Он ушел. Просто взял и ушел. Поправил штаны, вымыл руки, сунул мне в руки злополучный батон и ушел.
Ни тебе «прости, Васильева», ни «я сожалею», ни даже «не понимаю, что на меня нашло». А на него определенно что-то нашло, потому что объяснить это нападение конкретно на меня было нечем. Или как бывает: ректор прогуливался себе между общагами и вдруг: «А не трахнуть ли мне деву?» И побежал в общежитие, разыскивать деву, точно зная, что есть еще такая завалявшаяся, чтоб трахнуть её?
Я горько усмехнулась, переворачиваясь на другой бок и сворачиваясь в клубок под одеялом. Что-то перспективы в голове рисовались не радужные. Вариантов то маловато будет. Или это временное помутнение и ректор в полном раскаяние принесет мне извинения и даст пожизненную индульгенцию на все зачеты до конца срока обучения. Или я обвиню его в сексуальном домогательстве и насилии, но тогда стыда не оберешься. Или…
А если это морок Хэллоуина? И на утро он ни о чем не вспомнит? А что же я? А как же моя девственность?
От отчаяния я даже заскулила. Не то, чтобы сильно жалко было девственность и её потерю, просто несправедливо, что я взамен даже искренней признательности не получила. Хотя надеялась, что за такой подарок дарят слова любви как минимум. Или руку и сердце, как максимум.
В комнату ввалились шумные, взбудораженные соседки и я притворилась спящей.
Утром, как только началась лекция, в аудиторию постучали и зашедший секретарь учебной части громко отчеканила:
- Васильева, к ректору!
Меня охватила паника, стыд, страх и всё это одновременно. Голоса и звуки отключились, и я в бездушной и безмолвной иллюзии покидала разложенные тетради и ручки в сумку, на деревянных ногах пошла на выход, а потом строго за секретарем, в чистилище ада.
- Проходи, он ждёт.
- Кто?
- Ректор. Входи, Васильева. Сумку здесь оставь.
Максим Денисыч стоял у окна, ко мне спиной, и даже не повернулся.
- Здрасте…
- Как ты?
Что? Он о чем? Блин, значит, всё помнит.
- Ну-у… не очень.
- Я проконсультировался, скоро заживёт, - вот теперь он развернулся ко мне, но так и остался у окна, что выражение его лица не разглядеть.
- Что заживёт – девственность?
Пауза в разговоре затянулась, потом ректор мотнул головой, словно в ответ на мысленный разговор сам с собой.
- Александра, присядь, - жестом указывая за длинный стол-приставку.
Я все еще на дрожащих ногах прошла и плюхнулась на указанное место, ректор наконец отлип от подоконника, осторожно подошел ближе и сел напротив.
Внимание больше привлеклаегонастороженность, как будто это я кусаюсь, а не он.
- Я…
Он замолчал, нервно постукивая костяшками по столу. Потом попробовал начать заново:
- Я не знаю, чем объяснить вчерашнее поведение, Васильева. И предлагаю уладить этот… Вопрос между нами… Компенсация тебя устроит?
Интуитивно отпрянула от стола, приклеившись к спинке стула.
Ректор купить меня хочет? Скандал замять?
- Компенсация? – глухим голосом повторила я, и он кивнул, тут же придвигая к себе блокнот и на бумаге выводя цифру и нули.
Сто тысяч.
Ого, как, оказывается, дорого стоит моя девственность!
- Мне не надо… не нужны деньги.
- Что ты хочешь? – он поддался вперед, так, что теперь я видела злость и обреченность загнанного зверя.
- Ни-ничего…
Наверное, можно было бы упомянуть, что в идеале хочу избежать возможных проблем с отчислением или с успеваемость, лишающую меня стипендии, но сейчас не могла ставить такие условия. По-моему и так было понятно, что если у меня вдруг возникнут проблемы, я обязательно приду к нему и напомню про должок.
- Мне будет проще, если ты возьмешь деньги, - признался Максим Денисыч.
- А мне было бы стыдно, как будто я продала вам… То самое.
Он горько усмехнулся, не скрывая теперь, насколько потерян и расстроен. Нервно взъерошил прическу, которая небрежно легла на лоб, сделав его моложе и красивей, снова постучал пальцами по столу.
- Многие в курсе, что «то самое» взял я?
Вот зря он!
- Пожалуй, я возьму деньги.
- Отлично. И сразу напишешь объяснительную.
- Какую еще объяснительную?
- Что воспользовалась моим состоянием и по доброй воле совершила акт.
- Я?!
- Мы как раз пытаемся договориться. Я тебе плачу, ты даешь мне гарантии, что нам не придется больше вспоминать этот инцидент.
Какой же он изворотливый! Хотя странно было бы сидеть на этом престижном месте и не быть таким умным.
- Тогда мне тоже нужны гарантии.
- Какие, Васильева? Что я усыновлю твоего внезапно родившегося в ближайший год ребенка? Увы, от пальцев не залетают. Вот тебе самая веская гарантия.
Я густо покраснела.
- Я другое.
- Слушаю?
- Хочу быть уверена, что вы меня не выживете из универа. Мне еще четыре года учиться, а вы каждый год по десятку студентов отчисляете!
Ректор присвистнул.
- Молодец! Хорошо продумала стратегию, респект. Может, ты и виновата в том моем невменяемом состоянии, Васильева? Уточни, что за отрава была в бутылке из-под виски?
Черт, надо было молча взять деньги и свалить.
- Не надо было пить, Максим Денисыч. Это не вам предназначалось.
- Как интересно. А кому?
Тяжко вздохнула:
- Комарову…
Ректор захохотал, громко шлёпнув по столу ладонью, так что я подпрыгнула от неожиданности.
- Комарову? Серьезно? Хотя и тут отличный расчет, Васильева.
- Какой? – удивилась я.
- Ну как же? Пятикурсник, с отличными рекомендациями и уже, заметь, с пятью предложениями о работе от наших спонсирующих предприятий. Дай угадаю: лишение девственности, залёт и в качестве компенсации женитьба на тебе со всеми вытекающими? Хороший план, если бы не я…
- Это да, если бы не вы…
- Ты даже не отрицаешь? Только я, Васильева, жениться не собираюсь. Разойдемся на возмещении морального и физического ущерба.
- А от отчисления?
Ректор резко встал, снова отошел к окну, уже разговаривая со мной не поворачиваясь.
- Тогда еще два заявление от тебя.
- Какие?
- На перевод на спонсируемое место по вашему потоку и заявление, что всё, что ты трещала, и возможно, будешь трещать о связи с ректором – ложь. Но если ты будешь распространять ложь о ректоре, Васильева, я тебя отчислю за клевету и унижение чести и достоинства. Эта статья Устава распространяется даже на спонсируемых студентов.
Мне сложно было уловить его логику, но распространяться освоемпозоре я точно не собиралась!
- По рукам!
- Нет уж, хватит. Бери листы и пиши под диктовку.
Пока я записала за Максимом Денисычем два листа с объяснением и заявлением, потом еще один с зачислением меня на спонсируемое место курса, он при мне позвонил в бухгалтерию и распорядился перечислить удвоенную стипендию на карту за два месяца и стипендиальную премию из личного фонда. В общей сумме это и получилось сто тысяч.
Я сидела и во все глаза таращилась на него.
- Свободна, Васильева. И очень надеюсь, наши пути больше не пересекутся.
Я осталась сидеть, пытаясь как-то сложить всё произошедшее воедино.
- Что? – нетерпеливо поинтересовался ректор.
- Просто… Это же не ваши деньги.
Он недоуменно застыл надо мной, задумчиво склонив голову, потом уточнил:
- В каком смысле «не мои»?
- Ну… Вы должны были мне заплатить свои сто…
- Молчи! Не обязательно называть суммы.
- Ладно. Я думала, вы дадите свои деньги. А это из фонда.
- В фонде тоже мои деньги.
- А удвоенная стипендия? Это же деньги спонсоров для студентов?
- Господи! – он реально схватился за голову. – Девственница и еще бесподобно наивная! Ты полагаешь, что могла бы получить удвоенную стипендию и так? Просто за свои заслуги?
Я неуверенно кивнула.
- Тебе принципиально ударить именно по моему кошельку?
Теперь я не кивала, чувствуя, что мы ступили на опасную почву.
- Ну, хорошо, Васильева. Вот тебе бесплатный урок на будущее… Так, сколько у меня с собой? – он при мне достал свой бумажник и раскрыл его. – Тысяч двадцать и баксы. В долларах возьмешь? Совесть и патриотизм не замучают, что я сделал тебя полувалютной… эм… Расплатился в валюте?
Я помотала головой. События развивались слишком быстро, чтобы я успевала их переваривать.
- Хорошо. Вот двадцать и… баксы. Теперь самая важная часть жизненного урока, Васильева.
Он снова набрал бухгалтерию и отменил перечисление двойной стипендии, заменив ее на обычную, в одинарном размере.
- Но как же так?.. – спросила я, сжимая в руках разноцветные купюры, красные, синие, зеленые.
- Как-то вот так. Свою сумму ты получила. Половину наличкой, половину на карту измоегопремиального фонда.
- А стипендия?..
- Я тебя не лишил стипендии.
- Но… двойная? Я могла бы получать двойную, так?
Он кивнул.
- Каждый месяц?
Снова кивнул.
- И это было бы больше ста… ой, простите. Больше той компенсации.
- Именно! Но теперь ты будешь получать как все, извлечешь урок на будущее, что руку дающего не кусают из-за повышенной принципиальности или желания уязвить. Ну и главное, будешь стараться, умнеть и достигать повышенной стипендии своими силами, а не с моей лёгкой подачи. Теперь твоя совесть спокойна?
Я сжала зубы, чтобы не выругаться в кабинете ректора и не послать его туда, откуда, судя по всему, не вылезает его совесть. И вышла из кабинета, со злостью хлопнув дверью.
***
После той ночи и неприятных торгов все успокоилось. Никто меня не дергал, не задавал глупых вопросов, не вызывал в кабинет. Пока на третий день Максим Денисыч не ввалился посреди лекции в аудиторию, бешенным взглядом впился в меня и прислонился спиной к двери, скрестив руки на груди. Всем видом выражая, что так здесь и останется.
- Максим Денисович, что-то случилось? – тут же отреагировал наш преподаватель.
- Нет, ничего. Хожу, инспектирую, как проходят лекции. Перед открытым уроком для спонсоров.
И при этом так и не отвел от меня глаз.
А я тут причем? Я же не единственная студентка на спонсорском месте!
Он так и проторчал до конца пары у двери, оторвавшись от косяка только когда прозвенел звонок.
- Васильева, останься.
- Зачем?
- Обсудим одну важную деталь перед встречей со спонсорами.
Он явно врал, но так правдоподобно, что за пять минут все покинули аудиторию, оставив нас вдвоем.
Ректор небрежно обошел преподавательский стол и присел на край, все так же не сводя с меня глаз.
- Потратила уже компенсацию? – начал разговор Максим Денисыч совершенно с другой темы, далекой от спонсоров и инспекции.
- Да, нет… Не все.
Он удовлетворенно кивнул.
- Значит, уже наслаждаешься неожиданно свалившимся богатством?
Я фыркнула, начиная нервничать от странного разговора.
- А я тут подумал, что расплатился за то, чего, собственно, так и не получил, Васильева. Тебе не кажется это несколько несправедливым?
У меня челюсть отвисла от такого заявления.
- Вы хотите… добавки?
Он хмыкнул:
- Скорее, я хочу полноценного акта. Иначе чувствую себя обворованным.
Я села. У меня пропал голос, колени тряслись, ноги не держали. Даже пальцы пришлось сцепить, чтобы они не дрожали, выдавая мое состояние.
- Максим Денисыч…
- Да, Васильева?
- Это же… домогательство.
- Ну не совсем. Скорее, получение оплаченной ранее услуги в полном объеме.
- Я буду жаловаться! – голос подвел, взвизгнув на последнем звуке.
Ректор равнодушно пожал плечами:
- Не получится, у меня на руках заявление, что это ты меня домогаешься, имея корыстные планы шантажировать этим в будущем.
Я еще посидела под его тяжелым взглядом, пока на меня не накатила новая волна паники:
- Так ведь вы теперь, прикрываясь этими бумажками, можете меня до самого выпуска шантажировать и иметь, как только вам приспичит!
- Именно, Васильева. А ты так опрометчиво отказалась от удвоенной стипендии! Но если будешь умницей, и мы быстро договоримся, то так и быть, я снова подпишу приказ.
Умницей? Договоримся?!
Да по нему весь универ слюни пускает, даже скрытые геи, а он меня принуждает к сексу! Как так-то?
- Зачем вам… это? Почему я?
- Не знаю…
Ректор впервые за эти пару часов отвел от меня взгляд, потерянно оглядывая аудиторию, потом снова посмотрел на меня и в омуте зрачков заплясал огонь:
- Возможно, мне понравился твой вкус, и я хочу повторить. С тобой. Дойти до конца.
Я вздрогнула, но не опустила глаз, только потому заметила, как резко потух его взгляд, когда он с тоской добавил:
- Может тогда отпустит…