Ваше Сиятельство 13 (+иллюстрации)

Глава 23 Грохот барабанов войны

Я впервые услышал голос Глории таким. В нем чувствовалась растерянность, совсем нехарактерная для властной и всегда решительной императрицы.

«Елецкий, ты меня убил!», — произнесла англичанка, но это было сказано негромко, словно она опасалась, что нас кто-то услышит: — «Как приедешь во дворец, сразу ко мне! Не к Денису, а ко мне! Это важно! Уж постарайся приехать сам, если даже за тобой цесаревич кого-то пришлет! Придумай что-нибудь! Я очень жду!».

Интересно как… Ни слова благодарности, лишь фальшивая констатация собственной смерти. А ведь я не убил ее, а подарил ей новую жизнь.

В какой-то миг мне показалось, что в этом мире понимает меня только Элизабет. Может еще Бабский, Нурхам, Ленская? Нет — эти не понимают, они просто прогибаются под меня, каждый по своей причине, хотя я не отрицаю, что их отношение ко мне вполне теплое и честное. Госпожа Ковалевская? Если бы она меня понимала, то не кричала бы на меня с утра, не разобравшись толком в ситуации. Да, кстати, Елецкий тоже не понимает меня. Или в данном случае он — это я?

— Элиз… — я потряс ее за плечо. — Элиз, надо вставать! — я поспешил разбудить ее, ведь мы вчера договорились, что в ближайшие дни баронесса будет неотступно со мной.

Англичанка открыла глаза, приподнялась.

— Надо вставать, дорогая. Быстро завтракаем. Придется ехать во дворец. Свету буди, бегом в ванную и спускайтесь на завтрак! — сказал я, натягивая джаны.

Накинул рубашку по пути к ванной — надо было хотя бы умыться. С мокрым лицом я в спешке набрал номер Ковалевской и сказал в эйхос:

— Оль, ты не совсем понимаешь ситуацию. Пожалуйста, успокойся и доверься мне. Очень прошу, не паникуй. Просто продолжай делать в Перми все, что тебе требуется по проекту. Потом я объясню все причины и мотивы моих действий в Лондоне.

— Волнуется ваша невеста? Еще бы! — вместо утреннего приветствия сказал Варшавский, едва завидев меня на лестнице.

Мне показалось, что он вовсе не сердит, как заверял Бабский.

— Кофе или чай, Елисей Иванович? — я кивком поздоровался с Куликовом и Лесиным — они стояли возле графа, и обратил внимание на приличную кипу газет, которые держал Варшавский. Что это за газеты, догадаться было нетрудно.

— Нам бы с вами поскорее во дворец. Если Денис Филофеевич немного остынет, то вполне может угостить кофе, — Варшавский даже выдавил тусклую улыбку.

Ну если он взялся шутить, то все не так скверно, как привиделось пуделю.

— Елисей Иванович, а давайте так: мне очень нужно немного времени. Хотя бы минут на сорок, а лучше на час отсрочить визит к Филофеевичу. Не могу вдаваться в причины, но уверяю, они достаточно важные, — здесь я решил схитрить и, воздав руки к закопченной потолочной росписи, добавил: — Практически божественные. Вы там успокойте Дениса Филофеевича. Я обязательно буду у него. Вот сейчас быстрый завтрак, небольшое богоугодное дело и сразу в приемную к цесаревичу.

— Будет сердится, — Варшавский покачал головой. — Вообще-то он ночью желал вас видеть. Все ж дотерпел до утра.

— Вот и хорошо. Терпение в государственных делах — штука важная. Да будет мне подарен еще мне один час его величайшей милостью до начала экзекуции! — взмолился я и повернулся на звук открывшейся двери: из столовой выглянул Бабский.

— Лады. Что-нибудь по пути придумаю. Вы уж меня не подведите — как управитесь, мигом во дворец. И это вот… — императорский конфидент протянул мне кипу газет. — В основном британские. Очень интересные вещи пишут. Одни заголовки стоят многого! — он взял «Morning Time» и прочитал: — «Грохот барабанов войны! Русские за все ответят!». Звучит, правда?

— О, да! Грохот барабанов знатный — газетчики свое дело знают! Обязательно ознакомлюсь за чашечкой кофе, — я взял газеты и еще раз предложил: — Может все-таки легкий завтрак?

— Благодарю, Александр Петрович, но поспешу во дворец. Полагаю, день будет сегодня суетной. И вы особо не задерживайтесь. Денис Филофеевич — добрейший человек, и очень бы хотелось, чтобы он оставался таким, — сказав это, Варшавский отвесил мне едва заметный поклон и вышел на улицу. — Да, кстати… — он обернулся. — К вам снова репортеры. Улицу запрудили. Мои люди их придерживают, но боюсь вам сложно будет проехать.

— Ничего, я их файерболом, — усмехнулся я. — Шутка. Проеду через Колодцы или виманой.

По правде, я решил оттянуть визит к рассерженному Романову только из-за сообщения Глории. Ковалевская так же требовала не встречаться с цесаревичем до ее возвращения, но это она сказала на эмоциях. Уж за юбку своей невесты я прятаться не собирался. По пути к столовой, я удобнее перехватил газеты и, поднеся АУС ко рту, сказал Глории:

— Дорогая, я тебе услышал. Сначала к тебе. Сейчас позавтракаю и выезжаю. Хоть проясни, в чем там дело? Вас всех так взбодрил грохот барабанов войны? — поймав взгляд Бабского, я выключил эйхос и подтвердил его догадку: — Да, с твоей возлюбленной общался. Ну и со своей, по совместительству. Желаешь сейчас со мной во дворец?

— Умеете вы, господин Макграт, навести тень на самые светлые чувства, — отозвался поручик, пропуская меня к столу. — Во дворец с вами желаю. Чувствую, вам потребуется моя поддержка. Позволите несколько газеток? — он протянул руку к стопке свежих изданий, которые я бросил на край стола.

— Позволяю. Зачитай мне заголовки интересных для нас статей. И вообще, о чем они там пишут, — я устроился на своем обычном месте. Тут же, размашисто покачивая широкими бедрами, в зал выплыла Ксения.

— Ксюш, подавай, что там есть готовое, — распорядился я. — Господина Бабского тоже корми.

Подойдя к столу, служанка неторопливо перечислила блюда на завтрак, при этом не упустила возможности наклониться так, чтобы верх ее полной, веснушчатой груди лучше виднелся нам двоим. Когда рядом не было Елены Викторовны Ксюша вела себя весьма смело.

— Мне просто яичницу с ветчиной, — не стал мудрить я. — И кофе с тульским печеньем.

— Ростбиф, только прожаренный, — пожелал поручик, и когда служанка отошла, признал: — Хороша девица. Ох, какой пончик!

— Вставил бы ей? — посмеиваясь, спросил я. Весельчак явно не понял моего вопроса, пришлось пояснить: — Хотел бы ее дрыгнуть?

— Ну, ваша милость, то есть сиятельство… Слова какие! — пудель императрицы застыл с газетой. — А можно что ли?

— Меняю на Глорию, — доверительным полушепотом сообщил я и после небольшой паузы добавил. — Шутка, Сэм. Можно или нет, это ты не у меня должен спрашивать, я у нее. У меня лишь имеются подозрения, что Ксюше этого очень хочется. Ладно, давай к газетам. Что там пишут враги?

Алексей Давыдович развернул «Лондонский Экспресс» и прочитал:

— «Русский граф обезглавил британскую монархию!».

— Ох, как! Круто звучит! Дальше, Сэм! Что еще учудил там этот жестокий мерзавец, — я пододвинул виконту кипу газет и в приятном ожидании прикрыл глаза.

— Так, барабаны войны — это было… Вот, «Беспощадный удар в самое сердце нации!». «Россию нужно остановить сейчас! Если мы не решимся сегодня, то завтра будет поздно! Хватит терпеть эти унижения!..», — читал Бабский, то выхватывая из статей какие-то значимые на его взгляд фрагменты, то броские заголовки.

Все это от британской прессы было более чем ожидаемо. А вот статья в нашей газете «Московский Городовой», меня неприятно удивила. Называлась она «Кто стоит за графом Елецким?». В ней говорилось, что я будто бы работаю на Поднебесную империю и моя цель столкнуть Британию и Россию в войне. И похожие мысли выражались еще в одном издании.

— Сэм, для тебя визит во дворец отменяется. Есть кое-какое дельце, — я взял «Московский Городовой» и глянул в самый низ последней страницы, выискивая адрес редакции. — Нужно съездить к этим. Постарайся узнать, кто заказал у них эту статью. Или припугни моим визитом… можешь сказать, что после герцога Уэйна они в моем списке следующие. Или используй свои профессиональные качества. Ты же все-таки менталист. В общем отработай по этим, этим и этим, — я положил перед ним еще три газеты. — Все, что выяснишь, нужно передать Варшавскому. Пусть его люди займутся.

Дверь в столовую открылась, вошла Элизабет и Ленская. Встретившись со мной взглядом, актриса тут же порозовела. Отчего-то к ней снова вернулось смущение.

Ко дворцу мы прибыли на моем «Эвересте». Все-таки в том, чтобы летать к императорскому дому на вимане есть существенный минус: первая посадочная площадка почти всегда занята, а от второй идти далековато. Пока мы шли, шли я успел ответить на сообщение Елены Викторовны. Как ни странно, мама еще ничего не знала о событиях в Лондоне или лишь рассказывала о том, как устроилась и о последнем визите к Майклу. Затем ответил Ольге, еще раз успокоив ее, дав даже эйхос Элизабет, чтобы та тоже со своей стороны попыталась объяснить княгине, что ничего страшного не произошло.

Когда мы зашли во дворец, Ленская сразу распрощалась с нами и направилась в левое крыло, где располагалась театральная студия. Я же со Стрельцовой поднялся на второй этаж и свернул к янтарному залу.

— Как тебе Света в эту ночь? — негромко спросила баронесса.

— Эта ночь была вашей совместной постановкой? — улыбаясь, задал я ей встречный вопрос.

— Вообще-то режиссером была она. Я лишь подыгрывала. Демон, не увиливай, прямо скажи, тебе понравилось? — она остановилась вместе со мной пропуская князя Молчанова и его многочисленную свиту.

— Это вы, надо понимать, тот самый граф Елецкий? — князь остановился ровно напротив меня, смерив высокомерным взглядом.

Поскольку он не счел нужным поздороваться, я тоже пренебрег правилами вежливости и сказал:

— Какая проницательность! Верно: именно я — граф Елецкий. А вы, надо понимать, тот самый глава Всеимперского Совета?

В его свите зароптали. Кто-то за спиной Молчанова проронил:

— Каков наглец!

— Юноша, вам следует… — князь с сопением поправил воротник своего статного мундира, — следует быть скромнее и уважительнее с господами, которые во всех отношениях выше вас.

— Стараюсь, Иван Ильич, — я одарил его снисходительной улыбкой и напомнил. — Кажется с князем Козельским я был достаточно уважителен в тот роковой для него день. Он тоже считал себя очень важной персоной. А вы с ним прежде ходили в больших друзьях?

— Это точно не ваше дело, — с раздражением сказал он, пристукнул тростью и направился дальше.

Я знал, что дела Молчанова шатки, и он вполне может лишиться должности. И еще я знал то, что вполне могу помочь ему с этим. Причем легко. Ведь все его неприглядные дела, коррупционные схемы, в которых был иногда завязан князь Козельский, известны Глории. И если бы я того пожелал бы, то моя венценосная подруга, могла бы в это мне подыграть, но я, разумеется, не буду трогать Молчанова. Как бы Молчанов не старался доказать свою полезность и лояльность, Денис Филофеевич сам уберет его, когда взойдет на трон.

— Саш… — вывела из размышлений меня Стрельцова.

— Да, Элиз. Мне понравилось. Честно. Вышло так неожиданно, остро, — вернулся я к вопросу о прошедшей ночи и спектакле, разыгранном в постели. — Только такое не надо делать слишком часто. Пусть между нами будет больше обычного тепла и естественной страсти. Но спектакли тоже нужны. Тем более, если в них играешь ты.

— Я не об этом. Я насчет князя. Он задел тебя? — Элизабет наклонилась и произнесла мне в ухо: — Хочешь я его убью за тебя?

От этих слов я рассмеялся, прижал ее к себе, снова нарушая все каноны дворцового этикета, и поцеловал. Тут же сказал:

— Не хо-чу!

Аудиенции императрицы ждать не пришлось: едва я дал знать камергеру, что пришел, как он сразу проводил меня в ее покои. Элизабет пришлось дожидаться в зале с окнами на северный дворцовый сад.

— Ты меня убил, Елецкий! Ты меня просто убил! — сказала Глория, едва Эрест Павлович закрыл за собой дверь. Затем подошла ко мне и обняла со свойственной ей страстью. — Какой же ты безумец, Саш! Я тебя люблю! Знаешь, что огорчает?

— Что? — спросил я, не ожидая такой встречи и немного сбитый с толка.

— Что мне теперь придется уехать. Не просто уехать, а быть с Луисом. Он мне с утра много чего написал, — она отпустила меня.

— Но ты же его любишь. Значит, такая поездка не должна огорчать, — моя рука сама потянулась в карман за сигаретами.

Глория пожала плечами и вдруг, вытянув палец ко мне, сказала:

— Кури. Тебе можно. А Луису запрещаю, когда я рядом.

— Боги! Какая неожиданная и приятная милость! Мне тебя тоже не будет хватать во дворце, если ты его покинешь. Но это мы обсудим потом. Дорогая, мне нужно поскорее к Денису — ждет. Похоже, очень сердитый, — я прикурил. — Странно… Нет, ожидаемо, но все равно… — облачко табачного дыма сорвалось с моих губ, — все равно странно. Казалось бы, кто-кто, а должен понимать: неожиданная смерть герцога Гилберта — это великое благо для России.

— Он это понимает, но потрясен, как все мы. И как все мы напуган неопределенностью и предстоящими событиями. Между прочим, я тоже напугана, Елецкий! Ведь это не детские игры. Не знаю, ты сам хоть понимаешь, насколько это серьезно. Я узнала об этом поздно вечером. Долго от беспокойства ходила по комнатам. Радовалась, в то же время тревоги было через край. И еще, — императрица неотрывно смотрела на меня, — восхищалась тобой. Молилась Гере, чтобы она хранила тебя. Ревнуешь, что мне теперь придется быть с Луисом?

— Глори, не будем о том, что царапает сердце. Я же смирился с Бабским, который не только облизывает твои ножки, — я стряхнул пепел и вышло так, что прямо на ковер.

— Это разные вещи, Саш. Да, это в самом деле царапает. Но я тебя не для этого позвала. Хочу предупредить, что очень многие влиятельные люди вокруг цесаревича настроены против тебя. Я уже говорила об этом, но вот сегодня все накалилось до предела. Причем теперь бунтуют не только магистры Верховной Коллегии. Некоторые князья, например, Молчанов и Брусникин, — сказала она, расхаживая по залу. — Ты же знаешь, мало кому нравится, когда кто-то так быстро и легко взлетает и становится любимчиком в народе и при дворе. То же самое переживала и я, когда Филофей привел меня в этот дворец. Мой триумф стал причиной ненависти ко мне. Уж поверь, я понимаю происходящее больше, чем кто-либо другой.

— Я это тоже понимаю. Кстати, только что пообщался с Молчановым. Но все это не так важно, Глори, — я выпустил струйку ароматного дыма. — Во-первых, я не боюсь никого из них. Это пусть они боятся слишком меня задеть. А во-вторых, я не стремлюсь к триумфу или карьерному взлету. Меня не интересует степень моей популярности ни в народе, ни во дворце. Я бы даже предпочел, чтобы обо мне поменьше знали.

— Но пока знают побольше. Вокруг полно сплетен. Кстати, уже появились слухи о нас с тобой. Только не это сейчас важно. Я вот почему сказала, чтобы ты зашел ко мне до Дениса. Донесли, что цесаревича сейчас убеждают, будто то, что сделал ты вчера в Лондоне — это действие преглупейшее и очень опасное. Будто оно неминуемо приведет к войне с Британией. Убеждают его в том, что тебя следует немедленно отстранить от всех государственных дел и желательно убрать из столицы. Иди сюда, — императрица поманила меня в столовую, подошла к кофейному столику и подняла с него газету «Morning Time».

Не дожидаясь ее вопроса, я произнес по памяти заголовок статьи:

— «Грохот барабанов войны! Русские за все ответят!».

— Хорошо, что уже знаком с утренней прессой. Знаешь, кто владелец этой газеты и некоторых других, тиражом помельче? Граф Арнольд Клэптон, — просветила меня англичанка. — У него очень тесные связи с князем Брусникиным. И я почти уверена, что эта статья не без ведома Брусникина, возможно, им же заказана. Если не читал, то в ней говорится, что ты — абсолютное зло, как для Британии, так и для России. И именно в этом многие важные люди сейчас пытаются убедить цесаревича. Только не говори мне, что у Дениса своя голова и он сам во всем разберется. Все это так, но я знаю, что такое давление чужих мнений, если оно устроено довольно хитро.

Я молчал, понимая, что Глория в подобных вопросах разбирается лучше меня. Еще я понимал, что решить с этими людьми вопрос так, как я решил его с герцогом Уэйном нельзя: их слишком много, и большинство их не на виду. Здесь могут быть замешаны прежние сторонники Козельского, у которых со мной серьезные счеты. Да, в свое время с Козельским я многое перевернул в сложившемся укладе, я радикально изменил расклад сил, и некоторые люди, мне этого не простят никогда.

— Я уверена, помимо Дениса, они будут давить на князя Ковалевского. Конечно, не прямо, но подкинут ему не очень приятные мысли относительно тебя. Эти люди умеют строить интриги, пускаться в обман, — она хотела сказать что-то еще, но звякнул колокольчик, и Глория, поспешила в зал.

С ее позволения в зал вошел камергер и доложил:

— Ваше величество, они вышли от него. И еще уточнил информация по переводу, — он развернул листок и зачитал: — Перевод со счета ST200045987−55 банка «Mirrid Solid Case». Сумма пять миллионов рублей.

— Дайте это сюда, Эрест Павлович, — Глория вязала листок из его рук. — И вы пока свободны. Передайте, что я уже иду.

— От кого эти большие деньги? — нахмурив брови, императрица смотрела на меня. — Ты вообще, знаешь о них?

— В смысле от кого? — я не сразу сообразил, что речь о переводе, адресованном именно мне.

— В смысле, что тебе два часа назад перевели пять миллионов рублей! — она еще раз пробежалась по нескольким строкам на листке бумаги. — Кстати, это один из острых вопросов, с которым приходил к цесаревичу неизвестный мне человек.

— Ах, вон как… Я не знал, что деньги перевели. Не ждал так быстро. Полагаю, это перевод от герцога Уэйна. Он любезно согласился компенсировать мне материальный и моральный ущерб, — пояснил я, удивленный столь впечатляющей суммой. Все-таки я его сильно напугал, и его фантазия в самом деле разыгралась: за эти деньги я мог купить с десяток домов, таких как наш. — А почему такое внимание к этому вопросу?

— Елецкий, все-таки ты иногда как мальчишка, — Глория печально покачала головой. — Внимание потому, что он сделан через банк «Mirrid Solid Case» — это банк маркиза Луиса Этвуда. Понимаешь?

— Черт! Кто-то хочет повернуть дело так, будто это плата от твоего Луиса или от тебя за убийство Ричарда Гилберта! — догадался я. — Но, послушай, ведь легко проверить, кто именно был инициатором перевода. Проверить, с какого счета поступили деньги в «Mirrid Solid Case». Ведь несложно выяснить, что это перевод по распоряжению герцога Уэйна, а это в корне меняет дело!

— Да, только на это уйдет время. С проверкой могут намеренно затянуть, и это время будет использовано против тебя, заодно меня и Луиса. И проверить все это из России намного сложнее. Все, идем скорее! — она взяла меня за руку точно как мальчишку.

— Куда, дорогая? — сейчас я был удивлен ее энергией и очередной раз убедился, что эта женщина была и осталась достойна имперского трона.

— К Денису! Говорить буду я, ты пока молчи! — ответила она, направляясь к двери.

Когда мы вышли из покоев императрицы, я жестом показал Элизабет следовать за нами.

Быстрым, решительным шагом Глория направлялась в юго-восточное крыло дворца. Перед нами все расступались, лепетали приветствия, приседали в книксенах.

К цесаревичу мы тоже зашли без задержки и несколько неожиданно для него.

— Ваше величество!.. — Романов встал, переглянувшись с Варшавским, затем бросив изумленный взгляд на меня.

— Нам нужно серьезно поговорить, Денис Филофеевич! Вопрос серьезный и срочный! Пусть граф Варшавский подождет за дверью! — сказала Глория, проходя в просторный кабинет цесаревича.

И в этот момент раздался короткий сигнал говорителя и голос камергера доложил:

— Ваше высочество, к вам князь Ковалевский Борис Егорович с дочерью. Просят принять срочно.

Вот здесь мне захотелось выматериться или воздать молитву Гере — что в общем-то похожие по смыслу деяния. Что может быть хуже, если в кабинете Романова окажусь одновременно я с Ольгой, ее отец и императрица⁈

Вероятно, конец 13-ой книги