Ведьма, к ректору! Сборник

Глава 4. Мне нужно ночью и днём быть с тобою вдвоём

- Я не могу так, - пролепетала, осознавая до конца, что ректор меня не отпустит.

- Как?

- Ну… так, без любви…

- Серьезно? – он хохотнул. – А в туалете ты меня любила?

- Там вы брали силой… Я ничего не могла сделать. Вы из…

- Молчи! Слышишь? Молчи. Я и сейчас могу разложить тебя на столе и отыметь, - он заметил, как я затряслась, и добавил мягче: - но я самтакне хочу. И не могу ухаживать за тобой. Только представь, как всколыхнет этот факт всех сплетниц университета! Да меня попрут с должности за такое рвение перед студенткой.

- Тогда, может, не надо? – неуверенно предложила я. – Раз от нашей с вами связи только проблемы?

- Ну почему же? Мы можем обойти эти проблемы и сделать все тихо…

Я скривилась, а он тут же добавил:

- …И романтично.

- Я не понимаю…

- Я буду ухаживать за тобой в своем кабинете. Как тебе такая идея?

- Не нравится.

- Я что-нибудь придумаю. А теперь…

- Что?

- Иди поцелуй меня?

- Что-о?!

- Черт, я всё утро ждал, чтобы не наброситься. И сейчас еле сдерживаюсь. Мы одни, как видишь. И я хочу задаток. Скажем, печать предварительного согласия.

- Но я не соглашалась!

- Ладно, я сам.

Он стремительно преодолел разделявшее нас расстояние, сдернул меня со стула и жадно впечатался в губы поцелуем. Провел по ним, облегченно вздыхая, и тут же просунул между губ язык, заставляя раскрыть рот шире и не сопротивляться глубокому голодному поцелую.

С минуту я стояла ошарашенная, пока не начала осознавать, что одновременно с наглым исследованием моего рта, ректор бессовестно лапает задницу, подталкивая к себе, прижимая меня к бедрам с заметным напряженным членом.

- Господи, Васильева… Я торчу на тебя, как пацан! – и в голосе столько муки, страсти, злости. – После пар жду в своем кабинете.

- Зачем? – испуганно выдохнула я между злых поцелуев, больше похожих на укусы.

- Как зачем? Буду влюблять. И чем быстрее, тем лучше. Нам остается только надеяться, что ты влюбчивая, как кошка, да, Васильева? – усмехнулся он, резко отстранил меня и, не оборачиваясь, вышел из аудитории.

После пар я, понятное дело, к нему не пошла, а поспешно сбежала в общежитие, закапываясь в учебниках и отвлекаясь зубрежкой.

Соседки мои, Любка с Алкой, шумно ввалились в комнату все еще обсуждая внеочередные покупки, совершенно не снижая голос, даже не замечая, что я пытаюсь учить.

- Так он купил?

- Купил! Представь? Хотела бы я увидеть эту сучку.

- Вряд ли увидишь. Явно дорогая штучка. Обычной давалке такие цацки не покупают.

- Да он после развода вообще от всех шарахается, а тут подарок, цветы… Сань, ты чего в темноте сидишь? Ужин сварганила?

- Какой ужин, её же гранит науки кормит. Погрызет камень и сыта.

Соседки загоготали, а я отвернулась к стене, включила светильник и снова открыла лекции на странице с формулами.

- Ну чего? Макарошки с сосисонами?

- Ага, пойду воды в кастрюлю наберу.

Дверь открылась и донеслось сдавленное «ой».

- В этой комнате кто живет? – донесся голос ректора, я вздрогнула и подскочила, машинально разглаживая волосы и поправляя затасканную домашнюю футболку.

- Э-э… Ковшова, Васильева и Снежинская, - сбивчиво отчиталась комендант общежития, а я напряглась, услышав со спины приближающиеся шаги.

- Васильева? Я думал ты еще на паре, - донесся до меня ехидный голос Максима Денисыча.

- Я занимаюсь. Дома.

- На постели? – его голос снизился до интимного и я всполошилась, замечая, как к нам подтягиваются соседки и комендантша.

Еще этого только не хватало!

- Стол занят. Ужином. Девочки готовят.

Ректор огляделся, сморщился. Алка потрясла кастрюлей, подтверждая мои слова про ужин.

- А почему в общежитии только один стол? Где студенткам делать курсовые?

- Так, Максим Денисович, а куда его всунуть? Тут же три кровати, раздевальный шкаф, да стол. Больше ничего и не всунешь!

- Если захочешь, очень даже всунешь. И высунешь.

И снова этот намек на низких вибрирующих тембрах.

- Тогда почему в комнате по три студентки? Заселяйте по две и для каждой ставьте стол. Ведь если убрать одну койку – стол влезет?

- Да, Максим Денисович.

- Вот и выход.

- А как же… Остальных то куда?

- Расформировывать. Обдумайте и посчитайте, сколько высвобождается студентов, данные подайте завхозу и мне. Я дам распоряжение на расселение. Остальным обеспечьте условия для проживания и учебы.

- Слушаюсь, Максим Денисович.

Я несмело скосила взгляд на сердитого ректора и обомлела, поймав его, голодный и злой. Но смерив меня от макушки до носков с зайчиками, Максим Денисович развернулся и вышел, вытягивая за собой всех, и соседок и служащих.

А я навзничь рухнула на постель, словно с меня сдули воздух.

- Ну ты навела шороху, Санька, - присвистнула, возвращаясь, Людка. – Треть студентов выперла на улицу, заучка! На твоем месте я бы после нового года поостереглась выходить на улицу без сопровождения!

После этого предупреждения утром я стояла перед дверью приемной и с нетерпением ждала ректора.

- А, Васильева? Заходи.

- Я согласна!

До этого неторопливо вешая пальто на вешалку, ректор оглянулся, удивленно приподнимая бровь.

- Согласна? С чем?

- Согласна на акт. Только не выселяйте никого из общежития, пожалуйста!

Ректор застыл, потом достал из шкафа пальто, снял его с вешалки и поспешно накинул на себя.

- Вот как? Хм… Неожиданно. Ладно, идем.

- Куда?

- Едем ко мне, домой.

- Зачем домой? Может быть лучше тут? – я обвела рукой кабинет, наткнувшись взглядом на диван.

- Для первого раза здесь не удобно, - резко бросил он, подхватывая меня под локоть.

- У меня в туалете был первый раз, вас это не смущало, - съязвила я и тут же ойкнула от впившихся мне в руку мужских пальцев.

- Спасибо, что напомнила, значит, сегодня можно уже не осторожничать.

- Что?! – вот умеет он отбить настроение.

- Поживее шевели ногами, Васильева, если не хочешь проделать путь до стоянки на моем плече.

- Это как?

- Это кверху попкой, Александра. Для других зрелище будет незабываемое.

- Я лучше сама.

Машина у него оказалось дорогой, тонированной и вкусно пахнущей. Ректор пригнул меня, выезжая со стоянки и прощаясь с охранником:

- Срочные дела в министерстве.

Потом отпустил и сразу же набрал секретаря:

- Меня сегодня нет и не будет. Не звони и никого не переводи на меня. Все вопросы завтра. Какое совещание? А-а! Да, забыл. Давай перенесем…

Я снова поймала его темный голодный взгляд, посмотрела на острые скулы и стиснутые зубы, на твердую линию губ, прежде чем он ответил:

- Тоже на завтра. Я занят до конца дня.

- До самого вечера что ли? – удивилась я, когда он отключил телефон.

- Да, Васильева. Что тебя удивляет?

- Я думала, мы быстро переспим, и вы меня отпустите?

- Отпущу, Васильева, обязательно отпущу. Как насплюсь с тобой, так сразу и отпущу.

Пообещал ректор и свернул к одному из элитных домов на подземную стоянку.

***

Квартира на восьмом этаже оказалась шикарной. Я даже представить не могла, что простой человек может жить в таких апартаментах. Хотя Максим Денисыч не был простым. Он с порога снял с меня куртку, аккуратно повесил на вешалку, а свое пальто просто перекинул через кресло в гостиной, шарф с шеи отбросил не глядя. Стремительно ушел в соседнюю комнату и вышел оттуда со свернутым рулоном бежевым полотенцем.

- Ванная комната там. Прими душ и выходи.

Меня снова заколотило. Одно дело просто согласиться на акт, другое неловко топтаться перед ректором, прижимая к себе полотенце. Я не так себе это представляла. Хотелось, как тогда в туалете, головокружительных чувств, эйфории, потерянности от его решительных действий. Но никак не сознательного хладнокровного подхода.

- А вы?..

- Утром принимал, - он сверился с часами. – Тридцать пять минут назад. Ты завтракала?

- Н-нет.

- Хорошо, пока споласкиваешься, приготовлю завтрак.

- В костюме?

- Ах, да…

Вот только такие глупые промахи выдавали нервозность Максима Денисыча, а так бы я даже не подумала, что его тоже выбивает из колеи эта ситуация.

- Может, мы поспешили? – рискнула я отменить его решение. – Я же никуда не денусь. Можно в другой какой день…

- Не можно, Васильева. В душ. Живо.

Я почувствовала его присутствие, когда намылила голову каким-то нерусским шампунем и сильно зажмурила глаза, чтобы обильная пена не щипала. Вот тогда стеклянные двери душа разъехались, я услышала шумный выдох и мою талию обхватили его ладони. Он прижал меня спиной к своей груди и руки тут же поползли вверх и сжали груди.

Я как стояла с пальцами запущенными в мыльные волосы, так и осталась, чувствуя спиной и теперь уже задницей возбуждение ректора. Он отнял мои руки от головы, прислонил ладони к стене, убрал со лба пенные волосы. Я почувствовала, как его мыльные от моих волос ладони скользят по телу, медленно, неспешно изучая каждый сантиметр.

И я поверила бы Максиму Денисычу, что он никуда не спешит, а растягивает удовольствие, если бы не тяжелое рваное дыхание у меня над ухом, несдерживаемые движения бедрами, толкающие твердый член между разведенных бедер. Так что его выдержку я оценила.

Вздрогнула, когда мужские ладони вернулись к груди, и ректор поиграл сосками, тихонько сдавливая их, покручивая между пальцами и оттягивая, потом снова сдавливая, тиская и при этом продолжая движения бедрами, имитирующими секс.

От всего этого немного закружилась голова, и я прислонилась лбом к стене, пытаясь остудить горящее лицо. Разряды от его рук, пальцев целенаправленно выстреливали вниз живота, собирая там свербящее томление. Теперь я непроизвольно оттопыривала задницу на его выпады, чтобы почувствовать скольжение члена не только внутренней стороной бедер, но и между ними, прямотам.

Максим Денисыч хрипел, оставляя грудь в покое, пробираясь рукой вниз, поглаживая живот, надавливая пальцем на пупок, и ниже, раздвигая складки и просовывая палец между ними.

Я ахнула и осела, колени подкосились, я забыла про мыло и распахнула глаза. Тут же затерла их руками, пытаясь убрать щиплющую пену, пока ректор не поставил меня под струи душа.

А потом, как только я проморгалась, резко развернул к себе, прислонил спиной к стене, взял рукой под колено и закинул к себе на талию. Я еще ждала прелюдий, но кажется, терпение мужчины истончилось.

Он вошел в меня сразу, на всю длину, и откинув голову, простонал, удерживая нас в соединенном положении. Я еще не могла сообразить нравится мне или нет, больно или терпимо, когда Максим Денисыч начал двигаться, сначала размеренно, выходя на всю длину и толкаясь до упора. Вбивался в меня с тихим рычанием, поддерживая одной рукой за колено, другой за бедро.

А я… Я вдруг поняла, что мне не только совсем не больно, а невыносимо приятно. Все что сейчас происходило со мной, больше не смущало, наоборот, раскрывало полнее, давая почувствовать и свою слабость, и его силу, и свою чувственность и его реакцию на меня.

Из-под полуоткрытых век я наблюдала за меняющимся выражением лица ректора, от сосредоточенного до умоляющего и восхитительно беззащитного, когда ситуация стала критической. Он громко вскрикнул, сделал два коротких выпада и задрожал, прислонившись лбом к стене рядом с моей головой.

Сейчас я чувствовала его горячее дыхание, влажную кожу, поддернутую мелкими мурашками, дергающийся во мне член. И собственное накопленное, но не нашедшее выхода напряжение.

- Споласкивайся и присоединяйся к завтраку. Кофе или какао? – сиплым голосом спросил он, как ни в чем не бывало выходя из душа.

- Какао? – еще получилось удивиться у меня.

- С молоком?

- Ну ладно, - сейчас мне было как-то не до завтрака, но уже не терпелось остаться одной и немного собраться с мыслями.

Вот вроде мы и переспали. Я точно уверена, он кончил. Может, накормит завтраком и отправит в общагу? Что еще мне тут делать?

- Ты мастурбировала раньше?

Вопрос для меня оказался внезапным и куда более смущающим, чем акт. Да, мы занимались сексом, но это же не значит, что ректор может спрашивать меня о таких вот вещах?

- Я… Мне…

- Ты трогала себя раньше? Отвечай?

- Д-да, - я покраснела как помидор.

Вот ему то зачем это знать?

- Хорошо, - вдруг предвкушающе улыбнулся он. – Сейчас себя не трогай. Я хочу сам довести тебя до первого оргазма.

- Не собиралась, - проворчала я, начиная смущаться его взгляда по моему голому телу.

- Я пойму, если ты ослушаешься, Васильева. Так что даю тебе минуту.

Он вышел, а я протяжно застонала, залезая под теплые струи душа. Кажется, сегодняшний день станет самым постыдным моим воспоминанием на всю жизнь. Мне бы его пережить!