержался на земле, а потом перекатился прямо в подставленную ладонь Мендельна.

Он выпрямился и рассмотрел предмет. Крупнейший фрагмент кости, оставшийся от высшего жреца.

Мендельн прикоснулся к кости наконечником лезвия. Затем он пробормотал привязывающее заклинание, сходное с тем, которое он использовал, чтобы заточить Малика внутри узора. Мендельн снова использовал свою собственную комбинацию слов, но что-то подсказывало ему, что он действует правильно.

Он молился о том, что не совершает непоправимой ошибки.

Сжимая кусок кости, брат Ульдиссиана посмотрел на узоры на земле. Затем одним быстрым махом ноги он уничтожил их.

Призрак испустил вздох. Он потерял всякие очертания. Малика, ставшего не более чем туманом, вдруг затянуло во фрагмент кости. Когда он оказался внутри, фрагмент один раз ярко вспыхнул и снова принял обычное состояние.

Мендельн тщательно проверил, не сделал ли Малик чего-нибудь злого. Не найдя ошибок в своём заклинании, он наконец облегчённо вздохнул.

Но прежде чем он смог по-настоящему расслабиться, со стороны города донеслись возбуждённые крики. Касались они Мендельна или нет, он не хотел выяснять. Его задача была выполнена. Как его заранее научил Траг’Оул, Мендельн использовал кинжал, чтобы начертать в воздухе круг, а затем два маленьких символа внутри него.

Да, я чувствую тебя… — донёсся голос дракона.

В следующий миг Мендельн стоял в знакомой темноте. К его удивлению он не увидел Ратмы.

— Я сделал всё, о чём вы просили, — сказал он звёздам.

Они быстро поменяли расположение, после чего, как всегда, стали полуразличимым левиафаном.

Да… Всё, о чём просили… И многое, чего не ожидали…

-О чём ты? — Мендельну приходило на ум только одно. Он заполучил фрагмент кости. — Я знаю, что вы хотели только получить информацию у тени жреца, но я понял, что допрос его отнимет слишком много времени и позднее могут появиться новые вопросы, а будет уже слишком поздно. Я рассудил, что лучше будет рискнуть и взять его с собой. Мне не стоило думать так?

Стоило или нет, покажет Баланс, — спокойно отозвался Траг’Оул. — Меня больше интересует, как ты это проделал…

— Просто следовал вашим учениям, немного приспособив их по своему усмотрению. К счастью, я не ошибся, — Мендельн нахмурился. — Или я допустил ошибку?

Вернее будет сказать, что ты совершил невозможное… Но сыновья Диомеда вновь и вновь заставляют пересматривать значение этого слова…

Мендельн не понял. Он всего-то попытался действовать логически. Почему Траг’Оул, которому было под силу столь многое, говорил так?

Так или иначе, — продолжал дракон, — выбрав это направление, ты принёс новые возможности и надежду. Я осмотрел привязку камня; я не вижу, как жрец может освободить себя.

— Рад это слышать…

Но не принимай его союзничество за повиновение. Ради своей выгоды тень способна на подлости…

Мендельн не успел ответить, потому что рядом с ним материализовался Ратма — сын демонессы боролся с собой, чтобы сохранить невозмутимое выражение. Мендельн уже поднабрался опыта в понимании древнего заклинателя и сразу понял, что вести, которые он принёс, отнюдь не добрые.

— Его нигде не найти, — доложил Ратма, скорее Траг’Оулу, чем Мендельну.

Ты посмотрел во всех планах?

— Само собой. Я также пробовал призвать его сотней способов, ради некоторых пришлось пойти на риск. Это было необходимо, хотя желаемых результатов я и не получил.

Дракон некоторое время оставался необыкновенно молчалив. Затем сказал:

Ты понимаешь, мой друг, что есть несколько других вариантов…

Ратма кивнул:

— Да, и самый предпочтительный, что он отправился в место, откуда даже ты не можешь его призвать назад. Определённо, он это уже заслужил.

Заслужил… Да… Это был бы лучший вариант.

— Но тебе так же, как мне, это видится маловероятным.

Мендельн уже наслушался вдоволь.

— Кто? Мой брат в опасности? О нём вы говорите?

Лицо Ратмы стало мрачнее, чем Мендельн когда-нибудь видел его.

— Нет. О вашем друге, Ахилии. Я не могу напасть на его след. Никак.

— Такое возможно?

— Возможно… Едва ли. Потенциально разрушительно — определённо.

— Он попал в руки Лилит? — разум Мендельна безуспешно пытался предположить, что́ демонесса может сделать с лучником.

— Будь это так, я бы вздохнул с облегчением, — честно ответил её сын. — Нет, Мендельн, боюсь, что кто-то другой взял его, и возможно, что это мой отец.

— Инарий? — но миг спустя после того, как выпалил имя ангела, Мендельн обратил внимание на странную интонацию, с которой Ратма произнёс одно слово. — Но постой! Что ты имеешь в виду под «возможно»?

Наступило молчание, ещё более зловещее от перемещений звёзд над их головами. Траг’Оул точно понял, на что намекал Ратма, и ему это не нравилось.

И если это так тревожило даже вечное создание, это было не во благо не только Ульдиссиану, но и всему Санктуарию.

— Я имею в виду… — медленно начал Ратма, очень встревоженный на вид. — Я просмотрел все пути, какие мог избрать мой отец, и не могу постичь, зачем ему так открыто забирать вашего Ахилия. Его присутствие могло бы объяснить некоторые загадочные моменты, но определённо не этот. Не так действует Инарий…

Хотя Траг’Оул оставался устойчивым, он всё равно также излучал озабоченность.

Нет… Не так…

— И вот, это может значить, что мы все уже обречены, — сын Лилит провозглашал конец Санктуария практически без всякого выражения. — Потому что, если это не Инарий забрал Ахилия, то это мог быть другой ангел…

— Другой ангел? Ты хотел сказать, демон!

— Нет. В этом я уверен. Ни один обитатель Пылающего Ада не смог бы забрать его, не оставив за собой своего нечестивого отпечатка. Только после моего отца я не обнаруживал следов…

Звёзды, которые были Траг’Оулом, становились всё более нервозными, точно так же, как и Мендельн. Они все знали, что означало присутствие другого ангела.

Высшее Небо обнаружило Санктуарий.

Конец мира неизбежен.