Ваше Сиятельство 13 (+иллюстрации)

Глава 19 Сюрприз от Афины

Как воздушный шарик с гелием Нурхам воспарил к потолку.

На всякий случай я еще держал активным магический щит и «Ликосу» — это если хорраг поведет себя не так, как нам бы того хотелось. В первые минуты стало понятно, что он убегать не собирается — иначе сразу бы метнулся к окну. В общем, Бабский неплохо поработал с менталом духа. Но главное не в этом: у Нурхама Хоргема Райси был серьезный мотив подчиниться мне и остаться здесь. Он скрывался в оборванных энергоканалах духа. Некоторые я ему великодушно восстановил, демонстрируя свои возможности и доказывая свою полезность. Пообещал восстановить все остальные каналы и даже расширить его энергетику. Ну, где еще он найдет такого доброго и могущественного хозяина? В этом мире, где почти все маги, не столько практики, сколько академические болтуны.

Сейчас древний дух для меня представлялся этаким голодным псом, которые познал мою силу и попробовал пищу из моих рук. Если он пока только на словах признает, что я его хозяин, то скоро признает это всей душой. Хотя я не стремлюсь быть для него именно хозяином. Куда больше мне нравятся отношения дружеские.

— Повиси пока там, — распорядился я, в то время как в комнате наступила напряженная тишина. Молчала даже Талия.

Я взял флакон с духами графини, выдернул хрустальную пробку и подошел к окну. Розовая жидкость с приятным, густым ароматом полилась тонкой струйкой за окно.

— Елецкий, ты знаешь, сколько они стоят? — спросила баронесса, при этом ее глаза смеялись. Талии Евклидовне явно нравилось, что я делаю.

— Эта безмерная жертва ради нашего друга, — я поставил на стол пустой флакон и сказал хоррагу: — Ну-с, давай, посмотрим, насколько ты умеешь уплотняться.

Когда он подлетел к хрустальному флакону, я решил сделать наши забавы еще более эффектными и сказал:

— Постой, Нурхам. Вот тебе еще несколько важных инструкций. Они обязательны для исполнения, и запомни каждую из них. Во-первых, ты должен откликаться не только на свое имя, но и на слово «джин». То есть ты будешь не столько хоррагом, сколько джином. Во-вторых, если ты все-таки поместишься в этот сияющий и благоухающий сосуд, то ты обязан появляться по первому моему требованию, после слов: «Джин, явись!» или «Нурхам, явись!», что в общем-то одно и то же. В-третьих, выходя из сосуда ты обязан производить громкий шипящий звук и частично превращать свое тело в субстанцию, похожую на дым. Цвет… Впрочем, пусть цвет будет любым — это на твою фантазию и под твое настроение.

— Саша! Гениально! Я тебя люблю! — Талия расхохоталась, хлопая в ладоши. Князю Мышкину это тоже явно нравилось.

— Это еще не все, — продолжил я. — Облик жреца Яотла всем нам не нравится. Тебе следует сменить его на этот… — ментально я передал ему образ джина такого, каким его представляли в легендах и сказках Индийского Семицарствия: синетелое человекоподобное существо в чалме и с дымным хвостом вместо ног. — Появляясь из сосуда, ты должен почтительно складывать руки на груди и говорить мне: «Слушаю и повинуюсь!». Вот теперь попробуй поместиться в этом сосуде, — я указал ему на приготовленный флакон.

— Слушаю и повинуюсь! — отозвался хорраг и подлетел к хрустальному сосуду.

Обе босых ноги «жреца Яотла» слились в одну, ставшую жутковато тонкой, затем вовсе превратившуюся в струйку темной субстанции. Эта струйка вошла в горлышко флакона. Послышалось слабое шипение. Тело Нурхама потеряло форму, стало прозрачным как табачный дым и начало втягиваться в сосуд.

Все мы ждали. С напряжением наблюдали как древний дух исчезает в небольшом флаконе египетских духов. Лишь когда он поместился полностью, Талия Евклидовна радостно вскрикнула:

— Я же говорила, он сможет! Как же это здорово, Саш! Вы меня очень порадовали! Я забыла, когда по-настоящему смеялась. А радовалась только, тогда, Гена начал шевелиться и ходить, — она вернулась к Мышкину, и он обнял ее.

Для полноты эксперимента я заткнул флакон пробкой, поднял его и поднес к окну, чтобы лучше разглядеть содержимое при солнечном свете. В причудливом преломлении граней хрусталя, виделась субстанция фиолетового цвета, похожая на плотный дым. В какой-то момент из нее появилась оскалившаяся физиономия, точь-в-точь соответствующая тому образу сказочного джина, который я передал Нурхаму. А потом мне показалось, что там… проступает образ Афины.

Я даже замер. Это было неожиданно, как-то слишком бессвязно. Я прислушался, прикрыл глаза и понял, что Воительница здесь, в непроявленном.

«Хайре», — прошептала она и это единственное слово показалось приятным, как ее поцелуй. — «Иди в свою комнату. Только один. Буду там».

— Что-то случилось, мастер? — не открывая глаз, услышал я голос Родерика.

— Нет… — неуверенно ответил я. — Пусть это пока постоит здесь. Мне нужно отлучиться. И не надо его открывать, — я поставил флакон на стол и, к недоумению моих гостей, вышел.

Афина задала мне загадку. Вообще, в отличие от всегда прямой Артемиды, Светлоокой такое свойственно. Она любит и умеет хитрить, но для друзей ее хитрости всегда добрые. Войдя в комнату, я увидел зачавшееся свечение у пролома в стене. Оно тут же стало ярким, обретая форму миндального зерна. Посредине пошла темная трещина — открылся портал. В нем почти сразу проступила фигура воительницы, сначала полупрозрачная, как и ее божественные одежды, затем все более плотная. Определенно, сегодня у меня был день неожиданных и желанных гостей. Прошло еще несколько секунд, и дочь Зевса появилась передо мной в прекрасном земном теле.

Мы обнялись с теплом и жадностью любовников.

— Боги, как ты дразнишь! — произнес я, с содроганием прижимая к себе ее манящее тело.

— Если бы ты сегодня не собирался спать с той, которую не любит Арти, я бы пришла ночью, — отозвалась она и добавила: — Ненадолго, конечно. Хотя как знать, — в небесных глазах, мелькнуло женское лукавство.

— Если бы ты об этом шепнула раньше, то я бы… — мне не удалось договорить: ее палец коснулся моих губ.

— Нет, Астерий. Я не вмешиваюсь в твои земные отношения. Пусть у тебя будет волшебная ночь с англичанкой и актрисой. Пусть все будет так, как тебе нравится. Ты же этого хочешь? Не отвечай! — палец богини вернулся к моим губам. — А то вдруг тебе захочется мне соврать. Я ревную. Очень сильно ревную, но это не важно. Я заглянула по другому поводу.

— Арета, я тебя люблю, — прошептал я, лаская ее спину, перебирая пальцами тонкую ткань ее одежды.

— Правда? Поклянись, став на колено! — повелела Воительница.

— Клянусь, я люблю тебя! — произнес я, припав на одно колено и взяв ее руку.

Она рассмеялась и закружилась по комнате, легкими шагами поднимая с пола рыхлый пепел.

— Астерий, не боишься, что это услышит Артемида? И я сама могу сказать ей это! — она остановилась, шагнула ко мне. — Ладно, не бойся. Я знаю кому и что можно говорить. Жаль у меня мало времени, поэтому к делу. Кстати, делу очень приятному для тебя. Когда ты узнаешь, зачем я здесь, то полюбишь меня еще больше.

— Ты мучаешь загадками и любовью. Говори скорее! — я попытался поймать ее за руку, однако богиня легко ускользнула.

Потом сама поймала мою ладонь и сказала:

— Иди сюда Астерий. Видишь этот обгоревший шкаф? — она указала на книжный шкаф, почти сгоревший и опрокинувшийся во время пожара. — Посмотри, что там с другой стороны.

Откинув табурет и обойдя то, что осталось от кресла, я подошел к шкафу с той стороны, на которую указала Арета и там…

Там я увидел кинжал! Тот самый, сделанный Гефестом из пластин Свидетельств Лагура Бархума! Честно скажу, меня охватил божественный трепет. Из груди едва не вырвался радостный вскрик. Разве не это требовалось мне больше всего, после разрушительного визита людей Уэйна⁈ Кто-то воткнул кинжал в боковину шкафа, прикрепив им кусок картона. Картон сильно обгорел по краям, но на нем вполне можно было прочесть две строки. Писали в явной спешке, корявыми буквами: «Елецкий, это еще не конец! Для тебя все только начинается!».

Безусловно, я бы нашел эту крайне важную для меня вещь позже. Завтра я собирался все досконально просмотреть здесь, разобрать вещи в гардеробе, к счастью не совсем сгоревшем. Но то, что кинжал Гефеста обнаружился сейчас, перед моим визитом к британцам, стало очень полезным подарком. Вот теперь у меня есть основания говорить с Уэйном, совсем по-другому, ничего не ожидая от него.

— Арета! Ты права! Я тебя люблю еще больше! — воскликнул я, выдернув кинжал и ища богиню взглядом. — Арета! Дорогая! Моя благодарность безмерна!

Воительницы не было там, где она стояла минуту назад. Лишь когда я снова произнес ее имя, руки богини оплели меня, она прижалась ко мне сзади.

— Ты собрался в гости к Уэйну? Мы с Арти готовы помочь. Мое копье и ее стрелы. Мы тоже любим тебя, — произнесла она трепетным шепотом.

— Дорогая, добрейшая моя, не надо! С вашей стороны это будет означать очередное вмешательства. Перун и так в гневе, и Вечная Книга перестала отражать грядущее правильно! — погладил ее руки своей свободной. — Не рискуйте с Арти из-за меня. Вы и так очень много сделали.

— После всего, что было теперь в Вечной Книге хаос. А Громовержец… Скажу по секрету, многие теперь больше прислушиваются к Арти, чем к нему. Влияние твоей возлюбленной и моей дорогой сестры растет. Мне так приятно, — сообщила Воительница, после чего я ощутил ее поцелуй на шее. — Мы с Арти будем приглядывать, как у тебя выйдет с Уэйном. Если потребуется, поможем. До встречи! Поспешу на Небеса!

Афина отпустила меня и исчезла. Я еще с минуту стоял под огромным впечатлением от встречи с ней и от той находки, на которую мне указала богиня. Кинжал Гефеста! Тот самый кинжал Гефеста! Глупцы, которые выпотрошили мой сейф, сами того не понимая, сделали мне великолепный подарок — эта штука гораздо ценнее всего остального содержимого сейфа!

В прекрасном настроении я вернулся в покои Елены Викторовны. Поначалу хотел убрать кинжал в сейф графини, но не стал открывать его при всех — мама бы не одобрила. Поэтому пришлось кинжал просто спрятать в огромном гардеробе Елены Викторовны.

Затем я взял флакон из-под духов «Сказка Востока» и, с улыбкой глядя на баронессу Евстафьеву повернул плотно притертую пробку. Все затаили дыхание. Бабский не выдержал и произнес:

— Ну, давайте, Александр Петрович! Давайте! Чего ждать-то?

Я выдернул пробку. Из горлышка хрустального сосуда появилась дымная бледно-фиолетовая струйка. С рациональной точки зрения совсем пустая декорация, но почему бы и нет — я сам так захотел. Судя по зачарованному взгляду Талии Евклидовны ей нравится.

— Джин, явись! — повелел я, все еще держа флакон в руке.

Раздалось неожиданно громкое шипение, к нему добавилось потрескивание. И словно маленький взрыв вырвался из горлышка сосуда, выбрасывая облако фиолетово-серого дыма, в котором просматривалась более плотная синяя сердцевина. Едва я успел поставить флакон на стол, как над ним дым собрался в ту самую форму, которую я ментально передал хоррагу: человекоподобное существо с темно-синим телом, со светящимися будто топазы глазами, в белой чалме, украшенной брошью; вместо ног дымный шлейф.

— Слушаю и повинуюсь! — шелестящим голосом произнес Нурхам.

Талия даже взвизгнула от восторга. Подбежала и чмокнула меня в щеку.

В общем-то великолепно. Мне нравится. Не сомневаюсь, понравится и Элизабет, и Ковалевской. Наш почти сказочный домашний джин. Жаль он не умеет исполнять желания. Но при этом из него выйдет прекрасный страж и помощник во многих вопросах, круг которых так быстро и не очертишь.

— Нурхам, первое задание для тебя. Постарайся стать как можно более прозрачным, лучше невидимым, — я знал, что при его дуальной природе, полная невидимость практически невозможна. — Вылетай в окно, — продолжил я, — и где-нибудь здесь недалеко найди клумбу с цветами. По нашей улице их много. Нарви букет самых красивых на твой взгляд цветов и поднеси их баронессе Евстафьевой. По пути ни с какими людьми, ни в какое взаимодействие или разговоры не вступать! Никто не должен догадываться о твоем присутствии. Если к твоему возвращению меня здесь не будет, то просто оставайся в этой комнате или вернись во флакон. На все у тебя не более пятнадцати минут.

— Прямо как в сказке! Спасибо, Саш! — воскликнула Талия, когда джин вылетел в окно. — Это будет еще приятнее, чем утянуть деньги из банка, — добавила она, глянув на Бабского и не уверенная, что при поручике стоит вспоминать о прежних грехах.

— Сэм, тебе новое задание, — я подошел к поручику. — Ты же помнишь прежние наработки по поиску герцога Уэйна? Те, что ты делал вместе с Бондаревой, определяя его местоположение.

— Да, есть такое. Тогда были сложности, у него хорошие менталисты и плотный ментальный щит. Но, Наталья Петровна их перехитрила, мы нашли лазейку, — Бабский опустился в кресло рядом с Мышкиным.

— Так вот, мне нужно, чтобы ты как можно скорее определил его местоположение. Сделай это поточнее и поскорее. Собираюсь внетелесно навестить его, — сказал я и перевел взгляд на князя. — Геннадий Дорофеевич, поскучаете здесь немного с Талией. Может распорядиться насчет кофе, чая, пока Алексей Давыдович готовит мне цель путешествия?

— Если не сложно, то нам с Талией чай. И немного общения с вашим джином, когда он вернется — очень, очень заинтересовал! — признался Мышкин.

— А мне бы карту Лондона и окрестностей. Лучше бы всей Британии, — пожелал Бабский. — Ведь не факт, что Уэйн в Лондоне.

Вот насчет карты в суете сегодняшнего дня я не подумал. Решил вопрос включением коммуникатора Елены Викторовны. Пока терминал обменивался информацией с Имперской сетью, недолго переговорил с Родериком насчет его успехов по контролю над физическим телом. Когда карта появилась на экране, уступил место в кресле Бабскому и направился вниз, чтобы Ксения похлопотала насчет чая и перекуса для моих гостей.

Когда я вошел в столовую, то застал Элизабет и Ленскую сидящими у окна и о чем-то негромко спорящими. Я позвал служанку и распорядился подать чай и сладкое в покои графини. Едва Ксюша исчезла на кухне, Ленская подошла ко мне и сказала:

— Саш, ты простил меня? Скажи, пожалуйста, чтобы я не волновалась.

Вообще-то на этот разговор я сейчас не рассчитывал. У меня не было на него времени. Но пока Бабский колдовал над картой, пожалуй, я мог выделить минут пятнадцать-двадцать. Правда помимо спешки имелась еще тревога насчет хоррага. Вот вернется он с цветами или без, и как он себя при этом поведет? Да, в маминой комнате два хороших мага, и если что-то пойдет не так, то меня тут же позовут. И все же несколько тревожно.

— Свет, я думал над тем как нам быть дальше. Думал несколько раз с того момента, как я тебя осыпал лепестками и, считай, благословил на твои отношения с графом Бариновым, — сказал я, решив все-таки не мучить ее своим решением. — Тебе он нравиться — пожалуйста, люби его.

— Ну, Саш!.. Ну, пожалуйста! Саш! — виконтесса поджала губы, было похоже, что она сейчас заплачет.

— Да, Свет, да. А как ты хотела? Чтобы у нас после случившегося все осталось по-прежнему? По-прежнему не вышло бы даже если бы не было между нами Баринова. Не вышло хотя бы потому, что ты не пожелала известить цесаревича о том, что я просил несколько раз. Ты хочешь быть моей женщиной и в то же время ей не быть? Так не получится, — мне было жалко ее сейчас. Я смотрел в ее влажные, напуганные глаза и понимал, что не хочу делать ей больно. Во рту немного пересохло, и я подошел к столу, взял чашку с остывшим чаем и следами помады Элизабет на фарфоровом крае.

— Я так не хочу! Ну, пожалуйста, прости! Я была не права, — из глаз актрисы покатились слезы, самые настоящие, крупные. Сейчас она точно не играла.

— Демон, пожалуйста, будь добрее к ней, — Элизабет не усидела на месте и подбежала к нам.

— В общем так, дорогая моя звезда сцены, я решил, причем решил я это давно: ты будешь дамой Баринова или кого там выберешь еще. Но я не отказываюсь от тебя, — сделав несколько глотков чая, я продолжил: — Пожелаешь быть моей любовницей — будь ей. Нет, значит останешься мне подругой. Я тебе всегда помогу, если в этом будет потребность. Но отныне, ты — не моя женщина.

— Саш… — всхлипнула Ленская и отчаянно тряхнув головой.

— Моя дорогая, успокойся и подумай сама: никакой трагедии не случилось, и ты ничего не теряешь. Как я редко общался с тобой в эйхосе, так и буду, — заверил я. — Даже теперь стану чаще, потому что прежде своим молчанием я оказывал на тебя давление. Теперь нет причин давить и между нами исчезнет прежнее напряжение. Ты лишь приобретаешь свободу. Так будет лучше и тебе, и мне. Только очень прошу: воспользуйся этой свободой разумно, не всегда поддаваясь желаниям. Секс, это как вино: можно спиться.

— Ты будешь меня просто дрыгать как шлюху⁈ — Ленская вскинула голову, глядя мокрыми глазами на потолок, по щекам текли слезы.

— Нет, как свою подругу. Как девушку, которая мне останется дорога. И если угодно, как женщину Баринова или кто там будет потом, — сказал я, стукнув о блюдце чашкой. — Возможно, я в этом вопросе негодяй, но желание чужих женщин меня всегда дразнило.

— Боги, я не смогу так! — она снова замотала головой, разбрасывая волосы. Всхлипнула и протянула ко мне руки: — Саш, ну скажи хоть, что ты любишь меня. Скажи, пожалуйста!

— Я тебя люблю, — ответил я. — Если это чувство настоящее, то оно не может исчезнуть по щелчку пальцев. Но теперь твой мужчина — Степан Баринов. Имей это в виду.

— Елецкий, ты негодяй! Ты только что сам сказал, что ты — негодяй! Зачем ты это делаешь со мной⁈ — она застонала, словно от сильной зубной боли. — Степа просто милый мальчик. Ну зачем он мне⁈

— Не знаю зачем, но ты его выбрала. И была с ним очень мила в тот вечер. Я видел какая была между вами идиллия. И еще я видел тебя с ним во дворце, — о том, что я в тот момент был в облике императора Филофея, я, разумеется, говорить не стал. — На этом остановимся, Свет. Баринов твой мужчина. Теперь не мне ты будешь изменять с ним, а все ровно наоборот, — я проводил взглядом Ксению, вышедшую с тяжелым подносом.

— Ты меня вынуждаешь. Хорошо, если тебе так хочется, я буду изменять ему с тобой. Буду думать о тебе и ждать тебя! — произнесла Ленская. Я так и не понял, это был сарказм с ее стороны или она на самом деле примеряла на себя новую роль.

— На этом и договорились, — заключил я, чтобы скорее закончить этот разговор. — В этот раз ты все правильно поняла. Заметь, теперь ожидание меня больше не будет мучительным. А наши будущие встречи, независимо Баринов или кто-то еще будет с тобой, превратятся в прекрасные измены, полные страсти, риска и приключений, с которыми нам может помочь Элизабет. По-моему, это вовсе не плохое решение. И никто никому ничем не обязан, — оставив актрису, я шагнул к Стрельцовой. — Элиз, я сейчас буду очень занят и это надолго. Те два часа, что я говорил в начале, в них точно не уложусь, — я прикинул, что путешествие в Лондон с хоррагом займет намного больше времени, чем если бы я пустился в него сам. — Давай сделаем так, чтобы вы меня не ждали, скучая здесь, возьмите мой «Гепарда», прокатитесь в город. Потом, как приедешь, займешься приготовлением ужина, если не передумала. Я же пока буду наверху, и выйду из своего тела.

Сказав это, я вышел из столовой. Теперь оставалось надеяться, что Бабский смог определить место нахождения герцога Уэйна, и я успею застать этого негодяя именно там.