— Эй! — громко крикнул я, появившись в зале ожидания внепространственного вокзала, за моей спиной шли три слепых старика, держась, друг за дружку, как привязанные.
— Травес чавелэ ромалы! Все за мной, на выход! — проорал я, стараясь перекрыть царящий шум. В зале оживились. Несколько человек подошли к старикам, видимо родственники.
— Подожди! Колдун! Если ты пройдешь, дверь за тобой закроется, — дернула меня за рукав какая-то женщина, и горячо зашептала в ухо — Ты просто открой, и держи, пока все не пройдут.
— Хокей! — кивнул я, соображая. Однако, оставалась маленькая проблемка. Если они пойдут первыми, их сожрут. Надо действовать быстро.
— Забрали свои пожитки и стали за моей спиной! Быстро! Шевелитесь!
Шум. Гам. Гвалт на ближайшие полчаса. Когда толпа с вещами собралась. Я подошел к дверям и открыл, не входя. Считая медленно про себя, на задержке дыхания.
— Раз. Два. Три!
Вот они! Звероподобные пасти бросились на меня разом. Прошло ещё несколько изнурительных секунд, пока я всеми силами попытался убедить их. Убедил. И там за дверью стала таять дымчатая пелена тумана, и проявилась кухня. Где сидя на табуретке, на меня удивленно смотрел векхтер.
— Вперед! Пошли быстро по одному! Не толпитесь!
Народ хлынул внутрь.
— Ты что творишь! — набросился на меня векхтер, чуть ли не с кулаками, когда народ, миновав его кухню, повалил из дома. — Нельзя проводить в ту же дверь, из которой ты прошел! Это неслыханно! Так никто и никогда не делал!
— Надо же кому-то начинать, — пожал плечами я.
— Ты не понимаешь?!
— Прикинь, нет.
— Варела может проходить где угодно, но людей он должен вести через другой ход, иначе…
— Иначе, они бы сдохли на Марсе, куда открыл двери их шаман… У меня не было выбора.
— Выбор есть всегда!
— Может, сходишь? Сам посмотришь? — зло прикрикнул я, — Кто из нас Варела?
Старик промолчал.
Двери квартиры пятьдесят один, открылись не сразу. Краевский немного постоял, подумал, что возможно дома нет никого. Пока не услышал как кто-то, кашляя, и шоркая тапками по полу, подошел к двери. Щелкнул дверной замок, и тяжелая железная дверь со скрипом открылась.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, — отозвался Сергей, смотря сверху вниз на седого, сухонького как сушеного сверчка старика, — Афанасьев Павел Сергеевич?
— Он самый, — кашлянул старик, распахивая дверь, — Проходите, товарищ лейтенант, проходите, у вас ко мне разговор как вижу…
— А с чего вы взяли, что лейтенант? — опешил Краевский.
— Вы, уж извините старика, но по возрасту у вас звания больше быть не может, — усмехнулся Павел Сергеевич, запуская гостя в дом, и прикрывая за ним дверь.
— Вы же пришли ко мне по поводу подопечного Листопада Михаила, проходящего под оперативным псевдонимом Колдун. Так ведь?
— Постойте! Откуда у вас эта информация? — возмутился Сергей.
— Эх, …. - прошамкал беззубым ртом Павел Сергеевич, и горестно вздохнул, — Молодо, зелено… Всё спешите, торопитесь… Иначе прежде, чем прийти ко мне, навели бы справки…. У вас нет времени? Поверьте, у меня его тоже не много осталось… Просто пытался его сэкономить. Колдун у вас? Вы его взяли?
— Нет, — тряхнул головой Краевский.
— Жаль. Я думал он, поэтому не пришел на встречу, что вы его задержали.
— Значит, вы не отрицаете, что именно вам Листопад отправил сообщение?
— Конечно, не отрицаю. Мне это как-то не к лицу, — холодно произнес Афанасьев, засунув руки в карманы домашнего халата.
— Извините Павел Сергеевич, но все-таки откуда у вас такая информация? — замялся Краевский, не очень понимая как себя вести с этим стариком.
— Оттуда молодой человек, что дело по поводу Колдуна именно я поручил вести лейтенанту Олегу Кудряшову в 1980 году…, - отмахнулся Павел Сергеевич. — Разговор как вижу долгий… Пройдемте на кухню. Чайку попьем. Да и стоять мне долго доктор запретил, спина больная…
Старик, не дожидаясь ответа от Сергея, шоркая тапками, поплелся на кухню, свернув по узкому коридору направо. А Краевский, наконец сообразил, что Афанасьев П.С. был начальником областного отдела в те времена, и сейчас мучительно пытался вспомнить в каком звании он ушел на пенсию, и как к нему следует обращаться: Товарищ полковник? Или товарищ генерал? Если рассматривать обстановку квартиры, не престижный нынче район, и состояние дома, то до генерала явно не дотягивает, да что там до генерала, до капитана с трудом…
— Товарищ полковник, — смущенно кашлянул в кулак Краевский, проходя на кухню, и наблюдая, как тот достает из кухонного стола пачку чая с иероглифами. — Скажите, а почему Колдун решился на встречу именно с вами? Он же в розыске?
— Это вам лучше у него спросить, — хитро прищурился Афанасьев, — но догадываюсь, что ему нужна помощь, и рассчитывать на помощь нынешнего руководства он не может… Не верит он вам… Да присаживайтесь, за стол, присаживайтесь. В ногах правды нет..
— Почему не верит? — спросил Сергей, опускаясь на старый венский стул у стола.
— Вы телевизор смотрите лейтенант? — ответил вопросом на вопрос Павел Сергеевич, водружая блестящий никелированный чайник на газплиту. — Вот и я смотрю изредка. Врут нынче много…
— А раньше, что не врали?
— Врали, — согласился Афанасьев, — но больше не говорили. Врать и не говорить это разные вещи. А потом, когда Союз развалился, Листопад сжег свой комсомольский билет. И в первую очередь обвинил в развале органы.
— Что за бред?
— Как сказать… Карающий меч революции не остановил предателя Горбачева. Именно такая была формулировка в его устах. Что мы не цепные псы, а дворняжки, служащие хозяину за косточку со стола. Я в то время уже был на пенсии, поэтому ко мне у него претензий не было… Но осталось доверие, которое к нынешним органам, он не имеет вовсе…
— Зачем он хотел с вами встретиться? И где должна была произойти встреча?
— Да, здесь, неподалеку, в сквере у телевышки… в 20:00 по местному времени. Но он не пришел вчера, хотя сообщение написал позавчера. Значит что-то случилось… Не знаете что?
— Я …, - замялся Сергей, не зная рассказывать ли полковнику про свою встречу, или умолчать. Он хоть из своих, но всё-таки бывший…
— Не волнуйся лейтенант, бывших среди нас не бывает, — словно прочитал его мысли Павел Сергеевич, — Ты кстати, так и не представился… Как звать? Величать?
— Лейтенант Краевский Сергей Викторович.
— Хорошо Сергей, — скал Афанасьев споласкивая заварочный чайник кипятком, — Так что там произошло?
— Я прошел по пеленгу на его телефон и вскорости сел Колдуну на хвост. Он меня засек, зашел в бар, а там…
Собрав волю в кулак, Краевский рассказал старику про свой позор.
— Вот теперь мне всё понятно, — поджал губы старик, разливая чай по чашкам и присаживаясь к столу.
— Что?
— Послав сообщение мне, и заметив за собой хвост, Колдун решил, что это я его грубо выражаясь, сдал. Поэтому на встречу со мной вчера вечером он не пришел…
— И где его теперь искать?
— Не знаю, это ваша работа…
— А вы …?
— Если он выйдет со мной на связь, я сообщу, — скупо отозвался Афанасьев, делая маленький глоток из чашки.
И Сергей ни на грамм, старику не поверил.
— Собираемся, Оля, нам надо назад, домой!
— Как? Ты же в розыске? Арестуют?
— Обстоятельства изменились…
— А кто все эти люди? — Оля озиралась по сторонам, оглядывая многочисленную толпу, вывалившую из дома.
— Потом объясню. Пошли отсюда. Собираем вещи и в город.
В голове у меня возник план. Нужно было связаться с одним человеком. Надеюсь, он ещё жив, курилка. Он выправит документы, чтобы я мог уехать. Или наоборот дети приедут ко мне… Потом разберемся на месте. Документы нужны по любому. Но год … этот 2022 год кончается, и третья мировая может начаться со дня на день. Времени больше нет… Как там говорилось? «Сфинкс, рассмеется. Звезды погаснут. И времени больше не будет».
О чем я писал тогда, в молодости? О конце света, апокалипсисе. Описывал свои сны. Тяжелые сны. Которые как мне сдается, были не совсем снами. Часть меня путешествовала в других мирах и реальностях.
«Ветер! Ветер! Неистовый как необъезженный конь, с налитыми кровью и скошенными от бешенства глазами, с раздувающимися ноздрями, с жадностью всасывающими милю за милей. С кровавой пеной у безумно оскаленного рта. Рта, жаждущего смерти. Конь мчался галопом, едва касаясь земли. Его тугие мышцы, мощностью сотней ураганов, легко несли тяжёлое бесформенное тело, от которого вместо пота отделялась и поднималась чёрная мгла. Его рыжая грива, сотканная из множества песчинок, со свистом рассекала воздух, взмывала к самому небу, закрывая печальное солнце. Там за горизонтом, грива цепляясь за холмы и вывернутые с корнем деревья, рвалась в клочья. Клочья слоем песка оседали на выжженную дотла землю, выжженную раз, и надолго.
Конь видел цель и шёл к ней. Подойдя вплотную, он поднялся на дыбы и рухнул.
Рухнул на город. Обрушился вниз, ломая ветхие здания и крыши домов, разбрасывая листы шифера как промокашки, ломая и круша всё, что можно сломать, снести, сокрушить, перевернуть. Всё на что у него хватало сил. Но ветер рухнул и разбился.
Разбился о безмолвие каменных домов, мёртвых домов, брошенных раз и надолго.
Ветер раскололся на тысячу яростных псов, и псы разбежались по городу, по улицам, проспектам, переулкам. Понеслись, поднимая тучи пыли, обрывки газет, бумаг, картонных ящиков, пластиковых пакетов, плёнок и ещё чёрт знает чего. Псы швыряли песок в стёкла окон, били их как отпетое хулиганьё, хлопали пустыми оконными рамами, визжали в рассохшихся и открытых настежь дверях, гнусаво выли в проводах уцелевших линий. Псы с неизведанной тоской поднимали весь этот мусор и хлам к сердитому свинцовому небу, и обессиленные роняли вниз. Вниз, на пустующие дома, смотрящие мёртвыми глазницами окон.
Песок ел глаза, скрипел под ногами и на зубах. Забивался в волосы, уши, за пазуху — в общем, куда только мог. Ракшас собрал слюну с пересохшего рта, скрипнул зубами и сплюнул. Узкими, как бойницы щёлками глаз обвёл улицу, дома, крыши.
Пусто. Попрятались твари, вяло подумал он, прислушиваясь к звукам, доносившимся из домов. Но тишина. Только ветер свистит, и от свиста заложило уши. Внезапно, не поворачиваясь, Ракшас молнией выбросил левую руку назад и услышал слабый невнятный вскрик. Метрах в двадцати от него ползла тощая облезлая кошка, изо всех сил упираясь передними лапами в землю. Небольшой, но весомый кусочек железа перебил ей хребет и торчал чуть пониже лопаток. Ракшас неспешна подошёл к кошке и вытаскивая свою штуковину, наступил на кошачью голову. Хрустнуло. Невесть откуда взявшийся, ветерок швырнул пригоршню песка в лицо и голову человека. Ракшас откинул густые, серые от пыли и сплетённые на затылке в косу волосы, оскалился, обнажая белые ровные зубы, и проводил ветерок взглядом. Тот стушевался и пропал за углом ближайшего дома.
Пустая затея, искать тут людей, думал Ракшас, шагая по улице. Реки рядом нет, может статься, что и людей нет. Если к вечеру не найду, вернусь за кошкой, только бы её к тому времени не съели крысы».
Предчувствие плохого конца цивилизации мучили меня. Но он не случился тогда. Да, развалилась страна. Но войны не было. Не пришла она ни в конце тысячелетия, ни в 2012. Хотя видимо Майя не предрекали конец, просто устали вести свой календарь. Но сейчас, сейчас, когда мне это сказал человек из будущего, ему сложно было не поверить. Не могу сказать, что я боялся смерти. Своей нет. Достаточно пожил, но за детей, за будущее внуков мне было страшно.
А вот объяснить жене, чтобы она поверила, труда не составило. Она не пророк, но интуит. Её предчувствиям можно было верить практически всегда. Если взяла с утра зонтик, значит — будет дождь.
— Я так понимаю, Сергей, что дело ты ведешь недавно? — Спросил Афанасьев, откинувшись спиной на спинку стула.
— Почему вы так решили?
— По твоим вопросам. С одной стороны, ты вроде бы факты знаешь, а вот обдумывать не обдумывал. Решения же на блюдечке с голубой каемочкой, я тебе преподносить не хочу. Думай своей головой, учись делать выводы из материала. Материалов у тебя много?
Краевский провел ребром ладони по горлу, показывая жестом сколько материалов. И понимая, в кого Олег Алексеевич Кудряшов такой пошел, «думай, материал есть…»
— Ты пей чай, пей… остыл уже, вон конфетки есть, печеньки возьми, не стесняйся.
Если честно, есть Краевскому хотелось зверски. За ночь он уничтожил запасы печенья в офисе, но его мутило от кофе, и было неудобно показать старому полковнику, что он голоден, как собака.
— Чай я предпочитаю Китайский, зеленый. Если кофе, несомненно, лучшее, произрастает в Сомали и Эфиопии, то чай нужно пить китайский, в чае китайцы понимают. А шоколад нужен для работы мозга и никакой сахар ему не замена.
— Я одно не пойму Павел Сергеевич, за что именно Колдун в розыске?
— Хым, ты знаешь, что случилось с твоим предшественником?
— Нет. Этого в деле нет… — отрицательно замахал головой Краевский, — Видел его рапорт об увольнении.
— А тебе не приходилось ещё писать рапорт об увольнении? — спросил, хищно надвинувшись на Сергея, старик, и как-то нехорошо улыбнулся, — без даты…
— Вы хотите сказать, что Колдун его?
— Я сказал только то, что сказал, — отмахнулся Афанасьев. — Всё на этом, товарищ лейтенант, — хлопнул ладонью по столу Павел Сергеевич, давая понять, что разговор окончен.
— Устал я, здоровье уже не то, прилечь мне надо..
Свою последнюю фразу старик завершил закашлявшись. И по его лицу было понятно, что это не наиграно, ему действительно трудно дышать.
— Большое спасибо Павел Сергеевич, я пойду. Служба.
— Давай, давай… Успехов.
Выходя из кухни, Лейтенант бросил быстрый взгляд в гостиную, стараясь запомнить обстановку. Комната походила на небольшую библиотеку деревенского масштаба. Стеллажи вдоль всех стен от пола и до потолка. Его очень заинтересовала большая пухлая явно старинная книга, лежащая на столе, название было написано готическим шрифтом, и вроде на немецком, он не разобрал, а подойти ближе к ней не рискнул. Поэтому постарался запомнить интересный тисненый знак на кожаном переплете. Овал, а посреди овала меч в петле.
«Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город».
Вот и меня накрыло разом. Тьма в глазах, головокружение. Тошнота. Температура подскочила до 39. Хватило сил только перебраться с женой со съемной квартиры, до дачи её сестры, а там я отвалился. Поэтому на следующий день встретиться со старой лисой Павлом Патрикеевичем, как я окрестил его по молодости, был не в состоянии. Было в лице главы местной конторы, что-то лисье, хитрое, что не знаешь, куда он носом поведет. И хоть я честно валял дурака, изображая, что ничего такого не понимаю, и никаких перпетум-мобиле больше сочинить не могу. Успокоиться он не мог, нарыл где-то воздушку, которая после моего рукоблудства, пробивала бетонные стены. Заставил пострелять из Макарова в тире, и даже проверив, что пули стены не пробивают, долгое время не мог успокоиться, и я чувствовал себя под колпаком Мюллера.
И даже спустя долгие годы, он как-бы случайно несколько раз сталкивался со мной в городе, и всякий раз намекал, чтобы в случае чего к нему обращался. А при последней встрече оставил номер своего телефона, на который я и отправил сообщение.
Нет, наверное, он не помог бы с фальшивыми документами, но он был единственный, который наверняка мне бы поверил. Третья мировая не шутка. Об этом надо сообщить, предупредить, чтобы сообщил — кому надо, и были готовы.
Слег. Буквально. Бревном, на даче свояка. Температура. Насморка нет, кашля нет. Полный упадок сил, и ощущение приближающейся смерти. Голова ватная. Мысли еле шевелятся. И все мысли об одном: «Что это? За что? Почему так? На Марсе простудился?» Смешно. Я там даже холода физически не ощущал, только эмоционально. Вечером, когда из бара вышел, дождь шел, но я так быстро добежал до съемной квартиры, что не успел промокнуть.
Что-то мне там говорил векхтер, что я поплачусь за свой поступок… но я пропустил мимо ушей. Вывел же людей, и живой. А векхтер говорил, что неправильно. Нужно было открыть проход со стороны нормального мира в зал ожидания и запустить людей. Тогда не было бы никаких стражей, тогда все было бы нормально. Поскольку зал ожидания это пространство вне пространства и времени, и к нему есть доступ из любой реальности. А так… так это нарушение закона. Какого закона? Мне неизвестно. Но судя по моему предынсультному состоянию, не знание закона, не освобождает от наказания.
Одно радовало. По скудной информации из общения с группой зачистки на Марсе. За варелами — будущее. Именно варелы способствовали космической экспансии, возможности освоением человечеством других миров. И никаких тут космических кораблей, и прочих материальных и финансовых затрат.
Оля натерла меня пихтовым маслом, я даже в нос его закапал и помазал виски и затылок. И пахнув как новогодняя ёлка, забылся тяжелым сном, под старым ватным одеялом. Меня морозило.
— И что сказал Афанасьев? — спросил Олег Алексеевич, выглядевший с утра бодро и свежо, и улыбнулся. Улыбка всё испортила, поскольку выявила желтые прокуренные зубы, и превратилась в оскал.
— Он не стал отрицать, что Колдун ему назначал встречу, но на встречу в сквер у телевышки не пришел.
— Понятно, — кивнул, полковник, — Всё из за твоего прокола стажер… Колдун решил, что это Афанасьев его сдал.
Надо же, как у них ход мыслей совпал, — сокрушенно подумал Краевский и промолчал.
— Просмотр камер наблюдения ничего не дало. Дальнейший путь Колдуна установить не удалось, — сказал лейтенант после секундной заминки.
— Ну, раз он связывался с Афанасьевым, значит, что-то у него случилось, далеко уйти не должен, — кивнул Кудряшов, — Но и время выжидать не стоит. Необходимо обойти близь лежащие кварталы с фотороботом Колдуна, и поспрашивать у местных бабок на лавочках. Они всегда в курсе, если чужой где-то поселился. Действуй лейтенант, отдыхать потом будешь.
— Так точно. Разрешите идти? — спросил Краевский, поднимаясь со стула.
— Действуй.
Сергей вышел от полковника с задумчивым видом, и уже на выходе из приемной, вдруг обернулся.
— Надежда Константиновна, а рапорт об увольнении Савченко у вас? — спросил он, обращаясь к престарелой секретарше. Она Берию ещё помнит молодым, шутили сотрудники.
Та удивленно уставилась на него рыбьими глазами, увеличенными толстыми линзами очков.
— Молодой человек, документация в отделе кадров.
— Ах! Да! — извините, сокрушился Краевский и вышел.
Вопреки рекомендациям полковника, он не бросился сломя голову по подворотням выискивать пресловутых бабок на завалинках. Вспомнилась ему одна прописная истина:
«Кто не умеет работать головой, работает ногами». Пора было начать работать головой.
Чем больше он узнавал, тем больше у него появлялось вопросов. Идти в кадры, как-то не тянуло. Да и с какой стати ему будут показывать в кадрах документы из чужого личного дела? А вот эмблему на книге душа желала прояснить…. Гугл в помощь, не помог. Помог поиск в Яндексе по эмблемам. Клеймо оно самое:
Немецкое Аненербе. — дал перевод надписи. Далее друг вики-педик, выдал краткую информацию. И что это нам дает? Интересные книги читает старый полковник. Но ничего понятнее для Сергея не стало. Взглянув на часы, отметил, что полчаса уже пролетели. Пора было идти на опрос старушек. И хоть в успех предприятия верилось не особо, но исполнять надо. Приказ, есть приказ.
Выйдя из здания, Краевский увидел, куряшего у входа, дежурного.
— Петрович, дай закурить.
— Ты же вроде не куришь?
— Да, … так…
— Понятно, — доставая из пачки сигарету, произнес Петрович, — Полкан вздрючил?
— Не без этого…, - сокрушенно вздохнул лейтенант, затягиваясь сигаретой от заботливо поднесенной зажигалки.
— Петрович, а ты Савченко хорошо знал?
— Ну, знал, — без энтузиазма, отозвался Петрович.
— А где живет, не знаешь?
— Зачем тебе? — удивился старшина.
— Да хотелось бы пообщаться…., - неопределенно отозвался Сергей, скосив глаза на дождевую лужу у входа. Словно черное зеркало, обрамленное сорванными ветром тополиными листьями, подумал Краевский.
— Это у тебя точно не получится… Нет его.
— Уехал куда?
— Вперед ногами он уехал..
— Да, ну?
— Давно похороны были?
Петрович. Не ответил. А только странно посмотрел на молодого лейтенанта, и, кинув свой окурок в урну, взялся за ручку входной двери.
Тьма. Музыка играет. Тихая чарующая мелодия. Грустная, но приятная. И вроде не так уж и темно, и в пещере видно не только камни под ногами, но и белеющие в темноте кости. Их много. Тут все покрыто костями. Костями каких-то животных, коз, собак, кошек, и людей. Черепами людей как елочными игрушками всё усыпано. А мелодия тянет, манит идти по пещере все дальше и дальше. Музыка обещает покой и отдых. Она говорит:
— Иди сюда путник. Иди сюда. Здесь ты найдешь покой. Не будет забот. Не будет никаких мыслей, тревог, и боли. Не бойся. Смерть это освобождение от всего. Это настоящий покой….
И меня так и тянет подчиниться этой мелодии. Лень идти дальше. Хочется прилечь на пол прямо здесь, вытянуть ноги, раскинуть руки, и ждать наступление покоя. Поверить тому, что это правда. Смерть освобождение. Смерть — главная богиня этого мира. Ведь всё сущее, всё, что есть на этом свете, умрет. Капля испарится, туман развеется, камень рассыплется на песчинки, а песчинки раскрошатся в пыль. Рожденный умрет. Плоть сгниет. Кости истлеют. Раньше костей, умрет память. Память о нем умрет вместе с теми, кто о нем знал. Не будет боли, не будет мыслей, не будет никаких чувств. Только покой и небытие. Как оно кажется сладко, это небытиё.
Это Гипогей. Это храм смерти, догадался я. И уже был готов подчиниться зову, остаться здесь навсегда. Но внутри меня что-то возмутилось…. Как можно умирать, когда любимые твои живы? А ведь мы в ответе за тех кого приручили… Как можно быть таким эгоистом, чтобы оставить их один на один с бедой? Нет. Нельзя.
Заставил себя встать. Посмотреть сквозь тьму по сторонам, и найти призрачный портал. Рывок и тьма сменилась ярким солнечным днем.
— Боже! Какая красота!
Если разобраться, ничего особенного я не увидел. Лес. Деревья. Только Такие деревья, я не видел никогда в жизни! Самые тонкие пять метров в диаметре по толщине ствола у основания! А вершины? Вершинами они подпирали небо. Сложно сказать, сколько метров, не с чем сравнить, если только с двадцати пяти этажным зданием. А ветки?… Ветки. На нижних ветвях можно построить дом и в нем жить. И я вдруг понял — ЭТО И ЕСТЬ МОЙ ДОМ…. Настоящий ДОМ. Иначе никак не объяснить, почему я вдруг стал внезапно счастлив. Такая благодать снизошла на душу при виде этих деревьев, словно любимую и далекую родню увидел. Словно моё любимое занятие, сидеть на ветке у вершины дерева и слушать, как ветер шумит листвой.
И когда я подошел к ближайшему дереву, прижался к нему, и попытался обнять руками. Из глаз потекли слезы от счастья. Жизнь прожил, а не знал, что можно плакать от счастья. …. И не знал как с этим бороться, потому, что с детства никогда позволял себе плакать, но совершенно по другим поводам… Теперь я знаю, почему становятся варелами… Рожденные по ошибке в чужом мире, они просто ищут свой дом… Чтобы обрасти в нем покой и настоящее счастье…
Что за жизнь пошла? — думал Краевский, обходя уже четвертый квартал, — Ни старушек, ни скамеек. То ли поумерали, то ли поубирали их всех? Помнится, в детстве скамеек было больше, и бабушек на них тоже. А скорее всего бабушек спугнул дождь с переменным успехом поливающий уже третий день. Да и похолодало. Для конца Августа месяца, +17 градусов маловато будет, не сентябрь. Редкие скамейки были мокрые и пустые. Одинокая старушка, пойманная на месте преступления с пакетом у мусорного контейнера, даже фоторобот посмотреть не захотела, не знаю и всё… Неправильная какая-то старушка. Не любопытная.
До обеда закончив обход, с нулевым результатом и чувством выполненного долга, лейтенант Сергей отправился домой, обедать. Прибыв на место проживания, он первым делом побрился, умылся, почистил зубы. А потом к удовольствию маменьки уничтожил все продукты, что подавались, и потому немного осоловел. Отправившись опять на работу уже в третьем часу дня, заскочил в ближайший продуктовый магазин и, уничтожив банку энергетика, вторую захватил с собой. Нельзя сказать, что ему нетерпелось отчитаться о безрезультатных поисках полковнику, а вот неизученные ещё документы дела Колдуна к себе влекли, как алкоголика до рюмки. Надо, же, втянулся, — отметил Сергей, не без удовольствие для себя. К тому, же уже второй человек говорил, что в деле есть ВСЁ! Все ответы на поставленные вопросы, и душа горела быстрее бы их найти. Поскольку вопросов всё прибавлялось и прибавлялось….
Бодрым шагом, добежав до конторы, Сергей добрался до кабинета, узкого, тесного, но можно сказать уже обжитого. Папки были вынуты из сейфа, разложены в порядке очередности, и вот…. И вот тут случилось. Из очередной папки вывалился тяжелый маленький конвертик, а из конвертика прям в воздухе выпала монета. Черная какая-то, словно угольная монета, которая ребром гулко ударилась об бетонный пол, и покатилась к шкафу для верхней одежды у входа, а перед самым шкафом, как заправский мотоциклист легла на бок, и закатилась в узкую щель, под него.
— Вот сука! — выругался Сергей и пошел к шкафу.
Шкаф, не смотря на внешнюю худобу и малогабаритность, оказался тяжелым, и с места двигаться не хотел. Тогда Краевский вооружился пластмассовой линейкой и попытался достать ей монету. Линейка не доставала до монеты, но где-то умудрилась застрять. Пытаясь выдернуть линейку, лейтенант услышал хруст, и вытащил обломок. Что за хрень китайская? Линейки уже нормальные сделать не могут?
Тогда он опять попытался сдвинуть шкаф. Шкаф подался вперед на полсантиметра, и у него отвалилась дверца. Шурупы из навесов вылезли. А раскрошившаяся опилочно-прессованная сущность шкафа прямо намекала на то, что вкрутить шурупы уже не получится.
— Твою дивизию!
Сергей нагнулся за упавшей на пол дверцей, и, не заметив торчащий из шкафа обломок навеса, зацепился пиджаком.
— Хр, — тихо сказала ткань пиджака.
— Блядь! — ответил Краевский, рассматривая рваную дырку на поле пиджака.
Подняв с полу дверцу, Сергей стал рассматривать и кумекать, как бы дверцу приладить. Но ничего в голову не шло. Дело казалось безнадежным. Поэтому он прислонил дверцу к шкафу, и отошел к столу, чтобы что-то решить с пиджаком. В таком виде ходить не хотелось. Но был канцелярский стэплер, и была надежда хотя бы для приличия скрепить края ткани стэплером. Взяв со стола стэплер, Краевский приноровился и таки скрепил двумя скобками края ткани. И даже успел порадоваться результату, когда за спиной раздался грохот. Стоявшая у шкафа дверца съехала по скользкому линолеуму и хлопнулась плашмя на пол.
Хрен с ней! Пусть полежит, — отчаянно решил Краевский и, поднатужившись, попытался сдвинуть шкаф с места. Но мешала дверца. Поэтому дверцу пришлось поднять и прислонить к стоящим вдоль стены стульям. Лишь потом богатырским усилием воли Сергей отодвинул шкаф.
Черная монета лежала точно у стены, упершись гуртом в плинтус.
— Чистаго серебра 4 золотника, 21 доля,…. монета рубль 1811 года — прочитал Сергей вслух, изучая предмет, и рассматривая поднятую монету в руках. А потом подошел к лежащему на полу конверту, из которого монета выпала. На конверте наличествовала надпись авторучкой: «Несчастливый рубль» И крупными печатными буквами надпись рядом: «НЕ ДОСТАВАТЬ! НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!». «Это что? — успел подумать Краевский, — Шутка такая?» Когда с грохотом упала окаянная дверца шкафа, а следом распахнулась дверь кабинета.
— Ты, что лейтенант тут за тарарам устроил? Несчастливый рубль, что ли нашел? — раздалось с порога. У дверей стоял, осунувшийся и какой-то погрустневший, полковник Олег Алексеевич Кудряшов.
— Всё, дело твоё закрыто.
— Как закрыто? — опешил Краевский.
— Нашелся Колдун. В городском морге он сейчас. Завтра свидетельство о смерти получишь, и сдавай дело в архив.
Этого не могло быть, но было. Краевский никак не мог смириться, свыкнуться с мыслью, что вот так… раз и нет дела. Не то, чтобы он его полюбил и душу вложил, но как можно закрыть дело, ничего не поняв до конца? А тем более сдать в архив, куда ему без особого разрешения доступа уже не будет. Поэтому Сергей решил провести ещё одну ночь на работе, но прочитать и изучить всё до единого документа. И так…. Сделав глоток из банки со схематичной мордой примата, Краевский приступил к чтению.
Следующим было дело о «несчастливом рубле». Так оно и значилось в записях старшего лейтенанта О.А.Кудряшова. В восемьдесят шестом году прошлого века, сгорело двухэтажное красное кирпичное здание РОВД Советского района, соседствующее с комитетом. Сгорела крыша, мебель, окна, двери, пол. Сгорело все, что могло гореть, кроме части уголовных и гражданских дел, покоящихся в настоящих сейфах сотрудников, а те, документы, что хранились просто в железных шкафах, таки да, обуглились. И судя по обгорелым краям папки, она хранилась в железном шкафу. Причиной пожара официально признали неисправность электропроводки, и самодельные обогреватели, установленные в зимнее время. В обгорелой папке было дело о суициде некого гражданина П.А.Кароль 1962 года рождения (именно так кАроль, через А). Повесился парень на дереве у реки в городском парке отдыха, а в кармане была записка и означенный рубль. В записке было сказано, что в своей смерти он просит никого не винить, а рубль отдать хозяину, у которого он его украл. Хозяином означенного рубля был указан Листопад М.
Сергею после прочитанного стало не хорошо… Это, что же такое с парнем приключилось, если он решился на самоубийство? Страшно представить. Краевский пять минут с рублем пообщался, а по кабинету как Мамай прошелся. Странно было, что Кароль просто не вернул украденный рубль хозяину. Ну, подкинул бы назад Колдуну, если боялся признаться. Да просто бы выкинул! Вот проблема, на ровном месте! Далее было совершенно непонятно, почему рубль так и не был передан Колдуну, и как это дело оказалось в руках у Кудряшова? Далее лежал только один листок желтой старой бумаги, на которой от руки авторучкой написаны по пунктам последствия общения с означенной монетой.
Следует признать ряд необъяснимых явлений:
1) Внезапные поломки любых предметов, которые обладатель монеты берет в руки.
2) Постоянные травмы от факторов, которые невозможно предусмотреть, и избежать.
3) Наличие некоего магнетизма, и неодолимой привязанности к данному предмету. Невозможно заставить себя расстаться с рублем, выкинуть, или передать кому-либо. (Моя прелесть, — хмыкнул Краевский, прочитав этот пункт.)
4) Крайняя степень невезучести обладателя предмета, и в связи с этим тяжелая депрессия, переходящая в острый приступ суицидальных мыслей. (затем на листке было что-то ещё написано. Буквально пару предложений, которые затем были тщательно заштрихованы, и не читались).
Блин, — подумал Сергей, — неужели Кудряшову все это пришлось пережить на своей шкуре, как очередному владельцу рубля? И как он смог от привязанности к «моей прелести» отказаться?
Более никаких пояснений в деле Краевский не нашел. Ладно, потом обдумаем. Читаем дальше, — подумал он и посмотрел на часы на руке. — Семь минут седьмого. Рабочий день закончился, сейчас маме надо позвонить. Опять что-то соврать.
Хотелось есть, но из съедобного в кабинете был только электрочайник с жареной водой. Поэтому Краевский, отложил документы и решил сбегать в магазин, купить какой-нибудь сэндвич.
— Возвращайся! — орал голос, — Возвращайся!
От неожиданности я вздрогнул и стал озираться по сторонам. Никого. Голос шёл откуда-то сверху, с вышины крон деревьев-гигантов. Показалось? Нет. Там нет никого. Но громоподобный голос бил по ушам:
— Возвращайся! Вернись! Тебя ждут!
Кто ждет? Зачем? — всполошился я. А потом вспомнил, как же… Оля ждет. Сынулька, дочурка, и внуки… Максимка и красотулька Аделинка. Да. Кончено. Я сейчас.
И я открыл глаза. Над моим лицом сверху нависла лохматая седая и морщинистая как старая картофелина физиономия. Векхтер вспомнил я. И сразу ощутил неуютность и какой-то совершенно ледяной холод, и непонятную вонь. Формалин подсказало подсознание.
— Вставай! — орал векхтер.
— Чего орешь? — ответил я. Поднялся и сел, обнаружив, что сижу на высоком металлическом столе из нержавейки. Простынка, которой я был укрыт, свалилась на пол, и стало понятно, почему так холодно. Голый я был совершенно. Голова кружилась, как с тяжелого похмелья. Мутно было на душе, и в глазах мутно.
— А ты чего тут разлегся? Нашел время отдыхать, пошли…, - проворчал старик, но по лицу его было видно, что он доволен результатом, что разбудил меня. Я спрыгнул на пол со стола и пошатнулся. Меня повело. Векхтер, видя моё состояние, взял меня пальцами правой руки за локоть левой, и как несмышленого парубка повел за собой. Повел по тусклому холодному коридору, мимо изваяния санитара замершего с открытым ртом.
Мои босые ноги вяло зашлепали по белому кафельному полу.
— Подожди, — сказал я векхтеру, — мешает….
И остановившись, оторвал бумажную бирку с большого пальца правой ноги.
— Теперь пошли…
— И? — спросил, уставившись на меня векхтер.
— Что и? — переспросил я.
— Ты в таком виде по городу идти собираешься?
— А что ты предлагаешь? — не понял я.
— Кто из нас варела? Ты или я? — сурово спросил старый.
— Ах! Да!
Присмотревшись, я увидел призрак двери слева и шагнул к ней, протянув руку к дверной ручке.