Великое замерзание. Шестая книга

Глава № 21. Красные пески, выжженное солнце

Глаза слепит солнце. Проснулся в пустыне, тело угрюмо тормошил стервятник, намекая, что увидел мёртвого человека. Пытаюсь отогнать его, махая руками. Не работает. Стервятник не отставал, больно клюет за грудь, разрывая кожу и пытаясь достичь мяса. Подключил вторую руку и больно ударил по голове, которая отшатнулась. Глаза загорелись яростью, но признав силу, не стал спорить и улетел прочь, ища жертву по зубам, а не ещё живую, что может отбиваться и сопротивляться близкой, ужасной смерти.

– Что произошло? Почему оказался в пустыне? Где остальной мир? – исчезла опасность, голова наводнилась сотнями вопросов, которые роились пчелами, настойчиво жаля и при этом умирая. – Кто объяснит, как дойти до отправной точки, которую покинул и не могу найти в сплошном тумане? Где я?

Начинаю разматывать прошлое, смотря в него с высоты птичьего полёта, дабы обозначить пределы видимой жизни, бывшей забытой и выкинутой из памяти. Она удалилась, нет, слишком высоко взлетел. Или это солнце, которое слепит глаза и выжигает разум, не даёт сосредоточиться. Пытаюсь встать, но сотни иголок боли вонзаются в тело, пригвождая к горячему песку.

– Неужели жизнь закончится в песках, без осознания? – вопрос дал неясную надежду, что всё не так плохо, голова ясно соображает, но не видит прошлого. Оно смеется вдали, завлекая и светя событиями, в которых хотел оказаться. Есть Путь, ожидающий впереди. Надо идти, чтобы выжить.

Солнце презрительно светит в лицо, словно говорит, кто хозяин в пустыне:

– Ты в моей власти. Тут всё подчиняется высокой температуре и бесконечным пескам. Только бедуины и туареги, а также верблюды, корабли пустыни, знают, как выжить! А я метаюсь, не понимая, как понять жизнь.

Солнце не понимая, дало спасительную нить, которая в силах вызволить висящую на волоске жизнь, что может прерваться, если не будешь защищать её. Не получиться сдаться, ведь должен бороться за свою суть.

– Нужна помощь! – мысли застряли в голове, но не были произнесены вслух.

Судорожно сглотнул слюну, и понял, что горло обожжено. Саднит и болит засухой, которая выжигает последние силы, оставшиеся болью и ужасом.

– Надо пересилить усталость и невозможность идти дальше, иначе пески скроют мои кости, которые только археологи отыщут, – мысли начали давать повод для первого шага, но сил от этого не прибавилось, как думал до этого.

Наоборот, защекотало в горле и появилось беспокойство, выбивающее спокойствие из груди, в которой так много чувств и противоречий:

– Что, если никого нет на сотни миль, потому никто не услышит? Надо собрать последние силы и встать, чтобы продолжить борьбу с обжигающей жарой.

Усилие воли стояло неимоверного напряжения, но стало запускающим механизмом дальнейших действий. Тело, жалостно постанывая, приступило к решению проблемы. Для начала перевернуться на живот. Песок заполонил лицо, сомкнутые глаза, губы, алым маревом прижигая саднящую боль. Приподнялся на руках, оторвал от песка ноги, которые не слушались от усталости и жары. Встал на четвереньки и с усилием Атланта поднялся, разгибая затекшую спину, вытянулся во весь рост, чтобы посмотреть, что меня окружает в жаркий и невыносимый момент. Так невозможно от жары…

– Теперь видна пустыня, которая на много километров простирается, не видно, куда идти. Даже, если найду, упаду и выпью песок, чтобы достичь земли, – роятся сомненьями мысли, заставляя стоять на месте, ни на дюйм не сдвигаясь. – Надо двигаться, иначе песок заметет. Даже следов не оставит.

– Я зря встал? – мысли рождают смятение в груди и грусть, что случилось. – Может, продолжить лежать, по каплям теряя влагу и жизнь, что разгоряченным лезвием разрезало солнце? Зачем сопротивляться, если ничего не получается?

Заставляю глаза смотреть вдаль, хоть они слезятся от песка и знойного воздуха. Сухой кашель вызывает раздражение в легких, что долго не выдержать.

– Что сделал бы бедуин? – случайная дума навела на лучшую долю в моей ненастной судьбе.

Разорвал свою белую рубашку, сделав подобие платка, и прикрыл рот, чтобы песок не залетал. Если описал рубашку, то скажу вкратце об остальной одежде: серые, грязные джинсы, кроссовки, которые видели много дорог и троп. Из разных передряг спасали и выводили. Довершали образ зелёные глаза и длинные, спутанные, чёрные, как смоль, волосы, которые закрывали лоб.

Начинаю озираться по сторонам, чтобы увидеть короткий маршрут, к людям, либо к воде. Последнее, явно в предпочтении. Глаза, устав от жары, слипаются, но не смею закрыть их, твёрдо держа установку, жить, наперекор судьбе. Вижу заостренные купола палаток, которые расположились на западе. Ещё так много надо преодолеть, а силы на исходе. Никак не найти их.

– Что ж, так удобнее, солнце будет нагревать спину, а не лицо, – мысли навлекли на новую идею.

Отрываю ещё один лоскут от рубашки, обматываю голову, дабы белый цвет отторгал солнечные лучи, спасая от жары. Закончив приготовления, иду на запад, печатая сотни шагов на пустынной глади. Кажется, что пустыня это море. Верблюды, которые плывут по волнам, похожи на корабли, неутомимые в своем следовании. Всё бредут куда-то, качаясь.

– Надо подстроиться под пустыню. Стать одной частью. Тогда она примет, станешь элементом, который не виден в отдельности. Важно жить в симбиозе, – мысли обрели свет истины, чего раньше не хватало. Нет переживаний, либо яда слов, отравы для будущего. – Только сиянье разума, охватывающий просторы жизни, как маяк на водной глади, освещает путь кораблям. Светить, чтобы был виден Путь, который мне предстоит пройти.

Шагая вглубь сознания, понимаю, что память начинает проясняться, вырисовываются картины, чётче становится Путь. Ибо иду, сколько помню себя. Иду, чтобы не забыть цель и мечту. Иду, дабы вспомнить, как вьётся дорога, сколько переплетений и поворотов, отступлений и вновь путешествие. Шаги начали Путь.

Обрывками возникает жизнь перед глазами, которая была прожита. Вхожу в её своды, начиная вспоминать…

– Нужен космический корабль, по этой причине взмыл в космос, повёл корабль по маршруту Земля – Марс, чтобы отомстить за Фаэтон. Взял на душу жуткий грех, уничтожив целую планету, но месть свершилась. Фаэтон отомщен, сердце спокойно, – мысли ровным строем проходят, как печатаю шаги под пустынным зноем, который выжигает прохладу и остатки воды в разгоряченном теле. – Мои родные могут быть спокойны, что исполнилась судьба. Вопросы нравственные, моральные и человеческие не должны волновать, когда речь идёт о кровной мести. Разрушение родины, меч, который разрезал напополам планету. Успели покинуть и выжить. Может, поэтому такой нрав, что дерусь с врагами.

Песок отдавал накопленную жару, хоть солнце шло к закату. Было душно. Кто-то сдавливал горло, выдавливая ропот и слёзы, которые тут же высушивали песок и обжигающий ветер. Ситуация, стресс и не понимание, что случилось, отпечатали след тяжкой печали на лице, которое прятал за долгом и кажущимся спокойствием. Внутри бушевало смятение, бывшее тяжелее любого самума или Сета в гневе, насылающего пустынные бури. Всегда умел взять ситуацию под контроль и остудить горячую голову, которая может навлечь беду, но это вызывало поток эмоций. Я же строил плотины, чтобы вода переживаний не затопила сознание. Надо держать сознание в узде, а не то оно вырвется и не догнать его.

Палатки на западе начинают очерчиваться и видно, что половина пути пройдена. Солнце, перейдя черту зенита, посылает меньше знойных и палящих лучей, знатно разгорячивших тело, которое не знало покоя.

– Отвык от земных тягот и тревог, что даже жара вызывает дискомфорт! Эх, а, как было в космосе, невесомость, лёгкость, летишь в замкнутом пространстве два месяца, не ощущая хода времени, а расслабленно гоняешь по кругу мысли, – вспоминаю о славном прошлом. – Каждый час приближает к исполнению рока, который навис тяжелым топором над головой. Если не выполнишь, то вернуться будет напрасным старанием. Со щитом или на щите, но исполни клятву, которую дал маме и сестре. Иначе не увидят меня.

Палатки начали обретать контуры и цвета, выцветшие на жаре.

– Нелегкая пустынная жизнь, не щадящая слабых людей. В любой момент может убить сильных. В пустыне ответственен за жизнь только ты и никто не может вбить в голову, что жизнь одна. Любой момент может отнять, либо напитать водой. Растоптать, либо сделать сильнее, – мысли засели морщиной на носу. – Жить, ибо даётся один шанс доказать, что можешь сражаться и побеждать рок, который коробит и опустошает. Вечная борьба. Не два пресловутых волка, а пустыня и ты, больше никого. Хоть палатки приближаются быстрее, надо ускорить шаг, чтобы не остаться в песках.

Перешёл на ускоренный шаг, торопясь успеть к закату, а то пустынная ночь хуже, чем знойный день. Есть возможность замёрзнуть насмерть в пропотевшей одежде. Эта мысль бьется ознобом, точно птица в клетях разума. Но не освободить её, пока живо тело.

Дыхание сбивается, сердце бьётся у виска, сознание не готово к перегрузке сил, которые на пределе. Усилием воли удерживаю разум на плаву, не давая уснуть и упасть в забытье, которое может захлестнуть и забрать в себя.

– Должен дойти, иначе пески занесут тело. Никто не найдёт меня. Ночью песок забьётся в горло, дыхание остановится, – начал пугать и мозг отвоевал границу самообладания. – Дышать спокойно, размеренно, лишний раз не перенапрягать тело, столько испытавшее. Вот, последние пятьсот метров, надо дотащить уставшее тело и будет долгожданный отдых. Обилие воды и питья оживят из мёртвых, станет радостно и тепло на сердце, что выжил. Жизнь не потеряю, ведь она великий дар. Должен ценить, а не выпускать из рук, которые так устали от перенапряжения.

Увещевание и обещания помогли на время остаться в сознании. Больше сработала выучка и умение двигаться на автопилоте, чтобы не рухнуть, когда уже близок к цели, вижу, как каждые секунда и шаг приближают к выполнению. Сердце бешено стучит у виска, вышибая молотом мысли, круша осознание, где нахожусь. Сложилась накопленная усталость, пережитый стресс и тяжесть жары. Начинаю шататься из стороны в сторону. Каждый шаг оборачивается двумя, а то пятью шагами назад. Пытаюсь взять себя в руки, идти, не колеблясь маятником Фуко. Только вперёд, ещё сто метров и дойду. Сиплый голос болит при зарождении в связках.

Если должен произнести, то кровью выхаркаю последние слова и речевой аппарат, но скажу, тем самым спасу жизнь, а не промолчу у порога лагеря беженцев. Только протянуть руку и взять свободу, синюю птицу, дабы стать свободным от плена жары, напавшей горячкой. Пытаюсь идти вперёд, но солнце вышибает последние силы, истощая запас нервов, руша разум от тупика, в который я загнан, как лошадь. Либо умереть, либо в пропасть, но не дастся врагу, солнцу, которое загнало. Прыгнуть в обрыв, либо умереть от преследователя, который хочет сжечь в себе.

Ещё есть толика сил, чтобы тихо закричать и позвать на помощь родных людей:

– На помощь! Сестра, ма...

Голос обрывается на полуслове. Сознание уходит под воду. Тело падает на песок в пятидесяти метрах от спасительных палаток. Так и не смог до них дойти, хоть оставалось так мало пройти. Не справился, не смог пересилить дикую усталость, которая явно больше, чем мог себе представить и явить в жизни…

Контровой, ослепительный свет...