Суп расплескался по всему полу. Лена, застыв, стояла посреди комнаты.
— Чарли? — прошептала она.
У Онории перехватило дыхание, пальцы сжались на дверной ручке.
— Прости, — прошептал Чарли. По лицу его стекали слезы, смешиваясь с кровью на губах. — Мне очень жаль. Я не мог… Просто не смог остановиться.
Взгляд Онории метнулся к окровавленным простыням и месиву, в которое превратились его запястья. Она нерешительно шагнула в комнату, ощущая, как та начинает вращаться вокруг нее. Зрачки Чарли были почти полностью черными.
— О господи, — прошептала младшая сестра.
— Лена, принеси тряпку.
Чарли отодвинулся к изголовью:
— Ближе не подходи. — Его ноздри раздувались.
На деревянном ящике, служившем прикроватной тумбочкой, стоял флакон коллоидного серебра. Онория нервно прикусила губу, поглядывая на него.
— Чарли, ты истекаешь кровью. Нужно остановить…
— Знаю. — Его зрачки расширились на мгновение, а потом он застонал и ударился головой о спинку кровати. — Я чувствую запах крови.
— Прекрати, — твердо произнесла Онория. Она прошла мимо Лены, которая поспешила на кухню. — Прекрати, Чарли. Посмотри на меня. Если мы ничего не сделаем, ты истечешь кровью.
— Разве это так плохо? — прошептал брат.
Онории показалось, будто у нее из груди вырвали сердце.
— Не говори так.
— Самое отвратительное… мне это нравится. Кровь так хороша на вкус. — Его взгляд опустился ниже, к горлу сестры. — Я хочу еще.
— Не думай об этом. Думай о… шпинате. И копченой треске. — Два его самых нелюбимых блюда. Сработало. Он скривился. Онория снова медленно шагнула вперед.
Чарли прикусил губу и закрыл глаза:
— Я так устал.
Кровь вяло вытекала из его вен, будто те пытались зажить сами по себе. Как у голубокровного.
«Перестань», — приказала себе Онория. Еще не поздно. Не может быть. Она каждый день следила за уровнем вируса брата с помощью лакмусовой бумаги. Это были чрезвычайно грубые измерения, но она не могла позволить себе медные спектрометры, которыми пользовались в Эшелоне.
Лена вернулась с тряпкой.
— Помоги мне привязать его, — попросила Онория.
Чарли не сопротивлялся. Просто смотрел в потолок, пока они привязывали его руки к кровати, обматывая хлопок вокруг пальцев, потому что нельзя было стягивать запястья. Кровотечение почти остановилось, но Онория все равно обмотала запястья марлей, чтобы та впитывала ярко-красные ручейки крови.
— Что нам делать? — спросила Лена, присаживаясь, когда они наконец закончили.
— Мне просто нужно время, — автоматически ответила Онория. — Я все исправлю. Вакцина, которую дал ему отец, очевидно, не работает, но если я разгадаю формулу лекарства, то смогу остановить вирус. Я смогу…
— Слишком поздно, — прервал их Чарли и отвернулся к стене.
Онория запустила пальцы в его темно-каштановые кудри насквозь мокрые от пота.
— Нет, еще не… — начала она.
— Онор. — Лена взяла ее за руку. — Не мучай его больше. Уже действительно слишком поздно.
Нет, нет, не поздно. Не может быть. Ей просто нужно еще время, нужно разобраться, что же это за таинственная переменная, благодаря которой так полегчало подопытному номер двадцать семь.
— Отец говорил, что уже на пути к успеху. Если бы мне только удалось расшифровать его записи…
— Ты его мучаешь! — закричала Лена. На ее глазах выступили слезы. — Остановись. Просто остановись! Я не могу позволить тебе и дальше делать это. Ты только причиняешь ему боль.
— Неправда. — Онория отрицательно покачала головой. — Я знаю, что близка к разгадке. Мне просто нужно…
Она увидела, как крупные капли катятся по щекам сестры, и запнулась. Чарли лежал поникший, безучастно глядя в стену, и казался почти безжизненным.
— Я обещала отцу, — прошептала Онория. Слезы защипали глаза, грозя захлестнуть ее. — Я обещала ему заботиться о вас. — Горло свело спазмом боли. — Нет, — прошептала Онория, качая головой. — Нет.
Чарли повернулся к ней и прошептал:
— Пожалуйста.
Рыдания рвались наружу откуда-то из глубины. Онор пыталась сдержать их, заглушить, прижимая к губам костяшки пальцев, но безуспешно. Плечи задрожали от силы этих рыданий. Слишком поздно.
— Нам нужен голубокровный, — сказала Лена. — Чтобы помочь Чарли во время превращения.
Казалось, слова доносятся откуда-то издалека. Онория едва их слышала. Она потерпела неудачу. Внутри все так свело от боли, что бедняжку едва не стошнило.
— Как думаешь, Блейд мог бы поддержать нас? Онор? Как считаешь, он бы нам помог?
Чьи-то пальцы впились в предплечье, и в поле зрения появилось лицо Лены, пристально смотревшей на сестру.
— Нам нужен голубокровный, — повторила Лена. — Ты доверяешь Блейду? Думаешь, он сможет помочь обратить Чарли?
Онория прикусила губу. Надо взять себя в руки. Чарли все еще болен. Если кто-то не облегчит ему переход, он может сорваться и стать ночным кошмаром трущоб. Но могла ли она доверить Блейду жизнь брата?
После стольких месяцев в страхе тяжело бороться со старыми привычками. Но ответ пришел на удивление быстро. Блейд был к ней намного добрее, чем она того заслуживала, в то время, как сама Онория отвечала на эту доброту крайне скупо.
— Да, — прошептала она. — Я приведу его.
Это наименьшее, что она могла сделать, ведь именно ее гордость обошлась Чарли так дорого. И небеса свидетели, если Блейд поможет, Онория найдет способ вернуть и этот долг.
* * *
Блейд зашел в свою комнату и захлопнул дверь прямо перед лицом Эсме. Она следовала за ним по лестнице, требуя, чтобы он поговорил с ней, но у господина не было ни времени, ни желания. День охоты в туннелях вместе с Бэрронсом выдался длинным и изматывающим. Блейд ссутулился от усталости. Он бы отдал что угодно за возможность рухнуть сейчас на матрас и просто поспать. Хотя бы несколько минут покоя, прежде чем он сможет заниматься домашними делами и разбираться с требованиями Эсме.
День превратился в цепочку ужасных находок. Выяснилось, почему вампир перестал охотиться в трущобах: все жители Подземного города пропали. В некоторых пещерах-комнатах остались признаки поспешных сборов перед побегом. В других же — разгром или брызги крови. В нескольких обнаружили мертвые тела.
Блейд снял пальто и отбросил в сторону. Кожа с громким шлепком приземлилась на спинку кровати. Повернувшись, он схватил бутылку бладвейна, поднес к губам и замер.
Из кресла, подобрав под себя ноги в одних чулках, на него серьезно глядела Онория. Как только Блейд увидел ее, то узнал тонкий женский аромат, витавший в воздухе. Вонь от запекшейся крови и разложения по-прежнему заполняла ноздри, но запах Онории пробивался сквозь них, словно свежий ветерок.
Жар охватил тело и опустился вниз к члену. Блейд был с ног до головы перемазан в грязи и прочих субстанциях, слишком отвратительных, чтобы о них вспоминать, но ему хотелось прижать гостью к стене и избавить от тяжелых юбок платья. Его ноздри раздулись, мир вокруг утратил цвета. Блейд сжал кулаки.
— Ты чо тут делашь?
Онория вздрогнула от его резкого тона. Он впервые заметил синяки у нее под глазами и этот взгляд… взгляд человека, потерпевшего поражение. Грудь сдавило тисками, там, где-то под ребрами. Блейд никогда раньше не видел Онор такой.
— Мне нужна твоя помощь, — тихо ответила она, не пошевелившись.
Он усмехнулся:
— Ну конечно.
Единственная причина, по которой она могла к нему прийти. Блейд отвернулся и сорвал кожаные наручи, тщательно избегая скрытых в них острых лезвий. Та же участь постигла потрепанный кожаный нагрудник — хозяин трущоб остался лишь в пропитанной потом рубахе. Потянув за воротник, Блейд через голову стащил и ее.
Непривычно тихая, Онория смотрела на свои руки, нервно сжимая пальцы.
— Я волновалась за тебя.
Блейд скомкал рубашку.
— Че вдруг? Боялась, наш лордик воспользуется шансом и воткнет мне нож в спину? Такскать, сузит круг соперников?
— Не уверена, что понимаю, о чем ты.
— Или, може, волновалась, что я его пырну? — произнес он, швыряя рубаху через всю комнату.
Бледные щеки Онории вдруг залила краска.
— О чем ты, черт тебя побери?
Блейд большими шагами подошел к ней. Наклонившись, положил руки на подлокотники, боясь, что если прикоснется к Онории, то уже не остановится. Она напряглась и плотнее вжалась в кресло.
— Думаю, ты отлично знаешь, про че я толкую, — ответил он.
Простое серое платье было слишком скромным. Всем своим существом ощущая голод, Блейд жадно блуждал взглядом по девичьим формам, затем наклонился вперед. Он многое бы отдал, чтобы коснуться ее, провести языком по этой стройной шее и узнать, насколько мягкая у нее кожа.
Онория твердо взглянула на него:
— Я не знаю, о чем идет речь. И хотела бы, чтобы ты перестал говорить загадками. И если с твоим обонянием что-то не в порядке, позволю себе заметить, что ты очень плохо пахнешь. На самом деле, как неочищенные сточные воды.
С тем же успехом она могла отвесить господину пощечину. Он прищурился, но отодвинулся:
— Ага. Надо помыться.
— Возможно, даже несколько раз, — парировала Онор.
Она определенно начинала напоминать себя прежнюю. Блейд окинул ее взглядом:
— Подем. Потрешь мне спину.
— Вот уж вряд ли.
Направившись в сторону ванной комнаты, он бросил через плечо:
— Эт те моя подмога нужна с чем-то там. Так что, черт возьми, че б те не помыть мне спину?
— У меня нет на это времени.
— А ты найди.
Вода брызнула из кранов, едва он их повернул, и ванную начал окутывать пар. Онория нерешительно замерла в дверях, оглядывая комнату, словно никогда раньше ее не видела. Гостья смотрела куда угодно, только не на хозяина.
Блейд лениво прикрыл веки, потянувшись к поясу брюк. «Попробуй игнорировать меня теперь». И расстегнул ремень.
Онория подошла к полке и, откупорив бутылочку ароматического масла, поднесла ее к носу, зажмуриваясь и глубоко вдыхая. Из-за пара локоны на затылке слиплись. На щеках появился румянец, и кожа стала влажной.
Член господина рвался наружу из тугого плена кожаных брюк.
Онория наконец выбрала одну из бутылочек и щедро плеснула масло в воду:
— Проблем сегодня не было?
Блейд присел на край ванной и сбросил ботинки. Онор говорила так спокойно, что можно было подумать, будто они супружеская пара, обсуждающая события прошедшего дня. Если бы не всё нарастающее напряжение в спине гостьи, или осторожные взгляды, которые она бросала на него, когда думала, что Блейд не видит.
— Ниче такого, окромя давно обескровленных тел. По крайней мере, эта тварь прошлась и по тесакам тоже. Нашли слив-лабораторию, хотя стеклянные цистерны были разбиты и пусты. Ясно дело, вампир вдоволь там попировал.
Другие картины замелькали в его сознании, некоторые слишком мерзкие, чтобы на них задерживаться. Каталки, к которым тесаки привязывали своих жертв. Жгуты. Ржавые иглы, чтобы сцеживать кровь, пока от тела не оставалось ничего, кроме пустой оболочки. И те цистерны — пять штук, достаточно большие, чтобы хранить в них кровь сотен людей.
Практически у господина под носом, а он и понятия не имел. Сколько людей пропало, о которых он даже не слышал? Блейд нахмурился еще больше.
— Никто не пострадал? — спросила Онория. Она возилась с полотенцами, спиной к нему.
Блейд увидел, как напряглись ее плечи, когда кожаные брюки с громким шлепком приземлились на пол. Член вырвался наружу и подрагивал у живота. До боли хотелось обхватить плоть рукой, но пришлось отказаться от этой идеи. Он и так уже был на грани сегодня. Лучше не искушать судьбу, особенно, когда Онория рядом.
— О ком-то конкретном печешься?
Она замялась:
— Нет.
Едва Блейд опустился в ванну, как тело окутал пар и приятный аромат. Онория склонила голову набок, словно пытаясь по плеску воды оценить степень наготы господина.
— Все прикрыто, — поддразнил тот, брызнув водой себе на лицо. — Мошь смотреть.
От воды исходил какой-то экзотический аромат, лимонный и слегка мужской, похоже на розовое дерево. Когда Блейд отнял руки от лица, на ресницах повисли капельки воды. Онория уставилась на него, как громом пораженная. Ну, по крайней мере, его тело все еще привлекает ее внимание. Похоже, порой она сама не сознавала, как часто за ним наблюдает.
Блейд специально закинул ноги на край ванны так, что вода расплескалась во все стороны. Щеки Онории залил румянец, и, с присущей ей бойкой энергичностью, она схватила мочалку и мыло.
— Наклонись вперед, — пробормотала она. — Чтобы я помыла тебе спину.
— Могла б ко мне присоединиться, — небрежно предложил Блейд с легкой вопросительной интонацией.
— Нет, спасибо.
— Ты намокнешь.
— Я буду осторожна. — Онор опустила мочалку в воду.
Осторожна или нет, она все равно намокнет, уж он-то об этом позаботится.
Масло переливалось на воде, поблескивало на его коже. Онория потерла кусочек мыла, словно желая, чтобы это был щелок, и толкнула Блейда в плечо.
— Наклонись вперед.
Он подчинился. Что угодно, только бы заставить ее прикоснуться к нему. Грубая мочалка будто сдирала кожу, но чувство было восхитительным, и Блейд, прижав колени к груди, положил голову на руки, пока Онория терла ему спину.
— У тебя грязь даже на плечах, — пробормотала она. Сердитые движения уступили место более нежным, решительным, когда она пыталась смыть особенно упрямое пятно.
Он мог представить эту мочалку, мыльную и мокрую, как вокруг нее сжимается рука Онории, и она ласкает его кое-где в другом месте. Блейд от напряжения стиснул челюсти.
— Видела б ты сваво дружка Бэрронса, — произнес он, подняв голову. — По сторонам ваще не смотрел. В итоге шлепнулся на спину и барахтался, как черепаха, в… ну, ради приличия назовем это грязью.
Онория перестала водить мочалкой. Их глаза встретились — и ее чуть заметно сузились.
— Мой друг Бэрронс, — повторила она.
Блейд откинулся назад, облокотившись на край ванны, и наблюдал за помощницей сквозь полуприкрытые веки. Он поймал ее за запястье и прижал к своей груди, намекая, чтобы она продолжала мытье.
— Веселая эт штука, хранить секреты, — произнес он. — Никада не знаешь, скока известно другим людям.
Онор побледнела, а у Блейда сердце ухнуло куда-то вниз. Член мгновенно обмяк. Иисусе. Ляпнул наугад, а попал прямо в цель. Блейду показалось, что мир вокруг пошатнулся.
— Раз уж он хорош для тебя, то че я нет? — прорычал он. — Черт возьми. Ты его любишь?
— Люблю его? — У Онории отвисла челюсть.
В этих восхитительных карих глазах появилось определенное выражение — и оно обещало только неприятности. На мгновение Блейду показалось, что он совершил огромную ошибку.
— Люблю его? — повторила она. Вода капала на пол из сжатой в кулаке мочалки. Онория, казалось, обдумывала вопрос. — Да. Думаю, я люблю его, хотя иногда мне хочется об этом забыть.
Она бросила в господина мочалкой, но он ее поймал. Мыльная пена полетела во все стороны.
— И тем не менее ты задал неверный вопрос, — ответила Онория. — Следовало спросить, хотелось ли мне его поцеловать.
Блейд резко поднял голову — как ищейка, почуявшая лисицу.
— Ты о чем гришь?
— Я испытываю непреодолимое желание не отвечать тебе, — произнесла она.
Блейд схватил ее за руку.
— Онория, — предупреждающе прорычал он. — Он че, был твоим полюбовником?
— Отпусти.
— Ответь на вопрос.
Их взгляды схлестнулись в напряженной тишине. Онория дернула рукой, но черта с два он ее отпустит, пока не услышит ответ.
— Нет, — прошептала она. — И я не хочу, чтобы он им стал. — Ее боевой запал словно испарился. — Хотя мне стоило бы тебя помучить.
Волна облегчения вышибла из груди весь воздух.
— Ты не настолько жестока.
На ее глазах вдруг выступили слезы.
— Разве? Возможно, ненамеренно. — Две крупные капли покатились по щекам, и плечи тяжело опустились. — Я сейчас так хочу злиться на тебя, но у меня не осталось сил.
Слеза скатилась с подбородка и упала в ванну. Блейд уставился на рябь, которая пошла по воде, и вспомнил про круги под глазами гостьи, которые упустил из виду в порыве похоти и ревности.
— Ты плакала. Перед тем, как прийти сюда.
— Да.
Блейд потянулся и погладил ее по щеке. Большая соленая слезинка скользнула по его пальцу.
— И те нужна была моя подмога. — Чувство вины жгло его изнутри. — Ну, до того, как я стал вести себя словно чертов идиот.
Онория прижалась щекой к его ладони, как котенок в поисках ласки. Теплая ладошка сжала его руку, удерживая на месте.
— Я кое-что натворила. Думала… Думала, я смогу это остановить. Смогу помочь Чарли, но в итоге лишь причинила ему боль.
Ее глаза замерцали от навернувшихся слез. Она зажмурилась и дала им волю.
Блейд не смог удержаться. Наклонился и поцеловал Онорию в щеку, прижавшись губами к соленой коже.
— Да в те нисколечко злости нет! Что б ты ни натворила, ты старалась, как лучше.
— Так ли? Или, быть может, дело в другом? В гордости? Или желании… контролировать ситуацию? Я оказалась чертовски слепа. Было поздно. — Всхлип рвался из горла, но она заглушила его. — Уже давно было поздно.
Блейд обнял бедняжку и крепко прижал к груди. Проклятье, как же чертовски приятно обнимать Онорию вот так, без этой ее привычной жесткости.
— Тише, милашка, — пробормотал он, гладя ее по волосам.
Она робко обняла господина в ответ и уткнулась лицом ему в шею.
— Мне так страшно. Но ты был добр ко мне. Никогда бы не подумала. Только не от голубокровного. Но, может — может, — все не так уж и плохо на самом деле.
— Вот теперь я не понимаю, о чем ты толкуешь, милая.
Онория отстранилась и серьезно посмотрела на Блейда. Она не была плаксой, и все же при виде ее слез у него почему-то сдавило в груди.
— Я могу тебе доверять? — спросила Онория.
Ее тон был крайне серьезным, и это заставило его задуматься, прежде чем ответить.
— Я б тя никада не тронул. Или кого-то из твоих близких.
— Обещаешь?
— Обещаю, — сказал он.
Она грустно улыбнулась:
— Тогда, думаю, пора выбираться из этой ванны. Тебе надо кое-что увидеть.