Первое, что Блейд почувствовал, — теплые солнечные лучи, золотящие кожу. Воздух благоухал розовым мылом, накрахмаленными простынями и чистым ароматом солнца. Блейд открыл глаза и поморщился. От яркого света зрачки болезненно сузились.
Из угла доносилось тихое мурлыканье. Господин моргнул, глядя на красные бархатные портьеры, окружающие кровать, и повернул голову на бок. Его подушки и постель. Его комната. И Онория, бормочущая себе под нос, складывая что-то в шкаф.
Боже милостивый. Голову пронзила остаточная боль. Последнее, что запомнилось Блейду, — атриум, а потом стремительно приближающийся пол, пока королева объявляла вердикт.
Блейд пошевелился, но Онор этого не заметила. На ней красовалось новое туго зашнурованное платье из набивного ситца бледно-лилового цвета; пышные юбки в пол усеивали маленькие серебристые ирисы, а аккуратный шиньон удерживала красивая серебряная заколка. Онория начала округлятся, больше не напоминая ту костлявую оголодавшую девушку, с которой Блейд познакомился. Она была прекрасна.
Он долго печально смотрел на любимую. Грудь сжало словно тисками. Такая красавица, но придется ее отпустить.
«Нет, она принадлежит нам», — прошептала внутренняя тьма.
«Не нам, а мне». При этой мысль Блейд стиснул кулаки и закрыл глаза, чувствуя жгучую сухость. Слез не было. Он не мог плакать, потому что недуг украл у него и эту частичку человечности. Не смог оплакать Эмили и не сумеет излить свою скорбь по Онории. Но сокрушительное горе никуда не делось.
Онория медленно подняла голову и так и застыла с рубашкой в руках. Затем, будто почувствовав на себе взгляд Блейда, оглянулась через плечо. Серьезная, сосредоточенная. Ему так нравилось это ее выражение лица. Она выронила одежду и прошептала:
— Блейд.
И улыбнулась так, что он едва не передумал.
Онор в три шага оказалась рядом, укрыла Блейда ворохом теплых юбок, сжала его голову в ладонях и поцеловала. Он не смог себя сдержать: притянул ее к себе и поцеловал в ответ. Их языки столкнулись, и господин почувствовал вкус корицы на губах любимой.
— О, Блейд, ты очнулся, — выдохнула она.
Он прижал ее к своему плечу, чтобы не смотреть в лицо, и крепко обнял. Онор спаслась от Викерса и чудовища, а теперь придется спасти ее от самого себя.
— Ага, — хрипло выдавил Блейд и кашлянул.
Онория вскочила с постели, взяла графин бладвейна и налила бокал. Каким-то чудом господин нашел в себе силы сесть. Запах крови вызвал голод, и темные тени заволокли зрение. Он схватил бокал, и, заставляя себя двигаться не так резко, поднес напиток к губам. Пальцы дрожали, на лбу выступил холодный пот. Не глядя на любимую, Блейд сделал большой глоток.
Кровать слегка прогнулась под Онор, устроившейся на краешке. Слишком близко. Блейд, раздувая ноздри, вдохнул пьянящий аромат теплой кожи. Силы возвращались очень быстро, по мере того, как бладвейн наполнял сжимающийся от голода желудок. Опустошив бокал, господин снова уставился на графин, ведь содержимое едва ли утолило его жажду.
— Еще?
Онория послушно налила еще два бокала, пока Блейд не насытился.
— Целых полторы пинты, — заметила она, глядя на него серьезными черными глазами.
Блейд не мог сдержаться и коснулся ее гладкой щеки:
— Ага, милашка.
Онор взяла его за руку, сжимая в ладонях. Ее жар опьянял. Блейд купался в нем, желая уложить ее и потереться о красавицу обнаженным телом, забирая себе еще.
— Помнишь, что случилось? — спросила она.
Блейд приподнялся. Простыни собрались на талии, и он понял, что одежды на нем нет. Прикосновение шелковой ткани к возбужденному члену походило на сладкую пытку. Господин согнул ногу в колене, пытаясь скрыть эрекцию.
— Совет голосованием решал, позволить ли чудовищу жить.
В глазах Онории промелькнуло смущение.
— Ты не чудовище.
— Онор. — Блейд прижал ее руки к своим губам и поцеловал костяшки. — Ты знаешь, что я такое, — с болью прошептал он. — Я потерял самообладание, когда увидел Викерса с тобой. И снова добровольно вышел из себя, кода испугался, что он тя укокошит.
— Но ты же сумел с собой совладать.
Он гладил мягкие женские волосы, запоминая ощущение.
— С тобой я неуправляем. — Первый признак приближающегося Увядания. Отчаяние тяжело давало на грудь. — Да, я очухался. В этот раз.
Блейд видел, что Онория начинает понимать. Она устроилась у него на коленях, всем своим видом выражая несогласие.
— Не смей! Не смей так со мной поступать! Я боролась за тебя, черт побери! А теперь борись за меня.
— Я и борюсь. — За ее жизнь. Раздираемый противоречивыми чувствами, он снова поцеловал Онор. Та ответила крепко и требовательно, оседлав любимого.
Тяжелые юбки задрались. Блейд провел рукой по ее бедру, обхватил округлую попку и застонал, притягивая Онор к себе. Горячее желание пылало в его паху. Чего бы только он не отдал, лишь бы еще раз…
Онория жадно целовала его и сжимала руками юбки, простыни. Блейд покачал головой, отрываясь, чтобы вздохнуть.
— Нет. — Он перехватил запястье любимой и застыл, почувствовав, как нежная кожа ее складочек мимолетно прижалась к его члену. — Онория.
Еще поцелуй. Блейд не мог ей противиться. Застонав, он легко толкнулся, ощущая ее влагу и манящий вход в лоно.
— Черт побери!
Он перекатился вместе с ней и прижал ее к кровати. Юбки раскинулись по красным шелковым простыням, а Онория обхватила его бедра ногами, поймав в ловушку. Придавив ее запястья, Блейд попытался не обращать внимания на соблазнительную позу.
Всего раз.
«Нет».
Он прижался лицом к ее шее.
— Мы не можем. Я опасен для тебя и своих людей.
— Ты никогда не обидишь того, кого поклялся защищать.
Господин посмотрел в полные страсти глаза Онории. Она была такой решительной, так защищала всех, кого считала своими близкими. И станет бороться, пусть даже смысла в этом больше нет.
— Уровень вируса у мя в крови держался на семидесяти восьми процентах последние месяца три, — прорычал Блейд. — Скажи, что это значит? Скока мне осталось… ты, со всеми цифрами и фактами. — Он заметил, как Онория поджала губы, и слегка ее тряхнул. — Черт тя дери, Онор, ты знашь, чо это такое. Не закрывай глаза.
— У тебя не семьдесят восемь, — упрямо начала она, — а….
— Я неделю назад делал замеры! — заорал он, отпихивая ее от себя.
Затем, не обращая внимания на жжение в глазах, отвернулся, обмотал простыню вокруг талии и, пошатываясь, встал с постели. Комната, казалось, накренилась. Блейд едва видел, пока шел, натыкаясь на мебель и даже тапочки. Добравшись до письменного стола, он вытащил из ящика маленький дневник и бросил его Онории.
— Я не мастак читать и писать, но в цифрах смыслю. Записывал их каждую неделю. — В голосе уже не было злости. Блейд опустился в кресло и уронил голову на руки. — Они годами все подымались и подымались. Я предупредил Эсме, мол, при восьмидесяти сдамся Уиллу.
Сначала повисло молчание, а потом послышался шелест страниц.
— Странно.
— Чо странного? — проворчал Блейд. — Таков недуг. Тело может сопротивляться, оттягивать момент, но потом начинается обратный процесс. — Он провел рукой по шевелюре. — Я вижу, как волосы и кожа светлеют. Чувствую, как тело холодеет. Я не дурак и понимаю, чо происходит.
Онория подняла голову, но вместо обиды и отчаяния ее лицо выражало решительность. Она встала с постели, и юбки опустились, скрывая ноги.
— Я вчера проверяла твой уровень вируса и получила число семьдесят шесть.
Блейд замер:
— Быть не может.
Они оба посмотрели на маленький медный спектрометр.
— Я уверена, что уровень был семьдесят шесть процентов, — сказала Онория, бросаясь к аппарату. — Я удивилась, насколько он… высок. Ты никогда об этом не упоминал.
Вежливый укор.
— Мне было об чом подумать, — ответил Блейд, идя следом.
Онория протянула ему руку, а второй взяла иголочку. Блейд замешкался.
— Я не причиню тебе боли, — заметила Онор, неправильно истолковав его нерешительность. — Я очень искусна, ведь много лет практиковалась в Клинике.
Он глубоко вздохнул:
— Дело не в том. Уровень никада не опускался. Эт немыслимо. — Но все же медленно вложил свою руку в ее. — Мож, ты ошиблась?
Онория погладила пальцы любимого и приложила один из них к медной тарелке.
— Значит, мы узнаем вместе.
Острая иголочка словно жало пронзила плоть. Блейд дернулся. Онор наклонила его кисть и держала ее над маленьким стеклянным пузырьком, массируя кожу, чтобы пошла кровь.
Одна, две капли. Третья для верности. Кровь лениво расползлась по дну бутылочки. Онория добавила три капли гидрата окиси натрия, а потом опустила емкость в спектрометр. Нажав на кнопку, она покрутила диски набора, чтобы найти правильную частоту. В зависимости от уровня кислой реакции, маленькие медные шестеренки встанут на места, согласно данным по текущему уровню вируса.
На мгновение они затаили дыхание, а Блейд еще и отвел взгляд.
— Все будет хорошо, — прошептала Онория. — Все равно у меня остались отцовские записи. Он был на грани открытия. За несколько дней до смерти ни о чем другом и не говорил. У нас есть еще немного времени.
Послышался резкий щелчок. Онор наклонилась, и половица заскрипела под ее весом.
— Ну чо? — Слова застревали у Блейда в горле.
— Смотри, — прошептала она.
Маленький диск остановился на отметке «76».
— Я ж правильно замерял, — пробормотал господин, чувствуя, как ноги подкашиваются. Онория обняла его, пока он изумленно смотрел на прибор. — Было ж семьдесят восемь, точно говорю.
Онор отстранилась и повела его к креслу.
— Ты бы не делал одну и ту же ошибку месяцами. — Ее лицо озарила широкая улыбка. — У тебя тут колонки с цифрами и датами. В последний раз показания в семьдесят шесть процентов записаны тридцать первого марта.
— Наверное, механизм сдвинулся…
Онория устроилась у любимого на коленях и обхватила ладонями его лицо:
— Мы купим новый, но с виду и этот прекрасно работает. Не знаю, как… — Она ошеломленно покачала головой. — Ничего не изменилось в питании? Или, может, в количестве сна и привычках?
Он хрипло усмехнулся:
— Многое изменилось, милашка. — Его руки дрожали. Впервые Блейд позволил себе надеяться. Казалось, он уже свыкся с мыслью о грядущем, но затем в его жизнь вошла Онория. Впервые за годы ему хотелось жить. — Но ничо необычного. В трущобах вечно нелады. Не высыпаюсь и пью больше холодной крови, но так бывало и раньше. Никада прежде уровень не падал.
Она поцеловала его.
— Ах ты болван! Собирался меня отослать, да?
Блейда словно обухом по голове ударило. Если уровень падает, можно избежать печальной участи. Влияние жажды уменьшится, хотя и никогда не исчезнет полностью.
Блейд подхватил Онорию на руки и понес к постели.
— Точно нет, — твердо ответил он. — Ты заявилась в мою жизнь и перевернула все верх дном, и я тя не отпущу.
Он бросил ее на простыни и рухнул следом. Онория, смеясь, попыталась оттолкнуть его руки:
— Погоди, погоди, дай подумать.
Изумленный ее внезапным отпором, который настолько не вязался с недавним соблазнением, Блейд отодвинулся и, встав на колени, навис над Онорией:
— О чем?
Ее черные глаза горели уже знакомым энтузиазмом.
— Вот оно. Я — единственная перемена в твоей жизни.
— Я не понимаю, как энто связано с уровнем вируса, — неуверенно признался господин.
— Я — единственное изменение в твоем питании. — Онория села. — Разве ты не понимаешь? Должно быть, редукция произошла из-за чего-то в моей крови. Единственное, что приходит на ум, — вакцина. Когда отец разработал рабочую версию, то предложил ее слугам и добровольцам в Клинике. Кто-то согласился, кто-то отказался. Трое подопытных показали уменьшение уровня, а остальные — нет. Возможно, эти трое кормились от добровольцев, которым вкололи вакцину.
В ее глазах светилось радостное волнение. Она еще никогда не была так прекрасна, как в эту минуту.
— Отец, видимо, догадался. В последнюю неделю он все говорил об общем факторе. Почти не спал и не ел…
Онория не удержалась, вскочила с кровати и стала отчаянно жестикулировать.
— Вакцина не действовала на голубокровных, мы пытались. Однако если голубокровный будет пить кровь привитого донора… — Она огляделась, проводя рукой по волосам. — Записная книжка. У тебя есть записная книжка?
Блейд опустил голову на кровать и слабо улыбнулся:
— Я тока что вернулся с того света, а ты хошь чертову книжку?
Онор моргнула большими карими глазами и медленно вернулась к реальности из какой-то параллельной научной вселенной, куда завела себя размышлениями.
— Ты не понимаешь, мне нужно это записать.
— У мя есть время. — Лениво разглядывая любимую, Блейд закинул руки за голову. — У Чарли тож. Довольно и того, что уровень падает. Но нам с тобой надо поболтать. Я чувствую ся таким одиноким и заброшенным.
Онория посмотрела на его живот и на выпуклость под простыней. Блестящий ученый уступил место роскошной соблазнительнице. Она забралась на кровать, подняла юбки и оседлала бедра господина.
— Бедный голодный голубокровный. Или мне теперь звать тебя сэр Генри?
— Тока если разрешишь звать тя леди Ратингер, — промурлыкал он, прижимая ее руку к губам.
Онория затаила дыхание, и в ее глазах промелькнула робость.
— Ты просишь меня выйти за тебя?
Блейд поцеловал ее ладонь, лаская языком чувствительную кожу. Онор слегка вздрогнула, приоткрыла губы, и ее взгляд помутнел от желания.
— Ага. Кто б мог подумать, что мя окольцуют на всю жизнь? Но тока так я могу справляться с твоими порывами. Никаких больше вампиров, алчных герцогов и залов, полных голубокровных. За последние недели я умер тысячу раз. Мое бедное сердце такого не выдержит.
— Значит, и тебе не следует так рисковать, — с улыбкой ответила она, наклонившись и потершись своим носом о его. — Потому что я сражаюсь лишь за любимых.
Блейд обхватил ее лицо ладонями и страстно поцеловал. Он почти боялся ее отпустить, думая, что эти слова лишь галлюцинация, как и те, что Онор произнесла в Башне из слоновой кости.
«Моя», — прошептал мрачный голос в голове. Его темная половина. Наконец-то до Блейда дошло, что это часть его самого, та самая, которой управляли страсти и голод, и которую он когда-то боялся и старался сдержать.
«Я тьма», — с изумлением подумал он и потянул шнуровку Онории. Она рассмеялась. Платье расстегнулось, и показался накрахмаленный белый корсет.
Но бояться Блейда стоило только врагам, ей он никогда не навредит.
«Наша, — поправился господин, наконец признав неизбежное. — Наша навеки».
Конец.