Ваше Сиятельство 13 (+иллюстрации)

Глава 10 Чистейший бриллиант империи

— Элиз, детка, не суетись. Лучше присмотри за Ольгой Борисовной, чтобы она здесь кого-нибудь случайно не убила, — останавливая порыв Стрельцовой и оттесняя ее к Ольге, я, подобно Рыкову, пустил в ход руки.

Когда перед тобой толпа магов, тем более настроенных вовсе не благодушно — это плохо. Уж это я усвоил по жарким опытам прошлых жизней. С другой стороны, мы во дворце, почти рядом с покоями цесаревича: устраивать здесь погром мало у кого будет желание. Тем более если учесть, что еще не прошел траур по Филофею Алексеевичу — огромная ваза с цветами и портрет ушедшего императора, подвязанный белой и черной лентой, были как раз за моей спиной.

— Это Наташа вам такое сама сказала? — спросил я, делая несколько шагов вперед и на всякий случай активируя магический щит в левую руку.

— Наташа⁈ Щегол! Для тебя она не Наташа! — заорал Рыков.

— Эй, спокойней барон. Я не глухой. Зачем так кричать? — я сделал еще шаг. — Или мне напомнить о кодексе титульной субординации? Для тебя я — ваше сиятельство. А ты, пузатая блоха, посмел пойти на оскорбления. Это раз. Если ты желаешь выяснить со мной отношения, то я к твоим услугам. Это два. Если слишком неймется, могу разбить тебе морду прямо здесь. Но напомню, пока еще длится траур по нашему императору, и нам следует проявить соответствующее почтение к императорскому дому. Самое разумное, перенести выяснение отношений в другое место и на другой день. Еще раз спрашиваю: тебе это сказала Наташа? И что такое она сказала, что ты от злости пошел пятнами?

— Наталья Петровна беременна от вас, сударь! Неужто не знали⁈ Это самое возмутительное оскорбление для Гермеса Степановича, которое только можно вообразить! — маг, стоявший справа от Рыкова, перешел на фальцет. — Будь вы хоть граф, хоть князь — для вас это бесследно не пройдет! Теперь вы в глубокой немилости для всех имперских магов! И уж поверьте, мы решим с вами вопрос!

— Бабский! Не смей больше находиться рядом с этим человеком! — хмуро произнес худощавый магистр с тяжелым серебряным амулетом. — Иначе, вылетишь из кандидатов!

Я обернулся к Алексею. Тут же столкнулся с изумленными и испуганными глазами Ковалевской. В них еще не успела появиться злость. Оля лишь пыталась осмыслить услышанное. Элизабет рядом с ней тоже выглядела до крайности удивленной и растерянной.

Бабский сделал несколько шагов вперед и, став рядом со мной, сказал:

— Для меня теперь коллегия, это — его сиятельство, граф Елецкий! Можете вычеркнуть меня из кандидатов!

Первое, что мне хотелось, это дать в морду магу, произнесшего наглую ложь. Бондарева никак не могла быть беременна, если, конечно, это не случилось с ней раньше, еще до начала нашей лондонской миссии! В мою голову не помещалось, как Наташа могла сказать такое и говорила ли вообще? Даже если баронесса хотела наказать меня столь опасным враньем или побольнее уколоть Рыкова, то откуда это может знать совершенно посторонний человек⁈ Ведь столь интимные сведения никогда не выносятся на публику, тем более в дворянском кругу! В морду бить никому я не стал, и не стал ничего отрицать, не стал оправдываться. Вместо этого холодно сказал:

— Если кто-то из вас желает свести со мной счеты, то я к вашим услугам, но за пределами дворца. Готов к поединку хоть на кулаках, хоть магией или любым видом оружия. Желаете толпой — тоже могу удовлетворить. Особо замечу, за ложь, произнесенную здесь, может быть кому-то очень больно!

Неожиданно со стороны коридора справа, где прежде стоял граф Томский и его люди, раздались негромкие аплодисменты. Это прозвучало так неожиданно, неуместно. Я повернулся и увидел Глорию в сопровождении знакомого мне камергера, Эреста Павловича.

Императрица еще несколько раз хлопнула в ладоши и, проходя мимо меня, сказала:

— Елецкий! Немедленно ко мне! Остальным разойтись!

Я, на полминуты задержавшись возле Ольги, догнал Глорию у начала Лазурного коридора и известил:

— Извините, ваше величество, но мне назначена аудиенция у цесаревича! Шел как раз к нему. Позвольте, посетить вас позже!

— Как только закончишь с Денисом, сразу ко мне, — не оборачиваясь ответила Глория. — И Ковалевскую тоже приведи.

— Она сегодня в хорошем настроении, — шепнул мне Эрест Павлович и этак дружески прикрыл правый глаз.

Как-то совсем хреново складывался для меня этот визит во дворец. Какие-то безумные и крайне неприятные наговоры на меня, теперь Глория требует зайти с Ольгой. Зачем ей это⁈ Что на уме у венценосной англичанки? Мне даже подумалось, уж не происки ли Геры скрыты во всем этом? С Величайшей мы как бы не врагами расстались, и я не ждал от нее подлостей, но почерк очень похож: обстоятельства складываются так, что очень хочется выматериться.

Когда я вернулся, собравшиеся в зале почти разошлись — все знали, что слова императрицы имеют серьезный вес. Двое магистров, задержавшихся у двери, тут же отвернулись от меня, как бы давая понять, что я даже не достоин их взгляда. В дальнем конце зала стоял кто-то в черной мантии и Томский. Его я знал в прошлом через отца, но сейчас меня беспокоила только Ольга: она повернулась к окну и едва сдерживала слезы.

— … такого не могло быть! Насколько я знаю, уж поверьте, ваше сиятельство! — пытался убедить ее Бабский.

— Оль! — взял ее руку, с нежностью погладил. — Ты мне веришь?

— Да. Стараюсь… — она сглотнула ком, стоявший в горле.

— Пожалуйста, верь. Все было ровно так, как я тебе рассказал. И не волнуйся так! Ничего же особенного не случилось, кроме выпадов этих горе-волшебников, — я ее приобнял, хотя во дворце такое считалось верхом неприличия.

Ковалевская убрала мою руку.

— Ольга Борисовна, судите сами, — вмешалась Элизабет. — Даже если такое было бы, то за три дня она никак не могла бы почувствовать беременность! Поэтому, будьте уверены, эти обвинения — чья-то ложь! Кто ее распространяет и для чего, пока непонятно.

— Особенно непонятно, для чего нужно было сказать такое при всех! Если такое в самом деле случилось бы любой человек в здравом уме постарается решить этот вопрос, не поднимая столько шума! Боги, да еще во дворце! Говорила тебе, Елецкий, говорила, Рыков — не тот человек, с кем стоит связываться! — произнося это Ковалевская несколько раз ударила меня кулачном в грудь. — Слухи о нем не самые приятные. У них там в Коллегии своя империя. Вам, Алексей Давыдович, я очень благодарна, что вы поддержали Сашу, но не стоило это делать так открыто. Теперь ваша карьера мага вряд ли возможна.

— Они меня весьма возмутили, Ольга Борисовна! Иначе было нельзя. Все-таки я себя по-прежнему чувствую в команде Александра Петровича. Да, у меня были кое-какие планы на место повыше, но я даже рад, что так вышло. Мне вполне хватит службы, что есть, — отозвался поручик, не имея права произносить название подразделения, в котором он числился.

— Спасибо, Леш, — в знак благодарности я положил ему руку на плечо. Хотя поддержка Бабского для меня не имела важности, все равно приятно, что он не вильнул в кусты и не переметнулся к Рыкову. А ведь до того, как попал в мою группу, Бабский ходил под мужем Бондаревой. Как показал «Инквизитор» не без стараний последнего был предложен в мою группу. С этой минуты я еще больше зауважал Алексея Давыдовича. Хоть он и прохвост, и человек с большими причудами, но законы чести сполна соблюдает.

— Иначе никак нельзя было, Александр Петрович, — отозвался он.

— Так, я сейчас же пойду к Денису! И все ему расскажу! — решила Ковалевская. — Он должен знать всю правду!

— Оль! — попытался я остановить ее.

— Это необходимо, Саш! Он должен знать. Я не хочу, что он о тебе плохо думал. Тебя оболгали, и это не какие-то невинные наговоры! Это очень, очень серьезно! — княгиня порывисто зашагала через зал. — Ждите у приемной! Вас вызовут!

Мне жутко хотелось курить, но здесь как бы нельзя и неизвестно сколько придется сидеть перед приемной. Пока мы шли, мысли лихорадочно вертелись вокруг Наташи. Меня мало заботило, что обо мне думает Рыков и все Коллегия этих фокусников. А вот мотивы Бондаревой, почему она сделала так, стали этаким больным нервом. Ведь мы с вполне нормально расстались с Наташей. Более чем по-дружески. Когда под портиком храма Артемиды я отошел с ней подальше от людских глаз, баронесса была тепла со мной, и будто бы в ней не осталось прежней обиды. Она даже шутила, ответила на мой поцелуй и сказала, что будет ждать сообщений на эйхос. Если между нами все так безоблачно, то зачем она сделала это⁈

— У тебя с ней точно ничего не было? — шепотом спросила меня Элизабет, когда мы остановились в приемной.

Я не раскрывал подробностей Стрельцовой того, что случилось между мной и Бондаревой, но в общих чертах ситуацию она знала.

— Элиз, уж тебе врать я точно не стал бы. Можешь не сомневаться: ничего не было. Мы были на грани этого, но появилась Афина, — пояснил я, хотя это я, кажется, уже говорил.

— Значит этой подлой ложью, кто-то хочет тебя опорочить. Для чего и перед кем? Может перед Ковалевской? Или перед цесаревичем? — предположила англичанка. — Как думаешь, Рыков, перед тем как мы его встретили, мог быть у Романова?

— Вполне, — вместо меня отозвался Бабский. — Он же со своими шестерками как раз шел со стороны приемной.

— Если он был у цесаревича и касался этой темы, тогда нет ничего удивительного, что столь личный вопрос он вынес на публику. Кто-то желает поднять вокруг тебя много неприятного шума, — сказала англичанка и повернулась на звук открывшейся двери.

— Елецкий! — Ковалевская выглянула в коридор и приглашающе махнула мне рукой. — Вы пока ждите! — добавила она для Стрельцовой и Бабского.

Я пошел, сопровождаемый недовольными взглядами каких-то важных незнакомцев. Вероятно, мое появление сдвинуло их очередь на аудиенцию.

Ольга, даже за руку взяла меня заводя в кабинет, точно маленького ребенка. Денис стоял возле книжного шкафа в пол-оборота ко мне.

— Здравия, ваше высочество, вам и всему императорскому дому! — произнес я обычное приветствие, сделав это как-то без души, зная, что цесаревич в вопросах дворцового этикета не особо щепетилен.

— И вы будьте здоровы, Александр Петрович, — Романов повернулся ко мне. — Как все неожиданно вышло, собирался говорить с вами о вещах куда более приятных, а тут… Давайте сначала закроем эту тему с госпожой Бондаревой, а потом вернемся к тому, ради чего вы, собственно, здесь. У вас точно с Бондаревой ничего такого не было?

— Ваше высочество, полагаю, Ольга Борисовна уже все рассказала. Давайте для верности кратко скажу, что было, — я остановился у края стола. — С моей стороны было ухаживание за ней. Были нескромные намеки. Поцелуи и весьма вольные объятия тоже были. Извините за совсем уже непристойные подробности: давал волю рукам и даже под юбку к ней залез, но того, от чего случаются дети не было. В этом клянусь. Хотя, это могло бы случиться. Для полноты картины хочу заметить, что Наталью Петровну никак нельзя счесть дамой склонной к подобным шалостям. Она очень строга в этом вопросе и мне стоило немалых усилий, чтобы ее… В общем, вы понимаете.

— Удивлен. Даже потрясен! Порой о важных имперских людях узнаешь такие подробности, что диву даешься! — цесаревич с улыбкой покачал головой. — Ведь Рыков приходил ко мне ровно по этому вопросу. Требовал наказать вас, отстранить от всех возможных имперских дел, требующих магической поддержки. Кстати, он запустил процедуру отзыва вашей квалификационной грамоты, как мага. Так же желает лишить вас награды: серебряной «Звезды Имперского Мага». Если в последнем я ему, разумеется, откажу, то магическая квалификация — исключительно дело Коллегии. Получается, вы, Александр Петрович, скоро не будете считаться магом.

— Позвольте полюбопытствовать, ваше высочество, Рыков думает, что я после этого лишусь магических способностей? — с улыбкой спросил я. — Насколько мне известно, человека делает магом вовсе не бумажка из их Коллегии.

— Именно так. Это большая глупость и можно над этим смеяться, но увы, у нас положение дел таково, что многие люди, талантливые в области магии, зависимы от Коллегии. Для них, несмотря на бесспорные таланты, закрыта дорога для имперской службы. Разумеется, вас это никак не затронет, поскольку вы, Александр Петрович — мой человек, и всякие Рыковы не могут оказать на это никакого влияния. Но появление Гермеса Степановича было полезным. Будете курить? — цесаревич открыл ящик стола и вытащил коробку карибских сигар. — Ольга Борисовна не возражаешь против табачного дыма?

— Курите, — Ковалевская по-прежнему оставалась серьезной, даже обеспокоенной.

— Так вот, я о пользе от его визита. Благодаря ему я всерьез задумался, что нужно менять положение дел с той властью, которую обрела у нас Коллегия Имперских Магов. Они стали как неподотчетное государство в государстве, и это зачастую становится вредным для дел в нашем Отечестве. Кстати, главной причиной, по которой ко мне приходил Рыков было… — Денис Филофеевич прикурил. — То, что он подавал прошение на титул виконта. И я теперь засомневался, что этот титул он получит. Если будет доказано, что он вас оклеветал, то это очень серьезный повод ему отказать. Но, боги с ним! — цесаревич махнул рукой и глянул на меня: — Куда важнее всяких архимагов для меня вы. И чем больше я вас узнаю, тем больше удивляюсь. Мое восхищение часто сменяется недоумением. Я кое-что слышал о вашей связи с Ленской. А вот теперь еще с Бондаревой… В общем, у меня нет слов. Разве что такие: Бабник вы, Александр Петрович! Редкий бабник, из того, что я теперь знаю! И все бы хорошо, но зачем Ольгу так обижаете?

— Денис! — Ковалевская, до сих пор сидевшая на диване, встала: — Я ему разрешаю! Саша много работает — ему нужна разрядка. И такой он человек. Ты же знаешь, Саша особенный! У каждого из нас свои особенности и свои недостатки. Вот у моего Саши такие.

— Все равно бабник! — Романов рассмеялся, на эмоциях прихлопнув ладонью по открытой книге. Затем выпустил сизое облачко табачного дыма и добавил: — Но для империи этот бабник — человек незаменимый.

— Вот оставим только, что он — человек для империи незаменимый! Все остальное настолько, насколько я ему позволяю, — строго настояла на своем моя невеста.

— Оль… — мне было жутко приятно, если бы находился в другом месте и в другой обстановке, прослезился бы.

— Все понял, этот вопрос больше не трогаем, — пристально глядя на Ковалевскую, Денис Филофеевич наклонился над столом и сказал: — Это каким богам надо молиться, чтобы у меня была такая невеста⁈ Оль, ты золото! Нет, ты бриллиант, самый чистый и светлый бриллиант нашей огромной империи! Цените, Александр Петрович, другой такой вам не найти даже на Небесах, с которыми у вас тоже, как я понимаю, очень хорошие отношения! В общем, с Рыковым и Бондаревой будем считать вопрос закрытым. Если, конечно, какие-то обстоятельства нас не заставят к нему вернуться. Как я понял, Александр Петрович, вы добыли не только Ключ Кайрен Туам, но еще прихватили Таблички Святой Истории Панди. Так же?

Я кивнул. Не знаю, откуда эта информация у цесаревича. Я был удивлен, хотя не подал вида. В общем-то, что таблички частью у меня, частью у Бабского, я не скрывал. Но все же откуда у Дениса Филофеевича такая осведомленность? Узнать об этом он мог лишь через Бабского или Бондареву — и то, и другое навевало некоторые неоднозначные мысли о людях в моей группе. Или… Или Афина, навещавшая его, сказала такое? Вряд ли моя неземная прелесть пустилась бы в столь пространную беседу с цесаревичем. Если нет лишних отношений, то боги лишь доносят нужную информацию и сразу исчезают.

— Прекрасно. Тогда, дело за переводом и окончательным определением места Хранилища Знаний дело не станет, — продолжил он. — Очень бы хотелось не затягивать с этим вопросом. Вы же сам понимаете, британцы будут из кожи лезть, что вернуть Ключ или хотя бы помешать нам добраться до великих тайн ариев. Чем раньше будет организована туда экспедиция, тем лучше.

— Да, ваше высочество, — согласился я. — Позвольте маленький вопрос? Я сообщил Варшавскому лишь о том, что у меня Ключ Кайрен Туам, как основная цель нашей миссии. Откуда вам известно, что мы прихватили Таблички? Уж не Афина ли сказала? — спросил я, этим вопросом как бы переводя подозрение с членов моей группы, на богиню, а значит в плоскость обычного любопытства.

— Нет, — Романова удивил такой вопрос. — Афина… Роскошная богиня. Я под огромным впечатлением от ее явления и ее красоты. Распорядился сваять ее статую для своих покоев. О Табличках узнал я из английских газеты. Мои люди регулярно читают их прессу. В одной газете, не припомню названия, была статья с перечнем предметов, якобы похищенных у герцога Уэйна. Там внушительный список, в том числе Ключ Кайрен Туам и Таблички Святой Истории. Потом как бы вышло опровержение, и уже в вечернем выпуске газета оправдывалась, будто это выдумки одного из журналистов, но мы поняли, что это вовсе не выдумки.

Я был готов шлепнуть себя ладонью по лбу: надо же, самое очевидное — прессу — я не взял во внимание!

— Ясно, Денис Филофеевич. Таблички, как я говорил, мне не слишком нужны, но и они помогут с переводом. Его обязуюсь закончить в ближайшие дни, — заверил я, втягивая ноздрями ароматный дым сигары. — Полагаю, дня три-четыре мне хватит. Дело останется лишь за организацией экспедиции на Шри-Ланку. Здесь, как я понимаю, будут кое-какие сложности. Шри-ланкийцы фактически подчинены Индийскому Семицарствию, и они не дадут добро рыскать по из территории.

— Они не дадут даже права пролета экспедиционной виманы. Этот вопрос будем решать через «Сириус». Вам опять предстоит выбирать команду, — Романов стряхнул пепел с кончика сигары. — Сожалею, у меня сегодня очень загруженный день. Больше времени уделить не могу. Сейчас передам вас Варшавскому с ним тогда решайте все по итогам вашей блестящей операции в Лондоне. Решайте насчет Ключа Кайрен Туам и нашим дальнейшим шагам с ним. У Елисея Ивановича имеется много вопросов и интересных соображений.

— Минутку, Денис Филофеевич, — остановил я его, когда он хотел нажать кнопку говорителя. — О Ключе Кайрен Туам сначала хотел бы переговорить с вами. Причем наедине, без Ольги.

— Елецкий! Ты вообще обнаглел! — не сдержалась моя возлюбленная княгиня.

Денис Филофеевич даже рот приоткрыл от удивления. Я почувствовал, что рискую немедленно впасть в немилость Ковалевской. Нужно было объясняться.