Великое замерзание. Шестая книга

Глава № 27. Рычаги управления

– Неужели на этом заканчиваются рычаги управления? – мой очередной вопрос.

– Если копнуть в современность, то нет. Я была на Земле больше тебя, знаю, как снизить стремление рода человеческого к бунтам. Достаточно дать телевизор, радио или газеты. Предвосхищу вопросы, телевизор это коробка, по типу приборной панели, только идут новости. Радио это радиочастоты, новости. Газета как книги, только от неё вред, – объясняет. – Новости, когда слушаешь, видишь или осязаешь определенное событие, происходящее на дистанции, но никак не связано с тем, что творится с тобой. Интересно заглянуть за соседский забор и посмотреть, что делается. Интересы будят не правильное понимание ситуации, которая подается под разными углами, не сопоставимыми с правдой. Взглянуть под другим углом.

– Разве это плохо, смотреть и беспокоиться за соседа? – глупый вопрос.

– Когда попросил, стоит заглянуть и поинтересоваться, как дела. Или загорелся сарай, ты спешишь на помощь по взаимности. Когда не просят, а ты суешься, то это новости. Сотни неизвестных событий, находящихся за тысячу километров, не вызывают доверия и объективности. Но люди смотрят, – грустно рассуждает, – слушают и осязают проблему. Живут не своей жизнью, а это самое плохое в гонке за новостной лентой. Множество смертей, трагедий, судеб разверстывается в бесконечный некролог, тянущийся на десятки километров подробностей, описаний, жизней, не относящиеся к тебе. Проблесковый маяк, отвлекающий внимание от проблем, насущных и нужных, а не вымышленные жизни.

– Разве плохо? Это взаимопонимание и отношение к близким, – спорю.

– Ты можешь спорить и иметь позицию, это отлично, но как она доказуема фактом, что как хорошо не знал чужую жизнь, не можешь изменить, либо спасти. Хоть поменять ситуацию и разрешить дилемму. Реальную помощь оказать не в состоянии, максимум потрогать экран и сопереживать, но какой смысл? – решительно рушит главный довод. – Не можешь провалиться через экран и там оказаться, перемещаясь через пространство и время, разделяющие людей километрами. Это наблюдение со стороны, не более, что не несет эмоций тому, кого показывают. Не меняет ситуацию, исправляя или ухудшая. Только тратишь время, смотря в сторону, отличную от движения. Это чревато топтанием на месте, когда история не смеет увидеть события, а не повторение, что было.

– А, если люди будут грызть друг другу глотки?! – не унимаюсь.

– Проблема в ином. Утрируешь услышанные слова, пытаясь преподнести правду, как верную. Знаю больше о новостях, нежели ты, могу рассудить ситуацию, не поддаваясь на эмоции. Когда споришь, основывайся на спокойствии, чем на эмоциях, либо на крике, не несущем подоплеки, – спокойный голос. – Вернусь к аргументу. Новости необходимы для отдаления от проблем, замещению на темы, не связанные с жизнью. Таким образом, здесь не находишься, а пребываешь в иной реальности, отдаляясь и уходя, не понимая, какую опасность несет жизнь. Во-первых, можно забыть, где пребываешь, упасть без чувств. Во-вторых, чревато взглядом, который не может сфокусироваться. Наконец, возможно, что не вернешься обратно в реальность, так будешь пребывать, стоит проявить слабость.

– Теперь понимаю, чем чревато. Опасно глубоко заходить, – ужасаюсь.

– И это только одна сторона из возможной линии атаки. Не только отдаление от жизни, но постоянное ощущение опасности, которую преподносят новости, вызывает апатию и стресс, убивающие спокойствие не хуже, чем меч, сносящий головы врагам. Льется кровь, не прекращаются потоки, алтарь СМИ требует масштабные жертвы, – описывает превратности. – Разум атрофируется, не желает иные вести, не опаленные огнём, не приправленные убийством человека. Без разницы где, что, важно одно – больше специй, так, чтобы язык жгло от переизбытка нервов и напряженности. Сначала радует гремучая приправа, дразнящая и выбивающая из серой колеи. Представь, жил, как обычно, сбалансированными эмоциями, не зная, как сжигать, но потом появились новости. Прямо раздолье для оков.

– Чем они опасны? Можно ли избавиться от влияния? – вопросы.

– Возможно, избавиться, но необходимо ни разу не сталкиваться с гидрой, отравляющей изнутри, откусывающей свободу и волю. Становишься рабом, но только коробка может управлять всем, что прекрасно жило в спокойствии, не озираясь на континенты, пестрящие заголовками, прельщающими с первых букв, радостью, которая утолит аппетит. Но он вечен, – огорчающие речи. – Может продолжаться жизнь, как мозг не выйдет за пределы головы, не начнет жить отдельно, понимая, что так легче и проще, чем травиться потоком из новостей, отнимающих времени, сил и здоровья. Может, корень всех зол. Всегда найдется позлее.

– Почему именно они? По описанию они ужасающи, – не могу найти правду.

– Помимо апатии, могут внушать любую мысль, либо опасность, которая не свойственна положению дел. Всё переворачивается с ног на головы, не может жить обычной скучной истиной, приевшейся из-за отсутствия вкуса крови. Человек жаждёт её, а, как добывает, то припадает губами и вкушает, напитывая нервы, успокаивая и продолжая ожидать, – рисует картины. – Это концовка мира, где свобода заменяется тюрьмой, разум – телевизором, а людей проще обменять на роботов. Они хотя не чувствительны и легче управляются, не желая сверх нормы, убивающей скукой. У них есть рутина, хотя люди те же роботы, только запрограммированы по-иному. Каждый имеет программу для существования, иначе будет неизвестность. С этим связана следующая проблема. Она плотно связана с другими темами. Неотрывно, да.

– Посвяти же в неё. Часы за разговорами бегут незаметно, – льщу ей.

– Неизвестность была проблемой человечества. Хотели узнать, что ожидает за поворотом, поэтому появлялись шаманы, пифии, предсказатели, пророки, что готовы посвятить в тайны будущего, не видимого события, несущегося на настоящее. Как жить в мире, где неизвестно, что будет? – посвящает в тайну. – Некоторым говорят, на роду написано, или судьба, но немногие знают, что человечество научилось прописывать судьбы в голове человека. Программируют, как корабль, в котором сидим, или прошивают, изменяя мировосприятие, но в целом, делают неизменный процесс, создают живых роботов из живых людей. Вроде, дышат, перемещаются, но марионетки с выключенными глазами и потухшим разумом. Нет мыслей, нет воли. Нитка.

– Ты про телевизор? Или? – не понимаю, о чем речь.

– Отдаленно, да. До конца не знаю, чем закладывают сценарные коды. Но разберем пример. Представь, сколько себя помнишь, поглощаешь новости, то есть то, что хотят заложить и прописать на мозговом уровне, так скажем, в подкорке, чтобы не было сомнений, что сотрется, либо вымоется временем или уничтожится, – нить рассуждения. – Суть одна. Как можно крепче засесть в мозгу и прописывать, что желаешь видеть в человеке или в обществе, в целом, что податливо на изменения, внушаемые на протяжении поколений, не хотящих жить своей головой и понимать, какие поступки их, а какие свыше. Конечно, раньше обвиняли богов, всех устраивало, но теперь речь идёт о коде жизни.

– А как конкретно это делается? Как узнать, что живу? – боюсь.

– Никто, кроме кукловода, не знает, по какой траектории полетит кукла, что сделает. Управляется невидимой рукой, которая желает вместить модель поведения, хоронящую здравый выбор. Только движение, которое изберет разум, находящийся за гранью знания и зрения, ограниченного чужим пониманием и управлением. Только не свои шаги, – нагнетает. – Никто не знает, кто управляет, на какую свободу может рассчитывать. Не всё ли забрали и можно ли самостоятельно сделать выбор, или двигаться под дудкой? Неизвестен ответ. Мрачная неопределенность, душащая знанием ощущения постороннего, вмешивающегося в жизнь невидимыми пальцами. Впиваются в душу, командуют, куда идти, что делать, перемещаться и следовать в ряд…

– Не понятно, что означает жить своими шагами?

– Никто не знает, свободен ли он, поверь. Наблюдаю много, но знания границ не было ни у кого из людей. Может, надо искать, не ручаюсь за всех, кого не видела, но при моем пятилетнем опыте общении с беженцами, понимаю, что многие прячутся в новости, чтобы не жить реальностью, – делится. – Это грустно из-за факта, что люди бесполезны в борьбе, ибо их сломала война, но их можно починить. Но добивает радио, выбивая надежду и делая слабовольным материалом, пластилином, податливым в умелых руках. Могут вылепить, что угодно, ибо человек разрешил поступать с собой. Никто не может помощь, достать из ямы бичевания. Находиться долго ровно смерти.

– Всё настолько плохо? Неужели не готов помощь?

– Ты разве не понял? Случилось в лагере, что рисуют в новостях: зверское убийство двух невинных людей. Только рядом с их жилищем, а это действие, можно побежать, решать вопрос судом Линча, выбрать наказание. Безглазая фантазия предложит жестокий метод, – доказывает. – Сразу взялись за винтовки, начали стрелять, требуя, чтобы посадили корабль, выслушали приговор. Теперь вновь погрузились в эфиры, не замечая, что творится. Разруха и прогорклость бытия, не могшего другого предложить, более содержательного, так как не осталось топлива для суждений и объяснений событий. Есть предложенные варианты, они намного лучше для мозга, который не может мыслить, решая за себя. Только вмешательство со стороны.

– Всё это повторяется и на других планетах или на Земле?

– Нет, земляне уникальны в ужасном познании. Только они могут запереть разум в тисках новостей и радоваться, что не способны мыслить в пределах мозга, не выходя за грани. Иначе, если выйдешь, то покинешь зону комфорта, а это чревато перенапряжением ума, не привыкшего к умственной нагрузке и мышлению обособленно от организма СМИ, – отвечает. – Думается, симбиоз, но нет, всегда одна сторона главенствует и подавляет другую, забирая пространство, выбрасывая из головы мозг, заменяя объемным, отупляющим, широкоформатным телевизором. Только дивана не хватает. Сидишь, листаешь каталог, выбирая дизайн, чтобы подходило умершим нейронным связям. Главное, в цвет выброшенного мозга, чтобы где-то был использован, а не только был украшением для светящегося мусора, которым полнится жизнь.

– Мрачные оттенки рисуешь. Не понятно, как избавиться, – сетую сестре.

– Не думаю, что при открытии завесы тайны, надо избегать её, пытаться развидеть, пытаясь уйти, дабы не имела тлетворного действия. Наоборот, вскрыть черепную коробку, щупать мысли, проверяя на принадлежность, свои или чужие. Только так судить о целостности рассудка и восприятия, не нарушены границы, – предлагает методику. – Можно смотреть на мысли со стороны, проверяя на отношение и связь к событию. Постоянно задавая вопросы, мог ли так подумать, как отличаются суть и значение разума. Суммировать и понять, какое количество думаешь, а что за тебя придумали и вложили. Необходимо делать внимательно, ибо любой шум отвлекает от методики, которая называется погружение в себя. Отринуть то, что не продолжение мысли.

– А как ещё может помешать шум, окружающий человека?

– На самом деле, вопрос мало изучен. Но есть ответ, который можно процедить через сито сознания и выявить правду. Любой шум отвлекает, мешает сосредоточиться, чтобы познать мир самому, а не через призму готовых решений, – думает. – Человечеству не выгодно, что есть люди с отличающимся взглядом от мироощущения, ибо такими барашками, выбившимися из стада, труднее управлять. Легче подвести под знаменатель людей, выборочно не выбирая, а сделать сумму согласной, но не гласной толпы, готовой выполнить приказ. В яму спрыгнуть или пойти на верную смерть, не важно, цель есть повиновение.

– Если будут те, кто выкажут недовольство, пойдут против них? – вопрос.

– Неповиновение рубится под корень. Выкидывается из обихода, стирая след из памяти, отключается от СМИ. Для неподготовленного разума испытание, равносильное смерти, ибо привыкают к ходу событий, – рассуждает. – Живут в обособленных знаниях, не могущих разорвать плен мечтаний, которые закрывают разум туманом серого бездействия. Вроде, открыты глаза, но нет возможности выбежать из тюрьмы новостных сводок, некрологов и событий. В них есть счастье, любовь, радость и другая жизнь, более полная, чем своя, но нет реального пребывания. Лишенные глаз мечтания. Стертые грани ощущения и критики бытия. Рушится разумность, если следовать за точкой сознания.

– Неужели нет никакого выхода из плена? Или изгнание? – не вижу свет.

– Только изгнание. Думать желания, раздумья или горести. Главное, усилие мозга, готового претерпевать лишения. Свобода несет грусть, но и счастье, что выбрался из клетки, нашёл открытия, – описывает. – Эйфория от того, что хлынули слова. В них тонешь, уходя под воду идей. В силах утопить разум. Много тех, кто выбирает плен, узнав, что таится за пределами знания.

– Тех, кто вернулся самостоятельно, принимают или наказывают? – вопрос.

– Следует наказание, бунт не остается без внимания. Чтобы остальные видели, что будет, если покинут тюрьмы и начнут мыслить. Любые действия в сторону свободы разрушают облик гражданина в глазах государства. Принимая обратно, отключают от новостей, чтобы помучить, – вспоминает. – Насладившись пыткой, подключают, используя программы, вызывающие зависимость, уход от реальности в радость, несущую душевную боль. Если попался в сети, знаешь, разум не крепок, то лучше оставаться, думать простые фразы, чтобы оставить разум работающим в пол-оборота, чем включать на полную силу. При плавном входе в пределы мыслей, ум не устает, может привыкнуть к напряжению.

– Это страшно. Как это происходит? И как не попасть в списки?

– Мозг, не привыкший к мыслям, слаб в первое время, – сестра отвечает. – Не включается в работу. Тогда происходит отключение от сети, соединяющей людей, которые не имеют общего со свободой. Они зависимы от того, что скажут, ведь желают быть в строю. Иначе изгнание, если не находится в общественном сознании. Точного ответа, как жить без него, нет. Люди привыкают, вживляются, что не вырываться из обыденности.

– Кажется, люди похожи друг на друга. Не понимаю, почему хотят сделать одинаковой толпой. Для чего?

– Легче управлять, ведь совпадают во всем, в чем отличались. Сравнимо с отарой овец. Им главное покой, не стресс: в дикой природе тяжело избежать зверей, а вот с человеком проще. Теряются особенности, свобода, – Астра думает. – В обществе, общность людей становится не отличимой от правил, единственно верных. Иначе не помыслить характеры людей. Легче свести в линию, чтобы управлять пешками. Не выделять остальные фигуры.

– Я понял. А мы свободны или также идут на поводу у кого-то?

– Тебе, как видится? Мы восстали против Меркурия и Марса, Земли, которая не довольна, что убили мусорщика. Учитывая, как проводили выстрелами. Есть один путь, – указывает на орбитальную станцию, – останемся на время: в лагере беженцев нам не рады. Зачем возвращаться, если подозрения не сработают? Мада умерла. Мы предоставлены себе. Полная свобода действий.

– Не поспоришь, – кратко отвечаю, понимая, что нет выбора.

Направляю космический корабль решительным движением к станции, чтобы решить вопросы, связанные с дальнейшей судьбой…